Сага о Греттире

               
      «Саги об исландцах», а их насчитывается около сорока, к числу которых принадлежит и «Сага о Греттире» (одна из самых больших в эпическом своде) – выдающееся и неповтори-мое явление в мировой литературе. Создавались саги на протяжении XIII–XIV вв., а повест-вуется в них о реальных событиях из истории первого века после заселения Исландии вы-ходцами из Норвегии в 870–930-х гг. н. э. В X–XI вв. письменности в Исландии еще не бы-ло, поэтому тексты саг отражают какую-то устную традицию, восходящую к тому времени. Для современного человека существуют две правды: историческая и художественная (правдоподобный вымысел), причем последняя является творческой собственностью писателя. Автор саги своего авторского вклада не осознавал и по этой причине сам, как и устный сказитель до него, навсегда останется неизвестен (такова, видимо, и судьба авторства «Слова о полку Игореве»). Для него существовала одна правда, в которой истина и вымысел сливаются в сознании в неразрывное целое. В «Саге о Греттире» диалоги, конечно, вымышлены, но сами события, действующие лица, географию – следует в большинстве своем считать исторической истиной (что доказали и специальные, в том числе и археологические, исследования). Даже волшебный сюжет о Гламе является своеобразной художественной интерпретацией постоянного страха жителей перед могучими силами природы (на острове тектоническая деятельность во многом определяет уклад жизни людей).
      Главный персонаж саги Греттир – любимейший герой исландского народа. Жизнь его трагична: из тридцати пяти прожитых лет девятнадцать он провел как изгнанник за преступ-ления, которых не совершал. Осознание того, что люди за добро чаще расплачиваются злом, а не почестями и золотом, не изменило его действительно рыцарской натуры, для которой честь и достоинство личности – главные ценности в жизни, как бы она ни сложилась. Окру-жающее его общество думало несколько иначе и меру зла и добра в человеке и его деяниях определяло голосованием на вече. Стать в те времена диссидентом было равносильно смер-ти, и только богатырская мощь Гретира и природный ум позволили ему столь долго сражать-ся за свою жизнь и честь в самых тяжелых условиях, пока ненависть и коварство не погуби-ли его в последнем пристанище на скалистом острове Драунгей на севере Исландии (Скала Остров в тексте саги).
      Прозаическая «Сага о Греттире» очень поэтична; более того, она включает в себя лучшие образцы скальдической поэзии, строфы которой – висы – включены в повествование как неотъемлемая его часть. Последнее и предопределило выбор стихотворной формы одно-именной поэмы, созданной на основе саги, хотя ее реализация в рамках столь значительного по объему произведения осложнила работу автора. Сюжет поэмы, насколько это было воз-можно, приближен к сюжету соответствующих частей саги, опубликованной на русском языке в 1976 г. В поэму вошла сравнительно небольшая часть повествования, которая, хочет-ся надеяться, сможет дать читателю некоторое объективное представление о людях древней Исландии и ее славной истории, рождавшейся среди холодных волн северного Океана.
      Примечания к тексту «Саги» помещены в конце поэмы.

Волны холодного моря
Черные скалы ласкают,
С ветром и волнами споря,
К фьорду ладьи подплывают.
Здравствуй, отважный чужанин!
Ежели с миром к нам прибыл –   
Будешь как родич желанен,
Кем бы ты за морем ни был.
Людям торговым и бондам (1);
Всем, кому любо оружие,
Хоть корабли их нагружены 
Рыбой, мехом и золотом –
По-сердцу храбрые гости, 
Убелённые северным холодом
Моря, ревущего в злости.


Мир сохранить обещаем (2)
Полный и нерушимый;
Будете – как и встречаем –
Здравы и невредимы.
Зависти и лихоимству
Не предадим мы души,
Недругов гостеприимства
Не совратимся слушать.
Ежели мир нарушится
С умыслом кем иль нечаянно –
Пусть на того обрушится
Горестное отчаяние!
Будет преступник отвержен
Волею Господа Бога,
Изгнан с родного порога,
На поединке повержен
И от судьбы не удержан,
Алчущей злого итога.
Впредь не найти ему места –
Где бы он ни был – повсюду,
Где и вольготно, и честно
Любо жить вольному люду;
Где, почитая Христа,
Веруют в святость креста
Иль сохраняют под спудом
Веру в старинное чудо;
Всюду, где дол открыт,
В доме очаг горит,
В люльке младенец плачет,
Конь луговиной скачет,
Кит океан бороздит,
Щит на борту блестит,
Низкое солнце светит,
Снег на горах лежит,
Сосны качает ветер,
Финн на лыжах бежит,
Сокол в небе летает,
В струях вешних парит,
Люд берега заселяет,
Пашню зерном засевает,
Ветер в лесах шумит,
Чистое небо круглится,
В озере плещет утица,
Речка к морю спешит.
Дьяволу злому товарищ,
Пусть нечестивец бежит
Мимо святилищ и капищ;
Пусть его не приютит
Кров постоялого дома;
Пусть его гложет истома,
Дух наполняя тоской;
Пусть он забудет покой!


Будем же единодушны
В искреннем, добром согласье,
Клятве священой послушны
В радости или в несчастье.
Коли нам выпадет встретиться
Снова под солнцем иль месяцем,
На море или во льдах,
На поле или в горах,
Пешими ли, на коне,
В лодках, санях, на лыжне,
В вёдро иль в лютую вьюгу –
Будем радушны друг к другу,
Будем согласье беречь,
Не уповая на меч!

Глава I.  СУДЬБА  ВИКИНГА

Так в старину знаменитый
Викинг по имени Энунд
С борта на берег открытый
Спрыгнул в соленую пену…
Был он потомком достойным
Знатного рода Норвегии;
Жизнь презирая спокойную,
Хаживал часто в набеги.
Было большое немирие
В те времена проклятые;
Жаждою власти объятый,
Смуту чинил и насилие
Конунг Харальд Косматый (3).


Близ берегов Рогаланда (4)
Встали морские драконы (5)
Вольных людей Хёрдаланда (6)
За родовые законы.
Злобный и мстительный конунг,
С древней свободой враждуя –
Ибо был лютый ей ворог! –
Сёк её, жизнь не даруя.
Вскоре от весел тяжелых
Зеркало фьорда вскипело:
Это на бондов насело
Войско берсерков суровых,
Ньёрдов кровавого дела. (7)
Викинги Энунд и Торир
С Харальдом бились отчаянно.
Насмерть повержен был вскоре
Торир стрелою случайной.
Энунда то не смутило,
Не зацепил его страх –
Мерно рука возносила
Меч в богатырский замах.
Но и противники хмурые
Клички носили медвежьи
Вовсе не зря: под одежды,
Снятые с тезок их бурых,
Латы берсерк одевал
И, не страшась, лютовал!


Их-то и бросил на Энунда
Конунг толпою ревущей,
Чтобы с строптивца взять цену
Кровью, из ран его бьющей. 
Энунд отчаянно бился,
Силу медвежью оспоря.   
Враг не один повалился
За борт в объятия моря,
В волнах от ужаса воя:
Ведь облаченным в железо
Помощи ждать бесполезно,
Воды могильные роя…


Не полюбившись удаче
В битве по-рыцарски честной,
Конунг надумал иначе
Доблесть поставить на место.
Энунд стоял, всем открытый,
Выставив ногу на борт,
Вражеской кровью залитый,
Взор простирая вперед.
Сбоку охотник подбился,
Длинной секирой махнул –
Голени Энунд лишился;
Если б упал – утонул.
К счастью, друзья подоспели
И воеводу спасли;   
На руки взяв, унесли.
После за весла засели
И, разойдясь еле-еле
С вражьей ладьею, ушли…


Время – целитель усердный!   
Сила к калеке вернулась –   
Воину дар милосердный;
Голень же в древо обулась.
Энунд стал викингом вновь,
Но осторожным, умелым;   
Зря не растрачивал кровь,
Будучи дерзким и смелым.
Грозно звенел, как и прежде,
Старый соратник норвежца;
Многих лишил он надежды,
Что тот в бою не удержится:
Энунд, хоть был одноног,
Драться и с чертом бы смог!


Жил он теперь молчаливо;
Часто в себя уходил,
Сидя за кружкою пива –
Видно, о прошлом тужил…
Близко он мало с кем знался.
Был среди избранных Транд,
С кем он бок о бок сражался 
Против берсерковых банд.
(Транд не оставил раненого,
Вынес его на руках –
Совесть осилила страх,
Хоть и запахло жареным!
С другом в далеких морях
Транда с тех пор и носило;
Берег же родины милой
Виделся только в мечтах…)   
Сел как-то Транд этот к другу.
С кружкою тот обнимался,
В сердце тоскливую вьюгу
Хмелем утешить пытался.
Транд был в речах осторожен;
Молвил, боясь чем обидеть:
– Сердце тоска не изгложет,
Ежели друг твой поможет.
Грустно уныние видеть! –
Подняв на Транда глаза,
Вису (8) соратник сказал:
– Воину хор валькирий
Пел на кровавой лире.
Вихрь умчал их вдаль,
В сердце оставив печаль:
Ведь великаншей сечи (9)
Воин навек изувечен!
Викинги мнят, что ныне
Энунд совсем не тот,
И на морской равнине
Слава его не ждет,
Ибо воин убогий
Точно пень на дороге –
Всякий его клянёт.
Нет, не рыть мне, сужу,
Килем ладьи межу! –
Транд сказал с возмущением:
– Энунд, отбрось сомнения!
Ты и сейчас молодец,
Первый в дружине боец.
А чтоб печали забыться,
Средство одно есть – жениться!
Дай лишь, дружище, мне знать,
Как твою милую звать –
Я уж замолвлю словечко,
Ты же готовь ей колечко.
И перестань унывать! –


Вышло, как Транд напророчил:
Энунд от воли устал
И бонда Офейга дочери
Сердце навеки отдал.   
(Ясно без саги, что Эса,
Знать, была слишком прелестна,
Чтобы жених размышлял
И в сватовстве сомневался!)
Офейг же не упирался:
Зять был умен, родовит;
Хоть без наследства остался,
Но как герой знаменит!
…Зажил в трудах и походах
Энунд в шотланских фьордах,
Отчей землею забыт…


Времени не было нежиться
Энунду с Трандом в тепле:
Викингов Эйвинд Норвежец –
Свой на британской земле –
Уговорил близ Ирландии,
Между скалистых Гебрид,
В шхерах туманных Шотландии
Остерегать от обид
Миром живущих торговых
Странников и рыбарей.
…Вот из соседних морей
Ветром пригнало суровых
Восемь к охоте готовых
Алчущих жертв кораблей.
Энунд был явно не в силе,
И скандинавским пиратам
Худа умы не сулили 
В схватке с увечным собратом:
Восемь ладей ведь не пять,
Так что придется хлебать
Воду врагу седоватому!


Энунд был опытный воин,
Умный. Такой вот людей
В битвы водить и достоин.
Жалок вожак-ротозей!
Энунд отряд свой поставил
В выбранный прежде пролив;
Щели меж скал не оставил,
Русло перегородив.
Путь был удобен, но узок:
Недруг мог втиснуть сюда
Голову или огузок,
Туловище – никогда.
Дыбились кверху утёсы;
И на одном из таких –
Что из пучины рос косо –
Кучу каменьев больших
Выложил Энунд, но тайно,
Вздев на ладьях паруса,
Чтобы враг с моря случайно
Не разглядел чудеса…


Тот уже шел на сближение,
Не обнаружив подвоха –
С глупости иль от презрения,
Что одинаково плохо!
Вот уж в борта уцепились
Крючья и копья сплелись,
Первые жертвы свалились,
Стоны их ввысь понеслись –
Так началась злая сеча
Грозных дружин на воде…
Спор их на Страшном Суде
Бог наш рассудит, конечно,
Раем иль мукою вечной
О храбрецах порадев…


Дрались отважно все воины,
Страх никого не согнул.
Энунд зрил битву, спокойный…
Вдруг он рукою махнул,
Дав приказанье дружине.
Та заплыла под утёс,
Бортом прижавшись к махине –
Словно бы ноги унёс,
Шкуру спасая, из сечи
Воин уставший, увечный,
Хвост поджимая, как пёс.
Викинг Вигбьод рассмеялся:
– Редко увидишь, чтоб в бой
Воин с клюкой отправлялся
Да с деревянной ногой!
Ты бы с женой отсыпался!
А уж теперь, раз попался,
То не вернешься домой! –
Видно, пираты решили
В плен горемыку забрать
И под утесы заплыли,
Чтобы не смог он удрать…
Вдруг с нависавшей вершины
Словно с небес на людей
Пал рукотворной лавиной
Град тяжеленных камней.
Грохот ужасный раздался.
Смех удалой оборвался;
Взмыл над пучиной морской
Нечеловеческий вой…


Множество викингов пало,
Не окровавив оружия;
Смерть их в мешок пошвыряла,
Жалостных стонов не слушая.
И отступить не могли,
Ньёрды удачи обратно:
В узкое место зашли,
Тычась бортами, пираты.
Энунд дружину свою
Бросил на судно Вигбьода,
Чтоб в абордажном бою         
Выяснить, скоро ль невзгода
Жизнь залапит и чью,
Кровью взяв долю свою?
На борт дружина вломилась,
Жаждой расправы стремима,
Лихо с врагами рубилась,
В ярости неудержима.
Видя, что жребий кровавый
Клонится на поражение,
Крикнул вождь данов (10 ) коварный,
Что, мол, закончить сражение
Надобно схваткой двоих –
Один (11) судьей будет их!
Враг его без возражений
Молча придвинул чурбан;
Уравновесив изъян,
Ногу на плаху поставил,
Шлем свой спокойно поправил
И, закрываясь щитом,
Выставил руку с мечом.


Викинг на Энунда прямо
Бросился и сгоряча,
Меч на калеку упрямого
Сверху обрушил сплеча.
Щит был подставлен умело!
Даром удар тот пропал:
С кожи навершье слетело,
Меч же в чурбане застрял.
Только соперник нагнулся
За оплошавшим мечом –
Энунд своим замахнулся,
Метя Вигбьоду в плечо.
Стоном удар отозвался –
Викинг с рукою расстался,
Кровь забурлила ключом…
В ужас разбойники впали!
В воду щиты побросав,
Кто как сумел побежали,
Раненых не подобрав;
Вспенили веслами воду,
Честь обменяв на свободу.


Кончился в муках Вигбьод.
Энунд к пирату идет
И, над лежащим нагнувшись,   
Проговорил, усмехнувшись:
– Одину кто люб, не ты ли?
Что ж, отправляйся в дорогу!
Висы смешны твои были,
А вот вреда одноногому
Ты, весельчак, не нанес;
Сам же издох, точно пес.
Перед сраженьем напрасно
Хвастаться небезопасно! –


Ратилось воинство весен
С зимами трижды с тех пор;
Стоны уключин, плеск весел,
Грозной дружины напор,
Лязг окровавленной стали
Энунда сопровождали
Поприщу мира в укор.
Только на родине милой
Викингу снова осесть
Не довелось – не остыла
Конунга злобного месть…


К берегу дымной Исландии
Энунд на двух кораблях
Плыл по простору Атлантики…
Ветер шумел в парусах,
И среди шума и свиста
Викингу слышалась виса:
– Энунд и Торир славные
В те времена стародавние,
В день тот злосчастный меч
Часто вздымали в сече!
Но одному из них лечь
Выпал удел; отмечен
Был и другой навечно –
Ногу не смог уберечь.
Ныне же ветреный жребий
Вновь одноногого гонит
Лезть на кипящий гребень,
Слушать, как буря вкруг стонет;
На иноходце морском
По бездорожью скакать,
На горизонте пустом
Берег безлюдный искать…–


Долго скитальцев носили
Ветры холодные в море,
Но, наконец, уступили
Воле упрямой их в споре:
Берег вдали показался;
Мрачный утес Неприступный
Словно маяк возвышался,
Дымкой окутанный мутной;
Фьорд за скалой открывался;
Серый безжизненный склон
С сводом небесным смыкался,
Шапкой снегов убелен.
Энунд на гору взирал,
Горькую вису сказал:
– Что же теперь? Незавидна
Мена такая: обидно
Бросить навеки родных,
Отчину предков своих,
Хутор и нивы доходные
Ради Спины Холодной. –


Жил в этой местности Эйрик
С кличкой приметной – Петля.
Пришлым незанятый берег
Он показал, где земля
Скудной была, но привольной.
Гости остались довольны.
(Как и хозяев семья:
С викингом в век беспокойный
Выгодно быть в кумовьях!)
Так сын Норвегии блудный
Сделался бондом страны –
Той, где ледник непробудный
Зрил свои мерзлые сны;
Где многогорье таило
В чреве огни очагов,
Сотнями трубок чадило
Дымом в чертоги богов,      
Хутор на скалах ютился,   
В фьорде корабль таился,
На море ветер играл,
На берег волны швырял.


…Энунд почил небогатым.
Вырастив трех сыновей,
Старость утешил лишь статным
Торгримом: тот здоровей
Выдался братьев, бойчей
В деле и мирном, и ратном,
И потому средь людей
Был уважаем за мудрость.
Он из наследия скудость
Выбил умом, молодым
Став от заботы седым.
…Торгриму Асмунд наследовал,
Смолоду тоже седой;
Множество стран он изведал,
Многим испортил покой.
…Первенец был уже взрослый,
Как пребогатый купец
Асмунд Седоволосый
Зажил в тиши, наконец.


…Ночью взвыл северный ветер,
Взморщилось море от волн…
Маленький, плачущий Греттир(12)
В жизнь отправил свой челн.
Асмунд женою гордился,
Богу за сына молился;
Хутор был радостью полн…

Глава II.  СХВАТКА  С  БЕРСЕРКАМИ

Младший сын Асмунда Греттир,
Огненно-рыжий как сеттер,
Был и силен, и красив,
Только не в меру строптив:
Хоть не любил задираться,
Но и обид не терпел
И расплатиться умел
С теми, кто смел насмехаться
И невозможно наглел.
Чтил он старинную фразу,
Что не затерли года:
«Только невольник мстит сразу,
Трус же не мстит никогда». (13)
Жизнь текла его праздно…
Но приключилась беда.


Как-то он в мелочной ссоре
Скегги секирой убил.
Из-за чего они спорили,
Кто же виновнее был
В том, что два друга повздорили –
Век эту истину скрыл.
Всякий в то время носил
Меч иль иное оружие,
Коим он, ежели нужно,
Слово б свое подтвердил,
Жизнь и честь защитил.
Сняв по убийству дознание,
Греттира тинг (14) осудил,
Виры (15) не взяв, на изгнание
И на три года лишил
Отчей земли в наказание.
(Тем и других в назидание
Строгостью предупредил!)
…За море Греттир поплыл…
А на прощание Асдис,
Старая добрая мать,
Сердцем предвидя напасти,
Что суждено испытать
Сыну в стезе суматошной,
Дар протянула роскошный,
Дар, не имевший цены:
Меч деда Ёкуля в ножнах –
Гордость седой старины. (16)
Греттир, оружье целуя,
Вису промолвил такую:
– Только соперница злата
Даром бесценным булата
Мне доказала, что мать
Чадо не может предать
И что она лишь единая
В мире опора для сына,
Что у него не отнять! –


…Судном норвежским попутным
Греттир в изгнание плыл.
Ветер пел голосом нудным,
Душу печалью томил.
К людям он не был жесток –
Гнал их ладью на восток.
…К ночи над морем сгустился
Плотный, холодный туман.
Риф под водой затаился,
Мгла довершила обман.
Треск от удара ужасный
Выстудил каждую грудь;
Миг – и корабль несчастный
Стал среди моря тонуть.
Быстро мужчины спустили
На воду лодку во тьме,
Женщин на ней разместили
И что нашли в кутерьме;
Перекрестившись, поплыли
Берег норвежский искать,
Близкий ли, дальний – как знать?


Но обошла мореходов
Смерти жестокой коса:
Скалы какого-то фьорда
Уж различают глаза.
Словно пришпорили лодку
Весла усталых людей!
Шла она весело, ходко
К острову Харамарсей,
Где огонёк засветился,
В сырость теплом заструился,
Звавшим продрогших гостей…
Торфинн, сын Старого Кара,
Здешней земли лендерман (17),
Спас и людей, и товары,
Ночь одолев и туман…
Гости неделю тут прожили,
Греясь вблизи очагов;
Убыль свою подитожили
С платой за дружеский кров.
А отдохнувши, простились,
Богу за жизнь помолились,
Наняли судно и слуг
И удалились на юг.
Греттир же с ними расстался;
У лендермана гостил,
Вдоль побережий слонялся
И никуда не спешил…


В старой Норвегии время
Было тогда неспокойное;
Скверных обычаев бремя
Люди терпели достойные:
Всякий приблудный чужак
С бондом мог в ссоре сцепиться
И, словно тот ему враг,
На поединке сразиться.
Не отвечать был не вправе
Мирный ответчик истцу;
Тот же в кровавой забаве –
Коль повезет удальцу –
Брал и вдову, и усадьбу,
Не беспокоясь о свадьбе:
Мол, так угодно Творцу!
Ярл, просвещенный правитель,(18)
К власти придя, осудил
Споры за жен оскорбительные,
Брать их мечом запретил.
Дом стал святилищем мужа,
Так что теперь на того,
Кто обнажил бы оружие
Для богохульных торгов,
Вешал закон обвинение
В дерзостном неподчинении
Богу и власти страны;
Тать попадал под опалу
Точно слуга сатаны!
Торфинн был Эйрику-ярлу
В деле помощником ярым
Против греха старины…


Жили разбойные братья
Торир и Эгмунд тогда –
Диких привычек проклятья,
Дьявольской козни беда!
Два нечестивца могучих
Силою плеч и мечей
Любящих Господа мучили:
Жен христиан, дочерей
В лес уводили из дома,
Чтобы любовной истомой
Тешить объятья ночей.
А их хозяин убитый
Руки раскинув, лежал,
Собственной кровью омытый;
Уж без участья взирал
Он на усадьбу разбитую
И на судьбу не пенял…


Ярл объявил вне закона
Братьев с людьми за разбой.
Торфинн был сыну Хакона
В деле том верным слугой.   
…Банде к зиме стало туго –
Торфинн поднял всю округу
На лиходеев войной!
Братья решили расправиться
С тем, кто изжить их старается,
Взяв с него дань головой,
Двор покатив головней.


Вот и зимы середина
У северян настает;
Радостный праздник старинный
Каждый в Норвегии ждет!
Торфинн с дружиной поехал
На материк пировать,
С песнями, шумом и смехом
Господу честь воздавать.
Дома супруга осталась –
Дочь ее мучил недуг.
Женщина не опасалась
Встретить на праздник беду;
Греттир же плыть поленился,
Ибо сует сторонился.


Выдалась ясной погода,
Ветер к полудню утих;
Праздник встречала природа
В снежных объятьях своих.
В серые нивы морские
Греттир с обрыва глядел:
Там, где роились стихии,
Мирный корабль летел,
Веслами воду плеская,
К северу или на юг,
К дому, где, мед разливая,
Гостя ждал родич иль друг,
Выставив кубками круг.
…К вечеру день уж склонялся.
Греттир у моря сидел,
В дали пустые глядел –
Словно кого дожидался –
И уходить не хотел.


Сбоку, вдоль берега рыская,
Странный корабль приплыл:
Узкий, как сабля, и низкий…
Вот он совсем уже близко,
К пристани нос обратил,
В галечник штевень врубил.
Видом он был неприветлив,
С борта щитами закрыт.
Всякий тут, будь и не сметлив,      
Понял: бедой он грозит!
Будто с коня боевого
Спрыгнули люди суровые
Наземь с бортов корабля,
Вооруженьем гремя.
Счетом двенадцать их было,
Хмурых, незваных гостей.
Встреча добра не сулила.
Дерзость вела тех людей:
Без разрешенья хозяев
Выволокли из сарая
Их небольшую ладью;
Вместо нее же свою,
Плечи натужа, поставили;
После на хутор направились,
Где были тишь и уют.


