Цикл Я - та безвестница с рожденья

Я та – безвестница – с рожденья…


1.
Доказывать, что я – поэт –
О участь славная, старухи! –
Что не было такой, и нет,
Не будет! Каждый – в своей скуке
 Отыщет лишь свои слова,
 Как разрешиться исцеленьем…
 Вы правы, но и я права,
 Поэтом стала , без сомненья,
 Поэтом в жизни и в гробу.
Когда-то стих – за погребеньем –
Читался, обретал судьбу,
Я – 
      та безвестница –       
                с рожденья!
Мой стих, восстал, словно мираж
Потрепанных судьбой тетрадок,
Поведать, не вошедшим в раж,
Как горек
               путь земной
                и сладок!..

2.
Грома;дье туч – величественней гор,
Мир облаков – величественней моря,
Мощней пожаров – полыханье зорь,
Небесный океан с морским – в раздоре.
И он течет с рожденья над тобой,
И жизнь качает одиноким судном,
Штормит девятым валом над судьбой,
И направляет мыслей ход подспудный,
Таинственным влеченьем манит взор
И катит облака волной неспешной,
И освежает их дыханьем гор,
И в океан вливается небрежно.
Воздушная стихия – до звезды! –
Разбегом вольным обнимает землю.
Земные океаны зрятся мелью
В сравненье с глубью божьей высоты.
Когда откроется тебе без дна
Вся звездная космическая бездна,
То Господу лишь одному известно,
Где обрывается – ужель? – она.
Ужель неведомы Творцу края
Пределов тех небесного раздолья,
Где я ищу, надеясь, свою долю,
И восклицаю: «Родина моя!»

3.
Вселенная ромашек полевых,
Ромашковых полян лесных кипенье
Слились в симфонии стихотворенья,
Где отголоском детства – плеск травы.
Полотна дышат кипенной волной
Из той, из юной, солнечной отрады.
Замри! И большего тебе не надо:
Мой детский мир пришел порой ночной.
В нем светлая ребячья угловатость
В объятьях трав томится счастьем сна,
Где мы,
     как боги,
  и не виноваты
Ни в чем! И счастлива моя страна!
Любимая земля – в покойных далях
Живет заботой любящих сердец…
Ушло, как будто вовсе не видали.
Она – в полотнах, коих ты – творец!
Она – в моих стихах – вселенной мира.
Как дышится в них сладко и легко!
О детство наше,
     юность,
        сладкой миррой,
Обожествлять ты будешь боль веков.
Век рухнул, и страна лежит в развале,
Лишь в наших душах вечна красота,
Та, что любовно в детстве прививали,
Чтоб снизошла на юных высота.
И новый век, и юный взгляд очнется,
И в сердце пламенном – взорвется кровь:
Родная Русь – единственное солнце,
Единственное счастье и любовь!!!

4.
А в стихах моих – всласть куража
И влюбленности безоглядной,
Хоть просчитано все, до гроша,
И спланировано припарадно.
И достоинства выбора – в счет,
Выбор сделанный – чести достоин,
Планетарный кругооборот
Каждым месяцем стал мне пристоен.
Где ж та удаль, что вечно роднит
Всех поэтов от воли привольной?
Моя правда – крепка, как гранит,
Моя кривда – слезой своевольна.
Что чудить, коль острожен мой нрав
И уделом пожизненным – келья?
Порицательница – злых забав,
Прорицательница – рифм и зелья.
Ядовитое зелье то, всласть,
Мне затворную душу спалило,
Стихотворной забавы напасть
Одиночеством жизнь накалила.
И куражусь я с ним неспроста,
Потому, как пьянее и слаще
Нет душе – однодневки-листа,
Где мне легче прожить – настоящей…

5.
Нет нерва оголенного – в стихах,
Ты – не поэт, а только стихотворец!
Нет покаянья в собственных грехах,
Душа подобна пальцу на затворе:
Не выстрелит строка достойно в цель,
В лукавстве тешась, прикрывая душу.
Нет, не стриптиз пороков – самоцель,
Глас покаянья выпусти наружу.
И этот глас – поэзии струна,
Она зовет в надмирные просторы.
Стыдливый глас, и не его вина,
Он стал таким, сопротивляясь горю.
Душа светло вошла в сей грешный мир,
И хоть обрюзгла в мерзости пороков,
Отколь же девочкою-недотрогой,
Рыдая, рвется в тающий эфир,
Сияющий от правой простоты?
Прочь гнев,
                отчаянья нелепость!
И на воздетые твои персты
Огонь прощения нисходит с неба:
И ты – спасен,
                и вновь душа светла,
Хоть сожжена была виной дотла.
Спаси и сохрани, Господи…

