Александр. поэма

        АЛЕКСАНДР
       (поэма-быль)

1

Бывает разный уровень трагедий,
И разный у народов взгляд на них.
Одних ведёт к трагедии злой гений,
Нет просто счастья в жизни у других.

Чужая боль бывает непонятна
Тем, кто всегда во всём имел успех,
Кто может стон души понять превратно
А в окаянстве допустить и смех.

Но всё ж живёт в народе состраданье,
Есть высшая мораль внутри души.
Рассчитываю встретить пониманье
Твоё, читатель, сам о том реши.

Хочу я рассказать о человеке,
Который в жизни встретил море бед,
И всё же жил несломленным на свете,
Шагнув уже в восьмой десяток лет.

Рассказ мой прост о русском парне Сашке…
Родился до войны, в семье – один.
А жили так:  коль было две рубашки –
Зажиточным считался гражданин.

Отец, Василий,– зоотехник сельский,
Мать – по хозяйству, хлев да огород,
Труд женский незаметный, вроде мелкий,
Хлопот же доставляет – полон рот.

Живут нормально, как все люди, вроде,
Отец с утра на ферме, мать – в трудах:
Ведь руки женские – они всегда в работе,
А отдых – остаётся  лишь  в мечтах.

Отец попал на переподготовку…
А тут война… Оттуда он на фронт –
Домой не смог, с военной обстановкой
Нельзя поспорить – враг к столице прёт.

На Минской магистрали всё в движеньи,
Бомбят фашисты, наши тоже бьют.
Там, в полосе Смоленского сраженья
От смерти людям где найти приют?

Всё бросишь,  побежишь искать спасенья
От бомб, снарядов и фашистских мин!
Бежали люди не от развлеченья –
Детей спасали, сколько было сил.

Каких только страстей не претерпели
При оккупантах люди в той войне!
Днём немцы, будто дома, пили – ели,
А ночью партизаны шли к еде.

Наведывались часто полицаи,
Предатели под видом партизан.
Кормили, сомневались и гадали:
Свои бойцы или один обман?

Всё было: и облавы, и засады;
В любой момент судьбу решить могли
Непрошеные гости, словно гады,
Насиловали женщин, хаты жгли…

Не терпит мой рассказ любой  неправды,
Иначе смысла нет его писать.
Рука дрожит от гнева и досады,
Потомки  наши правду должны знать.

Знать, что в  годину вражьего засилья
Непросто выжить, сохранить детей…
Война – она сердец людских плавильня:
Одних – в металл, других – в сердца зверей.

Но выжить всем хотелось в том пожаре,
На все уловки в страхе люди шли,
Молили  Бога о суровой каре
Врагам, что нашу землю злобно жгли.



2

Господь всегда наводит справедливость,
Он долго терпит, зато больно бьёт…
В Берлине ставил точку на всю подлость
И Вася наш – за слёзы, за народ!

Был дважды  ранен, но вернулся с фронта,
Жена встречала, с ней сынок с сестрой,
Не знавшей до счастливого момента –
Какой он, её папочка родной.

Тогда партийным больше доставалось,
В райкомах долго думать не дают:
– Сам видишь, что с Землёю нашей сталось,
Бери колхоз, налаживай там труд…

Страна в разрухе, не хватает хлеба,
По карточкам лишь скудный рацион,
Народ  свои излишки ширпотреба
На хлеб извёл, помог чтоб выжить он.

– Ну, что сказать? В колхозе, так в колхозе,
Далековато, пятьдесят ведь вёрст…
– Зато народ там весь не уничтожен,
Хотя вопрос этот совсем не прост...

Так фронтовик решением райкома
Попал в деревню со своей семьёй...
А жить пришлось в конторе того дома,
Правление где правило бедой.

Наш фронтовик отцом был не суровым,
Тепла лишь не хватало для детей,
Бывало, выражался крепким словом
И в труд вонзался мощью своей всей.

Бывало хату, полную народа,
Обозревают с печки брат с сестрой,
А сизый дым от злого самосада
Их любопытство душит злой слезой.

Мать возмущалась: «Как же это можно
Травить детей забористой махрой?»
Правление согласно: «Так не должно,
Для председателя дом нужен свой.

