Мед диких пчел венок сонетов

 Асаль  (мед, нектар)   
   
 ***
 Далекая, далекая, родная.
 Асаль была обещана не мне.
 Багдадским шелком в сердце проникая,
 Она шептала что-то мне во сне.
   
 И каждый раз у сада проезжая,
 Арабской вязью видел на стене -   
 Бежит, смеется   – рыжая, босая.
 И роза чайная в ее дрожит руке.
   
 Восточная, загадочная женщина -
 Дороже всех сокровищ Алладина.
 Прохлада темно-синего платка.
   
 И сорок кос, как сорок змей дрожащих.
 И бирюза ее колец блестящих.
 Нектар сладчайший в глубине цветка.
   
 1.
 Далекая, далекая, родная -
 В стране прекрасной, где цветет миндаль.
 Лепешку, в воду ручейка макая,
Прикрыв глаза от солнца, смотрит в даль.
   
 Над водопадом дом ее просторный.
 И горьких трав целительный настой.
 Платан у дома – богатырь огромный.
 Шатер небес   прозрачно-голубой.
   
 Тянь-шаня чистота и отстраненность.
 И тишина, и снежных бурь суровость.
 У ледника – тюльпаны по весне.
   
 Прозрачный воздух, пряный и пьянящий.
 Пес у калитки грозный и неспящий.
 Асаль была обещана не мне.   
   
 2.
 Асаль была обещана не мне.
 Мираж любви, глоток воды в пустыне,
 Наездница на золотом коне.
 Горчащий дым серебряной полыни.
   
 Я не роптал, я принимал, как есть,
 Ее стихов задумчивую нежность,
 Ее ветров пленительную весть.
 И нашей встречи дар и неизбежность.
   
 Старинных сказок пересказ простой.
 Арабской флейты шепот колдовской. -
 Далекая, далекая, родная.
   
 Пуглива словно лань, как барс ловка.
 Она поет под лепет тростника,
 Багдадским шелком в сердце, проникая.
   
 3.
 Багдадским шелком в сердце, проникая…
 Мед диких, горных и свободных пчел…
 То в жар, то в холод слез меня бросая - -
 Все лучшее, что в жизни я обрел.
   
 Ее молчанье, голос серебристый.
 Мой добрый дух лавандовых лугов.
 Взгляд осторожный, теплый, бархатистый.
 Певучий шелест непонятных слов.
   
 Где спелые молочные туманы
 И сонных маков алые поляны,
 Кузнечики в мелиссовой траве.
   
 Там, облаков кочуют караваны
 В иные измерения и страны,
 Она шептала что-то мне во сне.
   
 4.
 Она шептала что-то мне во сне.
 Сто тысяч снов, как сотни тысяч сказок.
 Жемчужины на желтом, рыхлом дне.
 И светлячки в хрустальных, древних вазах.
   
 Но долго я ее не мог понять,
 Считал фантазией простые песни.
 Смеясь лишь только был готов принять
 Иных миров « сомнительны вести»
   
 Да, странной мне ее казалась речь,
 Что так могла спокойно, плавно течь,
 Усталый разум, бережно лаская.
   
 Но вспоминал ее я на заре
 И вечерами сидя на скале,
 И каждый раз у сада проезжая.
   
 5.
 И каждый раз у сада проезжая,
 Я ожидал нечаянных с ней встреч.
 Все то, что мог, но не хотел сберечь.
 Далекая, далекая, чужая.
   
 В ущельях моих старых представлений,
 В пещерах моей сумрачной души,
 Где чувства прячутся, как утки в камыши,
 Где пауки живут моих сомнений,
   
 Я знал всегда – от женщин мало толка.
 Они теряются – в сухой траве иголка.
 И только помнил - истина в вине.
   
 Они, как горные и пенные лавины.
 И в бедах человечества повинны -   
 Арабской вязью видел на стене. -
   
 6.
 Арабской вязью видел на стене -
 Она читает древние талмуды.
 И застывают годы и минуты.
 А дух ее в стремительной ладье
   
 Проносится по грозовым морям,
 Глубины древних знаний рассекая…
 Но на Луну смотрел я, не мигая.
 И в   сакле горной свой курил кальян.
   
 И омраченным разумом смеясь,
 Но все ж на красоту ее, дивясь.
 О ней, как о ребенке вспоминая.
   
Воздушный, однодневный мотылек –
 Его уносит Времени поток.
 Бежит, смеется   – рыжая, босая.
   
 7.
 Бежит, смеется   – рыжая, босая.
 Вот бродит утром рано вдоль реки.
 Из летних трав плетет себе венки,   
 Пса Аллабая свистом подзывая.
   