Вышел к ним Греттир навстречу
И поприветствовал их
С глупой улыбкой беспечной.
Он как гостей дорогих
Спрашивал чинно воителей:
Мол, из каких те краев,
Кто среди них предводители,
Нужен ли на ночь им кров?
Гости ему отвечали:
– Торир и Эгмунд зимой
Торфинну пообещали
В хутор прибыть на постой.
Видно, хозяин твой спит,
Коли встречать не спешит? –
Греттир с поклоном ответил:
– Вижу, что гость не простой
Дом посещеньем отметил;
Да ведь и день-то какой!
Кстати сюда вы заехали;
Будет вам в праздник потеха,
Если дружину я ту
Вижу, которую жду.
Торфинн на берег подался,
Близких и челядь забрал –
Всех; лишь меня он не взял!
Мигом домой бы примчался,
Если о вас бы узнал!
А вот жена его дома:
Дочь ее корчит истома,
К ложу недуг привязал.
Мучает неженку слабость.
Пир ей теперь уж не в радость,
Коли Господь наказал!
Если кому-либо надо
С кем-либо счеты свести –
В том никакой нет преграды,
Чтоб его двор пошерстить.
Все, что душе ни угодно –
Есть здесь, бери все свободно,
И не придется платить! –
Торир, насупившись, хмуро
Слушал, как Греттир болтал,
Подло господ предавал,
Чтобы спасти свою шкуру.
После дружине сказал:
– Жалко, что нам не придется
Встретиться с Торфинном здесь,
Выпустить не доведется
С кровью вельможную спесь.
А вот холоп сей бывалый;
Видно, пройдоха немалый.
Скользкий какой-то он весь:
Ставить не надо вопросов,
Треплет все сам и без спроса.
Зуб на хозяев, знать, есть!
– Всякий в словах своих волен, –
Греттир промолвил. – Доволен
Будешь ты тем, как служу.
Дом вам сперва покажу! –


Шайка разбойных людей
К сонному хутору вышла.
Греттир болтал без затей,
Громко, чтоб всем было слышно.
Встали мужчины с оружием
Перед хозяйкой разбуженной
У растворенных дверей.
– Греттир, откуда к нам гости? –
Та удивленно спросила.–
Люди пристанища просят,
Лодку волною разбило? –
Греттир ей передал весть:
– Бонд знаменитейший здесь –
Торир, словам своим верный!
Ведом тебе он, наверно.
Прибыл с ним в гости и брат,   
Эгмунд; а это отряд
Воинов, доблестных дюже.
Приглашены они мужем.
Ну-ка, зови своих слуг,
Коим вставать недосуг;
Бондов приветствуй хлеб-солью
Да развеселым застольем! –
Молвит хозяйка в ответ:
– Бондами я не считаю
Тех, кто позорит наш свет,
Жизнь и добро отнимая.
Плохо же платишь ты мужу!
Он ведь тебя приютил,
Ссыльного, в зимнюю стужу,
Дружбой своей одарил;
Он ведь с тобой, худородным,
Знался как с мужем свободным,
Хоть ты изгнанником был! –
Греттир ответил: – Хозяйка,
Гнев поумерь свой; снимай-ка
Платье с промокших гостей,
Ужин подай, обогрей.
Надо тебе постараться!
Право, не время ругаться,
Девок зови поживей! –
Рёк тут, осклабившись, Торир:
– С бабой врага я не в ссоре!
Торфинн оставил тебя,
На побережье блудя;
Пьет там, небось, веселится,
А на коленях девица!
Ладно, старуха, не плач,
Прибыль возьмешь с неудач:
Мы тебе вместо седого
На ночь дадим молодого;
Дочери тоже болеть
Некогда – время взрослеть!
Да и все девушки хутора
Встанут замужними утром.
Что им еще-то хотеть? –
Греттир воскликнул: – Вот речи,
Храброго мужа достойные:
Женщинам он обеспечит
В стужу объятия знойные,
Так что грустить будет не от чего! –
Женщины из дому вон
Кинулись, воя, спасаться,
Бога моля: может статься,
Руку протянет им Он?


Греттир бандитам прислуживал:
В угол гостиной сложил      
Мокрое платье с оружием
И отдохнуть предложил;
В погреб спустился проворно,
Вкусной закуски принес,
Вместо девиц непокорных
Пенного пива поднес.
Пили налетчики жадно –
Весла ведь на море сил
Отняли много, понятно…
Греттир людей веселил;
Не затихал бесконечный
Смех за столами беспечный
Шайки безбожных громил…


Торир воскликнул тут пьяно:
– Не довелось мне встречать
Слуг в доме вражьем, столь рьяно
Рвущихся нас ублажать!
Чтоб не задаром все было,
Требуй награду с нас, рыло! –
Викинги принялись ржать.
Греттир на это ответил:
– Я без наград обойдусь!   
Вас я слугой вашим встретил,
Но как к друзьям отношусь.
На ночь не след нам считаться,
Надобно утра дождаться.
Может, и впредь пригожусь? –
Смех за столом прекратился.
Викингов речь удивила;
Торир – и тот изумился
Незаурядности рыла!
Брат его молвил: – Мне любо
Слышать такие слова
От деревенщины грубого.
Есть у него голова!
Парень и статью удался:
Ишь, как в плечах-то раздался,
Еле пролез в рукава!
Хочешь быть в нашей дружине?
Клятву скажи нам сейчас –
И ты собрат наш отныне;
Воин, а не свинопас! –
Греттир ответил: – Наверно,
С этим не стоит спешить:
С клятвой священной шутить,
Пива нарезавшись, скверно.
Лучше продолжим кутить! –


Сумерек тени сгустились.
Утихомирился шум,
Головы долу клонились,
Сон обволакивал ум…
Греттир поднялся вдруг с места:
– Пир не пора ли кончать?
Ложе вас ждет как невеста,
С коей пора возлежать! –    
Торир воскликнул: – Хозяйке
Слово ведь дал я при всех!
Женщин теперь собирай-ка,
Час настает для утех! –
Из-за столов не успели
Люди и лбов отодрать,
Греттир орал уж: – В постели,
Женщины, марш отдыхать! –
Те только громче завыли,
Греттиру небом грозили –
Кары, мол, не миновать!
Тот же в ответ рассмеялся,
Викингов растормошил,
Кто на столе отсыпался,
И под конец предложил:
– Други! Пока не сморил
Сон нас, посмотрим на стоящее:
Горы несметных сокровищ
В клети хозяин укрыл! –
Очень берсерки обрадовались –
Им ли того не желать!
Шумной гурьбою отправились
Клеть с барахлом открывать.
Сделана та была прочно,
Крепкий навешен запор,
Чтоб в непроглядье полночное
Не подобрался бы вор.
Ох, сколько доброго в клети
Вызрилось в факельном свете;
Ценности – как на подбор!
Стали берсерки плясать,
В спину друг друга пихать
И веселиться как дети!
Греттир со всеми бесился
И под шумок изловчился:
Вон, незамечен, скользнул,
Дверь на засовы замкнул…
Худо никто не подумал:
Дверь затворилась сама –
Ветер проснувшийся дунул…
Не досаждала и тьма:
Факелы ярко горели,
Россыпи злата блестели,
Мех и парчовый узор
Заворожили им взор!


Греттир, ворвавшись в покои,
Громко хозяйку позвал.
Молча та вышла – тоскою
Взор ее ужас сковал.
– Руки, хозяюшка, чешутся! –
Выкрикнул Греттир. – Утешится
Славной охотой душа!
Мне бы оружьем увешаться –
Стала бы жизнь хороша! –
Молвит исландцу хозяйка:
– Что же, оружие есть.
Только ответь без утайки:
Сам-то что делаешь здесь? –
Тот, рассердившись, ответил:
– После мы поговорим!
Я озабочен другим:
День-то едва уже светел!
– Ну, так идем же за ним!
Там, над постелью для мужа –
Старого Кара оружие:
Пика, кольчуга и меч.
То для недюжинных плеч!
Все, что лишь с храбрыми дружит –
Пусть тебе, Греттир, послужит! –
Меч со стены тот стащил,
Бронь на себя нацепил,
Выскочил в дверь точно бес
С пикою наперевес!


В клети в то время берсерки,
Чуя судьбу себе злую,
Двери дубовые крепкие
Долго ломали впустую.
Но, не пробившись во двор,
Тел богатырских напор
В стену направили. Тонкие
Доски полопались звонко –
И, сапогами стуча,
Люди, свирепо рыча,
Возлютовав как собаки,
Что вознамерились в драке
В клочья порвать рыжача,
К выходу вон устремились
И на ступенях столпились,
Не разойдясь там в плечах.


Первым из бешеной своры
В узости книзу пробился
Главный вожак ее – Торир –
И по ступеням скатился.
Но в этот миг подскочил
Вовремя к лестнице Греттир,
Чтобы врагов на ней встретить –
Торира пикой пронзил
И на нее насадил.
Эгмунд за старшим стремился.
Очень он в драку спешил:
На мертвеца наскочил
И со спины навалился –
Стержень копейный всадил
Глубже в несчастного брата
И наконечник булатный
Сам себе в сердце вонзил.
Вынув меч Кара из ножен,
Греттир рубил им врагов.
Бой необычный был сложен,
Ибо поленьями дров,
Что на подворье валялись,
Викинги оборонялись
За неименьем щитов.
Хоть безоружными были
Воины Торира – слыли
Грозною силой в бою
И на закланье свою
Жизнь отдавать не спешили…


Пало разбойников шестеро,
И поредел их отряд.
Но примерял уже вечер
Траурной ночи наряд.
Темень на двор опустилась.
В бегство шестерка живых
К берегу моря пустилась;
Греттир преследовал их.
Спор продолжался смертельный:
Вместе в сарай корабельный
Люди ввалились толпой,
Весла схватили – и в бой!
Много ударов тут сильных
Греттир от них пропустил,
С потом кровавым обильным
Таял запас его сил.
Викинги тоже устали,
Но, хоть от ран и страдали –
Мира никто не просил…
Без снисхождения меч
Пару разбойников лечь
На пол заставил – уж трупами.
Четверо кинулись трусами,
Жизни надеясь сберечь,
Вдоль по прибойному краю,
От храбреца удирая,
Жаждущего их посечь…
Встретив строенье дощатое,
Двое укрылись внутри,
Дверь подперевши лопатою.
Только попробуй запри
Тело гнильем от булата:
Не доживешь до зари!
В дерево мститель врубился,
Сталью решая судьбу;
Вход прорубив, устремился
Внутрь продолжить борьбу.
Руки врагов были голые –
И покатились их головы,
Вызрев на жертву серпу…


К ночи морознее стало,
С моря метель помела.
Греттир, смертельно усталый,
Понял, что мгла развела
Уж до утра его с теми,
Что от расправы спаслись,
Прячась от недруга в темени…
Снежные хлопья неслись,
Выбелив землю пустую.
Греттир поплелся вслепую
Маясь в сугробах, домой,
Где и тепло, и покой…


Свечи, по-счастию, в горнице
На ночь хозяйка зажгла;
Светом, ожившим в оконце,
Жизнь герою спасла.
…Хутор пред взором открылся.
Греттир едва дотащился
В гору по снегу и в дверь
С хрипом ввалился как зверь.
Рухнул он в изнеможении
Прямо на лавку без сил.
– Греттир, ведь ты, без сомнения,
Славу навек заслужил, –
Молвит хозяйка в волнении, –
Ибо ты подвиг свершил! –
Тот отвечал, усмехнувшись:
– Кажется мне, что, вернувшись
С этой прогулки домой,
Сам я остался собой –
Рыжим, кого вы честили,
Жуткие кары сулили,
Словно я изверг какой!
После утешимся славой.
Надо теперь бы поспать.
Утром пройдемся облавой:
Вместе придется искать
Двух негодяев паршивых,
Если они еще живы
И не хотят подыхать! – 


Спал при оружии Греттир,
Чутко и настороженно;
Слушал, как бесится ветер
И полагал на рассвете
К схватке себя обреченным.
…Утром, когда рассвело,
Стали искать убежавших…
Вскоре нашли их, лежавших:
За ночь уже занесло
Снежной порошею белой
Трупы окоченелые...
Не пожалевши труда,
Мертвых сложили туда,
Где заливает волнами,
И погребли под камнями –
Пусть отпоет их вода! (19)


Торфинн  в то время довольный
К острову плыл на ладье,
После утехи застольной
Вспомнив с утра о семье.
Вот и знакомая пристань.
Сузил хозяин глаза,
В берег уставившись пристально,
Мрачно дружине сказал:
– В хутор наведались гости,    
Ждут нас ужасные новости! –
Быстро корабль пристал.
На берег вышли. И верно:
Боком, как сдохнувший кит,
Старый корабль лежит –
Дело позорное, скверное!
А в их сарае стоит
Чья-то чужая ладья.
Торфинн промолвил: – Друзья,
Чую, что в доме такое
Встретит мою седину,
Что все добро нажитое
Отдал бы я и казну,
Остров и жизнь в придачу –
Только б случилось иначе! –


…Греттир в хозяйских покоях
После обеда дремал,
Словно и не был героем,
Меч над собой не вздымал
И в упоении боем
Викингов не убивал.
К морю решила хозяйка
С Греттиром вместе сходить:
Мужнин приезд упредить
И рассказать, как их шайка
Вздумала вдруг навестить
И обесчестить грозила;
Как под камнями остыла
Их нечестивая прыть.
Греттир промолвил ворчливо:
– Коли любимый супруг,
Свесив над пристанью ногу,
Ужас изведает вдруг
И побледнеет, и Бога
В горести станет корить –
Впредь от родного порога
Реже захочет тропить
В море зыбучем дорогу,
Бросив жену, налегке,
Радость ища вдалеке.
Мне же, признаюсь в том честно,
Лень поднимать себя с места. –


С дочерью к берегу вышла
Мужа хозяйка встречать.
Море, волну не колыша,
Нежило мирную гладь.
…Плач перешел в поцелуи…
Долго хозяин не мог
В чудо поверить, ликуя,
Что пощадил его Бог!
Тут лендерман о побоище
И услыхал от жены:
Как им грозило чудовище
В образе слуг сатаны;
Спас же всех Греттир-исландец,
Их молодой постоялец.
…Долго хозяин молчал
И головою качал:
– Мудрость мне вспомнить придется:
Дружба в беде познается.       
Друга теперь я узнал! –


Торфинн поднялся в покои
Греттира благодарить:
– Редко такие герои
Могут столь скромными быть!
Вряд ли сполна оплатить
Нам доведется услугу.
Выскажусь честно, как другу:
Я бы не смог уже жить!
Если, как мне бы сегодня,
Стала грозить преисподняя
В жизни тебе бы – узнал,
Как бы я друга спасал.
Помни: тебе я отныне,
Все мы – навеки родные! –
Греттир спасибо сказал.


Слава о подвиге том
Встав на крыло, облетела
Каждую землю и дом;
Здравицу Греттиру пела,
Где за дружинным столом
Кубки вздымали в честь смелых!

Глава III.  КРОВАВЫЕ  РАСПРИ

Жил тогда в Халогаланде
Бонд уважаемый Торкель.
Предок, придя из Лапландии,
Рад был по бедности корке;
Но предприимчивый род
Стал богатеть и плодиться,
Землями обзаводиться,
Приумножая свой скот…
Торкель, прослышав о Греттире,
Им всем в пример восхищался.
…А мимо хутора ветер
Судно тащил, и болтался
В нем на волне наш исландец;
Желт был он как померанец –
Качкой вконец измотался!
…На берег выйдя, остался
В хуторе он, чтоб в лесу
Всласть потропить лису.


С Бьёрном, сородичем дальним,
Торкель зимою той жил.
Юношей Бьёрн слыл нахальным,
Сытую жизнь любил,       
Ибо имелись монеты;
Но был завистлив при этом
И задирался ко всем,
Кто отличился хоть чем.
(А, как известно, задира
Мнит себя местным кумиром!)
С Греттиром Бьёрн враждовал,
Но задевать опасался
(Силу исландца он знал!),
Случая все дожидался
И опозорить мечтал.


Старый медведь из берлоги
Вышел в начале зимы;
Людям окрестным тревоги
Стал он чинить среди тьмы.
Голоден зверь был, свиреп
И до того разъярился –
Словно нечистых вертеп
В бурую шкуру вселился:
Бревна загонов ломал,
Живность в хлеву задирал,
Даже людей убивал –
Словом, шатун сей взбесился!


Торкель со всеми терпел   
Убыль от страшного зверя;
Множил злой счет он потерям
Каждую ночь и мрачнел.
Всею округой искали
В дебрях скалистых берлогу,
Лес и кусты прочесали,
Поту в них пролили много –
И набрели, наконец,
В месте, где скальный венец
Высился над побережьем,
На домовище медвежье:
Зев его лежки чернел
Под лобовиной утеса
Прямо над пропастью сброса,
Так что печальный удел
Всякого ждал, кто слетел 
Вниз бы, сорвавшись с обрыва –
Камни бы справили живо
Тризну по тем, кто был смел…


К логову горная тропка
Узкою лентой вилась,
Так что охотник неробкий,
Если бы вздумал напасть
На отдыхавшего зверя,
Должен был искренне верить
В ловкость свою и удачу
Да в небеса к ним в придачу!
Днем зверь в берлоге лежал,
И не высовывал носу;
Только никто не желал,
Поутру выйдя к утесу,
Чудище то навестить,
Пику с когтями скрестить.
Бьёрн принародно хвалился:
– Зря донимает вас страх; 
Как бы зверюга ни злился –
Будет он в наших руках!
Хвастать я много не буду,
Но не боюсь обещать:
Или же тезку (20) добуду,
Или в живых не бывать! –


Вот на охоту пустился
Доблестный Бьёрн в одиночку.
Славно он вооружился,
Выбрал удобную ночку:
Знал, что в берлоге медведь;
Изредка бурый реветь
Громко и зло принимался –
Видимо, проголодался,
Ночи-то долгие ведь!
Витязь улегся в проходе,
Сверху прикрылся щитом.
Ждет… Уж и ночь на исходе…
Но не покинул свой дом
Бьернов соперник косматый:
Что-то учуял, проклятый!
Сон храбреца одолел –
Скучно ведь в темень глухую
Пялиться долго впустую…
Зверь все же есть захотел
И на дорогу выходит.
Глядь – тут охотник лежит
И под щитом своим спит!
Мишка вплотную подходит,
Лапой цепляет за щит –
Прочь со скалы тот летит.
Сон у героя проходит!
В ужасе вперившись в зверя,
В явь наконец-то поверя,
Бросил он меч и тропой
Зайцем помчался домой…
А сотрапезники Бьёрна
Из-за утеса следили
За предводителем вздорным;
Утром к обрыву сходили,
Щит притащили с мечом
И потешались потом
Над поединком забавным
И до смешного бесславным!


В зимнюю стужу сердитый
Торкель и восемь мужей
Из подобающей свиты
Для благородных людей
Счеты решили свести
С ихним соседом несытым
И за разбой отомстить.
Плащ меховой с капюшоном
Греттир, запарившись, снял,
Как с седоватым патроном
Зверя обкладывать стал.
Только медведя достать
Не удалось им, пещеры
Тот не желал покидать;
Пасть свою злобно ощеря,
Стал ею копья хватать
И острия отгрызать…
Бьёрн же за спинами родичей,
Бегал, советы давал;
Словом, старался он очень
Их ободрить и взывал:
– Ближе к нему подходите,
Надобно в глаз его ткнуть!
Что вы толпой-то стоите?
Делайте же что-нибудь! –
В самом разгаре сражения
Греттиров плащ он хватает
И, подскочив на мгновение,
В зев его ловко бросает.
Плащ под медведем исчез:
Зверь на добычу залез,
Лапами мех раздирает
В бешеном остервенении…


Долго, но тщетно пытались
Люди медведя убить.
Сумерки уж надвигались…
Видя, что им не добыть
Хитрого зверя булатом,
Торкель решил, что обратно
Надо из гор выходить.
Греттир плаща тут хватился,
Стал его всюду искать;
К логову двинулся, глядь –
Зверь на меху развалился
И продолжает рычать.
Греттир воскликнул, нахмурясь:
– Кто это так подшутил,
Неблагодарной нам шкуре
Плащ меховой подарил? –
Бьёрн и не думал скрываться:
–Тот, кто посмел в том признаться!
– Что же, ты подвиг свершил, –
Греттир ответил спокойно, –
Надо отметить, достойный! –
К хутору поворотил…
Скрылась из виду берлога,
Тянется к дому дорога.    
С берега ветер завыл…
Греттир вдруг остановился
И к голенищу склонился:
Лопнула, видно, тесьма.
(Может быть, кстати весьма?)


Ждали охотники возле.
Греттир совсем не хотел,
Чтобы под ветром промерзли
Восемь измученных тел!
– Только не вздумайте, право, –
Бьёрн тут ехидничать стал, –
Что наш исландец удрал;
Собственный плащ на забаву,
Струсив, зверюге отдал!
Вот соберется он с духом
Да похитителю в ухо
Лапищей двинет своей,
Шкуру стряхнувши с костей.
Что же, тогда на героя
Он бы вполне походил.
Ну, а пока что, не скрою,
Мужества не подтвердил! –   
Торкель ему возразил:
– Бьёрн, ты несносен порою!
Вот уж не ведаю, чем
Сам ты сумел отличиться?
Греттира злишь ты зачем?
Силой тебе не сравниться
С гостем моим, посему
Брось придираться к нему! –
Бьёрн только буркнул сварливо:
Мол, не указ мне никто!
Двинувшись вниз молчаливо,
Быстро забыли про то.


Греттир с тесьмой повозился,
Встал – и вернулся назад.
Он шатуна не страшился.
И поединку был рад:
Славу делить не придется,
Если с победой вернется!
Действовал он наугад:
Лезвие вынул из ножен,
В обруч запястье продел –
Меч потерять не хотел;
Начал идти осторожно
Вверх по тропе. Но сумел
Сделать лишь двадцать шагов –
Остановил его рев!
Зверь по тропе опускался;
Даже не встав на дыбы,
Он к человеку подался
Для рукопашной борьбы,
Ибо гиганта взбесило
То, что вдруг путь заступило,
Не сопоставив их лбы!
Первым нанес косолапый
Страшный удар правой лапой;
Греттир удар тот отбил,
Лапу мечом отрубил.
Поднял мохнатый другую,
С боли ревя и лютуя.
Ею б врага он убил,
Но коротка оказалась
Та, что с железом спозналась:
Лишь на неё он ступил –
На бок, завыв, повалился.
Греттир же вмиг ухватился
За уши что было сил
И удержать их стремился,
Чтобы в клыкастую пасть
Всей головой не попасть.


Он с напряженьем великим
Морду руками держал;
Зверь головою мотал
С ревом чудовищно диким,
Смрадом лицо обдавал…
Долго вот так состязались
В силе соперника оба,
В наст ледяной упирались,
Вместе рычали от злобы –
Вместе и в пропасть сорвались.
Первым мохнатый упал.
Сразу на лапы не встал –
Сильно о камни разбился.
Греттир на тушу свалился,
Гибели тем избежал;
Меч сжал ладонью проворно
И поединок упорный
Кончил, противнику в грудь
Сталь не замедлив воткнуть.


…Торкель с людьми отдыхал
После охоты в покоях;
Гостя пропавшего ждал,
Взоры ко входу бросал,
Сильно в душе беспокоясь.
Вот, наконец-то, в дверях
В драном плаще на плечах
Наш удалец появился –
И, словно дым, растворился
Сердце терзающий страх!
Торкель улыбкой светился,   
Смех меж сидящих пошел.
Греттир же молча прошел
И отсеченную лапу,
Бурою кровью заляпанную,
Бросил небрежно на стол.
Смех тишиной подавился…
Торкель на лапу воззрился,
Взглядом окинул людей,
Встал и сказал без затей:
– Родич мой, Бьёрн дорогой!
Разве подобное было,
Чтобы твоею рукой
Так вот железо рубило?
К Греттиру ты придирался,
И оскорблял, и смеялся –
Что ж, искупи-ка вину
И расплатись за войну,
Раз побежден оказался! –
С места племянник вскочил:
– Виру давать я не буду!
Греттиру впредь не забуду
То, что он мне говорил!
Он и медведя убил,
Чтобы меня опозорить.
Я не желаю позволить
Так относиться к себе!
– Раз уж капризной судьбе, –
Торкель сказал, – перессорить
Было угодно вас – спорить
Больше не будем о том.
Только запомни: в свой дом
Греттира ввел я как друга;
Кроме того, он услугу
Важную смог оказать,
И потому затевать
Распрю я с ним не позволю;
Виру ж платить не неволю! –
Спорить постыдно юнцу;
Только по злому лицу
Бьернову явственно было,
Как же спесивца бесило
Все, что он здесь услыхал!
Греттир лишь мрачно молчал…


Ветры задули весенние –
И паруса зацвели,
Двинувшись в земли соседние.
В северный Вагар пошли
С Греттиром люди торговые;
Бьёрн же от Торкеля новые
К западу вел корабли
В Лондон за нужным товаром.
Лето провел он недаром,
Много добра закупил
И до предзимья отбыл,
Ибо не близок путь к дому.
…Греттир, судьбою ведомый,
К югу тем временем плыл.