В селе Никольском есть одна усадьба,
Помещик жил там тридцать лет назад.
Далековато только – это правда,
Зато детишкам есть прекрасный сад…»

Помещичья усадьба в запустении,
Встречала всё же красотой былой:
И барский пруд, и дивные растения,
И сад прекрасный, старый, но живой.

Ну, наконец, колхозный председатель
Обрёл пристанище своей семье…
В работе – весь, не даст соврать Создатель,
А дом с детьми, как прежде, на жене.

Так тридцать лет, скитаясь по району,
Хозяйствовал с колхозной беднотой,
Потом с совхозной…  Было не до звону,
С послевоенной тягостной бедой.

Бывало так, что в доме ни дровины,
Жена ольху завалит кое-как
В надежде, что внимание мужчины
Привлечь сумеет, муж ведь, как-никак.

А муж усталый, поздно возвращаясь,
Откинет ту ольху с дороги прочь
И едет, потихоньку чертыхаясь,
Забыв, что и жене надо помочь…

И тайно появляться стало чувство
Досады – от работы до зари,
Жена его любила безыскусно,
Но червь тоски точил её внутри.

А зимней ночью волки страшно выли,
Детей пугая и грозя бедой…
Но всё же дети счастливы здесь были,
И дом старинный стал им, как родной.

И летом волк не преминул проведать
Гусей домашних, что пасла сестра,
А та за ним – ну с коромыслом бегать,
И прогнала бандита со двора.

Отец гордился смелостью девчонки,
Хвалил, жалел по мере своих сил,
И, белые погладив волосёнки,
Частенько тихо, по-мужски грустил.

Хотелось ласки, теплоты, уюта,
О чём мечтал он часто на войне…
Сказал однажды ласково: «Анюта,
Рожай ещё ребёночка ты мне».

И появилась в доме по заказу
Девчушечка – ну, вылитый отец –
Чернявая, горластая, и сразу
Размолвкам прежним наступил конец.

Любимицей отцовской стала в доме
Черноволосая, все ласки – первой ей,
И помощь стала несколько весомей,
Характер тоже несколько складней.

А Сашка рос как будто в другом мире,
Не пасынком, конечно, но без ласк,
Высокий ростом, и в плечах стал шире,
Красавец юный, сельский здоровяк.

В те годы в школах многих переростки
В науках отвыкали от войны,
С трудом  осиливая знаний горстки,
И сразу в труд бросаясь от нужды.


3

И Сашка всё ж осилил восьмилетку,
Хотя по возрасту – почти жених.
Куда податься, на какую ветку
Вспорхнуть птенцу, в ком силы на двоих?

В деревне грамотею где работать?
Затылок чешет – как же дальше быть?
– Попробуй, Сашка, физруком. Чего там!
Есть место в школе – надо застолбить.

Процесс пошёл, уроки физкультуры
Для молодого парня – разве труд?
А кровь кипит, уже девичьи груди
Волнуют парня, пробуждая блуд.

Но мать строга. Попробуй возвратиться
Не вовремя с работы иль с гульбы –
Поленом так огреет, что лечиться
Пришлось бы с материнской молотьбы.

А тут, как снег, девчоночка из Тулы,
Учительница скромная… Она
Все мысли Сашкины вдруг повернула,
Да и сама, казалось, влюблена.

Какой метелью занесло бедняжку
Из областного центра в эту глушь?
Возможно, думала, что едет в сказку?
Об этом я поведать не берусь.

А Сашка, с детства человек серьёзный,
Но строгостей мамаши не любил,
Когда та за платочек от влюблённой
Могла сказать: «Верни! Кто подарил?»

Ну, не дитя же сын – дверь низковата,
Вот-вот на службу юношу возьмут,
И дом отца ему стал тесноватым,
Уже и свой рисуется уют.

Даёт природа каждому надежду –
Найти неповторимый свой цветок,
Который в свою яркую одежду
Окрасит жизнь и новый даст росток…

Сразила Катерина Александра,
Любовью заразила, хоть ты плачь,
Дышать не может без неё он, странно –
Тихоня юная для парня – лучший врач.

