С К А З

               
    про глупого Ивана (баламута и буяна, что был реже трезв, чем пьян),
   злополучный Чемодан, бабку Глашку да  Рубашку, сверхнадежную Подтяжку,
          кошку Муську, с супом Миску да престранную Записку...

             (три дня из жизни российского алкоголика)


                ОГОРОДНИКОВ ИВАН и ЗАБЫТЫЙ ЧЕМОДАН
                (день первый)

    Огородников Иван,
    буйных пьянок ветеран,
    брел в унынье и расстройстве,
    потому что был не пьян.

    Злой недуг сразил Ивана,
    под названьем "брешь кармана"...

    (Это, в общем, ни смешно,
    ни плачевно и ни странно.
    Сей болезнью пол страны,
    коль не более, больны.
    За какого-то Ивана
    нет ни боли, ни вины...)

    Ничего нет у Ивана,
    кроме вечного изъяна,
    многочисленных долгов,
    бодуна по утру  рано,
    да под вечер синяков.

    Пропил все и ум, и кров...

    (Но иные пропивались,
    оставаясь без штанов!)

    Нет ни дома, ни жены...
    Но осталися штаны,
    правда с дырами, но дыры
    -то не каждому видны.

    И, к тому же, у Ивана
    были туфли, как ни странно,
    и засаленный пиджак
    от Кардена иль Кордана -
    все равно... (не в этом дело)

    И пускай надет на тело,
    без рубашки был пиджак,
    зато тело не потело!

    Огородников Иван -
    баламутище, буян -
    брел в молчанье и смиренье,
    потому что был не пьян...

    Но увидел, вдруг, Иван,
    что (на радость? богом дан)
    возлежит у тротуара
    на газоне  чемодан.

    И тихонько боком, боком,
    тайной сапой ли,
                наскоком,
    подобрался наш Иван,
    подобрал и хитрым оком
    поглядел кто есть окрест,
    совершил рукою крест
    и рванул, что было силы,
    напрямик, наперерез...

    Прямо в комнатку на Мойке,
    ту, в которой, кроме койки,
    табурета да стола,
    были:
         Библия на полке
    да иконка (я не лгу)
    с Божьей Матерью в углу;
    да еще для кошки Муськи
    грязный коврик на полу;
    на стене динамик рваный,
    что будил по утру рано;
    полтарелки на столе;
    да под койкой три стакана.

    В комнатушку шмыг скорее,
    понадежней запер двери,
    вскрыл отверткой чемодан...

    Ну а там...

         ("Кому же верить?
    Что такое? Гадом буду,
    если что-нибудь забуду,
    сколько лет внушали нам -
    "в жизни нету места чуду!")

    ...вдрызг измятая рубашка,
    для штанов одна? подтяжка,
    пачки долларов! и йен?!
    и какая-то бумажка...

    Смял бумажку, в угол бросил,
    а душа уж водки просит
    при одном лишь только виде
    денег... В денежном вопросе:
    "тратить денюжки куда?" -
    Ваня спец был хоть куда.

    Деньги есть - пропить их надо,
    нету денег  - не беда,
    угостят друзья быть может,
    или боженька поможет,
    как сегодня вот помог...
    Выпьем други... Славься Боже!

    . . . . . . . . . . . . . . . .

    Огородников Иван,
    буйных пьянок ветеран,
    улыбаясь, полз вдоль стенки...
    Был он счастлив, то есть пьян.



                ИВАН, РУБАШКА и БАБКА ГЛАШКА
                (день второй)

    Встав, Иван принял стакан
    да тотчас же в чемодан
    за деньгами...
                Глядь рубашка.
    Порешил тогда Иван:
    "Голодранить надоело;
    чем ходить на голо тело -
    я рубашечку возьму
    простирну и, знамо дело,
    красота!.."
                Иван пошел,
    в ванной ржавый таз нашел,
    замочил в воде рубашку
    и решил "принять ешо"...

    А вернулся... Вот промашка -
    суше прежнего рубашка.
    Призадумался Иван:
    "Не иначе бабка Глашка..."

    Жил Иван с соседкой в ссоре,
    коли та ему насолит,
    он: то, в злобе, плюнет в щи;
    то "нечайно" чай посолит.

    Бабка то не замечала,
    головою лишь качала,
    бабой набожной была
    и, конечно, все прощала.

    А бессовестный Иван
    был к ней добр, когда был пьян.
    Ране было пил он часто -
    наполнялся лишь карман...
    "Славно времечко" прошло,
    когда "кажный день везло" -

    вот Иван и матюгался,
    и срывал на Глашке зло.

    Вину бабка отрицала,
    головою лишь качала:
    - Ты чего так осерчал?
    Мал те трезвого скандала?!.

    Вновь Иван воды налил,
    вновь рубаху замочил.
    "Экспримент" решил поставить -
    "энто дело" он любил.

    Ждал он, ждал... Да ждать устал,
    призадумался мал-мал,
    вскоре вовсе закемарил...