Вот мореходы пристали
На долгожданный постой.
В темени, к ночи густой,
Рядом корабль причалил,
С юга; купцы в нем признали,
Глянув лишь на борт крутой,
Судно из Англии Бьёрна.
Вместе, привычно проворно,
Жаркий костер разожгли,
Вместе поели, легли…


Греттир тут Бьёрну сказал:
– Снова случайно мы вместе,
Видно, так Бог пожелал.
Помню, ты мне угрожал –
Что ж, объяснимся по чести:
Чем я тебе помешал?
– Дело ведь то молодое, –
Купчик в ответ пробурчал; –
Стало быть, дело пустое.
Я  упирать бы не стал
Зрелую гордость в былое.
Желчь твою я услащу,   
Рану души залечу:
В средствах ведь я теперь волен;
Вирою будешь доволен –
Золотом честь оплачу! –
Бьёрну ответствовал Греттир:
– Воин угрозы на ветер
Как шелуху не бросает!
Всякий в Норвегии знает,
Кто злую несыть убил,
Когти мечом обрубил.
Муж же бесстыжий, трусливый
Завистью ум помутил,
Случай стерег терпеливо,
Шкуре мой мех одоложил.
В клочья порвал его зверь.
Ты мне ответишь теперь! –
Бьёрн возразил: – Поважнее
Можно устроить дела
С помощью денег; нужнее
Людям от века была
Золота звонкого тяжесть –
Вот что приносит нам радость;
Бедность – кормилица зла! –
Греттир ответил: – Я виру,
Умник, с тебя не возьму,
Ибо ты бесишься с жиру,
Мне же жиреть ни к чему.
Если не вынешь свой меч –
Трусом повсюду ославлю,
Род твой без чести оставлю.
Мертвым пристойнее лечь! –
Бьёрну пришлось согласиться.
Утром решили сразиться,
Силы не тратя на речь.


На берегу предрассветном
Встали с оружием двое,
Чтобы в ристалище смертном
Дело закончить былое.
Сталь зазвенела о сталь,
Кровь заалела густая,
Вскрики в пустынную даль
Эхом неслись, замирая…
Бьёрн уже еле держался,
Вяло мечом отбивал;
Чувствовал, что выдыхался,
Чувствовал, что погибал…
Мощным ударом кольчугу
Греттир рассек, как дерюгу.
С криком предсмертным Бьёрн
Пал на прибрежный дёрн,
Дрожь пробежала по телу,
Стихла – душа отлетела…


Торкель поехал на юг,
Весть получив о несчастье:
Тамошний ярл ему друг –
Значит, у дружеской власти,
Что представляет корону,
Право судить по закону.
…Греттир, предвидя напасти,
Ибо изгнанником был,
К Харамарсею уплыл.
…Торфинн воскликнул при встрече:
– Честь наша с дружбою вечны!
Не по твоей ведь вине
Ссора у вас зародилась.
Небу земное видней,
Коли она разрешилась
В честном открытом бою.
Вновь тебе слово даю:
Что бы с тобой ни случилось –
Встать на защиту твою! –


Хьяранди, родич убитого,
Воином ярлу служил
И у него испросил
Следствия в деле открытого.   
Свейн против правил решил   
Сходку немедля созвать,
Чтобы за кровь покарать
Богатыря знаменитого,
Ставшего нос задирать.
Торфинна с Греттиром вызвал
Ярл и истца пригласил.
Торфинн в суде заявил,
Что лишь за то, что он вызволил
Из беззаконья людей,
Жен защитил, дочерей
От лиходейства берсерков,
Власть в государстве и церковь
Тем от хулы оградил –
Греттир почет заслужил,
А не суда и бесчестия
Вкупе с неправедной местью.
Кроме того, предложил
Виру за кровь он такую,
Что родич Бьёрна любую
Цену б за мир получил,
Сколько бы ни запросил.
Ярлу к тому же открылось,
Сколь был сам Бьёрн виноват.    
Тем бы все и завершилось,
Только убитого брат
Взвыл вдруг, затрясшись от ярости:
– Нет уж, не будет вам радости!
Именем, мне дорогим,
Я торговать здесь не стану,
Встречи искать не устану
С кровником, роду чужим!
Будет одно лишь из двух:
Либо покинет мой дух
Тело, булатом разъятое –
Либо отмщу я кровь брата!
Нам не ужиться двоим! –


Греттиру как-то случилось
С другом пойти погулять.
Сбоку вдруг дверь отворилась –
И как полуночный тать,
Грозно вздымая секиру,
Хьяранди вепрем напал,
Кровью желая взять виру.
Греттир вмиг наземь упал.
Лезвие мимо скользнуло,
Бок лишь слегка резануло –
Так что удар тот пропал!
Греттир немедля поднялся,
Выхватил меч свой из ножен –
И на траве распластался
Хьяранди, жизнь итожа…
Тут уже мстителя слуги
Скопом ввалились на улицу,
Псов растревожив в округе
И распугав стаю куриц.
Пятеро разом зажали
В клешни тисков боевых
Простоволосых двоих,
Что без кольчуг ожидали
Схватки в рубахах простых.


Бой разразился смертельный.
Греттир рубился жестоко.
Скоро норвежца подельники
Пали в объятия рока:
Четверо в смертных мучениях,
В корчах легли, издыхая.
Тут снизошло отрезвление
К пятому, жизнь спасая –
Выронив меч с перепугу,
Задал он прочь стрекача.
Греттир же верному другу
Вису сказал, хохоча:
– Псы двух волков обложили, 
Вынюхав с лежки их след,    
Лихо хвосты закрутили
И предвкушали обед.
Кто, отгадай, оказался
В брюхе чьем, коль объедался
Серых крылатый сосед? –


А убежавший тем временем
В Свейновы ноги упал,
Ибо лишь он судным бременем
Разум свой отягощал.
Ярл тут разгневался страшно!
Тинг созывать порешил:
Мол, этот Греттир ужасно
Силою всем досадил –
Жить с ним норвежцам опасно! –
И отрубить потому
Голову надо ему,
Время не тратя напрасно!
Торфинн сумел еле-еле
Тинг этот перенести,
Чтобы властям в грешном деле
Мщению путь не мостить:
Гуннара – старшего брата
Младших, сраженных булатом –
Греттиру счет предъявить
Свейн дал согласие вызвать,
Всю подноготную вызнать
И уж потом всех судить.


Гуннар приехал весною.
Не пожелал он мириться,
Ибо возжаждал душою
Кровью исландца омыться;
Где-то, таясь, пропадал,
Случая верного ждал,
Чтобы с исландцем схватиться…
Случай тот выдался вскоре:
Греттир, жилье приглянув,   
Пил в одиночестве с горя,
Вход на засовы замкнув.
…Грохот разнесся удара,   
Настеж распахнута дверь –
Гуннар как бешеный зверь
Внутрь врывается яро,
Чтоб расквитаться теперь!


Греттир один очутился
Против врагов четверых;
Выхватил меч и рубился
В стенах избы роковых.
В горнице сделалось тесно
И от людей, и мечей.
Только вот смерти, известно,
Вольно в лихой толчее:
Меч сына Асдис уткнулся
В шею врага – растянулся
Мертвым наёмный храбрец,
Хрипом озвучив конец.
…Дрались противники молча.
Греттир был против троих.
Скоро из стаи их волчьей
Двое осталось: затих
Третий, удара мечом
Не отработав плечом.
Тут уж норвежцы узрели,
Что им исландца не взять,
И из избы захотели,
Жизни спасая, бежать.
Только друг нанятый мстителя
Резво уж слишком спешил
Вон из недоброй обители;
Пятясь назад, зацепил
Он за порожек ногою
И, растянувшись, собою
Гуннару выход закрыл.
Мстителю щит пригодился:
Прокляв дурную затею,   
Наглухо им заслонился,
Высунуть носа не смея;   
Ждал, что умается сечь
Греттир, вцепившийся в меч.
Тот между тем разъярился
И на врага наседал;
Вот, наконец, изловчился
И на скамью устремился,
Сверху рубить с нее стал.
Щит чуть вперед отклонился,
Меч вдоль него опустился –
Гуннар безруким упал.
Греттир же из сострадания
Снова ударил мечом,
Чтоб облегчить наказание.
Кровь заструилась ручьем
И на груди заалела
Уж бездыханного тела…


Спасся неловкий сообщник;
К ярлу бежав, объявил,
Что в усыпальницу общую
Греттир ночлег превратил.   
Свейн впал в великую ярость,
Слушая страшный рассказ;
Мудрость отбросив и жалость,
Рёк, чтобы здесь и сейчас       
Казнь храбреца состоялась!   
Отдан дружине приказ –
И повелителя слуги,   
Грозно оружьем звеня
В тихости мирной округи,
В свете весеннего дня
Двор окружили опальный,
В коем сидел лиходей –
Сильный и столь же нахальный.
Торфинн же вывел людей,
Что ему верно служили.
Вынув мечи, без затей
Свейну в ответ объявили,
Что, мол, их зря обложили;
Что они не предают
Тех, кому слово дают,
С кем бескорыстно дружили.
Дорого ярл им заплатит,
Если ворота захватит,
В братоубийственной рати
Кровь его люди прольют!


Свейн ни в какую: – Мириться, –
Молвил он, – значит прощать! –
Дело к худому клониться
Начало… Увещевать
Стали правителя люди:
Власти добра, мол, не будет,
Коль у опальных ворот
Смерть урожай соберет.
Ярл поостыл тут немного
И, поразмыслив, сказал:
– Нужно судить очень строго
Греттира, ибо восстал
Он против власти, удача
Больше для витязя значит
Прочего в жизни. Устал
Я от убийств неоплаченных!
Выкуп сейчас же назначу,
И чтоб никто не роптал! –
Торфинн на мир согласился,
Ярлу ворота открыл.
Выкуп тот приговорил –
И серебром расплатился
Торфинн за воинский пыл,
Слово дав за море сплавить
Друга за собственный счет,
Чтобы родню не ославить…
Выпал исландцу черед
Берег норвежский оставить,
Жизнь среди верных друзей.
Будут ли новые в ней?

Глава  IV.  ТОРХАЛЛЕВ  ДЕМОН

Вышел вернувшийся Греттир
На берег родины милой…
Все, как и прежде: мчит ветер
Дым над землею унылой;
Дремлет меж скал ее фьорд;
Хутор зрит в зеркало вод;
Дом не состарило время,
В коем он, Асмунда семя,
Детские годы провел,
Разум и силу обрел…
Греттир не прежним вернулся:
Жребия славы коснулся,
Стал знаменитым теперь;
Жизнь, где страждут, прощая,
Не был намерен терпеть,
Горечь обиды смывая
Кровью, стекавшей с меча;
Если рубил, то сплеча!
Люд силача сторонился.
Греттир же всюду хвалился,
Что, мол, он спину свою –
Хоть и с тремя бы схватился –
Им не покажет в бою,
Кто бы и чем с ним ни бился.
С большим числом же врагов
Был он сражаться готов
Лишь за спасение чести
С собственной жизнью вместе.
Он и в стихах преуспел
И на застолицах пел:
– Знай, испытатель секиры: (21)
В игрищах гневных валькирий
И от десятка бойцов
Не отвращал я лицо!
Только ничто не принудит
Умного собственной грудью
Выйти по воле своей
Против оравы мечей,
Ибо какой ему будет
Прок в голове без плечей? –


В те времена непростые
Начал народ привыкать
Лбы и желанья крутые
Божьим крестом осенять
И отворачивать души
Прочь от языческой чуши.
Но, как и прежде, в горах
И в отдаленных дворах
Слышали часто селяне
Горного духа ворчанье,
В души вселявшее страх.
Так и в долине Тенистой,
На Торхаллевом дворе
В ночь просыпался нечистый,
Выл по ненастной поре
На окружающих кручах;
Жался от ужаса в кучу
Нечисть учуявший скот…
Столь был напуган народ,
Что начал с мест подниматься
И кто куда подаваться,
Чтоб не накликать невзгод.


Торхалль упрямо крепился:
Жаль было двор оставлять,
Место, с которым так сжился,
Пестовал каждую пядь!
Вздумал слугу он нанять.
Был тот силен и хвалился
Шею при встрече сломать
Нечисти, злобно ревущей,
Спать по ночам не дающей.
Гламом слугу было звать.
Сам как нечистый был с виду
Сей неулыбчивый швед;
Словно сулил панихиду
Взора безмолвный ответ
Тем, кто, собаки не зная,
Стал бы сердить ее лаем,
Выгнувши с дури хребет.
Был он заносчив и злобен.
Скотника челядь терпела,
Видя, на что он способен;
Спорить подавно не смела,
Чтоб не нажить себе бед.
Так этот Торхаллев скотник
До Рождества и служил.
Был он неважный работник;
Но, хоть и лба не крестил,
Нечисть от дома отшил.


В самый канун Рождества
Скотник с рассветом проснулся,
Шкуру отбросил и встал;
От образов отвернулся
И, отворивши уста,
Голосом зычным хозяйке
Крикнул: – Жратву подавай-ка!
– Есть перед праздником, Глам, –
Молвила женщина, – срам;
В день этот должно поститься
И, обратясь к небесам,
Богу усердно молиться! –
Глам заругался в ответ:
– Ваш христианский обет
Мне представляется ложным!
Без суеверий возможно
Жить, не считаясь с Христом.      
Пусть голодает весь дом –
Я не желаю поститься;
Верою не прокормиться
Тем, кто живет лишь трудом! –
Молвит в испуге хозяйка:
– Зря ты такое сказал!
Не одного уж зазнайку      
Бог за хулу наказал.
Что-то стрясется плохое
Вскоре, безбожник, с тобою,
Ежели Он услыхал! –
Глам рассердился нешуточно,
Женщине стал угрожать –
И воздержания суточного
Тем избежал: подавать
Велено завтрак строптивцу.
(Чтобы ему подавиться!)
Стал он свинину жевать…


Съев все, что подано, вышел
Глам лошадей посмотреть.
Видно, на небе всё слышали:
Снегом слепя, круговерть
Вдруг запуржила над хутором,
Хоть было тихо под утро,
В час, как востоку бледнеть…
Северный ветер бесился,
День переделавши в ночь;
Праздник встречая, крестился
Торхаллев двор… Но помочь
Чем-то никто не решился
Гламу избегнуть беды:
Как тут отыщешь следы
В темень, в сугробищах белых
Средь луговин помертвелых?


…Ночь выла долго и зло…
Швед к Рождеству не вернулся…
Утром, когда рассвело,
День от забвенья очнулся,
Вышли искать… Намело
Снегу в Озерной долине,
Так что по горной равнине
Люди брели тяжело…
В скалах, кустами поросших,
Средь ледниковых камней
Трупы валялись замерзших
Торхаллевых лошадей.
Было утоптано место,
Словно в жестоком бою
Чьи-то бойцы неизвестные
Жизнь защищали свою.
Здесь и валялся поодаль
Их незадачливый Глам;
Видно, трудился он вдосталь,
Не поддаваясь врагам.
Только одно удивило:
Как был раздут его труп –
Словно бы с корнем свалило
Ветром матерющий дуб!
С места таинственной схватки
След устрашающий шел –
С днище селедочной кадки!
К скалам, вихляя, он вел,
Наверх, к ледовым завалам;
Кровь белый саван пятнала,
Коим укутался дол.


Люди подумали: верно,
С Гламом сразился злой дух;
Кровью за смерть его скверной
Сам заплатил, и потух
Отсвет отверженной жизни
Без поминанья на тризне…
Но не развеялся слух,
Что кочевал по селениям –
А заодно опасения,
Что их не менее двух,
И наплевать им на тление!
Вскоре они подтвердились…
Глама отправили в твердь –
Там, где нашла его смерть;
Только вот труп не решились
По-христиански отпеть:
Швед был язычником ведь.
…Видимо, мертвому Гламу
Сделалось тесно в могиле;
Через оконную раму
За привиденьем следили
Взоры испуганных глаз.
Многим он разум потряс!
Жители прочь уходили
С Богом отверженных мест
И разносили окрест
Слухи о дьявольской силе…


Летом злой дух отдыхал
От нечестивых проделок,
Скот на лугах не пугал,
В селах же вовсе был редок.
Но лишь осеннее солнце
На зиму с неба клонилось –
Снова обличье в оконце
Людям ночами грозилось.
Было им не по себе
Слышать в каминной трубе
Чье-то глухое ворчание,
Вдоль по коньку скрежетание,
Кровельных плит грохотание,
Стен и настила дрожание –
Словом, крещеной судьбе
Призрак грозил наказанием!


Торхаллев новый пастух
Стадо пасти подрядился:
Выбить из призрака дух –
Коли он есть – побожился.
…Раз, только умер закат,
Съетый скалистой грядою,
И серебристый наряд
Выткала ночь над землею –
В хлев затолкавши овец,
В гости подался храбрец   
К Гламу забытой тропою…
В полночь завыла пурга –
Ибо пора наставала –
И закружила снега,
Словно с зимой запоздала;
Стала проулки мести,
Кровли убежищ трясти
И одеял покрывала
На-полдень в небе нести…
Утром храбрец не вернулся.
Стали беднягу искать;
Видят – пастух растянулся
В снежной перине поспать,
Перед могилой нечистой.
Призрак был в гневе неистов:
С шеи до кончиков ног
Лекарь найти бы не смог
Кости целехонькой в теле –
То несподручно метели!
Видимо, мстительный Глам
Злобой пылал к пастухам,
Ибо в холодную пору
Зверь, закопавшийся в нору,
Вряд ли устроит бедлам…


А на исходе зимы
Новый работник несчастный
Утром, как вылез из тьмы
День недоспавший, ненастный,
В хлев, как обычно, пошел
Скот по-хозяйски проведать.
Рок человека подвел:
Глам молока, знать, отведать
Из-под коров захотел…
Шум через двор полетел.
Люд, пробудившись, сбежался.
Видит: пастух их расстался
С жизнью и скот не глядел;
Дьявол сломал ему спину
И вслед за сумраком сгинул –
Света в глаза не терпел…


Долго упрямился Торхалль,
Превозмогая беду.
Утром все чаще он охал:
То вдруг ягнята падут,
Или сарай покривится,
Или иное случится –
Коего вовсе не ждут…
Демон освоился с домом,
Лез в него каждую ночь;
Чарами тяжкой истомы
Мучил хозяйскую дочь.
Девушка сон потеряла,
Делалась тише, бледней,
Реже с постели вставала.
Смерть уж склонилась над ней…
Вскоре бедняжки не стало…
Торхалль из проклятых мест
Начал готовить отъезд.


Слух о тенистой долине
Вдоль берегов разошелся;
Вечером каждым отныне
В многих домах при лучине
Сказ о проклятии велся.
Греттир в то время у дяди
Ёкуля загостевал.
Вот как-то, на ночь уж глядя,
С родичем он выпивал.
Тот ему и передал
Слух о соседе ужасном,
Призраке злом и опасном.
Греттир, наполнив вином
Кубок свой, молвил о том:
– Было бы мне любопытно
К Торхаллю съездить. Обидно,
Коли им нанятый муж
Сел в его собственный гуж!
– Меряться с нечистью силой, –
Дядя, нахмурясь, сказал, –
Я бы, племянник, не стал:
Многих героев в могилу
Нечисть до срока свалила,
Бог же руки не подал!
– Может, и прав ты, но чую,
Что поразвлечься хочу я.
Съезжу на Торхаллев двор,
Где лиходействует вор! –
Дядя воскликнул: – Напрасно
Лезешь туда ты! Опасно,
Родич – послушай меня! –
Жить, свою жизнь не ценя,
И хороводить с удачей –
Будешь безносою схвачен! –
Греттир промолвил в ответ:
– Дядя! Учту я совет;
Только судьба-повариха
Может не меньшего лиха
Всякому ведь черпануть.
Надо ее пугануть,
Чтобы вела себя тихо!
Нет уж, околицей путь,
Дядя, держать я не стану –
Пусть даже цел не останусь,
Нечисть осмелившись пнуть!
Бога моли, чтобы спас
Кто и тебя бы в свой час,
Ежели будешь тонуть! –
Ёкуль ответил: – Ну что же,
В будущем оба, быть может,
Смыслим мы что-то с тобою.
Только с своею судьбою
В жизни – как в ней ни крутись –
Нам уже не разойтись! –
…Слов не бросая на ветер,
Съехал от Ёкуля Греттир,
Только осветлилась высь…


Гостя приветствовал Торхалль.
Слез не старался он скрыть;
Сам, хоть и старчески охал,
Стол не замедлил накрыть
И за медовою чашей
Горькую быль рассказал
Собственной жизни пропащей,
Что ему Бог ниспослал.
После как честный хозяин
Гостя он предупредил,
Что тот рискует отчаянно,
Ежели на ночь решил
В проклятом доме остаться:
– Глам может внутрь пробраться,
Чтобы похитить коня.
Вряд ли он тронет меня;
А вот тебе не раскаяться б,
Жребий свой смертный кляня!
– Коли судить о том честно,
Кто где помрет – неизвестно! –
Греттир ответил, зевнул
И обсужденье свернул.
Гостю кровать постелили,
Вышли и дверь затворили…


Первый ночлег был спокойный,
Греттира Глам не будил.
Торхалль, премного довольный,
Гостя медами поил:
– Нечисть – и та уважает
Дом, где герой отдыхает! –
Греттир напитки хвалил.
Минула новая ночь;
Утро, опомнившись, прочь
Долгую темень прогнало –
Нечисти как не бывало,
Хутор никто не будил!
Вышел хозяин проведать
Греттирова скакуна,
Смотрит – тому уж не бегать:
Сломана кем-то спина
У вороного коняги.
Видно, сидел на бедняге,
Ночью резвясь, сатана!
К Греттиру Торхалль рванулся,
Передал страшную весть:
– В хутор нечистый вернулся!
Знай, что тебе уж не сесть
На спину верного друга.
С Гламом поладить нам туго!
Дело разумнее взвесь:
Если остаться решишься –
Завтра же с жизнью простишься.
Дьявол господствует здесь! –
Греттир ответствовал мрачно,
Над скакуном постояв:
– Что же, набег был удачный.
Недруга не наказав,
Я уже не успокоюсь;
Кровью поганой умоюсь,
С плеч ему голову сняв! –


Смерклось. Улегся вновь Греттир,
Сверху накрывшись плащом;
Под завывание ветра
Вел поединок со сном,
Глядя на пламя живое
Тускло мерцавшей свечи.
В стенах пустынных покоев
Память являла былое
В грезах тягучей ночи…
Грохот внезапный и страшный
Песнь ветров перекрыл,
Словно кто в бой рукопашный
С крышей снаружи вступил,
Доски ломая, что кости,
В дикой, бессмысленной злости;
Дом ходуном заходил.
…Стихли ужасные стуки;
С крыши как будто кто слез,
Дверь распахнули вдруг руки –
Глам внутрь дома пролез,
Притолоку задевая,
Смрадом гнилым обдавая
Несхоронённых телес.