6.
Успеть! И вызвать интерес,
Затем подогревать интриги,
Греша – с сочувствием иль без! –
Безбожным домыслом расстриги.
Мгновенна слава – вечен сон,
Интрига – фейерверком нови
Из добиблейских зрит времен
Печальных строк немногословьем.
Гремит фейерверочным огнем
Миг славы так неотвратимо,
И мудрости – нет места в нем…
Гремишь – а жизнь сверкнула мимо,
Гремишь – а санки с горки лет
Вдруг промелькнут в окне остылом.
Но, слава Богу, тихий свет
Дань Рождеству несет счастливо.
Благословенна сторона –   
Мне сладко грезить о прошедших! –
Несбывшихся надежд полна,
Заиндевевших и отцветших…

7.
День – изумрудное яйцо…
Нет, не лазурной красотой,
И коей брег морской пленяет,
Дух – травяной, и травостой
Зеленым маревом сияет.
Жемчужной пеленой росы
Седеют травы на рассветах,
И дальней вспышкою грозы
Дожди приветствуют жар лета.
Дубов янтарная листва,
Нежнее трав и легче пуха,
Жарою тронута едва,
И дышит майским банным духом.
Уж полдень, смолкли петухи,
Козел увел козлят на травы.
Пеку пасхальные стихи,
Как куличи, для Божьей славы.
День – изумрудное яйцо,
Раскрашено цветами мая!
Ветра ласкаются в лицо,
Ответной нежности внимая.
О, Боже мой! Дыханье трав
И шелест ласковой дубравы
Свидетельствуют, как ты прав
В своей отеческой расправе.
И коль нам век – блуждать в раю,
Как мы узнали б превращенья
Зим в лето в замкнутом краю,
Где нет времен и дел свершенья?
Когда ж сломаешься в тоске,
И звезды слез от горя брызнут,
Очнешься, а в твоей руке –
Венцом! – две радуги повиснут.
И вновь промолвишь: «Хорошо,
Что сотворил мне ад блаженства,
Пасхальный день, где так свежо,
И зимний – в роскоши крещенства!»
И хоть крещенье – зимний дар,
Благодарю за ежедневный
Душе живой и хлад, и жар,
За голос мысли – кротко-гневный…

8.
Одна защита – крестик на груди…
Я выпала из времени надолго,
Держава рухнула, и плакала земля,
Но верила, течет в России Волга,
На Каме держат небо тополя.
А тополя срубают беспощадно,
И воды лишь отраву нам несут,
Советский люд отрекся семикратно
От веры правой в сталинский маршрут.
Законы сломаны в неверных душах:
Воруй, обогащайся и блуди,
И наставлений мудрости не слушай…
Одна защита – крестик на груди.
Одень на шею и, ведом судьбою,
Ищи смысл жизни в поисках труда,
Чтоб жизнь дожить не жалкой голытьбою,
Принявшей нищенство уж без стыда.
С советской верой, с крестиком на шее,
Бреду – не нужная ни Богу, ни стране,
Погрязшей не по пояс, а по шею
В гражданской и семейственной войне,
Где побежденным стал святой родитель,
Твердивший век сынам: «Не укради!»,
А дети расхищают и, как сыти,
Жизнь прожигают. Боже, пощади!
В стране без чести, совести, стыда
Контрастом стала роскошь и нужда,
А в душах – ненависть и злая зависть
К тому, кому богатство всё досталось,
К тем, кто всю державу прикарманил
В век двадцать первый, век без правил…

9.
Ответрил день, тучкой пролетел
И закат запрятал небом тучным,
Отдыхаю от проблем и дел:
Телу, изнемогшему, здесь  лучше.
Этот хуторской приютный рай
Дан судьбой на старости бесцельной.
Островной благословенный край :
Нивы, речки и леса, как стены.
В буерачный лес – плохой ходок,
Лишь окольные дубравы – клеткой,
Пруд песчаный, солнца ободок
Над тенистой, ветренною веткой.
Это счастье  в старость на постой
Я пустила вечным постояльцем,
Звёзд свет и свет-месяц молодой
Привечаю я  ночным скитальцем.
Лишь ветра, как в юности, штормят
Дум неопалимую купину.
Сын – далёко, палка-скоропят
Разогнёт и выпрямит мне спину.
Мне не ждать подмоги от сынов,
Жив – один, другой – в раю витает.
Детство, им забытое давно,
Старость помнит и не забывает.
Кажется, окликну – вот и мой!
Попрошу – и он всегда поможет…
Не кричи – ушёл он в век глухой,
Вновь смирись
               и пусть печаль не гложет.
Редко мать ухожена дитём,
Редко старость –
                ласку сына знает,
Забывают дети отчий дом,
Материнский зов  позабывают.
И стареют матери в слезах,
Не смирившись,
               брошенные 
                милым,
А в глазах – вселенская тоска,
Ожиданье чуда, до могилы.
Сын – далёко…