А тут повестка – Сашку на три года
Берут служить в военно-морской флот.
Прощай любовь и сельская свобода…
И вот он из «учебки» фото  шлёт.

Ах, кабы знать, где вдруг упасть придётся,
Как говорят, соломки б подстелил…
И он упал. Да на посту. Очнётся
В больнице Сашка… Службу завершил…

Опять в деревню. Ох, как трудновато
Осмыслить, что с тобой произошло,
И чувствовать как будто виноватым
В том, что тебе с судьбой не повезло.

А как хотелось Сашке стать матросом,
Гордиться флотом, морем, кораблём…
Жизнь накидала сразу сто вопросов,
Сто разных сложных, тягостных проблем.

Куда податься, где найти работу,
Заняться чем и как же дальше жить?
Не раз он вспомнил и родную роту,
И то, что флот не сможет разлюбить.


4

Екатерина в отпуск предлагает
Поехать на родителей взглянуть…
Так иногда сама судьба решает
Куда свои стопы в ней повернуть.

Поехали. Вдвоём. Он парень видный,
И ростом, и дородством – всем хорош.
К тому ж моряк, и человек солидный,
Матроска, бескозырка, брюки клёш.

Понравился матрос! И тут же свадьбу
Затеяли с родительским словцом.
Мать говорила: «Надо подождать бы…»
Да где там, раз сошлись – дело с концом.

Так перебрались Катя с Сашкой в Тулу –
Девчонка тульская и ярцевский мужик.
Любовь, заполнив Сашкину натуру,
Теперь двоим сердцам принадлежит.

Глава семьи. Теперь он отвечает
Не только за себя, а за двоих.
Потом ведь от любви детей рожают,
Придётся брать ответственность за них.

Любовь – любовью, только быт устроить
Необходимо прежде других дел.
А Сашка не успел тыл подготовить,
Сказался вскоре собственный пробел.

Работы нет…  Вернулись вновь в деревню,
Опять в ту школу. Угол пришлось снять,
Всерьёз о жизни думать повседневной
И научиться ею управлять.

Негаданно – нежданно сын родился.
Жена опять на родину зовёт.
Сорвались. Только в Туле зацепиться
Судьба семейству шансов не даёт.

Помыкались – помыкались два года
По частным неустроенным углам,
Обоим надоели переходы,
Вернуться предлагает Сашка сам.

– Есть тётка моя в Ярцеве, Матрёна,
Дом в городе, она там не живёт.
Кончать нам надо жизнью жить мудрёной,
Я там пойду работать на завод…

И вот открыта  новая страница,
Токарным делом Сашка овладел,
Катюша в школе временно трудиться
Устроилась. Всё вышло, как хотел.

Второй сынок родился. Богатеет
Семья сынами, только трудно ей,
Поскольку ни квартиры не имеет,
Достаток – символический скорей.

5

Решила в детский сад Екатерина
Пойти работать – двое ведь детей,
Здоровыми росли чтоб оба сына,
Пришлось со школой распрощаться ей.

Четыре года в трудном счастье жили.
Но тут настигла первая беда:
Однажды в праздник Сашку так побили,
Пришлось забыть о счастье навсегда.

Нашли, конечно, местного подонка,
Который бросил Сашку на бордюр,
Висела жизнь на волосочке  тонком,
Со смертью рядом совершая тур.

Мужик стал инвалидом первой группы –
Инсульт по всей по левой стороне,
Покой его покинул с той минуты,
Принудив жить с бедой наедине.

Ещё четыре очень трудных года
Лечений и сомнений, и тревог,
В чужих углах терзала несвобода,
Нескоро свой светился уголок.

Но Сашка жил с огромной жаждой жизни,
Сынов обоих музыке учил,
Хвалили их, не знал он укоризны,
Поскольку страстно сам баян любил.

Рука его, увы, теперь не знала,
Как из басов баянных звук извлечь…
Жена молчала и переживала,
Сама не зная  мужа как беречь…

Благодаря отцам социализма,
Жилища всё же строила страна,
Позор ажиотажного вещизма
Гораздо позже обрела она.

