Глава третья

   На Юпитере мы пробыли чуть более недели, пронаблюдали установку базы, разогнали с корабля прижившийся там персонал СЭПа, и после дозаправки отбыли. На очереди были новые планеты с заброшенными или неизвестными цивилизациями, народами, но, к сожалению, людьми или гуманоидами. Откуда там взялись люди? Это просто напросто далекие поколения прилетевших с Земли, но по каким-то, им одним ведомым причинам, оставшихся там навсегда.
   Нагло солгу, если скажу, что знаю, почему наш выбор пал на планету Лапицида. Планета эта носит название единственного города, который лежит на ее поверхности. Ну, наконец, хоть что-то интересное, после того, рядового случая на Венере. В конце концов, не так часто выпадает возможность отправиться куда-то дальше пределов   Солнечной системы, Венера – Марс – Титан – Ганимед – Праксидике и так далее, практически по кругу.
   Все это давным-давно известно и всем порядком поднадоело, а вот про Лапициду рассказывают интересные истории. Кто во что горазд: одни с гордостью говорят, что там царит утопия, другие же с тревогой им отвечают, мол, ваша утопия на грани падения. В определенных кругах поговаривают, что ради спасения великой идеи утопизма, на Земле была собрана команда из лучших специалистов всех возможных областей науки и псевдонауки. Их запихнули в корабль и отправили на Лапициду. Спасать. Кого? Народ Лапициды или идеи? И тут им Инквизиция ответила, мол, давайте всех, и идеи, ну и народ вместе с ними.
   Специалист специалисту рознь, и уж больно меня терзают сомнения по поводу этой их экспедиции. Почему они не вернулись? Допустимо, что там возникли проблемы, но где же отчеты? Кто это там осмелился не предоставлять отчетов ООП, Инквизиции и другим устрашающим организациям? Недопустимо. У руководства, конечно, и длинные руки, но и там не всегда раскидываются деньгами на реализации таких дальних полетов. А рейсовые транспортники так далеко пока не ходят.
   Если в общих чертах, то конечно же, полет мы решили совершить движимые лишь научными (а кое-кто, личными) интересами. На тот момент нам троим было просто нечем заняться, а я Палатина не видел сто лет, так что этот рейс нам был просто необходим, так сказать, в честь старой дружбы. Но при этом есть и другие возможности – добыть сведения для ООП, Организации Объединенных Планет, или как всегда, чем-то заинтересовать СИк, более известную как Священная Инквизиция.
   В принципе, это один из немногих дальномаршрутных полетов, который мы могли себе тогда позволить – и времени было не бесконечно много, и средств, как всегда. Да и в Питере нас с Сашкой ждут, хотя.. не только в Питере.
   Не смотря на то, что безграничность Вселенной породила бесконечное количество прекрасных, пылающих и светящихся своей первозданной, нетронутой красотой, галактик, созвездий, систем, планет, у людей, как вида, изначальная нехватка времени. Или ты никуда не успеваешь, или ты есть в одной местности, но ты уже упустил возможность быть на другой стороне планеты.
   Время, время. Чисто человеческая врожденная способность упускать его. До недавних пор – безвозвратно. Странно, что это свойственно именно нам, точнее – им, людям, и только людям. Если вспомнить всех тех, кого я знал, с каких бы они не прибыли планет, с каких бы созвездий не пришли, они любили этот мир, и стремились открывать все больше, иногда больше, чем положено, за что их не всегда понимали другие, Эйнштейн, например.
   У человеков большие проблемы, но их решают лишь в том случае, если они совсем оборзели и начинают клевать в темя.
Небольшая шлюпка для вылазки, как мы ее ласково называли, “Скорлупа”, вежливо и с удобствами доставила нас на борт Идущего.
   – Так, ребята, у нас есть полчаса на то, чтобы пообедать.
   – Да какой «пообедать», – возмутился Сашка, снимая скафандр – у них тут за десять суточных часов успеваешь только позавтракать, иногда, если конечно сильно повезет, то и поужинать, а про обед и мечтать не стоит.
   – Ну вот, тебе на радость, у нас сегодня и завтрак, и обед, и ужин, но уложиться надо в пол часа, – ухмыльнувшись сказал Палатин и выдвинулся в направлении столовой.
   – А я пока схожу проверю, не звонил ли кто, – сказал я, и многозначительно почесывая бороду отправился в капитанскую.
   – Питаю надежды, что на Венере никого не забыли, – крикнул Пал уже из столовой.
На всякий случай обернувшись еще раз, я увидел Сашку – он уже дошел до столовой, и обильно жестикулируя, выкрикнул, – если что, сами себя спасут, у меня тут, между прочим, обеденный перерыв!
   В капитанской рубке приглушенно горел свет, когда я вошел, стало так же светло, как и в рабочие часы. Медленно опустившись в кресло, я вызвал видеоархив. Там завалялось море непрочитанных сообщений, среди них были новые. Нашлись даже совсем свежие, а точнее одно, двухчасовой давности. Адресант – некто Лука. Хм, кто же это мог быть? Лука Лукич? Отец того самого Агасфера Лукича, из известной нам повести. Все возможно в этом безумном мире, да и в том безумном мире тоже.
   Поставив на воспроизведение запись звонка, я окончательно убедился, что это тот самый Лука, о котором я подумал. И что забавно, у никогда не слышал, чтобы хоть кто называл его как-либо иначе, по-фамилии, хотя бы, по должности, или к примеру с приставками г-н, мр и так далее. Лука всегда был Лукой, в присутствии любой аудитории, то ли это были подчиненные, то ли те, что сидят наверху.
   Как-то мы с ним на эту тему говорили, и Лука сказал замечательную фразу: «Послушай, Най, если человеку дали имя, то именно оно его определяет, ничего более, зачем же крепить еще сотни никому ненужных ярлыков поверх этого имени? Вроде фамилий, званий, должностей, регалий. Так что пускай зовут меня по имени, мне так нравится, удачное ведь имя, правда, Най?». К слову, для его рода деятельности имя просто замечательное, лучше и не придумаешь. Хотя попытки были – Иоанн, Петр, Павел и все остальные из ближнего круга. Да и выглядит он как должен выглядеть Лука.
Сегодня мой старый друг был весел и бодр, что обычно не свойственно Инквизитору его уровня. Хотя, с его-то мироощущением один черт знает, как можно было стать Инквизитором. Он помахал мне с экрана рукой, широко улыбнулся и оказал мне честь стать одним из свидетелей, как он это сам называет «чуда». Откровенно говоря, сам ничего чудесного я не увидел, если конечно не считать старого разведчика класса Б-А чем-то из ряда вон выходящим. Правда последний совершал некие эволюции, ему не присущие, что вполне можно было принимать за чудо, своеобразное такое чудо, скажу я вам.