Втиснувшись под потолок,
Двигался демон от двери,
Взором мерцающим жег
Не человека, а зверя.
Вот он над ложем склонился –
Греттир не пошевелился,
Сон с себя сбросить не мог.
Демон за плащ ухватился,
Дернул – но выдрал лишь клок.
Тут уж нечистый озлился,
Лапами в шкуру вцепился –
Снова для цели не впрок:
Плащ был к лежанке краями
Как бы прихвачен гвоздями,
Точно подстилки кусок.
В полную силу уж рвут
Плащ обе лапы нечистого,
Греттира с ложа влекут.
На пол скатился тот быстро,
На ноги мигом вскочил,
Глама за пояс схватил,
Стал его тискать неистово
Мощью недюжинных сил.
Тяжкую тушу он тщился
Вверх от земли оторвать,
Хваткой борцовской стремился
В поясе спину сломать.
Только ни то, ни другое
Не удалось молодцу:
Силищей демон такою
Плечи сдавил храбрецу,
Что и подвинуть рукою
Тот уж не мог ни одною,
Что не удобно борцу.
Греттир в покои рванулся,
Чтоб среди низких скамей
Демон ногами споткнулся
Как о коряжины пней.


…С треском скамейки ломались:
К двери гость ада полез;
Оба врага упирались –
Греттир упрямый и бес –
И пошуметь расстарались,
Будто валили тут лес.
Призрак взял верх не умением –
Выволок Греттира в сени
Силою адских телес.
Бились там яростно, насмерть:
На пол валились столбы,
Рвались попоны как скатерти,
Пыль же – как от молотьбы!
Вытащить вон из избы
Глам человека намерился:
Там, на подворье, надеялся
Он без стесненной борьбы
Вышибить дух из строптивца.
Вот удалось навалиться
Демону на дверь спиной.
Та изогнулась дугой
И распахнулась наружу
В темную зимнюю стужу,
Пар покатился густой.


Страшная сила тащила
Вон из сеней храбреца,
Мерзлая темень сулила
Близость худого конца.
Греттир внезапно поддался,
Глама вперед подтолкнул –
Тот в это время старался
В двери пролезть и тянул
Что было силы наружу,
В ночь, в непроглядную стужу.
Эта уловка врасплох
Глама застала, подвох
Навзничь его опрокинул.
Руки нечистый раскинул,
Чтоб упереться в косяк.
Только уставший от драк
Дом уже перекосило,
С треском сломались стропила –
Демон, опоры лишен,
Вылетел из дому вон,
Оземь ударившись тяжко;
Сверху пал Греттир, врастяжку…


Вышла луна из-за облака.
Греттир на Глама взглянул
И содрогнулся от облика
Нечисти страшной, дохнул
Хлад на живого могильный.
Так и лежал он, бессильный,
Призраку глядя в глаза,
Чуя, как сумрак чернильный
В мозг заливается гнилью.
Глам человеку сказал:
– Сил приложил ты немало,
Чтоб повстречаться со мной;
Вроде бы выиграл бой –
Только на землю устало
Пал, сам едва уж живой.
Зря ты полез в мое дело
И рисковал головой
Столь безрассудно и смело.
Знай: все равно я уйду,
А вот тебе на беду
Бой обернется со мною:
Слезы твой триумф омоют,
Не обретешь ты покоя,
Клясть будешь злую судьбу!
Многого ты бы достиг
Силой и твердостью духа!
Телом сейчас ты поник,
На сердце тлен и разруха.
Скоро унынье пройдет:
Силу отнять я не властен,
Что Бог герою дает –
И потому-то несчастен.
Ты оказался опасен
Больше, чем я ожидал;
Силы твоей я не знал!
Но и твой подвиг напрасен –
Людям нужней ты не стал!
Что до меня, то смогу я,
К Божьим любимцам ревнуя,
Сделать, чтоб ты пожалел,
Что мертвеца одолел.
Будешь и впредь похваляться
Силою, что наделен;
Только уж впредь наслаждаться
Будешь ты счастья лишен
Славой от громкой победы;
Впредь униженьем и бедами
Ты за геройство заплатишь,
Жизненный смысл утратишь,
Голоден будешь, раздет.
Проклятым быть тебе, Греттир!
Я побежденным уйду,
Но доведется мне встретить
Душу счастливца в аду.
Жить тебе в страхе придется:
Будешь мой взгляд вспоминать;
Станешь глаза закрывать –
Ужасом сердце сожмется,
Будет в тоске изнывать,
Болью в груди изойдется!
Жить ты не сможешь один,
И потому до седин
Жизнь твоя, Греттир, прервется! –


Только сказал это Глам –
С Греттира спала вдруг слабость,
Кровь заструилась к рукам,
Воля вернулась и храбрость.
Меч он тяжелый занес –
В лунном сиянье сверкнуло
Лезвие смерти – и снес
Голову Гламу. Уснула
Та у поверженных ног…(22)
Греттир же хворост зажег,
В пламя нечистого сунул…
Тело сгорело дотла,
Так что одна лишь зола
От привиденья осталась.
Греттир почуял усталость,
Члены объявшую вновь,
Словно горячая кровь
Хладной водою вдруг стала…


Торхалль разнес всем окрест
Весть о победе над нечистью.
Чтившие истинный крест
Греттира славили честью
Первого богатыря.
Тот потрудился не зря –
Выехал в праздничном платье
И на достойном коне!
…Но неизбывным проклятьем
И наяву, и во сне
Взор ему призрака мнился.
Духом он переменился:
Стал избегать темноты
И помещений пустых,
А с наступлением ночи
В ужасе вперивал очи
В плотно закрытую дверь.
Греттиру страсти теперь
Мнились такие, что мочи
Не было спать! Точно зверь,
Жизнь таящий в берлоге,
Зажил наш Греттир в тревоге
От неизвестных потерь…


В людях с тех пор говорится:
Ежели жизнь кому мнится
В свете неверном, дурном –
Глам тому взор застилает,
Или глумится (23)… Кто знает,
Что представляется сном?

Глава  V.  НОЧНАЯ  ТРАГЕДИЯ

Вот отшумели метели,
И из норвежских земель
Ранней весной долетели
Вести о том, что на мель
Прежняя власть напоролась:
Воинство ярла боролось      
В битве морской при Мысах,
Но претерпело в ней крах.
Ярл удалился за море,
К власти же Олав пришел (24)
И к вразумленью привел
Стороны, твердые в споре.
Конунг умел оценить
Силу, уменье и храбрость,
Викингам благоволить
Стал молодежи на радость.
Греттир душою воспрял.
Нрав удальца беспокойный,
Что от тоски изнывал,
Вновь к приключениям звал.
Участи лучшей достойный,
Бросив родную семью,
Сел он опять на ладью…


Вдоль побережий Норвегии
Плыли обычным путем
Сквозь круговерти из снега,
Ветер, простуженный льдом,
Разум спасительной негой
Перед горящим костром
Не искушая – суровые
Плыли дружины торговые,
Плыли и ночью, и днем.
С ними к востоку плыл Греттир.
Моря отважные дети
Шли свой товар продавать.
(Правду сказать, добывать
Злато отточенной сталью
Здесь еще не перестали!)
…Как подошли к мысу Стад,
Ветры морские взбесились,
Снег и немыслимый хлад
С севера вдруг навалились,
На берег выгнав людей.
Став у прибрежных камней,
Перенесли все товары,
Пищу, одежду, добро…
Волн набегавших удары
Скалы таранили яро…
Было достаточно дров,
Но холода – не подарок,
Ибо подмоченный трут
Люди никак не зажгут…


Ночь между тем наступила.
Корчась, под стылой скалой
Люди сидели гурьбой.
Вьюга по-прежнему выла…
Зарево вдруг осветило
Берег пролива другой –
Видно, костер там большой
Занялся дружно. Заныло
Каждое сердце тоской
В клетке дрожащей, остылой…
Слушая грозный прибой,
Ежась от холода, начали
Между собой обсуждать
Цену, какую б назначили
Мужу тому, кто пригнать
Факел решился бы к людям
Вплавь по неласковым грудям.


Греттир обмолвился тут,
Что – хоть, быть может, и  врут –
Люди такие бывали:
Ежели льды не снуют,
Осенью одолевали
Ширь горловины подобной,
Да и цена была сходной
За их опаснейший труд.
Всяк перевел тут невольно
На говорившего взор,
Тишь озадачила спор.
Старший сказал недовольно:
–  Мало ли, что ты слыхал!
Басен я тоже знавал.
Пусть даже было такое –
Толку-то что нам былое
В нашей беде поминать?
Этим ведь дрожь не унять!
Муж ты, исландец, могучий –
Чем для героя не случай?
Если костра не разжечь,
Многим тут мертвыми лечь,
Холод погубит их дикий.
Труд – то бесспорно! – великий,
Но по трудам мы таким
Щедро отблагодарим! –
Греттир ответил: – Геройства
Мало тут, но беспокойство
Станет наградой за страх,
Что испытаешь в волнах.
А не обманет ли плата?
– Молим тебя мы как брата:
Души Христовы спаси!
Цену любую проси,
Лишь бы принес избавление.
Греттир, напрасно в сомнении
Время теряешь ты, есть
И у купечества честь!
Знай: сколь скажешь – заплатим! –
Греттир промолвил: – Что ж, тратим
Время и вправду мы зря.
Вон, от кострища заря
Путь обозначила верный.
Но не пойдет мне, наверное,
Благодеяние впрок
Под среброзвонкий залог! –


Греттир мех с плеч своих скинул,
Тело в сермягу одел,
Плащ с капюшоном накинул,
Выдать бочонок велел
И с поплавком под рукою
В море спуститься сумел,
Сгинув за черной волною…
Добрым окончив заплыв,
На берег Греттир поднялся
Там, где уютный залив
С низкой землею смыкался.
Здесь, на пригорке пустом
Высился брошенный дом;
Из дому смех раздавался
Под разудалый мотив,
Эхом от скал отражался.
Дюжина в нем сыновей
Торира – знатного бонда
Рода достойных кровей,
А не приблудного сброда –
Вытащив наверх свою,
Грозным дыханием норда
Битую в море ладью,
Время доверив питью,
Души с телами сушила
И никуда не спешила.


Греттир направился к дому
Входит, глядит: на полу
Сложен костер из соломы
И сушняка. Он к столу
В платье, что заледенело,
Прямо шагнул. Обалдело
Братья вскочили и страх
Ширился в пьяных глазах…
Греттир и впрямь великаном,
Вышедшим из черноты,
Им показался, незваным
Гостем из нечистоты.
Криком зайдясь, ухватили
Братья поленья и били,
Скопом насев, привидение.
Стал в этом столпотворении
Сдачи пришлец раздавать;
Братья же взялись швырять
В демона льда головнями.
Гость, ухвативши одну,
Двери спиной распахнул,
Еле пройдя в них плечами,
И, разойдясь с драчунами,
В воду, где вышел, нырнул,
Факел держа над волнами…
И не видал он, что дом
Занялся ярким огнем.


Греттир обратно вернулся,
Жизнь головне сохранив;
Дна, выдыхаясь, коснулся,
На берег вылез, чуть жив.
В руки его подхватили,
Мигом костер запалили,
Тело согрели, потом
Всласть напоив кипятком,
Спать у огня положили;
Встав близ героя кругом,
Доброе сердце хвалили.
Вскоре забылся тот сном…


Небо с утра было ясное,
Ровен сверкающий путь.
Людям хотелось взглянуть,
Кто в эту бурю ужасную
Дал им огня, чтоб вернуть
Жизнь скитальцам несчастным?
Быстро ладью погрузив,
Вмиг одолели пролив,
Вышли… Глядят и мрачнеют:
Бревна сгоревшие тлеют,
Черной горою зола
Кости людей погребла –
Тех, кто под крышей остался
И у огня согревался,
Пел, пил вино и дремал,
Гибели близкой не ждал.
Молча живые крестились…
Взоры людей обратились
К Греттиру, в мыслях их рос
Страшный ответом вопрос:
Уж не герой ли их действо
То сотворил и семейство
Мирных, невинных людей
Сжег как последний злодей?
Тягостным было молчание…
Хмурясь, плечами пожал
Греттир в свое оправдание,
Вису такую сказал:
– Воин с купцами рядился,
Чтоб не остаться в накладе.
Чудом он не утопился.
Только жалеть о награде
Долго придется теперь –
В рай ему заперта дверь!
Истинно: только достойным
Помощь оказывать стоит,
Прочих же слову не верь! –


Слух подменяет судью…
Где повидали ладью
Тех корабельщиков – кляли
Греттира там и желали
Скорой расправы над ним,
Хоть самого и не знали.
Торир был бондом большим,
Дружным с властями, богатым…
Конунг, о деле узнав,
Сторону Торира взяв,
Дал повеленье солдатам
Цепи одеть на исландца,
Чтобы на тинге дознаться,
Был тот виновен иль нет?
Греттир сей страшный навет
Мог бы теперь попытаться
Средством одним отвести:
Если б сумел пронести
Сталь, на углях раскаленную,
Рук не щадя обожженных.


Рад был исландец суду;
Сразу же начал поститься –
Чтобы душой укрепиться
И пересилить беду.
Срок подошел для дознания.
Конунг в храм Божий прошел,
Служка ответчика ввел,
Чтобы начать испытание,
Уголь в горниле зацвел…
Люд любопытный теснился,
На исполина дивился:
Ростом, плечами он, мол,
Вымахал дивно, как вол,
Да вот, видать, провинился!


 Сбоку плюгавый подросток
К Греттиру вдруг подкатил –
Словно к бочонку наперсток –
И, подбочась, завопил:
– Что за чудные порядки
Терпим мы в нашем краю:
Пришлые изверги гадкие,
Струсив, ползут к алтарю,
Алча у Бога защиты
От беспричинно убитых –
Тех, кто в небесном раю!
Греттир живых ведь пожег!
Ну как наш добренький Бог
Спустит ему? Будем квиты
С извергом мы, стало быть?
Грех этот не отмолить! –
Начал он пальцами тыкать
В Греттира и обзывать,
Рожицы строить и прыгать,
Как на раба стал плевать.
Тут богатырь не сдержался,
Поднял ручищу свою,
Звук оплеухи раздался…
Силу вложил он не всю,
Но на полу оказался,
Руки раскинув, юнец,
Где и воспринял конец.


Злу суждено совершиться
В зале молельном! Креститься
Стали все истово тут…
Вот уж и судьи идут
К месту несчастия нового.
Конунг промолвил сурово:
– Рок сделал лишним наш труд!
Греттир! Как видно, удачи
Ты не добудешь своей.
С Божьим судом незадача
Вышла, увы, и людей
Нечем теперь убедить.
Злую судьбу отвратить,
Видно, тебе не удастся.
Надо с тобой нам расстаться!
Может, ты не виноват,
Но по норвежским законам,
Только закончится хлад,
Станет тепло и со стоном
Треснет вдруг зеркало лат,
Что было за зиму ковано –
Ты, муж, покинешь страну,
Ибо на славе струну
Сам же порвал безрассудно.
Жить тебе, вижу я, трудно
В обществе мирных людей,
Хоть ты совсем не злодей.
Вряд ли кто на неудачу
Так вот, как ты, обречен.
Будет изгнаньем оплачен
Грех, в коем ты уличен! –
Конунг затем удалился.
Молча народ расходился,
Господу отдав поклон.

Глава VI.  НОВАЯ  ВСТРЕЧА  С  БЕРСЕРКАМИ

Как-то на празднество зимнее
Греттир, хандру поборов,
Въехал в именье старинное.
Для молодежи сей кров
Был как магнит притягателен:
Эйнар, хозяин его,
Дочку имел обаятельную.
В северном шелке снегов,
Красками не примечательном,
Роза в саду расцвела:
Юная Гюрид взяла
Всем – и умом, и красою;
Лучшей невесты герою
Вряд ли в округе сыскать!
(Да и приданое взять
Можно с папаши большое,
В доме хозяином стать!)
Так что, хоть душу щемило,
Лестно опальному было
Эйнару честь оказать.


Часто в тогдашней Норвегии
Люди лихие лесов,
Истосковавшись по неге
Теплых и сытых домов,
На хутора выходили
И, задираясь, грозили
Жителям их поединками;
Жен, дочерей уводили
И все добро уносили
В горы глухими тропинками.
Тот, кто давал им отпор,
Знал, что тяжелый топор
Злого бродяги пощаду
Не обещал; как награду
Мужу вручалось забвение
Страшных картин разорения.


Так в этот раз и случилось:
Из лесу шайка пришла,
Где с давних пор уж гнездилась.
Старшего татя вела
Похоть берсерка, вселилась
Лютая ярость в него.
Он, не боясь никого,
Грабил людей, убивал,
А хутора их сжигал.
Слава за татем тащилась
Столь уж худая, что бес
С зависти в петлю бы влез!
Звали берсерка Снэколль.
К хутору Эйнара Старого
Вывел он дикую голь.
Зная, что боя здесь ярого
Не с кем вести ему, роль
Он вознамерился рыцаря
Все же сыграть до конца:
Либо с ним кто-то сразится,
Либо он дочь у отца
Вирой отнимет за трусость –
Пусть ее нежная юность
Скрасит приют храбреца!


С Греттиром Эйнар унылый
Перед берсерком стоял;
Сердце дыханьем могилы
Льдила опасность… Сказал
Тихо исландцу он: – Греттир,
Слово, как мусора горсть,
Ты не бросаешь на ветер.
Что посоветуешь, гость? –
Греттир промолвил: – Зазорного
Я ничего тому вздорному
Мужу бы не обещал. –
Хмуро Снэколль ожидал
От безоружных ответа.
Тать на коне восседал,
Злобно очами сверкал
В прорези шлема, одетого
На голову без застежек –
Боя разбойник не ждал.
Щит тяжеленный из кожи
Обод железный по краю
Стягивал, вкруг огибая.
В общем, враг ужас внушал!
Хилую стать презирая,
Бонду насильник сказал:
– Слушай, трухлявая рухлядь!
Долго мне, воину, ждать,
Как голова твоя тухлая
Пасть пожелает разжать?
Что это там за верзила
Рядом стоит? Или силу
Думает он испытать
И позабавиться боем
Вместо тебя, пень, со мною,
Коли на жизнь наплевать?
– Мы здесь на хуторе в мире, – 
Греттир ответил, – живем;
Трудимся честно, задирами –
Ведомо всем – не слывем. –
Рёк, усмехнувшись, Снэколль:
– Вижу и сам я, что соль
Вашего бденья – смирение;
Тех, кто рискует в сражении,
Не по натуре вам роль.
Струсите вы и подавно
Биться со мною на равных;
Если уж я разозлюсь –
В бешенстве не побоюсь
За уши дернуть медведя!
Вашей же кровью, соседи,
Стыдно булат мне марать! –
Греттир ответил: – Болтать
Легче, на лошади сидя.
Кто доживет – тот увидит,
Чей же черед подыхать! –


Тут уж разбойник взбесился,
Скалясь, по-волчьи завыл,
В щит свой зубами вцепился,
Стал его грызть и забил
Словно в падучей ногами…
Греттир рванулся вперед;
Миг – и уж под стременами
Он замедляет свой ход,
Дёрн пропахав каблуками,
И, вверх подпрыгнув как кот,
В щит сапогом поддает!
Ловок удар оказался:
Обод железный влетел
В рот вожаку, что хотел
Крови и зло бесновался;
Шлем с головы полетел,
Треснула голая челюсть,
Полная дьявольской ненависти,
И завалилась на грудь.
Греттир же мигом стянуть
Наземь врага изловчился,
В меч лиходея вцепился
И, сталь из ножен рванув,
Сделал замах. Меч, сверкнув,
Голову снес с плеч Снэколля,
Бешенство тем успокоя
В сердце берсерка навек.
Тут как один человек
В ужасе взвыли бродяги,
Точно от волка дворняги
Вон без оглядки, стремглав
С хутора в горы бежав.
Следом им гнаться не стали:
Страх ведь поймаешь едва ли,
Лошадь в догоне загнав!


Греттира люди хвалили,
Славили, кто и как мог;
А старики находили,
Что он сражался как бог,
Ибо один, безоружный
Справился с шайкой бездушных,
Сильных, свирепых зверей,
Только в обличье людей!
…Весело, благополучно
В хуторе праздник прошел.
Эйнар весь день неразлучен
С Греттиром был и завел
Речь о судьбе одинокой,
Что как ярмо тяготит
Пыткой всечасной, жестокой –
Муж ведь не хладный гранит!
Греттир, на Эйнара глянув,
С горькой улыбкой сказал:
– Что же, юлить я не стану:
Да, жить один я устал!
Гюрид бы мне подарила
То, что вдыхают уста
С розы цветущей куста!
– Ну, так за чем стало дело? –
Эйнар воскликнул. – Будь смелым!
Жизнь без супруги пуста.
Кончилось время поста! –
Греттир ответствовал с грустью:
– Знаешь ведь сам, что весной
Надо мне плыть. Не гожусь я
Гюрид в мужья, я изгой!
Да и в Исландии дальней
Много врагов у меня.
Смею ли обременять
Деву я жизнью опальной
И от отца отнимать? –
Эйнар промолвил: – Не спорю,
Смысл в словах твоих есть.
Больше скажу я: герою
Это удвоило честь!
Греттир, дай срок мне – и с властью
Миром я договорюсь,
Вира проложит путь к счастью.
Всё утрясти я берусь! –
Гость возразил ему хмуро:
– В прошлом я сам виноват,
Доблестью хвастаясь сдуру,
Ибо умом не богат.
Только – прости! – я на виру
Честь не желаю менять –
Значит, ни свадьбе, ни пиру
В честь молодых не бывать! –


Час наступил расставания.
Эйнар на пристань принес
Горы даров на прощание –
И алый парус увез
Греттира к брату родному.
…Торстейн пиры дорогому
Гостю неделю давал.
Брат во хмелю распевал:
– Тростью походов Греттир, (25)
Кто в поединке страшен,
Лебедя крови (26) встретив,
Двинул в ворота брашен (27)
Круглую крепость от стрел.
Обод, на кожу нашитый,
В створ, словоблудьем набитый,
Ржавой подковой влетел;
Наземь со дна языка
Спрыгнул толмач вожака! –
Младшему старший заметил:
– Всем бы ты, братец мой, взял;
Храбр, силен да удал,
Разумом Асмунда светел.
Только с натурой твоей
Жить среди скучных людей
Всякий герой бы устал
Долго на нынешнем свете! –
Греттир с ним спорить не стал…

Глава  VII.  БЕЗЗАКОННИК

Лишь с окончанием лета
Прибыл в края забытые,
Солнцем неярким согретые,
Сын их; утесы крутые,
Пеной морскою одетые,
Скальдами в предках воспетые,
Жадно следил с корабля:
Здравствуй, родная земля!
Только недобрые вести
Встретили Греттира здесь:
Асмунд скончался; из мести
Брата убили, и весь
Край ему сделался чуждым –
Признан исландец ненужным
Острову, словно злодей:
Вызвав на сходку людей,
Тинг незаконно – заочно! –
Да и к тому же порочно,
То есть без всяких затей,
Прямо вменил обвинение
Греттиру за убиение
Торировых сыновей.
Сказывали, что на ней
Торир напором взял страстным,
Сильно на судей нажал –
И вне закона признал
Греттира тинг, а напрасным
Просьбам защиты не внял.
Греттир в унынье не впал
И по суровым обычаям
Торнбьёрну Сила Бычья
Клялся за брата отмстить,
И честь семьи защитить;
Грозной  своею десницей
Жизнь отобрать у убийцы,
Кровь его в землю излить.


Тайно, лицо закрывая,
Греттир в безоблачный день
Точно орлиная тень,
Мчался, коня подгоняя,
К западу… К дому врага
В полдень подъехал он тихо
И постучался. Врата
Были отворены: лиха
Не заподозрили женщины,
Принявши за деревенщину
Всадника в платье худом,
И показали за дом,
Где, мол, у кромки болота
Торнбьёрн косою работает;
Сын с ним, шестнадцати зим,
Арнор – он сено в стог вяжет.
Женщин приезжий обяжет,
Если отправится к ним
И об обеде им скажет.
Греттир поехал к Дымам…
Там, близ нагорья скалистого,
Возле болот по лугам
Торнбьёрн трудился неистово;
Сена уже не одну
С сыном сложил он копну –
Споро работали, быстро!
Старший щит бросил с мечом
Рядом с копною готовой;
Младший таскал за плечом
Тяжесть секиры – суровой
Жизнь была, и никто
Не отвечал ни за что.