Пришлось бороться, пробиваться с боем
К ключам своей квартиры, хоть какой.
И наконец, семейный быт устроен,
Впервые появился угол свой.

Когда беда немного отступила,
Домашний быт стал так невмоготу,
Сама душа у Сашки попросила
Вернуть её к заветному труду.

Пошёл к врачам, чтоб группу поменяли,
Чтоб можно было снова на завод…
Желание его врачи признали.
Шёл Александру тридцать шестой год.


6

И вот герой мой снова на заводе,
Он – светокопировщик, труд простой,
Зато при деле, да и ценят вроде –
С людьми двадцать два года – стаж большой.

За это время дети поженились,
У старшего, Володьки – сыновья,
У младшего с детьми не получилось,
Бездетною останется семья.

О сыновьях подробней  – будут дальше
Трагические строки, как рубцы.
Когда родители их стали старше,
Не говорили: «Дети молодцы».

«Хрущёвка» Сашке быстро надоела:
Этаж был первый – холодно зимой,
Подвал холодный – ноги стынут, дело?
Решился поменяться на второй.

Такая же «хрущёба» проходная,
Теперь внизу – гудящий гастроном.
Что ж за судьба такая–растакая?
Не по душе ему и этот дом.

Опять судьба решила по иному:
Скончалась в Туле Катина сестра,
А завещание по даче и по дому
Оставила на Катю и не зря:

Сестра мечтала, чтоб Олег остался
На ярцевской квартире – он женат,
А Сашка с Катей быстро собирался,
Катил бы к «тульским пряникам» назад.

И началось опять переселенье –
Наследство ж как-то надо принимать.
Известно: переезд – столпотворенье,
Тому, кто не изведал,  не понять.

Две родины – Смоленщина и Тула,
Попробуй  их от сердца оторвать!
Тут чувства! Их российская натура
Привыкла ностальгией называть.

А бюрократы тульские не дремлют,
Прописку новосёлам не дают.
Иногородних в Туле не приемлют,
Вопрос решать пришлось им через суд.

Ох ты, Россия, милая Россия,
Ты всех в стране к абсурду привела:
Слова пустые говоришь красиво
За свой народ, за добрые дела,

Пенсионерка ж, получив в наследство
Своё ж гнездо, где родилась давно,
Должна на бюрократов тратить средства,
Чтобы сказать, что все они – говно!

Да, ладно, пусть простит меня читатель
За резкость выражений. Но стране,
Где весь народ – великий созидатель,
Зачем, зачем купать его в дерьме?



7

Казалось бы – всё, надо тормознуться,
Квартира отвоёвана, чтоб жить…
Да не к кому душой в ней прикоснуться,
Детей не видеть, внуков не любить…

А в Ярцеве у старшего проблемы:
Семья распалась у него вдали.
У всех разводов так похожи схемы:
Он пьёт, она гуляет – нет семьи.

Недолго Сашка наслаждался Тулой,
Плодоносящим садом и Упой,
Вдруг родина жены стала постылой
И страшно захотелось в край родной.

В стране в то время разрастался кризис,
Инфляция сводила всех с ума,
Все сбережения людей свела на минус,
Банкротом стала партия сама.

Обгадилась, изолгалась, сбежала
И за страну ответственность сняла,
До сей поры ошибок не признала
И власть капиталистам отдала.

А если золотой телец затронул душу,
Он спать не даст, коль есть возможность брать.
И потянуло бывшего чинушу
Без партбилета в воровскую власть.

Продали Сашка с Катей за бесценок
Свой дачный домик немудрящий, сад,
Квартиру обменяли с тем, кто ловок,
И возвратились в Ярцево назад.

С обменом хоть немного подфартило –
Сумели ту «хрущёвку» обменять
На очень даже классную квартиру
В три комнаты, чего ещё желать!

Сыночек старший вновь обрёл семейство,
Родился третий сын – в новой семье.
Работает бетонщиком, но средство
От пьянства не нашёл в своей душе.

В конце концов с женою поскандалил,
Она сказала: «Водка или я…»
Сыночек отцу с матерью добавил
Такого горя!  Пить стал, как свинья.