   Как потом оказалось, Лука в свободное от казней и анафем время, увлекался робототехникой и программированием, так что со временем все стало на свои места – это было простое хвастовство.
   Я решил, что перезвоню попозже и отправился в столовую к экипажу, не знаю, что они там делали, но пахло вкусно, и даже ничего не горело, как обычно это случается. Сашка и Пал оправдали мои ожидания – бортинженер яростно уплетал макароны по-флотски, а связист уставился на дверцу, где рядами стояли коспайки (космопайки) – небольшие контейнеры, вакуумные наборы блюд, которые «готовятся» в микроволновом  преобразователе, в народе – микроволновке.
   Вдруг Сашка вскочил, отпихнул в сторону Палатина, не глядя схватил с полки контейнер и отправил его в микроволновку.
   – Что за дела? – возмутился было Пал.
   – Кто не успел, тот опоздал, а опоздавшему — кость.
   – В большой семье клювом не щелкают? – осведомился я.
   – Истинно так, мой друг, – продекламировал Сашка, подперев бока руками – и вообще, ничего страшного не вижу в том, чтобы подождать двадцать секунд и дать возможность набраться сил молодому поколению. А, старички? Между прочим, молодое поколение в моем лице вполне заслужило доппаек, особенно после пережитых волнений и эмоциональных нагрузок на уже окрепшую, но восприимчивую психику.
   – Восприимчивая психика бортинженера дала сбой... хорошее начало для серии анекдотов, как думаешь?
   – Да, фамильная детская восприимчивость, – усердно выговаривая каждый слог, Сашка медленно доставая из микроволновки здоровенный кусок мяса на кости, окруженный лоснящимся жиром, – я не виноват, друзья, это все генетика.
   – Хватит уже сочинять. Та-ак, чего бы мне сегодня попробовать? Земная пища не так уж дурна, возьму-ка я себе сате. Давай по порции сате, Пал?
   – Доверился бы мнению профессионала, но раз таковых тут не наблюдается, давай что есть. Распробуем и войдем во вкус, как говорил диетолог моей жены до того, как ее разнесло.
   За таким своеобразным пиршеством я поведал ребятам о тайных увлечениях Инквизитора Луки и странных движениях, на которые способен обычный разведчик давно вышедшего из производства класса Б-А.
   Процессия была возмущена и взбудоражена.
   Процесс принятия пищи пришел к своему логическому завершению с рассказом Сашки о каком-то старинном друге, друге детства, который по велению судьбы много пил. Рассказ был даже короче моего. Все смеялись, стучали ладонями по крышке стола, в том числе и я, но не могу ручаться, что понял, в чем именно заключалась шутка.
В общем, через сорок с лишним минут все вдоволь наелись, совершили насущные и неизбежные операции, после чего собрались в рубке. Пока я записывал ответ нашему дорогому Инквизитору, бортинженер развернул корабль и поставил конденсаторы в режим активного накопления, а Пал снова пристраивался к консолям давно не пользуемой панели центральной связи. Большая часть энергии, как известно из школьного курса, растрачивается на первых километрах, пока не преодолеешь притяжение планеты, поэтому обычно практикуется дозаправка на нестабильных орбитах, чтобы не конструировать дополнительные ракетоносители.
   На Земле из-за таких затрат отменялись многие космические программы конца 20 и 21 веков. Многие тамошние умы пыхтят над этой проблемой, и мне кажется, еще долго будут.
   Опуская подробности перелета и восхищения слаженностью работы команды, странно было лишь то, что за все время пути ничего не произошло, совершенно ничего, будто мы ехали на старом троллейбусе из Симферополя в Алушту. Было даже немного непривычно совершать такое далекое путешествие и не встретит на пути своем разведчиков, дронов, зондов или на худой конец столкнуться лоб в лоб с браконьерами, или привести в исполнение инструкцию СИк №456-32 «о мерах борьбы с мусорщиками», хотя такие хорошие ребята порой попадаются среди них. В какой-то момент нам даже хотелось хоть незначительной заворушки, просто кровь разогнать, а то прекрасный, но начинающий со временем надоедать единообразный пейзаж за бортом совсем довел нас до исступления.
Когда корабль ложится на курс, все происходит под контролем машины, которой с легкостью можно довериться, ведь она проверена и испытана годами и нами, поэтому можно было погрузиться в сон. Физиологически, среди нас, во сне нуждался только Александр, я же пользовался криосном лишь для того, чтобы убить время, или почитать – в наши дни были популярны аудиокниги, называлась эта процедура темпоральной стимуляцией коры головного мозга альфа-импульсами, или чаще всего — аудиокниги.


   – Не правда ли, она прекрасна?
   – Еще как, Най. Практически как Земля, только облаков что-то не видно.
   – Это вы еще не видели той стороны, ребята, – откуда-то из-за спины сказал Сашка, – пока вы бессовестно дрыхли, я навел кое-какие справки, в большей части исторические и нашел парочку фотографий.
   – Исторические — это значит по слухам и сплетням? – спросил я в пространство, подняв со стола фотографии.
   – Исторические — это значит факты, Толь, не мути воду. Так вот, оказалось, что пресса не всегда врет – в Архиве та же информация, что и в газетах, ничего полезного, в принципе. Утопия, восстание, анархия – сведения почему-то не систематизированы и не сортированы по датам событий, или хотя бы по дате поступления в Архив. Странно.
   – Пресса не врет? Это громкое заявление, Александр Андреевич. Палатин, что Вы скажите по этому поводу?
   – Я? Да в принципе, ничего, – сонно пробормотал Палатин, уставившись в трансляцию с камер на днище корабля.
   – Да ну вас, – махнув рукой, я удалился выпить стакан воды в столовой, да и размять ноги.
   Вернувшись к ребятам, я заметил что у Палатина изменилось лицо.
   – Чего ты приуныл, мой друг?
   – Ты же видел фотографии, Най, ты видел что там, на той стороне?
   – Пал, ну и чего ты раскис? Никогда пустыни не видел?
   – Тебе это не напоминает инь и янь? Мертвая и живая сторона планеты. Звучит зловеще.
   – Старики, мир построен на противоположностях... забыл это умное слово...
   – На антагонизмах, – вставил Пал.
   – Да, спасибо, – окончил Сашка, – а вот это серое пятно, я так понимаю, город?
   – Ребята, мы садимся или фотографии рассматриваем? – спросил я, усаживаясь в кресло и застегивая ремень, – гравитация +6% от Земной, включай стабилизаторы, садимся.

