Канареечка

-1-
Ступай – ошибайся, ищи-свищи,
делай вид, что всё ни почем,
теряй от счастья свои ключи
и верь, что сможешь – другим ключом;

бросай курить почти навсегда,
считай, что это вернет года,
когда сияла твоя звезда,
а рядом плыла ее звезда

и грела сердце в твоей звезде
с такой немыслимой высоты,
что отражались в живой воде
двух звезд серебряные черты –

их не высушивал зной пустынь,
не вымораживал арктик лед.
А ты под ними стоял один
в тот непосильный прощальный год.

Теперь – как хочешь , ищи-свищи,
надейся, кайся, глуши вино…
Другие, может быть, есть ключи,
но счастье, как ни крути, одно:

откроешь двери оно – фьюить! –
зря нарисован здесь был очаг.
«Курить я бросил. И брошу пить!
Я на руках всё, я – на плечах…»

…  Ступай, сутулый, не сквернословь,
не завирайся, не колготи.
Здесь всё как надо: звезда, любовь –
но не твои они, уж прости…

Курила осень – последний смок
до горизонта туманом плыл.
В грязи напрасный лежал замок,
и дождь сочился, и ветер выл…

-2-
Я не ищу ответов на вопросы:
вопросов нет, ответы запоздали,
оставленные с крайней папиросой
на зачумленном суетой вокзале.

Банальным снегом замело дорожки,
того, что называется «аллея».
Мне от любви оставлено немножко,
но докурю и значит - доболею.


-3-
Теперь не будет никаких «вдруг».
Жизнь без прелюдий – дрова, забор.
И только «саечку за испуг»,
но сор – в избе, чтоб не видел двор.

И боль в углу, где прокис чулан
под  крепкой лестницей на чердак.
И всё, что было – сплошной обман.
А что потеряно – лишь пустяк.

Зима-кудесница врачевать
придет в халатике снов белей.
Но будет таять в тепле кровать
из незабытой любви моей.

-4-
До оттепели как до Пекина:
по скверным дорогам родных просторов.
Все свечи нынче из стеарина.
Вся память – в рытвинах и укорах.

И надо б каяться – не умею.
И время выспаться да не спится:
томится сердце, рука немеет,
и на березе в окне – синица

присела «цвенкать», пугая утро
и без того осторожней страха.
Забыть былое – как это мудро!
И так же просто как выбрать плаху.

-5-
Она была… Об этом не расскажешь –
вся из мороза и глаза в разлет.
Доверчива как вечная пропажа:
тому своя, кто первый подойдет

и приголубит, одарив обманом
(Что нам слова?  Не стоят ничего).
Пустой Грааль граненого стакана
украденного счастья моего –

по капле, в пьяный сумрак алкоголя,
как оттепель по капле в никуда,
 ушедшее в края бессмертной боли,
где не видна погасшая звезда.

Но в этой тьме обид и осквернений
не угасает самый первый день,
когда я встал пред нею на колени
и не жалел запачканных колен…


-6-
Искал, свистел и всё высвистел –
даже тот неразменный пятак.
Осталось себя нанизать на выстрел:
какая разница – всё равно дурак.

Можно начать заново, с белого,
как говорится в определенных кругах.
Горы сверну, дела переделаю
на собственный риск и страх.

Дом построю, детей выращу,
огород вспашу и спугну смерть,
память брусчаткой легенд вымощу,
выпишу Богу до черта оферт.

А что в итоге – слеза, копеечка,
та, что как ни старался просвистеть – не смог.
И дырявит память мою канареечкой
прежняя любовь, которая и есть Бог.