Естественно, с работы попросили,
Не держат и на стройках алкашей…
Откуда взять пенсионерам силы,
Чтоб тунеядца вытолкать взашей…

Не знали на Руси таких традиций,
Чтобы родному сыну не помочь,
Глушили боль от всех его амбиций,
Переживали горе в день и в ночь.


8

Проклятый кризис! Как концы с концами
Сводить при жалкой пенсии, ну, как?
Сын без работы, гибнет с пьянью днями,
Вносить квартплату нечем, всё – не так!

И вновь обмен, опять купля – продажа,
Ненужный, трудный вновь ажиотаж…
Нет подходящих вариантов даже –
Опять «хрущёба»,  пятый аж этаж…

Как тяжко. Инвалидов жизнь загнала
В такой нелепый, тягостный тупик.
Такой исход семья не представляла…
Впервые Сашка головой поник.

Но надо жить, а кризис треплет нервы,
А сын на них играет, как щенок,
Надежда на последние резервы
Осталась всё же – младший есть сынок.

Но младшенький с женою укрепился
Надёжно так в родительском дому,
Что долг сыновний тоже притупился,
Помочь чтобы семейству своему.

Теперь и он – слуга капитализма,
Помощник тем, кто приберёт к рукам
Завод отцовский. Вирусы цинизма
Пути закрыли и к его мозгам.

Так и живут на свете горемыки:
Пенсионерка, старый инвалид,
Да их сынок родной, который тихо
Потаскивает вещи и бухтит.

Бывало,  мать пошлёт его за хлебом,
Даст денег, ждёт – пождёт и день, и два,
А он их, жалкие, пропьёт с соседом,
Приходит, на ногах держась едва.

Аккуратист был Сашка, он порядок
Всю жизнь свою старался соблюдать,
Любил подкрасить, много тратил красок,
А в магазин уже не мог гулять.

Жена пыталась доставлять продукты –
Не будешь с голодухи помирать…
Но некие отъявленные «фрукты»
В подъезде её стали обирать.

А тут звонок с завода без искусства:
«Ваш сын Олег смертельно обгорел…»
Лишилась мать от страшной вести чувства,
И Александр от горя обомлел…

Поехали на горестное дело
Сестрицы Сашки – надо помогать,
Родители не в силах даже тело
Родного сына съездить опознать.

Владелец у завода теперь новый,
Черту капитализма надо знать! –
Приказ отдал помощникам суровый:
«Московских тёток близко не пускать!»

С большим скандалом отдал им зарплату.
Прокуратуру явно подкупил,
Поскольку в деле нету виноватых,
Кто безвозвратно сына погубил.

Друзья потом расскажут, что случилось:
«Завод  братва банкротит. Дела – нет.
Что можно – продавалось и скупалось,
Зарплату выдавали без монет,

То телевизор, то микроволновку
Всучат через карманный магазин.
Такую безнадёгу – обстановку
Народ терпел наш год уж не один.

А чтобы людям вновь вернуть работу,
Хозяин вариантов не искал:
Наращивая собственную квоту,
Он по дешёвке акции скупал.

В заложниках живём  у капитала,
Завод холодный, люди все без прав.
Когда-то нас страна всё ж защищала,
А на хозяев новых нет управ…

В той комнатушке, где мы раздевались,
Спасал нас электрический «козёл».
Мы, там отогреваясь, спотыкались
Не раз. Олег одеться туда шёл.

И в темноте Олег как раз споткнулся,
Упал на злополучного «козла».
Мы ждали в проходной – он не вернулся,
Пошли за ним, а он – почти до тла…

Бесславно отдал жизнь здесь наш товарищ.
Хозяевам всё – как с гусей вода,
Деньжищами, как пить дать, откупались –
В крови, мол, алкоголь – его вина.

Как можно, чистоганом занимаясь,
Забыть о безопасности людей
И, задницу свою спасти стараясь,
Причислить всех нас к стаду алкашей?

Мы молоды, не хуже, пусть не лучше
Таких же зарубежных, как и мы…»
Слова правдивы… Распалялись пуще,
А правду отстоять-то – не смогли…


9

С тех пор Катюша как окаменела,
Не проронив  слезы одной из глаз,
В день похорон  как будто не скорбела,
Что с сыном видится в последний раз...