   Пришлось сажать звездолет на совершенно непригодном для этого месте, но иного выбора у нас не было, и я все же боялся повредить опоры, но Сашкино «да все будет нормально» просто выкинуло эти мысли из моей головы поганой метлой. Сели удачно, даже все системы остались работать в дежурном режиме. За бортом было неуютно тихо и солнечно, если это понятие вообще применимо к свету других звезд. Погода и вправду нам благоприятствовала: когда основной шлюз медленно опустился на поверхность, в лицо ударил свежий ветерок, несущий с собой запахи другой жизни, пока еще не известной нам, и не ясно, сможет ли кто узнать про эту жизнь? Навряд ли. На Земле люди за несколько десятков тысячелетий не смогли изучить не то что природу, в рамках которой они обитают, но и самих себя – до сих пор называют мозг «продуктом неземного происхождения».
   Сашка выкатил краулер наружу, Палатин немного потоптался на месте и вышел следом за машиной. Окружавший нас мир благоухал всевозможными ароматами и наш новенький краулер, который мне достался по блату, смотрелся на фоне всей этой красы словно бочка отходов на земляничной поляне. За рулем доблестный бортинженер прокатился еще пару десятков метров и затормозил. Затормозил так, что чуть не вырвал гусеницами половину всей травы на поляне.
   – Дружище, я вижу ты решил оставить след в истории этой планеты? Точнее два следа, которые наверняка видны из космоса, – недовольно проговорил я, наблюдая, как тот вылезает из краулера.
   Палатин посмотрел на меня, сильно щурясь, словно ребенок, впервые вышедший на яркое солнце после непроглядной зимы. Он теребил свою козлиную бородку, значит, все-таки здесь нравилось, он просто как всегда ко всему очень медленно привыкает. Я снова перевел взгляд на Сашку, тот уже опустил спинку кресла, спрятал остекление кабины, снял майку и улегся, положив ее себе на лицо.
   Неподалеку был пролесок, я бы его назвал березовой рощей, но поскольку там не было ни единой березы, да и насаждение было явно искусственное, то пускай остается пролеском. Вернувшись взглядом к родному кораблю, я увидел, что Пал совсем расслабился, уселся на траву рядом со шлюзом, и натянул травинку между большими пальцами, видимо, с целью извлечения звука, но судя по напряженному выражению лица – безрезультатно.
   – Пойду в лесок зайду, – сказал я себе под нос, но Палатин услышал и одобряюще кивнул.
   И медленно, словно боясь нарушить первозданность этой природы, сделал первый шаг в направлении деревьев. Трава под ногами как-то странно хрустнула, и я тут же поднял ногу с опасением того, что по своей глупой неосмотрительности я мог кого-то, или что-то раздавить, но с счастью ничего не обнаружил, небольшой след 47 размера, трава под которым практически мгновенно восстановилась. Когда наконец я оказался на достаточном расстоянии, чтобы рассмотреть деревья, или что бы это ни было, я отметил для себя одну, бросающуюся в глаза отличительную черту, всех их объединяющую – крона только с внешней стороны была привычно зеленой, а с обратной стороны от кромки до ствола цвета медленно перетекали от зеленого к пурпурному. Вряд ли в земной природе часто встречается этот цвет, тут же он присущ практически каждому дереву. Я помню еще со времен учебы, что в средневековой Англии вещество для краски подобного цвета добывали из специальных моллюсков, проживавших в определенной среде, но это же один случай на миллион.
   Идя на поводу у старой привычки, я быстренько построил пару догадок на этот счет.
Первая догадка. Всем известно, что растения, она же флора, делится на царства, виды, семейства и так далее и тому подобное. Каждый частный случай, узкий круг индивидов может резко отличаться от других только ему присущими чертами.
   Вторая догадка. На примере Земли, листья в кронах этих деревьев меняют цвет в зависимости от объема доступных световых лучей, и соответственно, от их теплоты. Допущение о недостаточности уровня соков в данном слое листвы в голову не пришло из-за того, что я уже ясно представлял себе климатические условия данного региона планеты: постоянный поток тепла от двух светил. В пользу этой догадки играет и тот факт, что планета всегда находится в состоянии день или состоянии ночь (вращение вокруг собственной оси настолько незначительно, что за все время пребывания человека на Лапициде было зафиксировано смещение на полградуса, а это практически ничто в таких масштабах). Вот так и существует Лапицида со светлым полушарием, и полушарием, погруженным в вечный мрак. И к слову, освещенная сторона никогда не была обделена влагой – по слухам, что с недавних пор при необходимости дождевые тучи здесь генерируются искусственно.
   К счастью, потребность содержания полей в пригодном для взращивания культур состоянии отпала, в связи с разработками городских муниципальных НИИ – это нечто на подобии нашего коспайка, но исключительно для местного пользования. Поэтому, вся система ирригации, вышедшая из использования, была обустроена для орошения таких лесов и полей, иногда — для развода рек, а со временем и вовсе заброшена. Генераторы дождевых туч справляются со своей задачей на отлично. Жалоб не поступало.
   Так вот, не успев сделать и пары шагов вглубь леса, я наткнулся на одно из устройств той самой системы орошения. Это был неглубокий ров из неизвестного мне материала, на ощупь он напоминал пластик, но судя по состоянию, не поддающийся механическому износу – вся ниша была в идеальном состоянии, будто только что произошла закладка рукава и рабочие мгновение назад остановили работы и ушли на заслуженный обед.
   Буквально в десяти метрах от меня на дне рукава что-то лежало, а может, сидело. Не знаю чем, но оно явно выделялось из окружающего мира. Хотя по ощущениям, я уже привык к пурпурной листве так же, как коллекциям черепов тахоргов. Осмелюсь допустить, что оно отличалось от всего остального, что я здесь видел почти идеальной полосой шипов (расположенных по позвоночнику, как я тут же предположил). Возможно, я бы прошел мимо и даже носом не повел, но в приученный взор бросалось то, что это «нечто» совершало малозаметные волнообразные движения.
   Подобравшись поближе, я увидел, что оно двигает шипами на спине. Или оно движимо шипами? Насторожила меня ритмичность и точность этих движений, и полное отсутствие хаоса на первый взгляд. Машина, – подумал я, – просто старый заброшенный механизм, только не совсем представляю его назначение. Я пошарил глазами по траве вокруг меня в поисках палки, дабы продолжить грубый эксперимент с данным прибором, но, не обнаружив таковой, я решил в принципе не беспокоить то, что не беспокоит меня. И только после мысли об упавшей ветке меня осенило, что я не встретил ни одного пня, ни ветки, ни опавших листьев, что ввело меня в некоторый дендрологический шок.