Греттир к болотам подъехал.
Всадника тут увидал
Торнбьёрн. – К нам едет помеха! –
Сына тревожно позвал. – 
Кончить придется работу;
Новую, видно, заботу
Нам обещает седок! –
Греттир вплотную не мог
Или не жаждал съезжаться;
Слез в отдаленье с коня,
В ярком светении дня
Шлемом сверкнув. Был сражаться
Насмерть готов богатырь;
Выбил из ясеня штырь,
Что закреплял наконечник –
Недруг копье ведь, конечно,
Мог бы назад возвратить;
Начал к косцам подходить.


Кончилось их удивление.
Торнбьёрн, отбросив сомнения,
Сыну сурово сказал:
– Дюжих таких не встречал
В наших краях я. Обидно,
Что отпрыск Асмунда, видно,
Кровником Торнбьёрну стал.
Прибыл сюда он с недобрым.
Так тому, стало, и быть!
Нам его надо убить.
Очень уж, сын, с неудобным
Мы повстречались врагом.
Но помышлять о другом
Без толку, так что за дело
Надобно взяться нам смело;
Бог даст, его отобьем!         
Слушай внимательно, Арнор:
Первым я сам нападу;
В лоб на врага не пойду:
Голову Торнбьерн бездарно
Не подставляет под меч,
Да уж и силою плеч
Бог отоварил изрядно.
Только затеется сечь –
Ты заходи ему сзади.
Коли удастся – руби,
Да посильней, Бога ради,
Чтобы кольчугу пробить.
Коль попадешь меж лопаток –
Бой будет с Греттиром краток,
Сможем врага победить! –


Мститель, с косцами лишь сблизился –
Бросил копье к ним вперед;
Но наконечник свалился,
Древко беззубо в щит бьет.
Торнбьерн им огородился,
Меч в изготовку берет
К недругу прямо идет;
Сын за копною укрылся…
Греттир щит наземь кладет,
Меч обжимает руками
И, завертев им кругами,
Прямо на Торнбьерна прёт.
Враг того только и ждёт:
Точно под молот поковку
Щит подставляя свой ловко,
Греттира тянет к копне.
Вскоре тот меж двух огней,
Щит потеснив, оказался:
Арнор с секирой своей
С тыла бесшумно подкрался,
Чтобы, ударивши ей,
Наземь врага уложить.
Только вот перехитрить
Тщетно в бою он старался
Опыт большого бойца:
Тот за спиною юнца
Вовремя глазом приметил,
Ловким приемом ответил –
Меч, сделав в воздухе круг,
Грянул на Арнора вдруг,
Шлем разрубив на две части.
Мертвенным пологом застило
Юноше свет; головой
Пал он вперед, неживой,
Прямо в постель травяную…
Торнбьерн, от горя лютуя
И осторожность презрев,
Кинулся в битву как лев,
Что запах крови почуял.
С силою он рубанул.
Книзу клинок соскользнул,
Лязгнув со злобой по стали.
Торнбьёрна промах заставил –
Ибо он торс свой согнул –
Выставив щит, им закрыться,
Наглухо, меч позабыв.
Только, умно поступив,
Торнбьерну все ж защититься
И от атаки отбиться
Не удалось – щит попал
Под камнепад тяжеленных,
Ярых ударов и стал
Грудою щепок презренных;
Меч же до шлема достал,
К черепу вмиг прорубился –
Торнбьёрн за сыном спустился
В горестный дол неживой.
Греттиров меч роковой
В ножны свои возвратился –
Тем и окончился бой,
Мир на крови воцарился…


К матери в гости приехал
Греттир на хутор Скалу
И без утайки поведал,
Как он кровавому злу
Выбрал отмщение злое,
Череп расквасив козлу.
Чадо обняв дорогое,
Асдис сказала, что сын,
Даже оставшись один,
Тем, кто семью их обидит –
Пусть всякий враг это видит –
Должное может воздать;
Греттира отпрыском звать
Бондов долины Озерной
Ей, как и встарь, не зазорно –
Сыном горда его мать!
Тинга ж решение спорное
Энундов род признавать
Не согласится покорно –
Древнюю честь не распять!
– Только кровавый урок, – 
Асдис добавила, – впрок
Вряд ли пойдет здесь кому-то;
Вскоре взрастит эта смута
Поросль новых убийств.
Что ж, перед Богом ты чист.
Пусть же враги убедятся,
Что ты не станешь стесняться,
Не затрепещешь как лист,
Если придется сражаться
С теми, кто слишком когтист! – 
Греттир гостил здесь недолго.
В хуторе не было толку –
Хоть отдыхал он душой –
Дольше ему оставаться:
Скоро могли бы дознаться,
Где укрывался изгой,
Дерзко нарушить покой
Матери столь дорогой.
Снова пришлось им расстаться –
На год один, на года?
Встретятся ль снова когда?..


Греттир скитался отныне,
Став населенью помехой.
Вот он по Длинной Долине,
Всех задирая, поехал,
Силой взимая оброк
На перепутьях дорог –
Ибо жить как-то ведь надо?
В жизни одна лишь отрада
Стала доступна ему –
Выспаться всласть одному
За густохвойной оградой,
Грудью вдыхая прохладу,
Взор упирая во тьму.
Не опасался он зверя
В диких колючих кустах;
Только вот людям не верил
И не бывал в хуторах;
Ночью жилищ сторонился:
Видимо, Глам ему мнился –
Столь забирал его страх   
В темных, пустынных стенах,   
Хоть он и сам за нечистого
Мог бы на людях сойти!
…В Длинной Долине лесистой
Люди пытались найти
Логово богатыря;
Дол прочесали – да зря,
Сгинул отшельник плечистый!
Все ж в глухомани лесной
Схрон скотоводы разнюхали.
Спал очень чутко герой
И наградить оплеухами
Многих он в драке успел.
Тридцать рассерженных тел
Тут на него навалились.
Крепко они повозились
С Греттиром; мяли бока,
Злобно ругаясь, пока
Путами не увязали.
Сели вокруг, отдыхали.


Стали мужи обсуждать,
Как поступить им с добычею:
Иль разрешить, по обычаю,
Жить у хозяев – коль взять
Те его в дом согласятся –
И, не дозволив скитаться
Вору по здешним лесам,
Вермунда (28) в гости дождаться –
Пусть все решает тот сам;
Или же, время не тратя,
Петлю закинуть на сук,
Вздернуть добычу и с рук
Дело спихнуть – тем заплатит
Вор за грехи свои… Вкруг
Стали хозяев суровых
Спрашивать – только готовых
Взять лиходея к себе
Не оказалось. Судьбе,
Видно, удобнее было,
Чтобы петля удавила
В этом лесу молодца.
Миг приближался конца
Мукой постыдной позорного –
Не под секирой бойца
В свалке сраженья упорного –
В хватке смертельной кольца
Из гниловатой веревки.
Вот уже руки неловкие
Тащат под сук гордеца…
Вдруг с берегов озерца
Постук копытный послышался:
Мимо долиною двигался
Поезд из многих людей,
Вверх торопя лошадей:
То собралась на летовья
Неподалеку в верховьях    
Знатного бонда жена,
Торбьёрг. Как Вермунд в отъезде –
То всем заботам в поместьях
Ей приходилось одной
Быть справедливой судьей
И по уму, и по чести.


Вот и кортеж появился.
Сняли хозяйку с седла.
Шапки толпа приняла,
Всякий учтиво склонился:
Торбьёрг любима была
В здешней округе за мудрость
Да за сердечную чуткость;
Больше ж за то, что дела
С выгодой миру вела
И не дружила со скупостью.
– Что тут у вас за совет? –
Торбьёрг людей вопросила. –
Вижу, веревкой одет,
Вами избитый верзила
Страждет в недобром плену.
А за какую вину? –
Греттир подернул плечами
И столь влиятельной даме
Имя и род свой назвал
И преступленья признал.
– Что привело тебя, Греттир,
К жизни подобной? В том свете
Перед Всевышним, нахал,
Будешь за грех свой в ответе!
– В суетной жизни всего
Не предусмотришь. Его,
Смею тебе я заметить,
Мне не хотелось гневить,
Только ведь голодно жить
Зверем-то! А унижаться
И по дворам побираться –
Мерзкая епитимья,
Брать ее брезгую я!
– Нет тебе, витязь, удачи!
Видишь, дошло до того,
Что уж не можешь ты сдачи
Дать скотоводам! Его
Требую я отпустить –
Роду он слишком уж знатного,
Чтобы его вам судить.
Конунг занятия ратного
Для удальца не нашел –
Вот потому он и зол
От жития безотрадного,
Грешной дорогой пошел.
Греттир, тебе я дарую
Жизнь под клятву любую –
Богом иль славою гордой –
Впредь на Ледовом фьорде
Жителей не обирать.
Также и тем, кто связать
Руки тебе ухитрился –
Чтобы отмстить не стремился!
Впрочем, тебе выбирать. –
С Торбьёрг гордец согласился,
Молвив, что воля ее;
Греттир же слово свое
Данное женщине, сдержит –
Ежели вервие срежет
С рук благородных хамье.


Греттира освободили.
Молча он прочь уходил…
После друзьям говорил,
Что с унижения ныли
Руки его и просили
Мщения тем, кто избил
Сонного и безоружного;
И что стучало натужно
Сердце о ребра, гневясь
На недостойную мразь,
Ожесточась от позора,
Что нанесла ему свора
Грязных, трусливых дворняг.
Чувства зажавши в кулак,
Слову изгой подчинился,
В лес от людей удалился –
Голоден, холоден, наг…


Пробыл изгнанник недолго
Рядом с Ледовым – ведь волком
Жить человеку нельзя;
Ну, а былые друзья
Повод всегда находили,
Чтоб отказать, и просили
В двор, будь он даже пустой,
Не заходить на постой.
Начал он снова скитаться,
Холод терпеть и нужду,
И грабежом пробавляться
Там, где разбоя не ждут.


Так очутился он в Киле.
Раз, на дороге глухой,
Бывшей на многие мили
К северу ль, к югу пустой,
Всадник ему повстречался;
Ростом большой, на коне
В южную сторону мчался.
На вороном скакуне
Золотом красным уздечка
Ярко сверкала. Конечно,
Греттир решил попросить
Сбрую ему подарить:
Мол, эта малость нужнее
Тем, кто страдает в нужде!


Всадник глухим капюшоном
Скрыл очертанья лица.
Сблизился Греттир; с поклоном
Путь пересекши гонца,
Имя спросил незнакомца.
Лофтом назвал себя тот,
Молвя вопрос в свой черед:
– Здесь, под сияющим солнцем,
Уж ли не Греттир ведет
Речь со мной, удалью славный,
Самый известный силач?
Дух гордеца своенравный
В мирных селениях плач
Вдов и сирот породил.
Путь он куда устремил?
– Не решено еще. Главное,
Что повстречал он тебя
И предлагает, любя,
Сбруями с ним обменяться.
– Надобно честно признаться:
Не понимаю, зачем
Что-то обменивать с тем,
С кем довелось повстречаться?
Что я взамен получу?
– Знаешь, ведь я не шучу!
Слух об изгнаннике верный:
Нрав у него очень скверный,
И он не склонен платить;
Люди и сами дарить
Рады, коль что ему нравится!
– Это меня не касается!
Не затруднюсь повторить,
Что не желаю делиться
Тем, что добыто горбом,
Что самому пригодится.
Думаю, нам бы добром,
Мирно расстаться пристало. –
С тем он пришпорил усталого,
Мытого потом коня,
И отъезжать стал, дразня
Дивною сбруей строптивца.
Все же успел ухватиться
Тот за поводья рукой
Возле удил и, дугой
Выгнувши лошади шею,
Вмиг осадил ее: – Взгрею,
Предупреждал я, тебя!
Или плевать на себя? –
Лофт же в ответ наклонился
И за нащечный ремень
Крепко рукою вцепился;
Врос он в седло, точно пень,
И стал подтягивать сбрую.
Греттир немедля почуял
Силы медвежьей напор –
Словно бы острый топор
Взрезал покровы ладони!
…Так, головой к голове
Стыли огромные кони,
Стоя в высокой траве.
Было лишь слышно, как стонет
Повод звенящей струной…
Вот он ременной струей
К Лофту назад потянулся –
И восвояси вернулся
Под богатырской рукой.


Понял тут Греттир, что силой
Путника не запугать.
Уж без угрозы спросил он:
– Слушай, нельзя ли узнать,
Где же умеришь ты спешку? –
Лофт отвечал сквозь усмешку:
– Долго еще мне идти:
Ветру туда по пути –
В горы, где своды гремучие
Под ледниками ползучими.
Там, в обиталище скал,
Может, тогда б отыскал
Моин (29) знакомого мужа,
Коль ему Халльмунд чем нужен.
Как, я понятно сказал? –
Греттир ответил: – Пожалуй, 
И не отыщешь жилища,
Где надо льдами усталыми
Ветер один только рыщет,
Ибо как волк одичал.
Выскажись, путник, яснее!
– Что ж, укажу поточнее, –
Греттиру Лофт отвечал. –
Коли по ветру направишься
И у любого там справишься,
Где Шаровидный ледник
Точно пушной воротник
Лег на скалистые кряжи –
Всякий дорогу покажет. –
С тем богатырь ускакал.
…Греттир же долго искал,
Где бы он мог приютиться
И хоть немного забыться
В доме у верных друзей.
Но не нашел он людей,
Склонных с изгоем ужиться.
Так он решил поселиться
В обществе горных вершин
Уж совершенно один.


Выбрался Греттир на взгорье
С озером тихим Орлиным;
Морщились вкруг на просторе
Стражами дикой долины
Горы – как волны на море,
Взрывшие в ветреной ссоре
Лик поседелой пучины.
Греттир с трудом раздобыл
Сети и лодку, ловил
Рыбу и ею кормился.
В хижине он поселился;
Сам ее соорудил –
Стало быть, с крышею был! –
И небесам не грозился,
Если с закатом ложился
В дождь, что занудливо лил.
Свыкся с горами отшельник
Жребий судьбы не корил,
Только вот тьмы не любил.
Так он как старый молельник
Тихо на озере жил…

Глава  VIII.  ЖИЗНЬ  –  НА  ОСТРИЕ  МЕЧА
 
Жителям Хрутова фьорда –
На берегу по-соседству –
Не по душе была гордая
Жизнь преступника; средство
Мыслили, как извести
Зло то, надумав свести
С ним северянина Грима.
Жил беззаконником тот.
Так сговорились: убьет
Грим по судьбе побратима –
В качестве мзды обретет
Право уехать домой
Да кошелек золотой.


К Греттиру тотчас отправился
Грим сей, просясь на житье.
На оборванца уставился
Мрачно отшельник; нытье
Слушал он, не понимая:
– Что за причина такая
Лезть постояльцем ко мне?
Думать здесь даже во сне
О пропитании надо.
Впрочем, грядет и награда,
Коль уживешься со мной –
Станешь мне друг дорогой!
Только труда не стесняться.
Будешь лениво стараться –
В кровь как скота изобью,
А за измену убью! –


Вот и зима наступила…
Ладил с хозяином Грим,
Но веселее, чем было,
Все же не делалось им:
Греттир вполглаза дремал;
Бодрствовал осторожно,
Меч свой повсюду таскал –
Так что подставою ложной
Взять его было бы сложно.
Мерзкий подсыл понимал:
Время бесплодно уходит,
За нос охотника водит.
С горя он затосковал
И на судьбу обозлился;
Злобствуя, засуетился –
И потому проиграл.


С озера Грим как-то утром
С ранней рыбалки пришел;
В свете ненастливо-мутном
В дверь их лачуги вошел
Со свету не было видно 
Ложа у стенки во мгле;    
Но по всему, очевидно,
Крепко спал Греттир в тепле,
Меч положив в изголовье.
Благоволеньем судьбы
В Грима пахнуло зимовье:
Бог снизошел до мольбы;
Греттир умоется кровью,
Жизнь потеряв без борьбы,
Жизнь, что так кстати сонлива!
Вмиг надоедливый страх
Разум покинул блудливо,
Зло заискрило в глазах!
Только проверить бы надо –
Вдруг богатырь притворяется?
К двери Грим пятится задом.
Та, заскрипев, отворяется,
Вновь ударяет в косяк –
Дрыхнет хозяин, никак
Не реагирует – ясно,
Все опасенья напрасны.
Спи беспробудно, дурак!
К ложу подкравшись бесшумно,
Ножны предатель схватил,
Близкую жертву безумно
Взором звериным сверлил,
Перед прыжком наслаждался
Видом ее! Вот поднялся
Меч над хозяйской главой –
Греттир с лежанки долой
Мигом вскочил. Растерялся
Грим от досады такой!
Греттир убийцу за ворот,
Словно воробышка ворон,
Мощной ручищею взял,
В воздух брезгливо поднял,
На пол швырнул… Распростертый,
То ли живой, то ли мертвый
Грим неподвижно лежал…
– Помнишь, что мне обещал? –
Греттир к нему наклонился. – 
Я  ведь добром упреждал! –
В умысле Грим повинился,
Хоть снисхожденья не ждал.
Смерть без мучений скосила
Жизнь беззаконника, лег
Он под сырой потолок,
Тело могила укрыла…
Снова во тьме тяготила
Греттиров дух пустота…
Как он от жизни устал!


Торир, родитель сгоревших
В страшную ночь сыновей,
Жил бобылем в опустевших
Стенах усадьбы; детей
Звал по ночам он, метался,
К Богу с мольбой обращался,
Чтобы забрал поскорей.
В жизни одна лишь забота
Ум занимала его:
С подлым убийцею счета
Не завершил своего…
Торир на остров приехал,
В хутор свой, прозванный Двор,
Чтобы морская помеха
Время не крала как вор.
Вести о гибели Грима
Вскоре достигли Двора.
Счел тут старик, что нора
Греттирова уязвима –
Значит, приспела пора:
Если к врагу, не робея,
В пустынь придет удалец,
Опытный в деле боец –
Схватит беда лиходея,
Смерть он найдет, наконец!


Рыжебородый муж Торир,
Живший в тех землях тогда,
Много убытка и горя
Людям чиня без суда,
Пропил неправые средства
И ночевал по-соседству,
Злобясь на рок и года.
Торир приветствовал Рыжего,
Сел к нему, пивом поил
И нечестивца бесстыжего
В деле быть уговорил;
Вознагражденье немалое
За лиходейство кровавое
Он, не скупясь, посулил.
Рыжий отправился вскоре
В путь, на Орлиное Взгорье,
Где беззаконник тужил.


Начал убийца проситься
К Греттиру в слуги – и вот
Витязю объединиться
Выпал опасный черёд
Вновь с неприкаянным малым,
Жизнью тертым, бывалым,
Коего дьявол блюдёт.
Греттиру ох не хотелось
К ложу слугу допускать!
Только душа натерпелась:
Ночью не мог уже спать
Он в одиночестве в доме:
Шорох мышиный в соломе
Стряхивать сон заставлял –
Глам его не оставлял!
– Что с тобой делать! Рискну я
Жизнью еще уж разок, –
Греттир сказал, – хоть тоску я
Этим развею; и срок
Ставить сейчас мы не станем.
Но заподозрю в обмане –
Часу не дам тебе жить! –
Стал ему Торир служить.
Он никакой не гнушался
Черной работы, пытался
Греттиру всем угодить
И за обоих старался
Спорые руки трудить.
Чаще хозяин бродить
Мог теперь вольно, без дела
По побережьям пустым…
Озеро гладью синело,
Горное чрево чернело,
А над вулканами дым
Облаком сизым курился…
Греттир уже не стремился
Прошлую жизнь вернуть,
Вновь возвратиться на путь
Молодости беспокойной.
Ту суету недостойной
Он, повзрослев, полагал
И от людей отдыхал.
Торир меж тем понапрасну
Случая верного ждал –
Греттир чутьем сознавал
От постояльца опасность
И никогда не снимал
Меч свой с широкого пояса.
Рыжему делалось боязно,
Хоть он бояться устал!
Время томительно шло,
Дикое, черное зло
В сердце убийцы кипело…
Так года два пролетело,
Словно бы сном унесло –
Ториру быть надоело
Глупым, пугливым ослом!


Как-то весною погода
Свой обнаружила нрав.
С вечера Рыжебородый,
За день работы устав,
Спал беспробудно. Злой ветер,
С севера дуя, крепчал ;
Ночью же он зарычал
Зверем свирепым. Тут Греттир
Грубо слугу растолкал:
– Хватит, бездельник, валяться,
Надобно лодку спасать,
На берег сеть вынимать!
Буря не станет стесняться,
Ей на людей наплевать! –
Торир оделся мгновенно,
Выскочил вон, побежал.
Озеро гребнями пенными
Морщилось. Он разломал
Лодку на мелкие части,
Будто бы ночью в ненастье
Ветер ее потрепал.
После вернулся он в хижину:
– Греттир, мы Богом обижены!
Знать, Он на нас осерчал:
С лодкою бешеный вал
Между камней порезвился,
В сети, простыв, облачился
И на середку сбежал! –
Греттир сердито ответил:
– Помнится, Рыжий, что сети
С вчера ты убирал,
Лодку в камнях укрывал –
Ну, так иди и купайся,
Сети вернуть постарайся:
Бог ведь тебя наказал! –
Торир завыл: – Не сумею
Это я; не одолею
Вплавь и десятка локтей,
Ибо не лучше камней
Торир твой выучен плавать!
– Хватит по-бабьему плакать! –    
Греттир в ответ пробурчал,
С ложа уютного встал
И потащился по лужам,
Взять не забывши оружие –
Рыжему не доверял!


В озеро мыс выдавался,
Бухточку образовав;
Берег к ней круто спускался.
На берегу этом встав,
На воду щурился Греттир,
Где утомившийся ветер
В волнах качал свой улов –
Цепь сетевых поплавков.
Сбросив одежды покровы,
В воду влез Греттир, готовый,
Ежась от холода, плыть.
– Сеть нашу я, так и быть, –
Ториру крикнул, – добуду,
Много с меня не убудет.
Ты же смотри, не зевай,
Руку мне тотчас подай,
Если я с грузом застряну
И у обрыва вдруг стану,
Окоченевши, тонуть.
Бойся меня обмануть!
– Что ты плетешь-то! – ответил
Торир ему. – Да на свете
Разве подобный злодей
Сыщется между людей?
Подлость и низость такую
Уж неужели свершу я?
В воду бросайся смелей:
Бог тебя любит, ей-ей! –
Греттир промолвил, но тихо:
– Что ж, словословишь ты лихо;
Только себя показать
Скоро придется. Как знать,
Вспомнишь ли снова про Бога?
Лучше б Его ты не трогал! –
В воду нырнул и поплыл,
Торир же сверху следил.