Беда очередная накатила –
Слабела Катя быстро головой…
И сёстры Сашкины тогда решили
Забрать всех в подмосковный город свой.

А что поделать? Пропадут ведь люди
Без посторонней помощи, помрут…
Мы детям непутёвым разве судьи?
Когда-нибудь они это поймут,

Поймут свою сыновнюю жестокость,
Окаменелость, чёрствость душ своих,
Поймут родительскую одинокость,
Когда их дети хуже всех других.

В Электрогорск  приехали весною…
Переселение – в который раз!
Была квартира у сестры пустою…
Пора бы здесь закончить мой рассказ.

Но не смогу, он полон драматизма,
Событий горьких, словно снежный ком,
Они накатят… И за тризной тризна
Опять придёт в их горемычный дом.

Сестра у Александра – та же Лина,
Что у отца любимицей была,
Не испытала в жизни половины,
Частицы счастья, жизнь ей не дала.

Муж умер очень рано от склероза –
Ему чуть больше было тридцати,
Потом смерть сына – вечная заноза,
В тридцать шесть лет ему пришлось уйти.

А как хотелось ей, чтоб сын был счастлив,
Оставила квартиру: «Сын, живи!
Учись, женись, в работе будь удачлив,
Я буду рядом. Если что – зови…»

Купила домик, занялась ремонтом,
Другой мужик такого бы не смог,
Уютный дом  с достаточным комфортом –
Трудов её значительный итог.

Нет утешенья матери от горя,
Ничто не радует, ни дом свой, ничего,
Осталось жить, с судьбой своей не споря,
Молиться за покой души его.

Могила сына стала вторым домом,
Цветы в ограде из гранитных плит,
Лампадка на кресте горит дубовом,
Она и днём и ночью там горит.

Беда одна не ходит, как известно,
Но как представить можно бед поток?
А он, как сель, смыть может повсеместно
И город, и всех в нём в короткий срок.

Случилось вскоре новое несчастье –
Пожар соседка учинила… Дом,
Который Лине дорог был – до страсти,
Сгорел до тла,  и всё, что было в нём:

Все книги дорогие, документы,
Вся фонотека сына – сотни лент,
Поверишь поневоле аргументу,
Что у судьбы другой дороги нет.

Вернулась Лина вновь в квартиру сына,
Где брат с семейством обжились слегка,
И где жива ещё и их кручина,
А тут своя опять, как с потолка.

Но её воля, воля к созиданью
Покоя не давала день и ночь.
И, приложив огромное старанье,
Она беду старалась превозмочь.

Сумела вновь построить себе хату,
Горбом, что называется, своим.
В долги залезла и сказала брату:
«Давай твою квартиру продадим,

И со своей квартирой я расстанусь,
Мне всё напоминает в ней о том,
Что сына нет, я каждой вещью ранюсь,
А вам жильё поменьше подберём…»



10

А Сашкин сын слегка остепенился,
Казалось, взялся что ль мужик за ум,
С работой – грузчиком – определился,
Отвлёк отца и мать от грустных дум.

Обед готовил старикам со вкусом,
Варил борщ флотский классно иногда,
Но это было краткосрочным курсом,
Соскучился по пьянке – вновь беда…

Недели через три звонок с работы:
«Ваш родственник на улице лежит,
Весь мокрый, в луже, я спросил: «Чего ты?» –
А он словами скверными бухтит».

Позорный факт – да… Зять завёл машину,
Нашёл, из лужи пьяного достал,
В грязи был весь. С трудом впихнул в кабину,
Потом её неделю отмывал.

Привёз домой… «Примерный курс» закончен.
Работу – побоку. Дурной настрой…
Да, видно, окончательно испорчен
Сынок… Заегозил вдруг сам домой.

Как раз тогда зять собирался к брату –
Могилы своих близких навестить.
Нашёл сын повод – вспомнил про квартплату,
Квартиру посмотреть, мол, стал финтить.

Отец серьёзно – взял от сына слово,
Что тот вернётся через денька три.
Зять на затею посмотрел сурово…
«Ну, ладно, – просит Александр, – возьми».