    А когда глаза продрал -
    все как раньше...
                Вновь промашка:
    вновь суха его рубашка;
    вновь задумался Иван:
    "Но теперь совсем не Глашка!?
    Я ж сидел спиною к двери...
    Знать из импортной матерьи,
    защищат, знать, от воды...
    Вот жа выдумали звери!
    Ладноть, что врагов корить,
    буду я и так ходить,
    только б надобно погладить..."

    И пошел утюг просить
    у отходчивой соседки.
    Та утюг давала редко,
    все боялась что пропьет,
    все ж утюг, не табуретка.
    Но на это раз дала!

    Гладить стал - тоска взяла,
    все морщинится рубаха,
    как не гладишь - во дела!

    - Да-аа... как следует напиться
    не успел... мать! - матерится
    Огородников, - Не сплю,
    а уж сон кошмарный снится.

    Постоял. Утюг отнес.
    "Кто-то шутит... и всерьез!
    Самого себя, аж, жалко,
    и, не просто так, до слез..."

    Ваня в "чуйствах" прослезился,
    остограммился, побрился,
    влез в рубаху, денег взял
    и как-будто испарился...

    Лишь захлопнулася дверь,
    озираясь, будто зверь
    после спячки из берлоги,
    Глаша вышла...

           "Фу-уу... теперь,
    можа дух перевести,
    Ваньку ежли довести
    до каленья - порешит ведь!
    Надо так не повезти
    мне с суседом...
               Прости, Боже!
    все болтаю и  чаго же...
    Все пред боженькой равны!
    Так ругаться мне не гоже".

    Глаша кликнула тут киску,
    налила ей супа в миску
    и ушла, бубня под нос:
    "Довязать к утру б манишку..."


                ПОДТЯЖКА, МИСКА да ПРЕСТРАННАЯ ЗАПИСКА...
                (день третий)

    На Карпинском на пруду,
    видя лебедей чету,
    думу думал Ваня: "Боже!
    И к кому,
              куда пойду:

    Кто же змея приголубит?
    Водка? - губит, но не любит...
    Друг? - я нужен, пока пьет,
    обнесешь - он, враз, забудет;

    В келью-комнатку на Мойке,
    ту, что окнами к помойке,
    где когда-нибудь загнусь
    после дружеской попойки?"

    "Для чего я создан был? -
    мыслит он, - чтоб гадость пил?!
    Может быть не Бог, боженок
    -практикант меня лепил.
    Я не думаю чтоб мог
    ошибиться Господь Бог...
    Мож ему, заместо глины,
    сунул черт дерьма комок?
    Мож виновен и не бес,
    не удался мож замес?..
    И явился миру Homo
    только Sapiensа без."

    "Ох, как давит грудь рубашка,
    (не дышать, а жить! мне тяжко)
    промокнула кровь мою,
    будто воду промокашка.
    Продал душу ты, Иван,
    за какой-то чемодан.
    Как же так ты промахнулся -
    ты же был совсем не пьян?
    Да-аа... права, наверно, Глашка:
    Человек - есмь червь, букашка!" -
    вновь расплакался буян...

    "Кстати, там была бумажка...
    Да! листок какой-то был!
    как же я о нем забыл?
    Сатанинская расписка!?
    Мол, я продал... черт купил...
    за какую-то тыщенку...
    душу грешную, душенку!
    горемышную с душком...

    На рубашку-распашенку
    да какую-то подтяжку
    променял все...

             Как мне тяжко,
    будто выжали меня,
    как лимон..."
                "Пойду бумажку
   поищу, авось найду.
   Сердце чувствует беду...
   Что ж, пора... - решил Ивашка, -
   и меня призвать к суду..."

   . . . . . . . . . . . . .

   "...деньги здесь... на мне рубашка...
   Что еще?.. Ага, подтяжка...
   (Вокруг шеи обвязал)
   будет галстук... Где ж бумажка?
   Куда дел? едрена вошь,
   без поллитры не найдешь, -
   призадумался бедняжка. -
   В уголок забросил мож?"

   Отыскал Иван листочек.

   "Что за чушь? Слова меж строчек...
   Без поллитры не поймешь -
   непонятный, пьяный почерк.
   Буквы, право, так мелки,
   словно черные жучки,
   так шныряют по листочку...
   Поищу-ка я очки".

   ...взвизгнув,
   прочь помчалась киска,
   под ногой качнулась миска,
   равновесье потеряв,
   Ваня выронил записку,
   вскрикнул "мама!" да обмяк,
   свой конец нашедши так,
   зацепившися подтяжкой
   за дверной, резной косяк.
   А записка подле ног
   опустилась...

             "Прости, Бог ,
   что я жил не по-людски...
   Больше видеть я не мог
   эту грязь, разврат, обман...
   Не судите... был не пьян..."
   И подписано коряво:
   "Огородников Иван."

   . . . . . . . . . . . . .

   P.S.  Да простит читатель мой
         поворот такой крутой,
         начал я за здравье было,
         завершил за упокой...

         Милым дамам, господам
         я совет хороший дам:
         "Головы не потеряйте,
         коль найдете чемодан!.."