   Потоптавшись на месте в ожидании того, пока два инстинкта — познавать и самосохранения борятся во мне, я все-таки решил спуститься в рукав и проверить свою живучесть. Оно оказалось матово-коричневого цвета, а шипы, если присмотреться, отливали синим. Собравшись с силами и глубоко вдохнув, я качнул один из шипов и приготовился бежать, но нет — внешне не наблюдалось никаких изменений, или я их просто не заметил, что вряд ли. Посидев еще немного, но, так и не дождавшись вразумительных объяснений от этого товарища, я поднялся, взбежал по склону русла и направился к ребятам.
   Наша команда трудилась в поте лиц своих: бортинженер был занят своими прямыми обязанностями – сохранял покой, и для верности спал в той же позе, что и полчаса назад. Палатин же чинил побитый Сашкой блок связи.
   – Состояние пациента оставляет желать лучшего? – осведомился я.
   – Да нет, Най, все в порядке, – немного помолчав, вытирая чистое лицо грязной рукой, добавил – только легкие ушибы, капитан!
   – Ладно, ребята, сворачиваемся.
   Я подошел к краулеру, встал на подножку и толкнул Сашку в плечо. Он машинально поднялся, протер глаза, надел майку и завел краулер.
   – Вы там побыстрее можете? Мне надоело ждать, – как обычный человек, он ворчал спросони.
   – Не серчай, батюшка, мы сейчас.
   Мы с Палом в четыре руки быстренько занесли блок связи на Идущего. Поставили его практически на входе, я набрал шифр и шлюз стал медленно подниматься, нам пришлось выбегать, чтобы успеть до полной герметизации.
   Краулер с непривычки показался безумно неудобным, комфортабельность в этом случае как определение совершенно не подходит, но он и не был предназначен для персон высшего эшелона. Машина вполне справляется с поставленными перед ней задачами, и пересеченная местность, и водные преграды до трех километров – свыше трех никто не рисковал тестировать. Наш краулер развивает скорость от ста до ста-пятидесяти, и сегодня мы шли прекрасно, практически летели над поверхностью травы. Я оглянулся – мой корабль, давно уже ставший домом, родиной и местом, где я провожу большую часть своего времени со своей любимой – работой.
   Я повернулся лицом в направлении движения и закрыл глаза, как вдруг Палатин толкнул меня в плечо, – смотри, Най, смотри скорее, – он указывал пальцем туда, где мы только что оставили Идущего. И глаза мои обманули меня – за нами вставала стена пыли до самого неба, и не возникало ни одной здравой мысли, откуда она могла здесь взяться, в поле травы.
   – Ото пылище, – сказал Сашка, он смотрел в зеркало заднего вида, – старики, откуда это она? Может с той стороны? А? Ветра?
   – Точно, Александр, ветра! – крикнул я, – Как же я сам до этого не допёр? Но посмотрите, пыль уже оседает, значит ее здесь не так уж и много, а ветра не такие уж частые. Остановить машину! Смотрите!
   - Александр? - Спросил вдруг Сашка.
   Из этой пыли, медленно оседавшей на землю, не цепляя травы и догоняя нас, бежало стадо животных. Они были необычайно грациозны. Грубость человеческих телодвижений не идет ни в какое сравнение с ними. Люди просто недостойны ходить, если они не передвигаются как эти ребята. Они нас заметно догоняли, Сашка поднажал, но это совершенно не возымело эффекта, и тогда впервые я испытал чувство страха за своих ребят, как-то перехотелось умирать. Сразу же вспомнилось, что у меня еще жена на Земле, моя маленькая Энн. Принцесса, которая так хотела улететь со мной, еще до Венеры, и просто жить на корабле, но Федеральная Служба Контроля Доступа в Космос, ФСК(дк), запретила ей совершать дальние перелеты, сославшись на состояние здоровья. Как нам сказали, «только в пределах семи планет», ну на «нет» и суда нет. Поэтому она осталась дома, который на Земле, а мне пришлось лететь на Плутон, потом подвернулась эта ситуация на Венере, вот теперь – Лапицида. Долго, долго.
Мы встретились девять лет назад, когда ей было восемнадцать и она была совершенно невинна. Мы встретились на перевалочной станции на Луне, она летела домой, на Землю, к берегу теплого моря. Так что мне пришлось оставить Идущего на Луне и лететь с ней. Сегодня в человеческом обществе свадьбы, браки, ЗАГСы и вся остальная дребедень уже не в моде, так, противный анахронизм; так что мы просто живем вместе, вот уже девять лет. И я был на сто процентов уверен, что я не дам себе умереть, еще раз не увидев того, как она хмурится, когда ей что-то не нравится.
   Как только воспоминания отхлынули назад, я увидел, что существа, похожие на очень волосатых зебр цвета хаки, несущихся быстрее, чем любая скаковая лошадь, поворачивали куда-то направо, я прикинул, на глаз в табуне было голов двести. А впереди из зеленой глади грубо вырастал город каменно-железным гигантом.
   Он был жив и величав, столь же как мертв и безобразен. Жаль, любоваться мы могли им только в движении – нам, как и человечеству, снова не хватало времени. Город был открыт: никаких стен, блокпостов, кпп и тому подобных земных намеков на пограничные территории. Что действительно смотрелось фантастически, так это дороги города, выходившие прямо в густую траву, и не было понятно, то ли это трава наступает на город, то ли город пробует свои силы в борьбе с планетой, носящей его имя – каменотес.
   Буквально в одном квартале от границы уже можно было заметить несущиеся машины. Хотя нет, вру, носящихся машин в городе не было, так бывает лишь в земных городах, в большинстве из них. На Лапициде все те же люди, если быть точным, четвертое поколение человеков, родившихся здесь. Они никуда не спешат, ибо везде могут успеть. Они в состоянии быть везде, даже не желая этого, хотя нежелания здесь нет и быть не может. Нежелание возникает из-за отвращения, вызываемого объектом. Здесь вы нигде такого явления не найдете. Каждый занят своим делом, ему предначертанным – соцбиология дошла до того, что каждый ребенок рождается с задатками, нужными обществу. Следовательно, отпала нужда в высшем и специальном образовании, поэтому улицы не полны студентов и красивых зданий университетов тут не встретить. Всем привычное высшее образование вытеснила все та же эволюция препаратов внутриутробной стимуляции мозга. Зато в какой-то степени установилась социальная справедливость – перестали существовать «дарования» и «таланты», остался только профессионализм. С этими словами улетучилась и гордость, и зависть, да и многие остальные глупые предрассудки. Если вспомнить, то именно в этом заключалась главная беда человечества начала двадцать первого века – слишком много гордости, забот, предрассудков и страхов. Страх перед общественным мнением – самый бессмысленный и беспощадный.