Греттир с трудом исхитрился
К берегу длинную сеть
Вплавь подтянуть; утомился,
Окоченел, но всю плеть
Выволок на мелководье,
Будто коня за поводья
Вывел из топи на твердь.
Кончив работу, устало
Он выбираться уж стал
На берег – вдруг увидал:
Над головой заблистала
Сталь своего же меча!
Это им Торир сплеча
Твердой рукой коновала
Намеревался рубить
Голого, чтобы убить
Страшного в драке амбала.
В воду тот прыгнул спиной;
Миг – и в нее с головой
Камнем до дна погрузился.
Торир же сверху бесился,
Свесивши меч над водой;
Ждал, чтобы вновь объявился,
Маясь удушьем, пловец –
Тут уж кровавый конец
Выдре бы и приключился!
Только убийца зря тщился
Быстро решить это дело,
Ибо вода помутнела
После болтанки большой.
Греттир поплыл под водой,
Скрытно мысок огибая;
Выбрался в бухте, скрываясь
У подлеца за спиной.
Миг – и он мощной рукой
Рыжего в воздух подкинул.
Тот над его головой
Взвился и рухнул на спину,
Выронив на землю меч.
Силы не тратя на речь,
Словно бы резал скотину,
Греттир клинок подхватил,
Как у свиньи отрубил
Голову у лиходея…
Труп близ воды, коченея,
Скрылся под грудой камней,
Канув в забвенье под ней…


Торир – тот, что из Двора,
Весть о расправе услышав,
Не пожалел серебра,
Так что к Орлиному вышло
Восемьдесят человек,
Чтоб неуживчивый век
Кончил до срока верзила.
Хижину грозная сила
Утром зажала в кольцо
И уж мечи обнажила
Для разговора с жильцом –
Только пустынно в ней было!
Греттир хитрей оказался,
Ибо в ущелье спасался,
Где тесновато и двум.
Торир, не морща свой ум,
Подал сигнал к нападению:
– Выступим смело, друзья! –
Греттир в ответ: – Самомнению
Слепо вверяться нельзя;
Встречу мы славно отметим,
Многим достанет отметин –
Просто меня вам не взять! –
Лезвия тут же скрестились…
Греттир рубился один.
Люди как звери ярились
В створе угрюмых теснин.
Шестеро пали на скалы.
Греттира грозная сталь
Многих врагов доставала.
Сам он смертельно устал
И про себя удивлялся –
Ведь до сих пор не добрался
Враг его с тыла к нему!
Кровью поить кутерьму
Дальше старик отказался:
– Слышал я, Греттир сражался
Прежде отменно, но все ж
Не ожидал, что похож
Бой будет на колдовство.
Дьявол изгою родство,
Коль за спиною своей
Вдвое посек он людей.
То лишь с руки великану!
Больше терять я мужей
Здесь понапрасну не стану! –
Торир увел свой отряд.
Всадники молча скакали.
Дома отец или брат
С почестью встретят едва ли
С поля бежавшего мужа.
Ими позор был заслужен,
Коль они славу отцов
Здесь уронили: бойцов
Душ восемнадцать убитых,
Рваной рогожей укрытых,
По хуторам развезут,
Где их во здравии ждут…


Греттир не менее Торира
Битвою был изумлен.
И убедился он вскоре,
Что не Всевышним спасен:
Выход сквозной из ущелья
Дюжий боец преграждал;
В каменной нише как в келье,
Сильно изранен, лежал,
Меч наготове держал.
Имя спасителя Греттир
С низким поклоном спросил.
Воину воин ответил:
– Халльмунд тут в немощи сил – 
Как ты, наверно, заметил –
С чурками бился мечом.
Ломит теперь вот плечо!
Знать, позабыл ты, как в Киле
Мы друг у друга тащили
Вожжи и рвали узду?
Не заплатил я ведь мзду
За переезд по долине.
Думаю, квиты мы ныне!
– То несомненно – в беду
Влез за меня ты! – ответил
Халльмунду Греттир. – На свете
Этом я вряд ли смогу
Счет уравнять, и в долгу
Мне суждено оставаться.
Надо, однако, признаться:
Ты благородством своим
С мужем поспоришь любым,
Им я готов восхищаться! –
Халльмунд промолвил: – Пустое,
Дело-то было простое.
Ну, а теперь я хочу
Дать опереться плечу,
Чтобы до дому добраться.
Да и тебе, может статься,
Чем от тоски изнывать,
Будет уместно принять
Искреннее приглашение –
Сделав мне тем одолжение –
В доме моем побывать.
– Рад буду погостевать! –
Греттир на это ответил.
Вот, отдохнув, на рассвете
Витязи вышли на юг,
В дальнюю глушь направляясь,
В дол, где, похожий на круг,
К морю лениво спускаясь,
С гор полз огромный ледник
И как шершавый язык,
Между крутин извиваясь,
Скалы ущелий лизал.
Халльмунд там и обитал;
В чистой, просторной пещере,
Жизнь очаг согревал,
Дочь ожидала у двери…


Летние месяцы здесь
Прожили витязи вместе.
Понял изгнанник, что есть,
Кроме свободы и чести,
Счастье уютных ночей,
Полных улыбок доверия
И безыскусных речей,
Смеха до слез и веселия…
Халльмундом он восхищался.
Хоть и был скуп до похвал,
Висой о нем расстарался.
Так он о друге сказал:
– Жадный до лязга железа
Кованых шапок дракон
Тропы кровавые резал.
Был непочтителен он
К бондам соседней округи;
Плачут на тризне подруги
Тех, кого Халльмунд сразил,
А имена не спросил! –


Кончилось лето. Пахнуло
Ветром от северных льдов.
Греттира вновь потянуло
Под человеческий кров.
С Халльмундом он распрощался
(Мог ли кто знать, что навек!)
И к поселеньям подался…
Но ни один человек
Не захотел жить с изгнанником.
Так, в одиночку, бродил
Он неприкаянным странником,
Страх на людей наводил,
Местных крестьян разоряя,
Лучших овец отбирая.
Всякий мирянин молил
Их милосердного Бога,
Чтобы избавил от ворога,
Чтобы безбожный наглец
Выловлен был наконец.
Случай представился вскоре –
Схрон обнаружил на взгорье
Зоркий подпасок-юнец…


Греттир шесть жирных баранов
Перед облавой угнал,
На берегу отдыхал
И от хозяев-болванов
Горести не ожидал.
В деле том были с ним двое.
Вот они слышат глухое
Топанье множества ног,
Вскакивают: о, мой Бог! –
Вооруженной толпою
Берег заполнен! Не мог
За реку Греттир укрыться;
Только успел разместиться
Вместе с отбитым скотом
Он на мысу небольшом.
(Не было мочи проститься –
Как говорил он потом –
С тем, что добычею стало,
Много ль ее или мало!)
Выгнав баранов на мыс,
Больше похожий на хлыст,
Греттир друзьями своими
Сзади прикрылся двоими;
Сам же с одним лишь мечом
Начал сражаться с врагом.


Узость пространства мешала
Бондам всем вместе напасть;
Сталь же врага их сверкала
Молнией быстрой, и пасть
Мертвым от рук исполина
Не одному уж пришлось,
И никого не нашлось,
Чью бы не видел он спину.
…Бой шел на убыль, и злость
Сникла от ужаса смертного…
Вдруг появилась несметная
Воинов свежих толпа,
С ревом медвежьим напав
На подуставшую троицу.
Видит та, что остается
Либо всем насмерть стоять,
Либо всем в воду сигать.


Греттир сам бросился в гущу
Тех, кто его обложил.
Долю гордец выбрал лучшую –
Жизнь им свою предложил,
Да не за так – сторговаться
И подороже расстаться
С нею возжаждал герой.
Страшный продолжился бой!
Стейнольва Греттир ударил
По голове и рассек
Тело по плечи; вслед ранил
Финнбоги он; поперек
Лезвием чиркнул по поясу
Близко стоявшего Торгильса –
На землю в корчах тот лег.
Транд оказался с ним рядом,
Миг – и за смелость в награду
Ранен был в ногу мечом…
Жизнь была нипочем
Греттиру, вепрем бросался
В бой он, идя напролом!
В лютую сечу вмешался
Бедного Транда отец:
– Хватит, сраженью конец!
Жизнь бродяги не стоит
Крови, которой омоет
Мыс этот каждый из нас.
Бог свою паству не пас;
Тот же, что в лютости воет,
В битву ее заманил:
Лучших бойцов умертвил
Бешеный висельник Греттир –
Чтоб его взяли бы черти!
Ад беззаконнику мил! –
Воины повиновались
И повернули назад.
Сзади тела распластались,
Коим лишь ворон был рад,
В кровью наполненных лужах;
Скот уж теперь им не нужен…
Мрачно поплелся отряд,
Кровью покрытый и потом,
На хутора за болотом…


Греттир недвижно стоял,
В ножны вдеть меч свой не в силах,
Хмуро убитых считал…
Взор его не веселило
Зрелище жатвы ужасной:
Отдали жизнь напрасно
Десять достойных мужей,
И не вернутся уже
Души погибших несчастные
К мирным, родным очагам…
Молча к своим лошадям
Трое прошли, оседлали,
Сели и вверх поскакали,
В Горы Красивых Лесов.
Младший летами, Эйольв,
С кем они скот угоняли,
В хуторе там проживал,
Греттира другом считал
И помогал укрываться;
В лето съестное таскал,
В зиму вино – согреваться.


…Минули годы с тех пор.
Греттир скитался повсюду,
Слыша привычный укор:
Мол, невиновного люду
Много зазря погубил
И грабежом возмутил
Против себя население;
Хоть знаменит он – почтение
Стыдно ему оказать;
И на постой его звать,
Раз он не ищет прощения,
Тоже – Бог видит! – нельзя.
Греттир за правило взял
Больше с друзьями не знаться
И в одиночку скрываться
В темных ущельях, лесах,
В труднодоступных местах,
А к хуторам не спускаться
Даже при злых холодах…


Тородд, сын старого Годи (30),
Стал непокорен отцу
И надерзил при народе!
Не был к родному крыльцу
Впредь он за это допущен.
Чтобы грехи искупить,
Был ему подвиг поручен:
Жизни любого лишить,
Кто по закону не смеет
Впредь с головою на шее
Без разрешения жить.
Высмотрел Тородд подростка,
Что подменял пастуха.
(С кем-то юнец очень хлестко
Поговорил; стал пихать,
Чем-то ему наподдал –
Наземь обидчик упал,
Жалким калекою стал.
Судьи с преступником жестко
Счеты свели за урон –
Так что исландский закон
Впредь не касался парнишки…
Подобрала же мальчишку
И приютила вдова.)
Тородд приехал к ней: – Слишком
Ты сердобольна! Дрова
Может другой поколоть.
Эту преступную плоть
Жизни никчемной лишу я.
Думаю, не совершу я
Тем никакого греха,
Коли ему потроха
Выпущу наземь сейчас же!
– Ну и герой ты, однако же! –
Молвит хозяйка в ответ. –   
Дам тебе, витязь, совет:
Чести для мужа немного,
Коль сопляка он убьет;
К славе иная дорога
Истинно смелых ведет!
Выше, на взгорье, живет
Греттир. Терзает тревога
Душу любого из нас:
Этот разбойник не раз
К мирным мужам придирался.
Если бы ты попытался
Наглого вора убить –
Смог бы тогда сослужить
Доброму люду услугу
И успокоить округу,
Страх бы помог нам изжить.
Если б от вора избавил –
Имя свое бы прославил.
Верь мне, я в том побожусь!
– Что ж, головою клянусь, – 
Тородд воскликнул надменно, –
Что отыщу непременно
Греттира! С ним я сойдусь
На поединке, и пусть
Сила оружья покажет
Цену соперника каждого!
Жди меня, скоро вернусь! –


Тородд коня тут пришпорил,
В горы галопом помчал.
Бог ему встречу ускорил:
Перед скалой увидал
Он скакуна белой масти;
Рядом, не чуя напасти,
Воин могучий стоял.
Было пустынно и тихо.
Тородд проехался лихо,
С ходу с седла соскочив.
Греттир же, взор обратив,
Гостю поклон лишь отвесил,
Имя спросив. Тот ответил:
– Тородд! – добавив затем:
– Что же не спросишь, зачем
Прибыл я, чем ты мне нужен?
– Мне разговор этот скушен,
Мало к чему приведут
Все твои помыслы; тут
Надобно жить по погоде.
Значит, ты сын Снорри Годи,
С кем был папаша столь крут? –
Тородд ответил: – То верно!
Что ж, хоть погода и скверная,
Выясним здесь и сейчас
Цену обоих из нас
Точно мы, а не примерно!
– Я ее знаю и так.
Иль не слыхал ты, чудак,
Что приносил я удачу
Мало кому, кто б ни начал
Счеты со мною сводить?
– Хватит язык свой трудить!
Меч доставай, защищайся
Иль с головою прощайся –
Времени нет мне шутить! –


Бросился Тородд на Греттира,
Щит свой отбросив, с мечом.
Тот нападение встретил
И заслонился щитом,
В дело свой меч не пуская,
Вражий легко отбивая,
Словно враг дрался  прутом!
Не был никто еще ранен.
Бой, в коем крови нет, странен –
Словно шутейный! – притом
Цели лишался конечной.
Греттир воскликнул: – Сердечно
Благодарю за труды,
Так не смешат и шуты!
Толку, юнец, не добьёшься,
Только о щит ушибёшься!
Хватит уж с нас суеты! –
Тородд же как одержимый
Начал наотмашь рубить.
Видит соперник, что прыть
Юности неутолима –
Сгреб его ловко рукой,
Отнял клинок и с собой
Как своего побратима
Наземь, смеясь, усадил,
Так говоря ему: – Бил   
Ты меня, юноша, славно.
Только в сражении главное
Не удальство – результат.
Этим ты, брат, не богат!
Драться с тобой мне без толку:
Я ведь тебя что иголку
Мишенька в шкуре боюсь!
Вот уж чего я страшусь –
Так головы седовласой
Старого годи: всевластной
Силою мудрый совет
Крепок у Снорри и бед
Может вчинить мне немало.
Вот потому не пристало
С ним без нужды враждовать –
Ибо любого сломать
Может он запросто. Ты же,
Должен и сам понимать,
Нравом в отца, но пожиже –
Значит, себе выбирать
Надо по силам бы дело.
Ты же полез обалдело
Богатыря задирать.
Радуйся, что не влетело! –
Тородд и впрямь осознал,
Что как упрямый мальчишка,
Как шалопай-хвастунишка
В деле себя показал –
И потому промолчал;
Греттиру, встав, поклонился.
…В хутор родной воротился,
Правду отцу рассказал,
Стыд перед ним не скрывая…
Тот головою качал,
Молча рассказу внимая.
После, подумав, сказал:
– Сын, выше носа не прыгнешь!
Мудро хитрец поступил,
Что хвастуна не убил.
Сразу его не постигнешь!
Греттир ведь не был мне мил,
Но, мыслю я, заслужил
За преступленья прощение
Через означенный срок. (31)
Внес он повинный оброк,
Грех искупив самомнения;
Впредь будет помнить урок! –

ГЛАВА  IX.  ОСТРОВИТЯНЕ

В хутор свой Греттир заехал
Старую мать навестить
И отдохнуть здесь: помеха
Прежняя так изводить
Стала его, что боялся
Спать в темноте он, метался,
Словно за горло душить
Кто-то незримый пытался.
Греттира в доме укрыть
Добрая Асдис хотела,
Хоть понимала: нажить
Множество закоренелых
Сын умудрился врагов,
Так что отеческий кров
Вряд ли полезен был делу.
Сын отвечал ей, что мать
Он не способен предать,
Чтоб терпеть ей на старости
Из-за него неприятности
И нападения ждать.
Только добавил угрюмо,
Взор отводя свой на дверь:
– Ночью о Гламе все думаю,
Так что один я теперь,
Словно затравленный зверь,
Больше держаться не в силах –
Жизнь меня утомила
До смерти, мама, поверь! –


Брат его младший Иллуги
При разговоре том был;
Сердцем воспринял он муки
Греттира, ибо любил
Старшего пылкой душою,
Жаждуя слабой рукою
Парня пятнадцати лет
Дать провиденью ответ.
Матушку опережая,
Молвил он, чувств не скрывая:
– Брат мой, я сердцем скорблю,
Что не бок о бок мы жили!
Прок от мальчишки в бою
Мал, потому и тужили
Врозь до сих пор мы с тобой
Каждый с своею бедой,
Словно не братьями были.
Греттир – великий герой,
Песни ему посвятили;
А вот живет как изгой –
Так ему те заплатили,
Что его слезно молили
Выйти с судьбою на бой!
Долю тяжелую брата
Я разделить бы хотел.
Всем докажу я, что смел;
Не отвращусь от булата
Подлых, бесстыжих врагов.
Знайте: за брата готов
Жизнь отдать я в оплату
Всех его мнимых грехов! –
Греттир воскликнул: – Милее
Нет мне твоей, брат, души!
Было б с тобой посмелее
Жить мне в пустынной глуши,
Глам перестал бы грозиться –
Чистых душой он боится
Даже в могильной тиши!
Некогда Гудмунд Могучий
Дал мне по делу совет,
Путь подсказав наилучший,
Чтобы те несколько лет,
Что остаются от срока,
Мирно прожить, чтоб морока
Тихо свелась бы на нет.
Сделать же вот что бы надо:
Остров Скалу мне занять!
Для беглецов он – отрада:   
Ибо – не грех то сказать! –   
Им за страданья в награду
Создан Спасителем он.
Остров как столб погружен
В миле от берега в бездну, (32)
К небу утесы отвесно
Лезут стеною из волн.
Может быть, под облаками
Я от людей отдохну;
К Богу приближусь как в храме,
В душу благое вдохну
И позабуду о Гламе.
Только, родная – прости –
Брата со мной отпусти! –


Бедная Асдис молчала;
Чувства на чашах весов
Буря сомнений качала:
Страшно ей вымолвить слов
Стона сердечного звуки,
Что обрекают на муки
Темных, безрадостных снов
Старую мать без сынов:
– Вижу, что жить не умеет,
Злом одиноким беда.
Младший мой завтра уедет;
Чувствую – что навсегда.
Что же, и мне доведется
В жизни самой испытать,
Как сиротиною сгорбится
Горем убитая мать!
Дети мои: вам погибнуть
Вместе судьбой суждено;
Камни с сердец вам не сдвинуть,
Кровь вам могильное дно
В жилах навеки остудит,
Жизнь со смертью рассудит
Таинство слов колдовства,
Что вам нашепчут уста… –   
Так говоря, зарыдала
Мать на сыновней груди,
Долго ее обнимала…
Греттир промолвил: – Уйти
Надобно нам поскорее;
Только лишь зарозовеет
Небо в рассветных лучах –
Двинемся мы на рысях
Птицы пролетной быстрее
На побережье ветров
К хутору Вечных Дымов –
Там мы беду одолеем! –


С раннего утра в дорогу
Мать сыновей собирала,
Денег серебряных много
Им в кошели напихала
И от родного порога
Деток навек провожала,
Слезы не в силах унять…
Греттир ей молвил: – Пред Богом
Не провинился я, мать.
Коли придется принять
Смерть от оружия вражьего –
Скажут: не двух дочерей
Нянчила ты – сыновей
Благословила отважных!
Не хорони, мать, детей;
Верю, увидимся снова,
Будь лишь жива и здорова! –


Так и расстались они.
Сев на коней, поскакали
Братья на север... Шли дни…
Реже и реже встречали
Путников к ночи огни
Береговых  хуторов.
Хлеб себе братья и кров
На серебро покупали,
Темень с вином коротали
И согревали им кровь,
Чтобы наутро лезть в стужу 
И по дорогам завьюженным
В седлах трясти себя вновь…


Как-то уставшие братья
Встали на Шумном Дворе;
Грели промерзшее платье,
Жарили кур на костре.
Тут к ним бобыль привязался –
Долго без дела слонялся
И прислужить был бы рад
Тем, кто деньгами богат.
Греттир над нищим смеялся:
– Бабьим ты, что-ли, собрался
Хлеб добывать языком,
Тряпок оборванных ком? –
А вот Иллуги стеснялся
Помощи не оказать.
Уговорил он не гнать
Прочь оборванца голодного
Старшего брата. Негодного
В дело слугою к ним взять
Тот согласился насилу,
Пообещав бить Шумилу
За неопрятность и лень
Всякий испорченный день.
Съехали путники с Шумного
С третьим, что сзади скакал
И без умолку болтал.
Было ль слугу брать разумно,
Нет ли – знать Греттир не мог,
Ведал об этом лишь Бог…


Вот уж и хутор желанный
На берегу показался;
Остров обетованный
В хаосе волн возвышался
В миле от берегов.
С виду он пуст, и суров,
И неприступен казался;
Верх его меж облаков
То вылезал, то скрывался
Словно за шлейфом дымов…


В фьорде поблизости жил
Торвальд, бонд тихий и добрый.
Греттир ему предложил
Их переправить, удобный
Выбрав для этого день.
Перепугался тот, тень
Вмиг на чело набежала:
– Если б округа узнала,
Кто вас на остров отвез –
Тот головы бы не снес!
Что мне, забот своих мало? –
Греттир сказал ему: – Страх
Выкупить всякий возможно,
Ежели ты при деньгах.
Труд серебром я как должно
И не скупясь оплачу. –
Торвальд кивнул: – Прокачу,
Коли так нужно, до места,
Ибо торгуешься честно.
И уж, поверь, промолчу! –
…Море луной осветилось,
Лодка от скал отделилась,
Тайно сплавляя людей
По задремавшей воде,
Что серебром заискрилась…


Греттиру остров понравился
Больше всего крутизной;
С нею извне бы не справился
Недруг, от злобы больной.
Лестница наверх веревочная
С кромки прибоя вела –
Так вот вершина подоблачная
В гости приплывших звала –
Тех, кто был по-сердцу людям,
Коих к изгнанью принудят
С грешного игрища зла.
Стоило только им лестницу
На верхоту затащить –
Всякий, кто вдруг вознамерится
С моря оружьем грозить,
Под неприступной стеною
Будет, внимая прибою,
Зло от бессилия выть.
Остров травой зеленился;
Летом крикливый базар
На боковинах гнездился
Морем живущих гагар;
Стадо на лбине овечье
Вольно паслось и беспечно…
Словом, коль жить здесь и свар
Не затевать и не драться,
Надобно честно признаться:
Остров сей – Господа дар!


Стаду хозяева жили
Семьями на побережье.
К осени бонды приплыли,
Как это было и прежде,
Живность взять в лодки с собой,
Что на сезонный убой
К солнцевороту назначена.
Были они озадачены,
Ибо, причалив гурьбой,
Видят дурное явление:
Есть на скале население
Из неизвестных бродяг!
Может быть, то бедолаг
Выбросило при крушении?
Кончилось их удивление
Быстро, однако; впросак
Скопом они, знать, попали:
Лестницу вверх поднимали;
Вести худой это знак,
Коль их встречать не желали!
Все же они закричали:
– Эй, на скале, так вас так!
Кто вы, незваные гости,
Что разрешенья не просите
Жить на общинной земле?
Сбились с дороги во мгле? –
А наверху засмеялись:
– Что, еще не догадались?
Те здесь, что жили в Скале! –
Бонды спросили их хмуро:
– Кто переправил вас сдуру
В эту морскую тюрьму? –
– Лодкой кромешную тьму, –
Греттир ответил, – взрезая,
Весла дугой выгибая,
Путников тот перевез
К тихой обители грез,
Кто обо мне как о друге
Лучшем мнил в вашей округе;
Так что с него теперь спрос!
Может, еще есть вопрос? –
Крикнули бонды: – Что ж, ладно;
Как это нам ни накладно,
Даром простим тебе скот,
Съеденный прежде; но тот,
Что с животом не расстался,
Дай нам забрать! – Рассмеялся
Греттир на это в ответ:
– Мудрый вы дали совет
В нынешнем-то положении!
Смысла в таком предложении,
Смею уверить вас, нет,
Раз не останется каждый
С тем, что добыл он однажды.
Знайте: уж что попадет
В руки ко мне – то уйдет,
Как успокоюсь я в смерти.
Верите в то вы, не верите –
Мне от того все равно.
Ждут по домам вас давно,
Здесь же болтаться без толку! –
Поняли люди, что волку,
Что их баранов поел,
Спор о правах надоел;
Что на овец притязания
Тщетны их и наказания
Неба им не избежать –
Надо ни с чем уезжать.


Жители Цаплина мыса
Бороды вместе чесали;
Перелопатили мысли –
Только впустую: не знали,
Как им теперь поступить,
Стадо овец воротить.
Торбьёрн Крючок – что сын Торда –
Болен строптивостью был;
Мучился дух его гордый,
Ибо не переносил
От наглецов оскорбления.
Бондам гордец предложение
Сделал такое: ему
Остров с его населением
Те продают; никому
Он все равно ведь не нужен,
Ибо проклятьем недужен –
Только ему одному.
А чужаков обязался
Торбьёрн изгнать. Так достался
Остров ему задарма.
Но приближалась зима!
…Спесь от обиды взбрыкнулась…
Вот его лодка приткнулась
К скалам отвесным бортом.
Греттира начал добром
Торбьёрн просить удалиться:
– Может, тебе же потом
Помощь моя пригодится,
Мало ль что может случиться?
Знай же: твой нынешний дом
Не на общинных владениях,
А на моих. Ты с почтением
Должен владельца принять! –
Греттир ответил: – Узнать
Весть эту очень был рад я!
Жизнь меня безотрадная
Так довела, что стеснять
Стал я свободу народа,
Что из Мысового фьорда.
Сызнова жизнь не начать –
Значит, то злая печать!
Нам же рядиться друг с другом
Бестолку, знаешь ведь сам.
Мы одного с тобой круга:
Оба друзьям и врагам
На слово не доверяем,
А суеты избегаем.
Чаще молись небесам!
Всё! Надоел ты мне очень!
В помыслах был ты порочен,
Временем только сорил!
– Зря ты меня оскорбил! –
Торбьёрн сказал напоследок. –
Жребий удачный так редок.
Скоро дождёшься беды!
– Что же, разделишь и ты
Зло, что мне сам нагадаешь.
Греттира не запугаешь! –
Торбьёрн с ним спорить не стал,
К берегу плыть приказал.