Пока там зять с делами расправлялся,
Володя, сын, все денежки пропил,
Конечно, к кассе ЖКО не приближался,
Три дня с дружками прежними кутил.

В назначенное время зять подъехал
Забрать обратно грешника домой,
Но жест гуманный не имел успеха,
С дружками тот, с нетрезвой головой.

– Ты обещал отцу назад вернуться,
Мать не встаёт, ей нужен твой уход.
Ты что, решил их бросить? Сам загнуться
Один здесь можешь, пьянствуя, урод!..

– Назад я не поеду, не пытайся
Меня уговорить, я так решил.
В работники я там не нанимался.
Да, обманул. Да, может, согрешил…

– Ты на кого родителей бросаешь?
Зачем обманом тешил мать с отцом?
Больные инвалиды! А ты знаешь,
Что ты навек слыть будешь подлецом?

Колени преклонить готов, Володя,
Не надо грех брать на душу такой!
Жизнь родичей почти что на исходе,
Последний сохрани им хоть покой…

Ни капли слёз на каменное сердце,
Ни справедливый гнев не помогли.
Пришлось уехать, крепко хлопнув дверцей,
С бушующим негодованием внутри.

– Я сына больше вашего не знаю,
Земля как его носит – не пойму!
Нет в моём сердце места негодяю,
Нет больше сострадания к нему.

Земную жизнь закончил очень скоро
Клятвопреступник в полной нищете.
Всё разбазарил, пропил даже шторы,
К последней подходя своей черте.

Жена вторая приходила – Таня,
Студент – сын Паша тоже приходил,
Но знали и они, идя, заранее:
Чтобы спасти его – не хватит сил.

В тот день последний за бутылку водки
Пустил он парочку – поночевать…
Те утром ужаснулись от находки –
Хозяин мёртв… Пришлось ноль два набрать.

К сестрицам Сашка: «Сёстры, помогите,
Прошу вас: спрячьте сына в Землю-мать,
Последний ведь… Вы строго не взыщите,
В могиле что лежит, хоть  будем знать…»

Похоронили там же, честь по чести,
Смоленская земля ему своя…
Прости, читатель за плохие вести,
Но так вот гибла Сашкина семья.


11

Остался он наедине с супругой,
Она уже осмыслить не могла,
Что умер сын. И со своим недугом
Хлопот на годы Сашке принесла.

– Болит у тебя что, скажи мне, Катя?
– Да нет,– ответит сразу, – не болит.
– Кто я тебе, ты знаешь?– Ты – мой батя…–
Не признаёт супруга, всё лежит…

Вот так к нам испытания приходят…
За что они? Не суждено нам знать,
Возможно, что грехи нас всех находят,
Чтоб мы о них не смели забывать.

– Какие же грехи у моей Кати?
За что её Господь так наказал?
Пусть грешен я, в конечном результате,
Я за своё безбожие страдал,

Но Катя, Катя скольких воспитала
Детей до школы, в школе столько лет,
От неё даже муха не страдала,
Не то, чтоб причинить кому-то вред…

Болезнь жены теперь не позволяла
Расслабиться ему даже на час.
Она и раньше будто не страдала,
Ни жалоб от неё, ни мокрых глаз.

– Сестра, теперь пуста наша квартира,
Зачем она нужна за сотни вёрст…
Осуществляй свой план, заштопай дыры,
Хотя и он совсем не будет прост.

Но вариант нашёлся очень скоро.
Вновь переезд, теперь недалеко.
Сомненья были, даже были споры,
Но всё шло удивительно легко.

Квартира однокомнатная, в доме,
Где все удобства есть, тепло, светло,
Прописка есть, и соцзащита вскоре
К ним подключилась, тоже заодно.

Заботы Сашке становились в тягость,
Бывало, сам чуть ноги волочил,
Своя болячка столько лет не в радость,
Герой наш стойкий чуть не голосил.

Пришлось следить за сухостью постели,
Колоть жене уколы и кормить,
Возить до ванной раза два в неделю,
А иногда и чаще могло быть.

Конечно, Сашке было не по силам
Осуществлять всё это одному,
Родные люди помогали миром
Не унывать в такой беде ему.