Здесь нет ничего, что присуще людям, оставшимся там, на Земле.
   К слову, всякие сумасшедшие предсказания на тему обществ такого типа, вроде тех, что все люди станут носить серые одежды и обернутся тенями былой славы человечества. Друзья мои, это не так. По крайней мере здесь. Люди были разные, слишком разные, что сразу же не вызывало сомнения в том, что ты на Земле. В каком-нибудь Норильске. Единственное, что жутко непривычно, так это то, что каждый, буквально каждый человек на улице с легкостью предоставит тебе ответы на вопрос, которые ты искал годами.
   – Въезжать туда на краулере будет неприлично, как думаешь, Толь? – Спросил Сашка, осматриваясь.
   – Думаю, да. Судя по трафику, мы с нашей махиной там не пролезем, без вариантов. Хотя можно было по стенам, но не будем вносить в этот прекрасный мир хаос. – Отозвался я, думая что делать, – Не могли же они проворонить наше прибытие. Думаю, за нами кого-нибудь должны прислать.
   Я завершил мысль и спрыгнул в траву, она снова захрустела под сапогами. Я печально повернул голову туда, где остался мой дом. Идущего нельзя было отсюда увидеть, но что-то подсказывало мне, что он стоит там же, где мы сели. И вдруг я понял, что …
   Палатин вывел меня из филологического ступора, – Най, что такое?
   – Посмотри, – я повернул его голову параллельно моему взгляду.
   – Ну, и что там? – Недоумевая, пожал плечами Пал.
   – Слепой что ли? Трава!
   – Трава-трава. Обычная трава, что тебе опять не так? – Он шаркнул по зеленой глади ногой.
   – Колея, друг мой, ее нет.
   – Проведем следственный эксперимент, – из краулера вылез бортинженер и повалился на траву, что даже хруста слышно не было.
   Я подошел и подал ему руку – он весил раза в два больше меня, но мы устояли. Подошел связист, мы присели над очертаниями Сашки в траве. Не прошло и четверти минуты, как трава начала будто разворачиваться, раскладываться с нехарактерными для рядовой «земной» травы. Еще буквально пару секунд и она колосилась пред нами в своем первоначальном виде.
   – Коллеги, какие предложения? – Я встал и выпрямился.
   – Механизм? – Озадачился Сашка.
   - Вряд ли, скорей программа, – накручивая бороду на палец, высказал своей мнение заслуженный связист всея чего-то там.
   – Или особенности строения флоры. А может, она способна мыслить? Саш, не надо смешков всяких. Многими учеными высказывалась эта гипотеза, кстати на счет твоей Земли так же. И если мне не изменяет память, то этим вопросом серьезно занималась горстка ученых в конце девятнадцатого века. Но все это гипотезы и предположения. В таких случаях либо пан либо пропал.
   Пока мы предавались философским изысканиям, на дороге, ведущей к нам, появилась машина. Из пассажирского окна (справа) высовывалось радостное, начисто выбритое лицо с редкими волосами на затылке. Гладко обритая голова ото лба до уровня ушей – признак высокого чина. Весь остальной народ носит такие прически, как им пожелается. Любые, кроме отличительных.
   Подъехавшая машина была на удивление громоздкой и неуклюжей – чем-то напоминала полуразобранный танк «Мамонт». Двери машины плавно уши вверх и на горячую поверхность дороги спрыгнули трое. Водитель, видимо, остался на боевом посту. Двое из них были с характерными прическами, а вот третий был совершенно лысый (может, знак какой?), тучный и безобразно низкорослый.
   Приветствие осуществили по всем требованиям древней традиции. Мы с Сашкой автоматически встали в том положении, которое принимали при любых контактах на открытом пространстве или в неизвестном месте – Сашка стоял сзади и немного правее, в двух шагах, Палатин по старой памяти отошел влево и остановился вровень со мной, повернувшись лицом так, чтобы видеть всех. Именно по его сигналу мы начинали принимать меры, если ситуация выходила из-под нашего контроля, но такое бывало редко, хотя бывало. Сейчас Палатин был спокоен, но пристально наблюдал за лысым, который медленно подошел ко мне и остановился в паре метров.
   Незнакомец был не оригинален. Такое приветствие я слышу уже на протяжении шестидесяти лет.
   – Приветствую Вас, – отозвался я, – мы прибыли сюда ведомые научными интересами. Будем рады провести у вас парочку недель.
   – Да-да, конечно. Мы рады принимать таких высоких гостей. Прошу проехать с нами. Вашу машину оставьте здесь, и не волнуйтесь, она будет транспортирована в город, ближе к центру и Управлению. Если что, он будет всегда на виду – ваши апартаменты в здании Управления, на тринадцатом этаже.
   – Я не оставлю его здесь, и даже не просите, – сгоряча ругнулся Сашка, влезая в краулер.
   – Но...
   – Оставьте его, Руслан, он поедет за нами, – я махнул в сторону Александра рукой.
   – Но, простите, я не представился. Мы что, знакомы? – Лысый, стоявший впереди, заметно засуетился.
   – Не волнуйтесь вы так, нет, мы не знакомы. А в представлении не было нужды, я просто все про всех знаю, – сказал я, медленно осматривая его с ног до головы.
   – Я знаю все, но только не себя..., – Палатин вспоминал вслух строчки Вийона из сборника поэзии.
   – Товарищи поэты, прошу, – Сашка выглянул из окна и совершил рукой приглашающий жест занять свои места в салоне.
   – Нет-нет, вот Вы можете оставаться там, – истерически затараторил Руслан, – а вас я прошу поехать со мной, хотелось бы показать вам город, все-таки услышать его историю от мера вдвойне интересней. А?
   – Как пожелаете, господин мэр, – сказал Палатин.
   – Никаких «господинов», прошу Вас, мы живем в современном обществе.
   – Кто как, а Пал – вряд ли, – сказал я, похлопав друга по плечу.
   – Главное, – обратился к нам мой друг, – что Руслан Александрович Коровин живет в современном обществе, – и на этот раз он постучал ладонью по моему плечу.
Мэр наклонился к рядом стоящему лысому и что-то сказал.
   – Не правда, мы нисколько не странные, – сказал вдруг Палатин, переведя взгляд с мера на второго.
Неизвестный бритоголовый отпрянул в сторону и оставил мэра в одиночестве. Он не нашелся что ответить на свою собственную реплику, неясно как услышанную.