Много ли, мало ли времени
После той встречи прошло –
Осенни раннею теменью
Судно укрыться зашло
От свирепевшего норда
В створе Мысового фьорда,
Прячась близ устья реки.
С борта сойдя, моряки
В хутор решили наведаться,
Выпить там и обогреться.
Был человек среди них
Ловкий, по имени Хэринг,
Дел обожатель лихих,
Женщин продажных и денег.
Хвастался он, что умел
Влезть на вершину любую.
К Хэрингу Торбьёрн подсел,
Кружку наполнил пивную,
Стал свою боль излагать:
Как его смог обобрать
Злой беззаконник вчистую.
– Если б помочь ты решился
Этого Греттира взять, –
Стал к ловкачу он взывать, –
Ты бы тогда убедился,
Что я – бонд Торбьёрн – не скуп,
Щедро за Греттиров труп
Со смельчаком расплатился б! –
Спьяну моряк обещал
Завтра же выйти на дело.
…Вот и день новый настал.
Море к утру присмирело,
А из разорванных туч
Выглянул солнечный луч.
…Лодка на веслах летела
По чуть заметным волнам.
Птиц потревоженных гам
Над головами раздался.
Бортом к утесу прижался
Торбьёрн – и Хэринг как бес
Наверх бесстрашно полез;
Меч за спиною болтался.


Торбьёрн устроил потеху,
Греттира снизу ругал,
Чтоб не заметили сверху,
Что по извилинам скал
С тыла к ним кто-то крадется.
Греттир кричал: – Что, неймется
Вновь дураку? Ты искал
Встречи напрасно со мною,
Лучше б валялся с женою!
Ты помешал мне, нахал,
Съесть молодого барана! –
Торбьёрн в ответ ему: – Рано
Начал смеяться, бандит!
Скоро узнаешь, как мстит
Муж за свое унижение!
– Сделай, болтун, одолжение! –
Сверху ответом летит.


Бой языков продолжался…
Ловкий норвежец взбирался
На высоченный утес;
В камни он словно бы врос,
Телом как уж извивался
И за уступы цеплялся.
Снизу ворчливо неслось
Моря урчанье сердитое,
Жаждущего с аппетитом
Жертву сожрать… Удалось
Хэрингу все же взобраться.
(Больше никто здесь не смог
Позже на скалы подняться.
Видимо, дьявол помог
В грешной нужде смельчаку!)
Выбрался он. Начеку,
Думал, должны быть те люди.
Братья ж в пылу словоблудия
Тешились битвой смешной
И посмотреть за спиной
Им недосуг уже было.
Хэринг спихнул вдруг ногой
Камешек вниз. Звякнул с силой
Тот об откосины скал
Несколько раз. Услыхал
Звук этот чуткий Иллуги
И, оглядевшись в округе,
Гостя с мечом увидал!
– Греттир! – воскликнул. – Задира
Вышел из нижнего мира,
Нас навестить пожелал! –
Греттир назад обернулся.
– Встреть его, как надлежит, –
Молвил, – коль так он спешит. –
И к перебранке вернулся.
Меч у Иллуги звенит,
Вылетев мигом из ножен.
Видя, что план невозможен,
Ибо вооружены
Были друзья сатаны,
Хэринг стал бегством спасаться –
Чтобы с двумя не сражаться –
Верхом по краю стены.
Следом Иллуги стал гнаться…
Резво неслись бегуны.
Начал чужак выдыхаться…
Понял норвежец: попал
Словно в капкан он; искал
Место, где можно спускаться…
Остров вокруг обежал,
Ринулся в пропасть отчаянно.
Кончилось это печально –
Шею о камни сломал.
К брату Иллуги вернулся:
– Гость не доверился мне:
В море, чудак, кувыркнулся
И затаился на дне! –


Торбьёрн все видел… Угрюмо
Отдал приказ уходить…
Ветер и горькая дума
Все ж не могли остудить
Злобного сердца удары:
– Случай нелепый в подарок
Греттиру жизнь преподнес.
Счастлив мой враг! Но вопрос,
Долго ль счастливцу осталось
Портить покой мне? Случалось,
Храбрый в объятьях беды
Корчился от ерунды! –


Греттир с Иллуги вольготную
Жизнь вели на Скале.
Соорудили добротную
Хижину. В ней на столе
Стадо общинных баранов
Кончило жизнь свою
В долгом застольном бою
Вечно голодных гурманов.
Выжил один. Спозаранок
Он трех двуногих будил –
В дверь со двора колотил
Лбом с завитушками дюжими;
С первого света до ужина
Вслед за друзьями бродил.
Звали его Серобрюхий.
С берега дальнего слухи
Ум не тревожили тем,
Кто и не ждал их совсем.
Только Шумила спускался
К морю по лестнице вниз
И плавника дожидался
Для очага. Он раскис
От незатейливой жизни.
Греттир ему с укоризной,
Тешась от лени, внушал,
Чтобы слуга не проспал
Ночью очаг – сей напасти
Нет среди прочих опасней
Тем, кто огонь вдруг зевал!


Но чему быть – то случится:
Ночью очаг вдруг потух!
Видно, Шумиле присниться
Воля сподобилась. Ух,
И рассердился же Греттир!
Ругань не вея на ветер,
Тут же начать он решил
Порку раба и вселил
Ужас в Шумилу немалый –
Сердце его трепетало
Смертно при виде ремня!
– Что ж это, божьего дня
Ни одного не бывало, –
Стал подсудимый роптать, –
Чтобы хозяин ругать
Не принимался бы служку
И как дворнягу шпынять!
Ох, угодил я в ловушку,
Жалкий простак безответный! –
Вопль его не был тщетным:
Начал судья остывать,
Гнев не сверкал уж во взоре…
Было спокойно на море,
Пенистых волн не видать
На задремавшем просторе…


– Как же теперь-то нам быть? –
Греттиру молвил Иллуги. –
К берегу не на чем плыть,
А без огня мы на муки –
Стоит лишь норду завыть
С голоду или со скуки –
С верностью обречены.
– Ждать мне, когда спасены, –
Греттир ответил, – случайным
Будем мы, брат, кораблем –
Не по душе; да притом
Уж не таким и отчаянным,
Коли раскинуть умом,
Мне представляется дело:
Тихо на море и смело
Можно отправиться вплавь.
– Греттир! Но – Боже избавь! –
Если с тобою случится
Что-либо, то распроститься
С жизнью придется и нам!
– Меньше, Иллуги, рабам
Впредь доверяться мы будем.
Честно признаюсь: нырять
В море студеное грудью,
Рыбою в волнах шнырять
Очень мне, брат, неохота!
Но – коль потребна работа –
Надобно лямку тянуть.
Да ты не бойся, тонуть
Я не спешу. – А был путь
Вплавь до ближайшего края –
Долгая миля морская…


Греттир сермяжным плащом
И капюшоном накрылся,
В те же штаны облачился;
Перетянул он потом
Пальцы упругой плетенкой,
Как бы срастив перепонкой.
Вскоре могучим плечом
Синюю гладь рассекая,
Греттир поплыл, исчезая
В отблесках позднего дня…
…К ночи у берега дна
Он наконец-то коснулся. (33)
Вылез, к Дымам потянулся,
К хутору выйдя без сил.
Сильно на море простыл
И, как добрел, окунулся
В полный горячей воды
Недр подземных источник…
Долго сидел полуночник
В лоне парной темноты,
Нежась измученным телом…
Яркое пламя согрело
Тихий и мирный покой…
Греттир заснул, с головой
Мехом на ложе укрывшись,
С устали не подкрепившись
Поданой гостю едой…


В доме до света вставали.
Греттир по-прежнему спал;
На пол одежды опали,
Тело открыв. Тут узнали,
Кто на кровати лежал,
Две молодые болтушки,
Две баловницы-простушки.
– Ну-ка, хозяюшка, глянь, –
Застрекотала служанка, –
Это ведь Греттир! Да встань
Ближе ты, к самой лежанке.
Видишь, какая осанка!
Правда, есть в ней и порок:
Больно уж витязь широк
В шее, плечах и груди,
Только – вот смех! – погляди,
Как не дорос он чем снизу!
Хоть сочиняй ему вису,
Что богатырскою мощью
Он не похвалится ночью,
Ибо достоинства нет! –
Дочка хозяев в ответ:
– Что ты болтаешь, дурища!
Этот позорный навет
Ляжет пятном на жилище.
Ох, ты накличешь нам бед!
– Ну не могу я, сестрица, –
Девка хохочет опять, –
Ну не могу я молчать,
Коли на свет уродится
Столь несусветная стать! –


Греттир не спал и насмешки
Слушал в свой адрес от девушки.
Та же, вкруг ложа резвясь,
Не умолкала, смеясь
И позабыв осторожность.
Не упустил муж возможность
Местью насытиться всласть:
Скинув с себя покрывало,
С ложа он мигом вскочил,
Девку в объятья схватил…      
Дочка хозяев бежала,
А хохотушка лежала
Жертвою под удальцом…
Тот был во всем молодцом
И, хоть прилежно возился,
Висою с ней поделился
(Как все узнали потом):
– Полно позорище прочить
Из-за размера мне, дева!
Помни: опасно порочить
Тех, кто на поприще гнева
Сердцем в груди не дрожит!
Часто бывает – бежит
Малый конек порезвее
Многих коней покрупнее;
Да и короткий клинок
Чаще подводит итог,
Коль в поединке сойдутся
Воины грудью и бьются.
В малости тоже есть прок! –


Тщетно служанка вопила
Под удальцом что есть сил.
Но вот когда наступило
Время прощаться, то был
Муж этот ей не смешон!
Выставив девушку вон,
Греттир поднялся к хозяину.
…Вместе они на окраину
Вышли и сели там в челн,
Прячась в рассветном тумане.
Честный хозяин все сам
Делал один… Вскоре к цели
С факелом вдаль полетели
Оба по сонным волнам…
Люди поверили еле,
Что человек тот приплыл
С Острова морем холодным!
Подвиг сей слухом народным
Признан за Греттиром был!
…Ну, а герой наш свободно
С братом на острове жил…
Вот, наконец, наступил
Чаянный год окончания
Тягостного наказания.
Греттир о том не забыл…

Глава  X.  КОЛДОВСТВО

 Жителям мыса Дымов
Радости бы не сулило,
Если их дерзких врагов
Время бы освободило
От отчужденья закона
И возвратило на лоно
Отчей, наследной земли.
Вьюги, озлобясь, мели;
Бонды за пивом роптали:
Зря, мол, тогда мы продали
Торбьёрну Остров Скалу –
Время ушло, и едва ли
Выгонит он сатану!
Голову Торбьёрн ломал:
Средство искал он такое,
Чтобы враг мертвым бы пал
В битве, иль что-то другое –
Хитрость, коварная лесть –
Осуществили бы месть.


Нянчила юного Торбьёрна
Мудрая Турид. Спина
Стала от старости сгорблена,
Но оставалась верна
Женщина дедовской вере,
Тлевшей упрямо на севере,
Сглаза чужих сторонясь
И по углам хоронясь. (34)
Вот как-то летом к вещунье
Торбьёрн угрюмый зашел
И, поклонившись колдунье,
Тайное дело повел
Да с ворожбой обручился…
Раз день погожий случился;
Шторма свирепого вой
Ночью утих, и покой
На море установился…
В пол трижды стукнув клюкой,
Торбьёрну Турид сказала:
– Время нам плыть на Скалу.
Солнце уж на зиму встало,
Убыль начнется теплу.
С Греттиром ссору затеешь
И разозлишь, как сумеешь –
Пусть он извергнет в сердцах
В неосторожных речах
Что-то, что многое значит
В таинстве жизни, удачу
Определяя в делах.
Так я узнаю наверное
Слово заклятия верного.
Будет он в наших руках! –


Торбьёрн надежную лодку
На воду быстро спустил;
Весла плеснули, и ходко
Легкий корабль поплыл
К мрачной скале среди моря…
Стали два недруга, споря,
Лаяться вновь о правах.
Голову спрятав в мехах,
Турид недвижно сидела
И на утесы глядела;
Углилась злоба в очах…
– Думаешь, делать мне нечего, –
Сверху орали Крючку, –
Чтоб на дурацкие речи
Скалиться как дурачку?
Я поселился надолго,
Так что не трать здесь без толка
Время и нервы у скал! –
Торбьёрн, озлобясь, сказал:
– Знал я, что так ведь и будет! –
Черти вы все, а не люди,
К нам вас нечистый прислал –
Он же и разум мне блудит!
Год теперь целый пройдет,
Прежде чем снова найдет
Блажь на меня заявиться
К острову! – Хватит беситься! –
Греттир ответствовал. – Взвесь,
Будет ли выгода здесь
Зряшно тебе прохлаждаться?
Я же, поверь, обижаться
Не собираюсь на то,
Если на остров никто
Впредь не захочет соваться
Ни за землей, ни скотом! –


С тем бы Крючок и уехал,
Только вдруг Турид привстала,
Выпростав тело из меха,
И на прощанье сказала:
– Храбры вы, Острова люди,
Но не дружить вам с удачей.
Рок за строптивость осудит:
Кровью грядущей оплачен
Будет ваш дерзкий отказ:
Всякий, кто в жизни не раз
Выгоду сам отвергает –
Зло на себя навлекает,
Близит последний свой час!
Слушай же, Греттир: лишиться
Скоро уж счастья тебе;
Станешь ты в пропасть катиться;
В проклятой небом судьбе
Радости меньше осталось,
Чем тебе прежде встречалось –
Ибо ты враг сам себе! –
Был богатырь поражен
Дьявольски злым предсказанием.
– Чую, что мне, – молвил он, –
Ведьма грозит наказанием!
Баба проклятая эта
Хуже для мужа навета
Впредь уж не наговорит;
Речь ее трупом смердит,
Холодом веет мне в душу!
Я в поединке не струшу,
Только, уверен, беда
Путь свой уж держит сюда.
А с волхованьем сражаться
Нечего нам и стараться –
Битыми будем всегда!
Только и я не оставлю
Зло неотмщенным; добавлю
Горя для памяти ей,
Чтоб не стращала людей! –
Греттир, исполнившись злости,
Камень в ладью запустил
И в ворох шкур угодил.
Вопль послышался: кости
Правой ноги перебил
Дар богатырский у гостьи…
Брату Иллуги сказал:
– Много бы отдал сейчас я,
Чтобы твой камень упал,
Не сотворив ей несчастья! –
Тот возразил: – Что ж, винить
Вправе меня ты за это,
Но я не мог не вчинить
За волхованье ответа.
Брат, я другого боюсь:
Мало колдунье досталось –
Ведь голова-то осталась!
Я об заклад в том побьюсь:
Жизнь спокойная братьев
Стоит поганых проклятьев.
Ведьминых слез не стыжусь! –


Торбьёрн на хутор вернулся.
Охая, Турид слегла…
Лишь через месяц смогла
Встать она снова. Проснулся
Внутренний голос в душе;
Кроме отмщенья уже
Ведьма, чей дух не согнулся,
Ум не язвила другим.
Голос был неумолим:
– Бедно жила ты, но праведно.
Многим крещеным то завидно,
Сколь близок к небу твой дух –
Ропщут о том они вслух!
Но беззаконник паршивый,
Муж неотесанный, вшивый
Ведьмой тебя обозвал,
Ногу старухе сломал.
Жизнь твоя не имеет
Смысла теперь, коли смеет
Враг с головою ходить!
Время тебе потрудить
Ум свой и жизнь героя
Укоротить, чтоб изгоя,
Что был за кровь осужден,
Не пожалел бы закон! –


Хмурилась осень. Недели
Три до начала зимы
Уж оставалось. Метели
Скоро завьюжат из тьмы
Северного полуночья,
Низкие мглы будут в клочья
Порваны гребнями волн;
И ни корабль, ни челн
В море уж больше не выйдут.
– Нет, духи веру не выдадут,
Должен быть вызов вручен! –
С ложа колдунья вдруг встала,
К берегу заковыляла –
Враг ее был обречен …


Торбьёрн бродил за старухой
Следом по берегу моря.
Ветер осоки пожухлой
Космы трепал… Вот он вскоре
Людям подарок пригнал,
Словно призыв услыхал
Дум колдовских на просторе…
Между прибрежных камней
Турид узрела корягу;
Долго стояла над ней…
После, морскую бродягу
С тщаньем с боков осмотрев,
Торбьёрну ждать повелев,
Стала под плачущий ропот
Волн погибавших и шепот
Тайных языческих рун –
Звона грядущего струн –
Резать на дереве знаки
Магии древней. Как раки,
Клешни с угрозой раскрыв,
Те поползли вдоль коряги…
Вену ножом себе вскрыв,
Кровью работу полив,
Турид их заговорила;
Задом вкруг древа кружила,
Ловкость в том деле явив,
Что ей привычно и мило. (35)
В море костлявым перстом
Ткнула колдунья потом –
И против ветра поплыло
Древо по серым волнам
К Асмундовым сыновьям…


Греттир же мирно на Острове
С братом возлюбленным жил
И ни о чем не тужил;
Меч его – длинный и острый –
Смертью давно не грозил
Ни человеку, ни зверю…
Поутру берег проверить
Братья отправились вниз.
По морю волны неслись,
Ветер свистел беззаботный –
Время плавник собирать,
Чтобы очаг их голодный
Мог обогреть им кровать
В хижине ночью холодной.
…В берег уткнулся кусок
Черной корявой коряги –
Долгий, как видно, бедняге
Выпал скитания срок.
Молвит тут брату Иллуги:
– Надо же, как повезло:
Море прямехонько в руки
На день нам дров принесло!
Раб в одиночку не сдюжит;
Сами давай поднатужим
Плечи его ремеслом! –
Брат, отпихнув корневище,
Хмурясь, ответил: – Нас ищет,
Чую, Иллуги, беда:
Ею прибило сюда
Дерево это гнилое!
Нет уж, нам лучше иное
Для очага поискать. –
Но, возвратившись, сказать
О корневище Шумиле –
Чтоб не брал! – позабыли…
К ночи стал ветер крепчать,
Волны на море взбесились,
Низкие тучи роились…


Утром, как солнцу вставать,
Стало дождем поливать…
Не улыбалось двум братьям
В холод лишаться постелей.
Вытолкали те с проклятьями
За дверь слугу еле-еле:
– На берег, сволочь, ступай
И плавника натаскай! –
Был, как всегда, недоволен
Сладко дремавший Шумила.
Но – что поделать! – не волен
Не подчиниться он: сила
Греттирова кулака
За нерадивость грозила
Крепко Шумиле бока
(А заодно с ними рыло!)
Без проволочек намять…
Только спустился он, глядь –
Вот ведь везенье! – прибило –
Так что не надо искать –
К лестнице ихней вплотную
Спутницу ветра сухую.
С руганью стал поднимать
Наверх он черную ношу.
Греттир возню услыхал,
Встал и Иллуги сказал:
– Раб приволок что-то. Брошу
Свежих дровишек в очаг,
Если, конечно, дурак
Вновь не надул нас, как прежде. –
Вынес топор он невежде:
– Выловил ветку никак? –
Вторил Шумила ехидно:
– Плохо спросонья, знать, видно?
То не пруток, а бревно!
Тонкое, правда, оно,
Но ты такие ведь любишь –
Махом единым разрубишь,
Да и меня заодно
Ратной сноровке поучишь.
Ох, не таскал я давно
Груз без хозяйской подмоги!
Видишь, как руки и ноги
С устали тяжкой дрожат! –
Греттир за это был рад
В ухо б заехать Шумиле,   
Но удержался и с силой
Зло топором рубанул…
Мельком – и то не взглянул
На корневище кривое,
Что попирал он ногою.
Лезвием взвизгнув, скользнул
Вбок от коряги коварной
Острый топор и рассек
Голень глубокою раной.
Кровь забурлила в сапог;
Из голенища забила
На землю алым ручьем
И корневище омыла…
Дернув от боли плечом
И посмотрев на корягу,
Греттир сказал: – Вот где лягу
Я уж теперь навсегда!
Чую, что эта беда
Малою кровью не кончится:
Здесь пересилил нас тот,
Кто в волховании корчится
Ночи и дни напролет.
Дважды на остров, Шумила,
В гости беда проскочила
Через тебя, идиот:
Ты без огня нас оставил,
Ты нам корягу доставил;
Коль она снова придет –
Все мы на этом вот месте
Станем добычею вместе,
Смерть всех троих нас сожрет! –


Выскочив, охнул Иллуги;
Греттира перевязал…
Странно, но раненый муки
Словно не ведал и спал
Первые ночи спокойно.
Но на четвертую больно
Стало ему невтерпеж.
Взрезал тряпье острый нож.
Видят: увы, почернела
Кверху нога – значит, дело
Встало на дьявольский путь.
Голову свесив на грудь,
Молвил подавленный Греттир:
– В жизни на нынешнем свете
Духов железа вражда
Судьбы решает каждого
Ньёрда стального дождя;
Греттир в бою не однажды
Близкую смерть побеждал,
Ибо от участи скорбной
В мир опуститься загробный
Верный мой меч ограждал.
А вот теперь я пропал:
Силу у стали отныне
Дух волхованья отнимет,
Молния сечи слабей
Слова незримых сетей! –
После сказал он Иллуги:
– Надобно быть начеку.
Чую, как чешутся руки,
Жаждут на том берегу
С нами скорей расквитаться
И – очень может так статься –
Наверх готовы взобраться,
Чтобы оружия звон
И человеческий стон
Мирный наш стан разбудили.
Строго внуши, брат, Шумиле:
Пусть он тропу сторожит,
Что над пучиной висит;
Днем плывуны собирает,
К ночи ее убирает;
Глаз на посту не смыкает,
Иначе жизнь проспит! –
Небом поклялся Шумила
Честно дозор свой нести,
Хоть невдомек ему было,
Кто мог в предзимье грести
В море бушующем, стылом,
Спор с ним безумный вести?