Бывало: упадёт жена с кровати,
А как её одной рукой поднять?
Звонит: «Прошу, придите Христа ради,
А то Катюша станет замерзать…»

Укроет бедную, пока ждёт, одеялом,
Под голову подушку подложив,
А сам всегда переживал немало
За свой звонок и за ночной призыв.

Приходит зять, и часто сразу в ванну
Везёт Катюшу медленно под душ,
Помоет её, некогда желанную
Супругу, что не смог бы сделать муж.

– Ну, что ж такое? Для чего живёшь ты?
Когда Господь возьмёт тебя к себе?
Уж пятый год терплю одни тяго`ты,
И нет конца бессмысленной борьбе…

Отчаянье порой одолевало,
Просвета к облегчению всё нет…
А Катя никаких забот не знала:
«Нет, не болит», – у ней один ответ.

Однажды  соцзащита  предложила:
«В пансионат оформим мы жену».
С трудом, но мужика уговорила,
Готова документ вручить ему.

Уже назначен день для передачи
Больной в пансионат. Вдруг Сашка сказал: «Нет,
Я не отдам жену, – сам чуть не плачет, –
Пусть уж я сам. Она ведь там умрёт».

Рассудок к Кате так и не вернулся,
Физическая немощь всё ясней…
Однажды  утром Сашка вдруг проснулся
От тишины щемящей в комнате своей.

Преставилась... Задумался тут Сашка
Над многолетней пыткой жизнью всей…
Один остался, все свои промашки
Стал понимать теперь ещё ясней.


12

Свобода от забот ошеломила,
Куда девать себя в такой тиши?
Какая-то неведомая сила
Спать не давала в мысленной глуши.

Раздумья, слишком тяжкие раздумья,
Его одолевают, мысли врозь:
«Зачем жизнь прожил как-то неразумно,
Не мог соблазнов многих превозмочь?

Мать говорила:“Не женись на Кате,
Другая девка сохнет по тебе.
Твоя невеста вон заснула в хате,
Ты приглядись внимательней к судьбе”…

Действительно, такое ведь бывало…
Сестра была со странностью, и брат,
Тот тоже доставлял хлопот немало,
Потом шагнул с балкона в палисад.

Любовь была доступной и затмила
Все недостатки молодых тех лет.
Зачем-то ведь судьба шесть раз возила
Меня туда – сюда? В чём тут секрет?

Секрет простой – хотелось знать, где лучше,
Где можно человечески пожить,
И в поезд жизни, в человечью гущу
Войти хотелось, чтоб с мечтою быть.

Мечта была, чтоб сын стал баянистом,
Да я и сам без памяти любил
Народный инструмент, и даже слишком…
Сын в музучилище ведь поступил.

Но огорчил – ученье быстро бросил,
Как и работу,  не любил  потеть.
Потом… Потом была сплошная осень,
В которой жить перестаёшь хотеть…

А сам – зачем подонков оголтелых
За пивом злополучным не пустил?
Беды бы не случилось, может, с телом,
И как-то по-другому б жизнь прожил…

Ах, думы—думы… Здесь в Электрогорске
Теперь один… Но, правда, две сестры…
Заботятся… И в сердце, ставшим чёрствым,
Бывают всё же проблески весны.

Но, внуки, внуки… Как бы ни крутила
Их взрослая судьба, своя семья,
Неужто память начисто отбила
Жестокость им. А кровь-то в них моя…»


13

Живёт на свете человек безвестный…
Трагедию семьи поведал я…
Нельзя мне вывод делать интересный,
У самого порой блестит слеза.

Жалеть нельзя – он не оценит жалость,
За помощь – да, всегда благодарит,
И соцзащите пишет благодарность,
И скорой помощи по вечерам строчит.

Да, оптимизм не сломлен, это важно,
Хотя от тяжких дум бывает груб,
Живёт с душой живой, а не бумажной,
И в жизни признаёт лишь честный труд.

Всегда во всём старался справедливость
Увидеть в жизни, в счастье чтоб пожить.
А был ли он когда-нибудь счастливым?
Об этом, мой читатель, вам судить.

Январь-март 2011
Электрогорск