   – Ладно, ребята, поехали. Прошу вас простить моего друга, он всего-навсего аудиал.
Мы погрузились в машину. Она, скажу я вам, резко отличалась от остальной городской техники. Форма странная, чем-то напоминает приплюснутый конус. Рассчитан транспорт на девять человек: водительское кресло впереди, и восемь кресел сзади. Кресла расположили так, чтобы пассажиры могли видеть друг друга лицом к лицу. Хотя, мне кажется, еще человек десять можно было бы сюда запихнуть при желании.
   Расположились мы более чем удачно – мэр и его сотоварищи сидели спиной к надвигающимся улицам и пожирали нас глазами, я был расслаблен, и чувствовал, как Пал сосредоточен на том, чтобы не показывать своего волнения. Откуда у этого человека взялось волнение? Я ткнул его локтем в бок и только тогда он расслабился, и даже откинулся на спинку сидения. Мы сели рядом, на два центральных кресла. Благо, окна были во все пространство по бортам машины, так что было видно все без исключения. Неслись мы быстро, поэтому толком нельзя было ничего рассмотреть. Но чего-то не хватало этим улицам. Фонарей, аптек и народа. Да, на улице не было ни души. Я было начал думать, что по этим улицам уже давно не ходят человеческие ноги, но нет, не прошло и пяти минут, как за окнами стали мелькать люди, степенно идущие кто куда (правда, выбор направления не большой – или туда, или оттуда). Видимо, это был первый знак того, что мы приближались к центру города. Что самое приятное, так это полное отсутствие чего-либо делового в образах всех этих Лапицидян1. Народ носит только приятные оттенки – никакого серого, черного, белого, хаки. Только цвета радуги, хотя не все. Цвета. В связи с тем, что резкой смены сезонов на планете нет, и не приходится так часто менять одежду, точнее количество этой одежды на каждом отдельном индивиде, люди носят что-то вроде брюк и маек (которые когда-то называли футболками, напоминаю). Народ носил кеды. Да, я был до безумия удивлен, но это и вправду оказались кеды. Некоторые были в ботинках, или что-то вроде этого, но таких было мало. Единицы. Я тут же посмотрел на обувь наших новых друзей – они были в ботинках.
   – Почему на улице так мало людей, мэр?
   – В большинстве своем они перемещаются по городу на глайдерах, господин Советник, особенно сотрудники институтов. Хотя, ведутся разработки более продвинутого варианта Нуль-Т кабины.
   – А почему сейчас улицы просто кишмя кишат?
   – Здесь центр, – вдруг заговорил полулысый, что сидел слева от мэра – люди смотрят под ноги, есть возможность пообщаться лично, да и у колодца побывать.
   – Ммм, колодца? – Спросил я, немного приподняв левую бровь
   – Терпение. Чуть позже вы все увидите сами.
   И воцарилось молчание, Палатин наконец-то совсем расслабился, а я было закрыл глаза, но оказалось, что мы уже приехали. Оказалось, что окна по бокам – это двери из цельного стекла. Трое вышли в дверь, за которой виднелись ступени к высоченному зданию, а мы с Палатином вышли на площадь. Машина поехала буквально сразу же, даже не закрыв дверей. Мы проводили ее взглядом, как тут же из дальнего угла вылетел наш краулер, и понесся к нам навстречу по прозрачной поверхности площади. Там, под нами, процветала какая-то жизнь, что-то медленно перемещалось по красным каналам, и я было подумал, что Сашка сейчас под массой махины провалится вниз, но нет, краулер шел так же, как  и по траве десять минут назад. А по центру площади расположился тот самый Колодец, о котором нам говорили.
   – Это он и есть? – Спросил я у мэра.
   – Что именно? – Мэр повернул голову.
   – Вот это круглое невысокое строение по центру площади, и есть Колодец?
   – Да, это он. Идемте, в мой кабинет, оттуда лучше видно. И площадь, и колодец.
Вот и Сашка подъехал, бросил краулер прямо у лестницы, немного заехав на три ступеньки, и выскочив из кабины подбежал к нам.
   – Ну, ребят, как вам городок?
   – Пустые улицы и кишащая людьми площадь, управленцы, отчасти похожие на скинхэдов, жизнь по обе стороны поверхности планеты, утопии. Черт знает что тут творится. Я мало чего понимаю сейчас, в принципе.
   – Да, Най, нам надо найти того, кто сможет все разложить по полочкам. Этот мэр мне не особо нравится, должен же быть здесь кто-то еще, кто все знает.
   – Господа, пройдемте, – с явным раздражением в голосе вмешался мэр.
Мы зашли внутрь и очутились в огромной зале с высокими потолками и колоннами (как-то уж слишком непрактично для здания, построенного бывшей исследовательской экспедицией). Буквально от самого порога к противоположной стене вели магнитные рейки, чем-то напоминающие ставшие теперь историей ковровые дорожки. Как нам сказали, чаще они используются для доставки к лифтам тяжелого багажа.
   – Совсем обленились, – шепнул мне на ухо Сашка.
   Всего лифтов я насчитал семь штук, а тот, что посередине, видимо, был особенным – по контуру его окольцовывала зеленая линия, плавно перетекавшая справа налево. По старой памяти я рассчитывал наткнуться на портье, или любой другой пропускной пункт, но нет – по правую сторону, почти до самого потолка стояли клетки – как мне показалось, такой наглядный виварий из местной фауны. Я было раскрыл рот, чтобы спросить на счет странного элемента интерьера, но нашего мэра не покидала суета, и мы прошли прямиком к лифту с зеленой каймой. Справа же стояли невысокие столики на одной ножке и к каждому приставлены по три стула. Что-то подсказывало, что они по желанию прячутся под пол.
   Двери лифта отворились – это оказался портал, не эта знаменитая механическая кабина, что тащит тебя медленно за тросы вверх, цепляясь за выступы на каждом этаже, и из-за этого мотыляясь из стороны в сторону, а просто – шагнул и уже там, где надо (или, где повезет). Порталом, согласно общеизвестной инструкции, пользоваться можно только по одному, по вполне объяснимым причинам, и я воспользовался этой небольшой паузой ради того, чтобы очередной раз осмотреться. За одним из столиков я увидел старика, хотя не обязательно человек с бородой является стариком. Он читал книгу внушительных размеров, что-то меня заставляет сомневаться в том, что это была бумажная книга, хотя муляж вполне удачный. Помню, такие (и не только такие) подобия бумажных книг выпускает одна небольшая конторка в Катманду – для любителей «старины».
