Посерёдочке жизни

 ПУТЬ  К   СОВЕРШЕНСТВУ    ВЕЧЕН

А.С.

Да не терзай рояль ты
хоть несколько минут:
в кварталах старой Ялты
скворцы концерт дают.
Открой окно. Послушай
в мелодиях весны
трепещущие души
солистов записных.

Цветут каштаны в парках,
бесчинствует сирень;
не зря вороны каркать
стесняются весь день.
Стрижи в лазури зря ли,
резвясь и хлопоча,
несутся по спирали
скрипичного ключа?

А ласточки, как ноты,
слетелись к нам с высот.
Да не печалься, что ты,
рояль тебя поймёт.
Путь к совершенству вечен!
И по календарю
ещё, заметь, не вечер,
не вечер, говорю…

БАБА   СОНЯ

Наш курортный пейзаж уже притчею стал во языцех,
и его украшать или в чём-то корить мне негоже,
Если бабушка Соня сидит и колдует на спицах
под столетним инжиром – варенье кипит из него же.
На развилке у трассы базарчик пристроился бойкий,
баклажаны лоснятся, огурчики – прямо с усадьбы.
Дед Тарас к бабе Соне идёт за похмельем с попойки
и не знает, что зелье скупил бригадир всё для свадьбы.
Возвращаются с моря баркасы с хорошим уловом,
сети женщины сушат, на клумбе пылятся левкои,
да и я, помотавшись за рифмою точной и словом,
улыбаясь, строку, наконец, оставляю в покое.
Самолёт рыбразведки всё кружит и кружит за мысом,
звон цикад в дубнячке заглушает его тарахтенье;
самогон баба Соня всегда ублажает анисом,
солнце падает в море, как огненный таз для варенья.
Вот и сутки прошли, только вечность отпущена лету.
А на юге никто тратить время не станет задаром.
И идут «дикари» по тропинке, до плавок раздеты,
что твои ирокезы, покрытые бронзой загара.
Вяжет рот от айвы и прохлада таинственна сада,
дотлевает закат, да о нём ли, в полнеба, забота?
И когда наша Милка мычит, отделяясь от стада,
баба Соня торопится к ней, открывая ворота.
И куда б ни уехал, в далёком краю или близком,
как проверено было уже не единожды мною,
будут сниться мне грецкий орех и янтарные низки
золотистой кефали, провяленной крымской жарою…

БАЛАКЛАВА

                Л. М.

Генуэзская крепость над бухтой стоит Балаклавы,
тонет в море луна, солнце всходит, в плену у стихов я,
ветер вечность листает, то тронет античные главы,
то мусолит страницы тяжёлые средневековья.

Я люблю этот город за гриновость и за купринность,
паустовскость его в каждом дворике, улочке, сквере,
он как будто сошёл ненароком с гравюры старинной
и остался навеки таким, мне хотелось бы верить.

Необычностью бухты январский любуется месяц
даже в лютую зиму здесь пахнет поляною талой;
 романтизмом тревожным поэмы пропитаны Леси
Украинки, она его с воздухом этим впитала.

Ничего не вернуть в этой жизни, летящей, как птица,
всё бесследно уходит, бессмертно одно только семя;
но и нами оставлена в книге столетий страница,
да оценку ей ставить ещё, понимаю, не время.

Крымских войн героизм и трагизм никакие туманы
не затмят никогда, в них и горя хватает, и славы.
Если женщина вдруг стала штурманом и капитаном,
 значит, женщина эта, поверьте мне, из Балаклавы…

Генуэзскую крепость уже реставраторы холят,
чайка резко кричит и несётся над морем, и тает,
а на старой смоковнице всё-таки «Слава + Оля»
прочитать ещё можно, да только никто не читает.

Яхты в гавань заходят, как раньше входили триремы,
с детских лет мы отвагу растим на геройском примере,
в этом городе славном поэзию чувствуем все мы,
 потому что здесь воздух такой же, как был при Гомере…

 
А  В   РИНГЕ - ПРОЩЕ

 А  в ринге бой – не драка,
искусство – высший сорт!
По знаку Зодиака
мне близок этот спорт.

 Стрелец всегда в бою!
Ну что ты зенки пялишь?
Я, если и боюсь,
то самого себя лишь!

 Наведена стрела,
рука тверда, на месте,
среди добра и зла,
средь подлости и чести.

 Их различать учусь.
О, как умеют слиться!
Я, если и боюсь,
то только ошибиться.

 А в ринге проще: ты
и твой противник. Ясно!
В кулак сведи персты,
финти высококлассно.

 За справедливость бьюсь –
здоров ли я, в простуде.
Я, если и боюсь –
некомпетентных судей!

 Мне тем и дорог бокс,
что (здесь не приуменьшить!)
вдруг прозорлив, как Бог,
становится сильнейший!

 ПОСЕРЁДОЧКЕ   ЖИЗНИ

Мне по-всякому было в Отчизне,
где суровей была, где добрей,
и стоит посерёдочке жизни
что-то главное в жизни моей.
Понимаю, никем от ошибок
застрахован не может быть путь,
и слежу я движения рыбок
серебристых и юрких, как ртуть.
Я искал утешений у моря,
их всегда приносило оно,
и стоит посерёдочке горя
вера в лучшее, как ни смешно.
Не сберёг ни друзей, ни любимых,
был испытан тюрьмой, и сумой,
время мчится, но вовсе не мимо,
а в судьбе остаётся со мной.
Что ж, давай, возвеличь, исковеркай,
но в стране голубых нереид
над простором Форосская церковь
Воскресенья Христова парит.
Восхитительна жизнь и нелепа,
средь потерь что-то всё же обрёл,
и стоит посерёдочке неба
над Байдарской долиной орёл…