Торбьёрн в Заливе Лесном
Пил в одиночку понуро,
Чтобы не думать о том,
Как же судьба его сдуру
С Греттиром лбами свела –
С тем, кто упрям, как скала,
Что возвышается хмуро
Наглым оплотом невежд,
Отняв остатки надежд
Стать уважаемым бондом,
Править окрестным народом…
Пологом грязных одежд
Тучи тянулись, и буря
Волны стадами гнала…
Тут хромоногая Турид
Торбьёрна вдруг подняла
Утром с уютной постели
И, растолкав еле-еле,
Стала за леность пенять:
– Что же, никак уже спать
На зиму муж завалился?
Или уж переселился
Недруг твой с Острова вон,
Так что и спор ваш решен?
Плыть на Скалу собирайся!
Буйства ветров не пугайся –
Не нахлебаешься волн! –
Торбьёрн ответил ей: – Сколько
Я уже ездил туда –
И в дураках там всегда
Бог оставлял меня, только
Деньги растратил, балда! –
Турид ему: – Знатным мужем
Лежа в постели не стать.
Что же, и плыть, коли нужно,
В бурю придется – как знать?
В дело же надобно взять
Смыслящих добре в оружии
Верных и храбрых людей –
Родичей или друзей.
Пусть не за так тебе служат –
Золото страха смелей!
Будешь ты мною доволен!
Знай: дух богов моих волен
Будущее приоткрыть;
Волн расходившихся прыть,
Коль попрошу, успокоить.
В силах моих так устроить,
Чтобы ты с Греттира спесь
Сбил навсегда! Только месть
Может победу ускорить,
Суд учинив гордецу,
Встретясь лицом с ним к лицу! –
Торбьёрн, не споря, подумал:
– Старая ведьма дела
Накрепко в руки взяла,
Рано на жизнь я плюнул!
Может быть, ветер вдруг дунул
Мне, наконец-то, в корму?
Ежели так – почему
Мне не довериться снова
Силе запретного слова?
Вверюсь, и быть посему! –


Не без труда, но собралось
С ним человек восемнадцать.
Судна же не оказалось:
В лодке простой отправляться,
Люд усадив поплотней,
Нечего даже стараться:
Та на высокой волне
В воду начнет зарываться,
Быть всей дружине на дне!
К зятю Крючок обратился.
Халльдор, нахмурясь, сказал:
– Зря ты в тот остров вцепился!
Кто в волхованье искал
Помощи в поприще трудном –
Тщетно на дне будет Судном
Каяться Богу потом.
Думаю, дело добром,
Родич мой, ты не окончишь:
Пусть даже скоро прикончишь,
Хитрость измыслив, врага –
Витязей много тогда,
Близких семейству изгоя,
Встанет отмстить за героя;
Сладит с тобою беда!
Только не пачкайте руки
Кровью невинной Иллуги!
Если надумали плыть –
Так тому, значит, и быть:
Дать вам корабль надежный
Друг мой захочет, возможно;
В просьбе моей старый Бьёрн
Вряд ли откажет. Решен,
Стало быть, этот вопрос!
Думаю только, напрасно
Впрягся ты в дело опасное;
Ногу беспечно занес
Ты над своею могилой,
Ибо греховною силой
Рок тебя, родич, понес! –


Торбьёрн смолчал и откланялся,
К Бьёрну в Протоки отбыл.
Бонду с толпою представился;
Важничая, объяснил,
Что получить бы хотели
Помощь в задуманном деле
Чести исландской друзья.
Бьёрн отвечал, что судья
В Греттировой канители
Не человек, а сам Бог.
Он бы чужим не помог,
Только обидеть не хочет
Халльдора. Им же он прочит
В море открытом беду:
К цели они не дойдут!
Люди ему объявляют,
Что, мол, залог оставляют,
Ибо заранее знают,
Что не на праздник идут;
Но с полпути не свернут!
…Быстро корабль спустили
На воду и снарядили,
Парус на мачте раскрыли –
Вот уж стрелою бегут
Викинги мести по фьорду
Курсом к открытому норду
Вдаль, где по острову гордому
Волны свирепые бьют…
Только – о чудо! – вдруг ветер,
Буйством насытясь, затих
И, как друзей подхватив,
Гладью к убежищу Греттира
Вынес врагов его злых.
…К вечеру день уж клонился.
В море корабль появился,
К черной скале подошел.
Лестницу Торбьёрн нашел,
Крепко в веревку вцепился,
Кверху глазами повел…

Глава  XI.  СМЕРТЬ  ГРЕТТИРА

Мучился Греттир столь тяжко,
Что на ногах не стоял;
Знал, что недолгою тяжба
Будет со смертью и ждал
Гостью с косою к порогу,
Чтобы отправиться к Богу.
Если Он так пожелал.
Меч под рукою лежал,
В службе бестрепетный, верный:
Чаял хозяин, наверное,
Друга иметь при себе,
Шедшего с ним по судьбе
И наводившего ужас
В сердце неробкого мужа,    
Честь утверждая в борьбе.
Может, почувствовал Греттир,
Что изменился вдруг ветер,
И что придется с мечом
В этот последний свой вечер
Рдяного хмеля ручьем
Славно отпраздновать встречу
С царственной гостьей вдвоем…


Утром раб заспанный вышел
Море со скал сторожить.
Долго сидел он так, слыша
Гул неумолчный: долбить
Волны не переставали
Камни подножья. – Едва ли, –
Думал он, – произойдут
Распри какие-то тут,
Если во сне подневалит
Тот, кого рано не ждут.
Лестницу выбрать успеет
Наверх он, коли приспеет
К остереженью нужда.
Зря это только, всегда
Пуст горизонт. –


                …Вечереет,
Сладко Шумила храпит.
Торбьёрн на скалы глядит:
– Лестницу не убирают,
Даже не охраняют
Эту дорогу наверх.
Странно! Напрасно отверг
Прежде он веру в гаданья
И колдовские шептанья:
Ум у бандитов померк!
А вот у ветхой старухи,
Знать, в соучастниках духи
И в океане, и здесь! –
Не помешали залезть
Прибывшим с борта на скалы.
Видят: спит под одеялом
Страж как ни в чем ни бывало –
Это им добрая весть!


Встав над храпящим Шумилой,
Торбьёрн мечом, но плашмя,
Дал тому в ухо вполсилы
И закричал: – Ком рванья,
Сволочь, вставай-ка сейчас же,
Падаль, пожива для птиц!
Ну и дозор тут, однако же:
Дурень валяется ниц
С грязной и глупою рожей,
Сны стережа под рогожей!
Сбросить его, что ли, вниз? –
Сторож привстал, почесался
И недовольно сказал:
– Снова за старое взялся,
Греттир? Ведь я не мешал
Спать вам в тепле. Здесь же холодно,
И неудобно, и голодно.
Чтоб вас нечистый побрал!
– Ну и дурак! Иль не понял,
Что пред тобою враги?
Наверх ты нас уже поднял;
А вот теперь помоги
И до хозяев добраться –
Или придется валяться
Без головы! И не лги! –
Раб озираться стал тупо,
Рот приоткрыл и молчал.
В рожу пихнув его глупую,
Торбьёрн на дом показал:
– Братья внутри сидят? Оба?
Спят или ждут нас в дверях?
– Спать им сейчас неудобно, –
Молвил Шумила: – в ногах
Греттира плачет Иллуги;
Брат его мечется в муке,
Скоро уж кончится. – Страх
Еле превозмогая,
Выложил все он, что знает,
И про бревно, и топор;
После замолк, точно вор,
Свой приговор ожидая.
Торбьёрн Крючок говорит:
– Истину мудрость вещает:
Преданный друг изменяет
Позже других и бежит.
Или еще: до добра
Нас не доводит раба
Дружба пусть самая верная.
Службу окончил ты скверно,
Ад себе домом избрав –
Ибо ты предал хозяина!
Видно, тебя  бил отчаянно
Греттир за тупость и лень.
Что же, и мы в этот день
Пусть и врагу – но поможем
И вразумленье продолжим! –
Стали раба тут как пень
Бить сапогами, ругаться…
Бросив Шумилу валяться
Стонущей тряпкой в пыли,
К хижине братьев прошли,
Начали громко стучаться –
Так, что чуть дверь не снесли!


– Брат, Серобрюхий наш зверь
Бьется рогами о дверь! –
Греттиру молвил Иллуги. –
Время попутал от скуки:
День на дворе ведь теперь!
– Да, и как сильно стучится! –
Греттир ответил. – Но, мнится,
Ломится к нам этот стук
Не от рогов, а от рук! –
Дверь, затрещав, распахнулась.
Меч младший брат ухватил,
Древки у копий срубил –
Тех, что в проем уже сунулись –
И нападенье отбил.
Видят враги – не удастся
Внутрь пролезть, и тогда,
Посовещавшись, ворваться
С крыши решили туда,
Верх проломив без труда.
Греттир, привстав на колени,
Силы собрав – уж последние! –
Бросил в дыру ту копье.
Кару насквозь поразило
Латную грудь острие.
Дико, зверино завыл он,
С крыши обрушившись вниз.
– Эй, наверху, берегись! –
Торбьёрн забегал снаружи. –
Брать похитрее их нужно.
Ну-ка, за балку берись! –
Взявшись, бревно расшатали
И посерёдке сломали,
Крышу обрушив на стол;
Следом на каменный пол
Ссыпались скопом убийцы,
Чтоб на врагов навалиться.
Сталь зазвенела о сталь.
Греттир меч с ложа достал
И рубанул им Викара,
Ибо в миг самый удара
С крыши на ложе храбрец
Прыгал, рыча. Тут конец
Разом ему и пришелся:
Меч богатырский прошелся,
Тело рубя поперек.
Раненый вопль исторг
И уж двумя половинами
Съехал на Греттира. Скинул
С плеч тот мясные куски,
Встал – и удар пропустил
В этот момент меж лопаток:
Торбьёрн врагу дал задаток,
С тыла заехав мечом.
Кровь захлестала ручьем
Из развороченной раны.
Греттир вскричал: – Слишком рано
Может закончиться бой,
Если за голой спиной,
Где тебя каждый достанет,
Брат на защиту не встанет! –
Тут же плечами прикрыл
Братнину спину Иллуги;
Ожесточившись, рубил
Так, что убийцы в испуге –
Словно враг демоном  был –
Духом на время смутились
И от него отступились.


Торбьёрну Греттир сказал:
– Кто же тебя подослал
Вором к чужому порогу? –
Тот ему: – Путь к вам в берлогу
Мне сам Господь показал!
– Нет, – рек с презрением Греттир, –
Чую, что гибельный ветер
Дует не с той стороны:
Видно, слуга сатаны –
Старая ведьма – колдует
И за обиду лютует;
Ты же, задравши штаны,
Мчишь по худому навету,
Чтобы сжить братьев со свету.
Значит, ты – ведьмин шакал!
– Ну, уж теперь все едино, –
Злобно Крючок отвечал, –
Вместе ли с кем иль один я
Этот поход замышлял.
Главное – цели добиться!
Скоро с тобою возиться
Кончу я, как обещал! –


Бой разгорелся тут новый.
Греттир совсем изнемог
Меч уж не в силах тяжелый
Был поднимать он; у ног
Младшего брата свалился
И уже не шевелился,
Лежа в кровище ничком.
Брат в одиночку мечом
Раны и смерть раздавая,
Бился, не переставая.
Трое ворвавшихся в дом
Корчились, ад проклиная
И небеса, на полу.
Время судьею быть злу:
Скопом Иллуги щитами
В угол загнали, руками
Крепко зажав его в нем,
И увязали ремнем;
Точно мешок потащили
И на скамью повалили,
Чтоб разобраться потом.


Греттир лежал без движения.
Кинулись люди к нему,
Резали в остервенении,
Каждый хотя бы одну
Рану стремился оставить
В теле героя, с кем сладить
Так бы никто и не смог,
Если бы ад не помог!
…Кровь перестала струиться.
Греттир лежал как мертвец;
Телу с душою проститься
Время пришло, наконец…
Торбьёрн на меч вдруг уставился
Богатыря; ухватил,
Дернул из всех своих сил,
Но в одиночку не справился:
Намертво пальцы сцепил
Греттир вокруг рукояти.
Торбьёрн, озлобясь, завыл:
– Нет уже, хватит, приятель,
Вдоволь ты меч поносил!
Новое дам я занятие
Этой вещице! – Но сил
И восьмерым не хватило
Вырвать оружье. Взбесило
Сопротивление их.
Торбьёрн воскликнул: – С каких
Пор это надо считаться
С телом преступным врага,
Коль не желает разжаться,
Сталь обнимая, рука? –
Сказано – сделано: плаху
К Греттиру приволокли
И как на бойне с размаху
Руку с мечом отсекли.
Пальца разжались. Схватился
Торбьёрн за меч, разъярился
И богатырским клинком,
Встав над простертым врагом,
По голове вдруг ударил
Греттира. Череп оставил
След в поединке с мечом:
Им оказалось загублено
Лезвие рваной зазубриной.
Торбьёрн изрек: – С силачом
Так обращаться уместнее.
Ну, а оружье приметнее
Станет всего лишь теперь! –
Люди сказали: – Умерь
Пыл свой, нам есть чем заняться:
С меньшим пора разобраться,
Ежели набольший мертв! –
Торбьёрн вскричал: – Нет, не стерт
Долг гордеца предо мною,
Раз он еще с головою!
Вдруг оживет этот черт? –
Вот уж кудри на плахе,
Меч занесенный сверкнул,
Люди суровые ахнули –
Шар, брызжа кровью, скакнул
И по камням покатился…
В волосы изверг вцепился,
Голову поднял рукой:
– Верю теперь, что герой
Точно уж угомонился!
На берег я захвачу
Голову и получу
Деньги, что были назначены,
И возмещу, что потрачено
Благодаря силачу! –


Люди, потупясь, молчали
И отводили глаза;
Видимо, не одобряли
Низость такую. Сказал
Торбьёрн, воззрясь на Иллуги:
– Кончились с Греттиром муки!
Зря, несмышленыш, связал
Ты себя с этим бандитом.
Быть и тебе здесь убитым,
Час воздаянья настал
Строгим судом за деяния,
Ибо им нет оправдания! –
Связанный так отвечал:
– Рано, палач, себя тешишь!
За нечестивый навет
Ты вместе с ведьмой ответишь;
Грешен кто в чем или нет –
Альтинг рассудит всех скоро.
Мы ж не окончили спора:
Нашему роду нанес
Ты оскорбленье, занес
Меч на врага, уже павшего,
Смерти своей ожидавшего.
Не человек ты, а пес!
Ты к волхованью добавил
Подлость и род свой ославил!
Пусть и меня ты убьешь,
Только в грядущем найдешь
Смерть и свою, без сомнения:
Месть не подарит спасения;
Кровью омытый, сойдешь
В ад за свои преступления! –
Хитрый палач завилял:
– Стоящий муж ты, Иллуги!
Много вреда мне воздал,
Но кровью юноши руки
Все же я не обагрю;
Жизнь тебе подарю,
Ежели дашь обещание
Людям достойным не мстить
И все обиды забыть
Тем, кто со мной наказание
Вынужден был завершить.
Брату ж придется просить
На небесах оправдания.
– Нет, не надейся, – сказал,
Гневом пылая, Иллуги, –
Что ради жизненной скуки
Я бы в глазах своих пал,
Сделался вам бы подобен!
Знай: я тебе неудобен
Буду, пока еще жив;
В помыслах нетерпелив,
Буду искать я с мерзавцем
Случай за кровь рассчитаться,
Мщению жизнь посвятив!
Виденной казни не скоро
Память забудет моя!
Вы для меня – волчья свора
Лютых убийц, так что я
С вашего же приговора
Жажду сейчас умереть,
Чем на земле вас терпеть! –


Стали мужи совещаться:
Жить гордецу иль не жить?
Торбьёрн сказал: – Опасаться
Мести накладно; убить
Парня придется нам, видно,
Хоть это, право, обидно. –
Так и решили все: быть,
Как того Торбьёрн желает,
Раз он поход возглавляет –
Жизни Иллуги лишить.
Юный храбрец рассмеялся,
Как приговор услыхал:
– Что же, он тот оказался,
Коего сам я желал!
Что вы решили уже,
Более мне по душе;
С Греттиром я не расстался,
Струсив на смертной меже! –


Вывели на рассвете (36)
Юношу на восток.
Кудри рассыпал ветер,
Дол над землей был светел,
А горизонт широк.
Волны прибоя ворчали,
Птицы морские кричали.
Хутор родной был далек…
Господу он помолился
Низко земле поклонился –
Голову меч отсек.
Хлынула кровь из тела;
С нею душа отлетела
Ввысь, в неземной чертог…


Братьев убитых зарыли
И набросали камней;
Взяли Шумилу, отплыли,
Чтобы уйти поскорей
От погребальных утесов,
С нивы, где звонкие косы
Многих скосили людей…
Берег вдали показался.
Тут вдруг Шумила поднялся,
Жалиться стал и скулить,
Что, мол, напрасно убить
Торбьёрн его отказался –
В людях рабу уж не жить.
Долго шумел он, метался…
Меч, наконец, рассчитался
С жизнью грешной, и плыть
Дальше пришлось без Шумилы.
А над бездонной могилой
Волны продолжили бег.
Чужд их страстям человек…


На зиму Торбьёрн приехал
К Асдис с своими людьми;
Бросил пред нею со смехом
Голову сына: возьми!
Мать подняла ее молча;
Глядя в закрытые очи,
Слезы роняла с ресниц.      
Висе внимала убийц:      
– Нам на охоте удача
Выпала голову взять.
Гривны в унынии плачут:
Бронь им к себе не прижать!
Бросили, злата калина (37),
Голову мы пред тобой;
Ты ее солью покрой,
Чтобы не сгнила личина,
В погребе каменном скрой! –
Старая Асдис, бледнея.
Слушала речь, что хулит
Мертвого сына пред нею.
Людям в ответ говорит:
– Вы от него бы бежали,
Точно бараны от волка;
Вы бы посмешищем стали,
Он уж намял бы вам холку,
Если бы дрался здоров.
Знайте: для ваших голов
На людях небезопасно
Мертвых порочить напрасно,
Ибо Суд Божий суров! –


Съехалось летом на альтинг
Много господ и народу.
Прибыл Крючок с братом Хьялльти;
С видом уверенным, гордым,
Нос задирая, ходил,
Подвиг свой подлый хвалил;
Деньги рассчитывал быстро
С тинга содрать за убийство
Тех, кто законы не чтил.
Но получилось иное:
За волхование злое
И за бесчестье в бою
Виру не взял он свою;
Наоборот: на изгнание
Был осужден в назидание.
Хьялльти же вдруг получил
Даром владения брата;
Зажил он мирно, богато,
Честь и покой заслужил.
Торбьёрн же долго скитался…
Он поначалу скрывался
Где-то в Норвегии – но
Жил там ведьТорстейн давно,
Старший двум братьям убитым;
Мужем он слыл знаменитым
В мирных и бранных делах,
Крепким в реченных словах.
Клятву он дал принародно
В том, что найдет где угодно,
Кровника рода отца;
А, разыскав подлеца,
Жизнь отберет у убийцы.
Струсив, тот стал торопиться
Морем отправиться в путь,
Чтобы к варягам примкнуть,
Что захотели проситься
В Харальдов грозный отряд (38)
И охранять Миклаград. (39)
Торбьёрн в нем думал укрыться,
Да и деньгами разжиться,
Коими не был богат.


Греттира похоронили
На побережье Дымов,
Рядом Иллуги зарыли.
Там, близ церковных домов,
Вместе они и лежали
И под плитой отдыхали;
И навевал на них сон
Благость дарующий звон…


Торстейн же, преданный слову,
Шел по горячим следам,
Чтобы снять с Торбьёрна голову,
Счет потеряв городам.
Где бы он ни появлялся,
Прежде обеда справлялся:
Здесь его кровник иль нет?
Слыша привычный ответ:
Отбыл уже!.. Оказался
Он в Миклаграде к весне.
Чтобы быть сильным в войне,
Конунг (40) варягов в дружины
С Харальдом здесь набирал,
Пришлым устроив смотрины:
Скорый поход затевал,
Чтобы соседа отвадить
Впредь задираться и грабить,
Чтобы не надоедал!
Торстейн, как все, не преминул
В войско норвежцев вступить,
Думая: – Лишь бы не сгинул
Торбьёрн куда, а убить
Я уж сумею мерзавца.
Только, увы, может статься,
С именем новым он здесь.
Не довелось им встречаться
Прежде; но ежели есть
Промысел Божий – дознаться
Выпадет повод, и месть
Скоро должна состояться,
Случай окажет мне честь! –


…Смотр в разгаре. Варяги
Вооруженьем гремят,
В прорези шлемов глядят –
Полные сил и отваги
Стран полуночных сыны,
Смертные боги войны!
Торбьёрн мечом похвалился –
Вот богатырский клинок!
Всякий, кто видел, дивился:
Странный на нем был порок,
Точно с камнями он бился!
Торбьёрн сказал: – Этот меч
Некогда голову с плеч
Снял силача знаменитого –
Греттира, мною убитого.
Прежде чем на землю лечь,
Черепом крепким бродяга
Меч мне попортил, бедняга! –
Торстейн услышал ту речь,
Ибо поодаль случился,
Кровника мигом признал;
Хмурясь, на меч покосился,
С просьбой к врагу обратился –
Чтобы клинок показал.
Торбьёрн собою гордился,
Меч, щеря зубы, отдал:
На, мол, смотри, удивляйся
И храбрецом восхищайся!
Мститель меч кверху поднял
И на Крючка вдруг обрушил,
Череп по самые уши
Страшным ударом разъял.


…Торстейн в узилище мрачном
Долго томился потом,
Ждал палача с топором…
Жребий судьбы был удачный:
Не был бы жив нипочем,
Да подвернулся вдруг брачный,
Давший свободу обет!
После объездил он свет,
С счастьем уж не расставался;
Стар стал с годами и сед
И на постели скончался…
В рай после смерти поднялся –
В этом сомнения нет!

       К о н е ц



                П р и м е ч а н и я

1. Бонд» – свободный хозяин.
2. «Мир сохранить обещаем …» – начало вольного переложения известной по древнеисланд-ским письменным памятникам формулы клятвенного обещания мира, дошедшей до нас в стихотворной форме. Возникла она, вероятно, до заселения Исландии скандинавами.
3. «Харальд Косматый» – конунг – вождь племени, король – разбивший в битве в Хаврсфьорде (около 890 г.) объединившихся против него местных вождей. При нем Ис-ландия была заселена норвежцами.
4. «Рогаланд» – область в Норвегии, где произошла битва 890 г.
5. «Дракон моря» – военный корабль.
6. «Хёрдаланд» – южная часть Норвегии, вожди которой выступили единым фронтом против Харальда.
7. «Берсерк» – дословно «медвежья шкура» – свирепый воин, неуязвимый в бою, во время битвы доводивший себя до исступления. В сагах берсерк – это и разбойник, грабивший мирных жителей. «Ньёрд кровавого дела» – скальдический синоним берсерка.
8. «Виса» – особая разновидность древнеисландской литературы – скальдическая поэзия. Для нее характерна необычайная вычурность стиха, использование своеобразных поэтических фигур для шифровки содержания. Принятая форма перевода вис на русский язык использована автором при выборе ритмического построения настоящей поэмы, созданной на основе «Саги о Греттире».
9. «Великанша сечи» – секира.
10. «Даны» – так британцы именовали всех скандинавских викингов.
11. «Один» – верховный бог древних норвежцев.
12. «Греттир» – «тот, кто сердито морщится, морщун». Это прозвище стало именем собствен-ным.
13. То есть только тот, у кого нет чувства долга, мстит сразу, в состоянии аффекта. Долг мести требует ее подготовки, выжидания удобного случая. У раба, естественно, такой долг от-сутствует.
14. «Тинг» – исландское вече.
15. «Вира» – выкуп.
16. «Ёкуль» – дед Асдис. Меч Ёкуля приносил победу первым жителям Озерной долины.
17. «Лендерман» – обладатель земельного владения, полученного от норвежского короля.
18. «Ярл» – крупный наместник короля. Ярл Эйрик, сын Хакона, правил Норвегией с 1000г.
19. Согласно древненорвежским законам преступников полагалось хоронить не на кладбище, а там, «где встречаются морская волна и зеленый дерн».
20. «Бьёрн» – по-исландски «медведь».
21. «Испытатель секиры» – воин.
22. Согласно поверью, чтобы могильный житель больше не выходил в мир живых, надо отру-бить ему голову и приложить ее к ляжкам трупа.
23. В имени Глам проглядывается значение «бледный, неверный свет».
24. «Олав» – конунг, правил с 1014 по 1030 г.
25. «Трость походов» – нога.
26. «Лебедь крови» – ворон.
27. «Ворота брашен» – рот.
28. «Вермунд» – богатый и знатный хозяин Озерного фьорда.
29. «Моин» – Греттир (Моин, как и Греттир, имя змеи).
30. «Годи» – в языческое время в Исландии – жрец, содержавший местное капище и обладав-ший властью в своей общине. В первоисточнике данное слово употребляется и как имя собственное.
31. По-видимому, в отношении Греттира было допущено исключение в виде ограничения срока наказания 20 годами, так как, согласно древнеисландским законам, объявление вне закона было пожизненным.
32. Имеется в виду старая миля, примерно 7,5 км.
33. В июле 1927 г. исландский пловец проплыл со Скалы Острова на материк за 4 часа 25 мин.
34. После принятия христианства в Исландии в 1000 г. был издан закон, по которому за от-крытое совершение языческих обрядов полагалось трехгодичное изгнание.
35. Движение задом наперед и против солнца, также как и вырезание рун на дереве и их окра-шивание своей кровью, играли важную роль в древней магии.
36. Умерщвление ночью считалось позорным, поэтому казнь совершалась утром.
37. «Злата калина» – именование женщины в висе первоисточника.
38. «Харальд» – Харальд Суровый (1015–1066). Служил у византийского императора с 1034 г. Был женат на дочери Ярослава Мудрого. Король Норвегии с 1045 г.
39. «Миклаград» – Константинополь, буквально «Большой город».
40. Имеется в виду Михаил IY, византийский император, правивший с 1034 по 1041 гг.