   Мы все оказались в миг (для кого миг, а кому-то ждать пришлось) на четвертом этаже, коридоры разбегались по левую и правую сторону от лифта, а один вел перпендикулярно и оканчивался большой, по виду тяжелой дверью. Это и было наше пристанище на ближайшие пару недель. Мэр указал на дверь, мы втроем прошли внутрь, оставив гостей за дверью. Внутри оказалось пять помещений, одно из них мы тут же окрестили кабинетом и побросали там все вещи и заблокировали изнутри окна силовым полем, что сделали и с дверью, ведущей в кабинет. Как известно, силовое поле невоенного назначения используется во многих учреждениях – библиотеках, камерах хранения, банках, школах и университетах для защиты от несанкционированного использования или проникновения. Снимается одним из участников процесса блокировки, через отпечаток ладони.
   Мы тут же вышли, ребята ждали у двери. Следующий подъем забросил нас на 36 этаж, и тут я почувствовал, что такое шестьдесят процентов от земного притяжения. Последний этаж заметно отличался ото всех остальных – от нашего четвертого так точно – здесь не было коридоров, он был просто напросто разделен на несколько секторов небольшими перегородками. За ними стояли большие столы приятного изумрудного цвета, плотно окруженные стульями. Но был и особенный стол, как и в любой уважающей себя организации – он находился в противоположном конце зала, аккурат напротив лифта, и вокруг него стояло ..одиннадцать, ..двенадцать, тринадцать стульев с более низкой спинкой, чем на остальных. Слева поодаль стоял массивный диван, видимо, рассчитанный на тринадцать человек сразу и пару кресел, так, на всякий пожарный случай. Издалека казалось, что весь этот мягкий мебельный ансамбль формирует треугольник, казалось..
На кресле сидел человек, хотя я не могу ручаться, что именно человек – со спины не разобрать. Однако, отчетливо была видна макушка головы, на которую был надет фахт – своеобразная шапочка, украшенная на темени особым знаком – раскрытой книгой, страницы которой обращаются в крылья. Сидящий в кресле был инквизитором, без всякого сомнения. Услышав наше приближение, он встал. На нем был традиционный белый плащ с небольшой черной точкой в области поясницы.
   – Ну, здравствуй, друг мой, – произнес инквизитор, медленно поворачиваясь к нам.
   – Твою за ногу, старый прохиндей, – узнав седые волосы и добрую улыбку Луки, я двинулся к нему навстречу с распростертыми объятиями.
   – Да я сам только что присел, садись давай, – он указал мне на второе кресло.
   – Надеюсь, ты не за нами, Лука, – сказал я, искренне усмехнувшись.
Лука рассмеялся, и мы снова обнялись. Он был старым, но крепким ммоанином. Его можно было принять за старика только из-за седых волос, которые он носит практически с самого детства, но это уже совсем другая история.
   – Нет, Най, я не за вами. Пока не за что. Меня просили понаблюдать. За планетой. За людьми. За городом. За этими лысыми, – сказал Лука, немного понизив тон и кивнув в сторону мэра и его дружков.
   – Знаешь, – мысленно произнес я, уставившись в окно, – они показались мне странными, совсем малость. Кстати, обрати внимание на обувь.
   Мы повернулись, и я представил всем своего старого друга, и снова мне показалось неприличным называть человека такого уровня только по имени, как в детстве, которого у нас не было. Мы подошли к ним, и мэр с сотоварищами закрыли глаза в знак почтения. Торжественные мероприятия были прерваны открывшейся дверью лифта, когда из ниоткуда, на пол тридцать шестого этажа вышел Генрих, облаченный в темно-синий плащ, окаймленный по низу люминесцентной полосой.
   – Посмотрите, посмотрите! Священная Инквизиция и Блуждающие во Мраке, экое бель вью, – Генка сделал странный жест как заядлый итальянец.
   – Огого, к нам пожаловала Генасамблея ООП, здравствуйте-здравствуйте, – ответил ему Лука, сопровождая свою речь все теми же телодвижениями.
   – Второй генсек к вашим услугам, – он стукнул каблуками, которые были не предусмотрены и резко вскинул голову.
   – Ну ты, брат, даешь! А как же СЭП? – Удивился я.
   – После того случая на Венере, когда я тебя дернул, меня выдвинули на повышение, Совет Отцов-Основателей узнал о моей самодеятельности и решил, что не поступи я иначе, мы бы уже никого не спасли.
   – Ну, я тебя поздравляю, – мы обнялись.
   – Привет, Лука, – отталкивая меня в бок, он прошел и обнял инквизитора. Кто вообще может позволить себе обнять инквизитора?
   – Хай, Ген, еще раз поздравляю.
   – А, Палатин, старая вешалка, и ты здесь, дай я пожму твою работящую лапу, – рука Пала оказалась раза в два больше, чем у Генки. – А как же Риддл? Он уже запущен? Рапорта я не видел.
   – Нет, до него я не добрался – меня перебросили на Венеру.
   – Ну, извиняйте, братцы, – он развел руками, – я сразу им говорил, что размещать базы на планете неустойчивого типа бессмысленно и затратно. Но они не послушали меня, что уж говорить об Ученом Совете.
   – Как всегда, большинство задавило?
   – Ты прав, старик, против высказалось трое. Двое из них – мы с тобой, Най.
   – Три на пятьдесят восемь – это маловато, – сказал Сашка.
   Я не заметил, как мы очутились в креслах, которых уже было три – его «достали из-под земли» специально для Генки, два своих-то мы уже бы никому не отдали. Остальные расположились на диване, кроме Сашки, который, по старой привычке остался стоять за моей спиной. А Палатин отодвинулся от этих троих на самый край и выглядел слегка одиноко.

   Такое размещение расположило нас к полемике.
   Руслан. Чем обязан такому количеству важных персон?
   Лука. Я надеюсь, общественность об этом не знает.
   Я. И не узнает.
   Сашка. Да, гласность нам совсем ни к чему.
   Я. По крайней мере пока. Если будет надобность, мы о себе заявим.
   Руслан. Господа, простите мою бестактность, но я должен все-таки знать. Какова цель визита? Откуда столько внимания нашей маленькой, не побоюсь этого слова,    захудалой планетке? Семьдесят лет все, кто мог сказать молчали, и тут вдруг на тебе.
   Генрих. Зачем тут Инквизиция, я не знаю сам. Зачем тут Анатолий с друзьями, так же не ведаю, наверняка по собственным интересам. Моя задача проста – проанализировать социально-экономическое положение на Лапициде. При необходимости принять меры. Любые.
