Дорога к вечности. Горящая виселица

Огонь горит, съедая мысли, вздохи,
Он ловит каждый звук, мешает говорить,
Он заглушает крики. В суматохе
Вновь виселица старая в ночи горит.

Повешено на ней народу много,
И была пролита на ней не сотня слёз,
Она являлась к вечности дорогой,
Потерянной тропой среди горящих грёз.

***

В тот чёрный год, как крылья ночи,
Погибло множество людей,
Пускай и алчных, злых, порочных,
Но были всех они живей.

Пускай их жизнь не знала красок,
Существованье волокли,
Не представляли день без масок,
Не отдавали дань любви.

Был среди них один неверный,
Он знал плод сладостный любви,
В пороках, мыслях, горе-смертный,
С слезой в глазах и весь в крови,

Стоял в коленях перед девой,
Молил себя в тот час простить,
Ведь девушка была той первой,
Кого он смог так полюбить.

И та простила, улыбнулась,
Застенчиво прикрыв лицо,
В ней чувство робкое проснулось,
Что в большее переросло.

Прогулки, клятвы, поцелуи,
Объятия перед луной, 
Они давно уже минули,
Оставив только пепел свой.

Шли дни, летели, словно птицы,
И проносились же стремглав,
И вновь листали те страницы,
Любимого романа глав.

Но, как бывает часто в книгах,
Любви не должно место быть,
Она запуталась в интригах,
Пытается всё позабыть.

Он был повешен на рассвете,
Когда заря лишь занялась,
И в светло-жёлтом нежном свете
Звезда на небе вдруг зажглась.

В тот самый день, под пледом ночи,
Окутавшим всё и вокруг,
Под лай собак, опустив очи,
Девица шла, тая испуг.

Пылало пламя, поднимаясь
Всё выше-выше, к небесам,
Огонь, всё ярче разгораясь,
Как будто вторил голосам.

Кричали люди, хохотали,
Зубами зло скрипел палач.
А птицы с шумом улетали,
Шепча в дали: «Не плачь, не плачь…»