 По каменистым тропам, вдоль обрыва,
 Крадется за бодливою козой.
 Готовит плов с шафраном и айвой
 Для старика отца. Всегда игрива.
   
 В ручье плескаться для нее отрада.
 Под сенью голубого винограда,
 Рисует что-то вечно на песке.
   
 Она по именам все звезды знает.
 Им, как подругам весело кивает.
 И роза чайная в ее дрожит руке.
   
 8.
 И роза чайная в ее дрожит руке.
 Любил прилечь я у костра под вечер,
 И старика отца послушать речи.
 Его легенды - жемчуг в сундуке.
   
 Он долго жил и очень много знал.
 Седой, спокойный, бесконечно мудрый.
 Все заклинанья, мантры знал и сутры.
 И небеса вечерние читал.
   
 Но говорил о женщинах смеясь:
 - «Никто не знает их, мой светлый князь!
 Она всегда проста и переменчива -
   
 Предутренний напев перепелов
 И колокольчики задумчивых коров –
 Восточная, загадочная женщина.
   
 9.
 Восточная, загадочная женщина.   
 Всегда в избытке этого добра!
 Вот выйдет замуж, будет обеспечена.
 Рабыней станет пыльного двора.
   
 Она - Богами древними хранима.
 Мудра - с природой трепетная связь.
 Огонь, вода… и ни один мужчина
 Пройти не сможет, где она прошлась.
   
 Нам без нее сомненье и тоска.
 И смерть от одиночества близка.
 С ней не страшны разлука и чужбина.
   
 Надежда и спасение глухим.
 Прощение и оберег слепым.
 Дороже всех сокровищ Алладина
   
 10.
 Дороже всех сокровищ Алладина.
 Истлеет золото и заржавеет сталь.
 И потускнеет оникс и янтарь.
В ее руке целительная сила…»
   
 Жизнь сохранять   – великая есть сила.
 Я женщин не берег и не ценил.
 Мужской лишь только дружбой дорожил,
 Но чувствовал – она меня любила.
   
 Да, был я равнодушным   и холодным.
 Хотел быть одиноким и свободным,
Как трепет потускневшего листка.
   
 Я думал – впереди еще так много!
 И светлою казалась мне дорога
 Прохлада темно-синего платка.
   
 11.
 Прохлада темно-синего платка.
 В краю благословенном и суровом.
 Ты понимала взгляд и полу-слово,
 Но слишком для меня была проста.
   
 Твой ослик у задумчивых ракит.
 На белом шелке – спеют абрикосы.
 Цветущий хмель и залетают осы
 Коснутся невзначай твоей руки.
   
 Ах, сладко перепелочка поет!
 И роза лучших дней в душе цветет –
 Средь трав, поющих, под Луной, звенящих.
   
 Миндальные и карие глаза.
 В них полыхали нежность и гроза.
 И сорок кос, как сорок змей дрожащих.
   
 12.
 И сорок кос, как сорок змей дрожащих…
 Прости-прощай! – ударами хлыста.
 Не видеть б лучше этих глаз молящих,
 Не слышать плач висящего моста.
   
 За мною крался шелест сожаленья.
 И ноша вдруг мне стала тяжела.
 Не избежал любовного томленья –
 Все чудилось – она меня звала!
   
 Но сердце заглушив, все дальше шел.
 Что потерял? И что в пути обрел?
 Среди холодных, темных глаз сверлящих?
   
 Я их не помню. Все в одно слилось.
 Комком кровавым в горле запеклось.
 И бирюза ее колец блестящих.
   
 13.
 И бирюза ее колец блестящих.
 Я жаждал славы, денег и утех.
 И женщин томных, страстных «настоящих».
 Что кутают порок свой в легкий мех.
   
 Но сколько бы не пил, я жаждал снова.
 Среди распутства, воровства и лжи –
 Я стал ценить лишь дружеское слово
 И разума холодные ножи.
   
 Покрылся мир предательским туманом.
 За новой гнался страстью и обманом.
 Так лижут грязь с базарного лотка.
   
 До рвоты, до истерик бичеванья,
 К себе манил я новые страданья.
 Нектар сладчайший в глубине цветка.
   
 14.
 Нектар сладчайший в глубине цветка…
 Я поседел. Стал стариком до срока.
 Но в Индии прекрасной и далекой,
 Хотел хлебнуть прощального глотка.
   
 Средь гор угрюмых мраморный чертог,   
 А в нем рисунки магов и пророков.
 Там, числа, схемы, лабиринт истоков.
 И Время отступает за порог…
   
 Я в ужасе увидел, что гранит
 Знакомый облик бережно хранит.
 Далекая, далекая, чужая…
   
 Миндальные и карие глаза.
 В них полыхали нежность и гроза
 Далекая, далекая, родная.
28 марта 2014