   Лука. Священная Инквизиция в моем лице прибыла сюда примерно с той же целью, что и Второй Генеральный Секретарь ООП. Имею приказ уничтожать любые объекты, подверженные религиозной или иной фанатической одержимости. Последователи определенных философских идей, при отсутствии явно выраженной фанатичности во внимание не берутся.
   Я. Увы, должен огорчить вас, Руслан, и вас, Генсек, а вас, Лука, обрадовать, что мы прибыли сюда с чисто обывательскими целями, ничего высокопродуктивного из данного путешествия извлечь невозможно. Откровенно говоря, мы выбрались сюда чуть ли не как на пикник. Однако, коллеги, я готов содействовать в любых исследованиях, если потребуется моя или помощь моих друзей. Моя команда ведь не против?
Палатин. Конечно, Най, с радостью.
   Сашка. Безусловно.
(С лица Генки пропала недавняя доброжелательная улыбка. Все положительные и жизнерадостные эмоции стушевались. Теперь лик Второго Генсека приобретал рабочий, каменный вид – неподвижные губы и холодный, проникающий насквозь взгляд серых глаз.)
   Генрих. И так, Руслан, довольно пустых разговоров, мне нужна статистика.
   Руслан. Начнем с политики и социального устройства. Политическая система, как таковая, отсутствует. Ввиду того, что мы руководствуемся поправками 67 съезда ООП, «О государственном строении и способах руководства». Пока что эта система работает, и хочу заметить, вполне удачно. Бывали эксцессы, но не бывает же правил без исключений. На данный момент все в порядке. Законодательная база так же не имеется в наличии – в обществе существует своеобразный негласный закон, даже скорей обычай, и люди согласны жить согласно этим обычаям. А если что – сами пресекают попытки их нарушить. Однако наблюдаются случаи, когда самоволие напрочь выходит из-под контроля, и приходится прибегать к той силе, которую раньше называли властью.
   Лука. То есть вы утверждаете, что можете прибегнуть к «силе», противостоять которой, скажем так, «обычное» население не может?
   Руслан. Вот видите, к чему иногда приводит ваш «плюрализм идей»? Толку от него мало.
   Лука (встает). Ты оспариваешь решения Инквизиции? (лезет рукой во внутренний карман плаща)
   Я (вскакиваю). Прости их, ибо не ведают, что творят. Не горячись, дай ему второй шанс.
   Лука (медленно опускаясь в кресло, не сводит глаз с Руслана). Кхм.
   Я. Не волнуйтесь, продолжайте.
   Генрих (кивает). Продолжайте, мэр.
   Руслан (вжался в диван и нервно потирает ладони). Как вы могли сами видеть, вся оппозиция опускается в Колодец. Но! При этом они продолжают свою привычную жизнедеятельность. Это всего навсего дает нам возможность ограничить их агрессию.
   Генрих. Ограничить агрессию. Хмм, занятно. Думаю, этим я пока и займусь.
   Я. У меня назрел вопрос. Мы можем туда спуститься?
   Руслан (опуская руки на колени). Нет. Это, к сожалению, не возможно.
(Лука, Генрих и я переглянулись)
   Сашка. А можно ли узнать причины табу?
   Руслан. Простите, молодой человек, это не ваше дело. Не ваша юрисдикция.
   Лука. Генрих. Я. (в один голос) И даже не моя?
   Генрих. А не много ли вы на себя берете?
(Один из лысых встал. Я почувствовал, как Сашка напряг мышцы)
   Лука. Сядьте, мы не закончили.
(Лысый занес ногу, собираясь сделать шаг в сторону Палатина, потому что именно он был ближе всех, но тут же упал замертво. Я повернул голову и увидел, что Лука держал в пальцах что-то напоминавшее сюрикен с тремя гранями.)
   Лука. Ну я же просил. Я ведь просил его, Ген.
(Руслан совсем обмяк, уронил голову на колени и боялся поднять взгляд на Луку)
   Я. Так, спокойно ребята. Лука, убери эту штуку обратно, прошу тебя.
   Руслан (не поднимая головы, дрожащим голосом). Простите. Господа, простите. Вы лезете не в свое дело. Не надо. Зачем это убийство? Это был мой племянник. Зачем? Невозможно, нет. У вас не должно быть власти здесь. Это моя планета. Мой город.
   Сашка. Я сейчас ему по мусалам настучу.
   Я. Так, друзья, давайте разойдемся, а то мне кажется, что еще пять минут и Лапицида лишится своего управления Не стоит так торопить события. И давайте забудем этот инцидент. Я так понял, что нашему Руслану не приходилось видеть смерть в таком виде, а его племянник слишком свободно себя чувствовал. Надо знать рамки, друзья мои. Все, отложим все дела. Нам всем надо отдохнуть и успокоиться.
   Генрих (снова добрым и подбодряющим тоном). Согласен, Толь. Руслан, вы приведите себя в порядок. Я понимаю, такая потеря, но и вы поймите. Была прямая угроза жизни. А в присутствии Инквизитора такие вещи не прощаются, сами знаете.
   Лука (снова вставая). Ничего, будут знать, что себя нужно держать в руках. Вынесут урок из случившегося сегодня – впредь такого не произойдет. Исключение подтверждает правило, не так ли, Руслан?
(Все замолчали, я провел взглядом по недовольным лицам друзей. Палатин перебирал костяшки на кисти руки, но так и не сдвинулся с места, ведь этот лысый здоровяк лежал в шаге от него. Сашка все переступал с ноги на ногу. И тут я столкнулся взглядом со вторым спутником мэра, который говорил мне: «Надо встретиться. Надо срочно встретиться после. У вашего номера. Срочно». Я кивнул ему.)
   Генрих (вставая). Все, сворачиваемся. Я надеюсь, нам предоставят комнаты?
   Руслан (опешив). Да-да, конечно.
   Лука (запахнув плащ направляется к лифту). Тогда, до следующего раза, господа. Я вынужден откланяться.
(Все потянулись к лифту, один мэр остался сидеть рядом с трупом своего племянника).

   На четвертом этаже было так же пустынно. Не увидел я и лысого. Дождавшись Сашку с Палатином и пропустив их внутрь, я не на долго задержался в коридоре. И тут ко мне подбежал этот парень.
   – Завтра, у Колодца. Вас позовут. Приходите, если действительно желаете знать правду этого города, – он повернулся, чтобы уйти, но бросил через плечо, – и да, меня зовут Андрей.
   Он ушел по коридору до лифта и налево. Я вернулся в наши апартаменты. Сашка, как всегда, сидел у микроволновки. Палатин разбирал чемоданы. Я молча ушел в дальнюю комнату и лег спать. Слишком бурно все развивалось.