10.
Глаза, что смеяться навек отучились,
Гримаса улыбки на добром лице,
А жизнь прожита или только приснилась
Без звезд, без венца в наступившем конце?
Приснились счастливые синие дали,
В ромашковой пене прохладных полян,
Когда мы, на выбор, пред жизнью стояли:
И небо – доступно, и ветер нам – пьян?
Какую судьбу мы себе загадали?
Прекраснейшую – из человечьих судеб,
Чтоб звезды вокруг и в душе загорались,
Где совесть и честь, и заслуженный хлеб!
И вот я стою пред загаданным честно:
Свет звездный – в душе, честь и совесть – сполна,
И хлеб мой соленый, угрюмый, безвестный
Под чарою слез, от которых пьяна.
Заблудшей овечкой, оставшейся в стаде,
Бреду на убой своей звездной судьбы.
Ее не щадит злой пастух демократий –
Ни старость мою и ни отчьи гробы,
Ни юность загубленную, сыновью,
Чья совесть и звездное небо – в запрет.
Святыни души, истекающей кровью,
Замучены свальными гонками лет.
И пену ромашкового бездорожья
Застил молодым беспредел наркоты,
Где каждый второй сосунок пьян и брошен
На пику беззвездной животной мечты.
Лишь в добром соседстве, достойном труде –
Суть нации, национальной идеи,
И ясно любому, и даже злодею:
Царить на Руси и добру, и звезде!..



11.
              Но если эта жизнь – необходимость бреда...
                Осип Мандельштам
И каждый век оплакал предыдущий,
И каждый век – глумленье над душой,
И только Бог, единый вездесущий,
Равняет те на тризне их большой.
И в горьком восемьдесят девятом лете
Закончен век коммуны и труда,
И ценности прошедшего столетья
Вернулись к нам в попрании стыда.
Я вижу день-деньской в СМИ человека,
Что в волчьи стаи бросил, как на кон,
Свободу, равенство, законы века
В стране, забывшей совесть и закон.
Я не хочу бояться – честь забывших,
Поправших человечьей жизни цвет,
Наркотиками души задушивших,   
На правду жизни бросивших запрет.
Но если жизнь – необходимость бреда,
Нахлынувшего в двадцать первый век,
Кому нужна та горькая победа,
С которой потерял всё человек?
О, Русь святая…

12.
Заложница своих ночей,
Затворница святой печали,
Атланты согбенных плечей
Твои, седые, примечали.
Они держали тяжкий свод,
Чтоб солнце плыло за звездами,
А я – уже который год
Жизнь поднимаю над сынами.
Но старость зла, не удержать!
И сам не может удержаться…
Доколь измученная мать
В бессилии должна сражаться?
Нет ни учебы, ни труда,
Отменены концы вселенной,
И в завтра, словно в никуда,
Бредет Россия в век надменный.
О, участь братских стран! Познать,
Как в пору княжьих межусобиц
Не на орало меч ковать,
Ковать беду границ-бездомниц.
Украйна отхватила Русь,
И отделился край азийский,
И только жмется Беларусь
В оставшийся анклав российский.
А на остатках их – бедлам!
Лишь торгаши жируют смачно,
Все прочие – беспутный хлам
Под игом безработиц мрачных.
Вот и устройся – на кусок,
Когда пятнадцать – на тот метят
Порою. Пулею висок
Шестнадцатый – готов пометить.
Найти работу за пятак
Порою, сдуру, и возможно,
Но выложиться – за никак
И сдохнуть с голода несложно!
И как нам выживать теперь?
Выкладываться люд не хочет…
А за окном пурга, как зверь,
И радуется, и хохочет:
Не светом утренних лучей,
Чтобы зарю едой отметить,
Нет, труп очередной, ничей,
Землей погостною приветить…
Как отвести судьбы пинок,
Чем накормить детей роток?..

13
Спасибо, жизнь, за вкус слезы и хлеба,
За все, дарованное навсегда,
За это нескончаемое небо,
За ложе рек, где плещется вода,
За песнопенье птиц неугомонных,
За добрый взгляд прохожих и друзей,
За горечь ожиданий, плач бессонный,
За помощь матерей, пинок князей.
Иначе как понять мне, что – от Бога,
А что – от зла и дьявольских потуг?
Жизнь началась – девчонкой-недотрогой,
А кончилась понятьем: кто – твой друг?
И пусть не друг, но все же ясно стало,
Что жизнь – темна, но светом глаз – полна.
А это уж – скажи! – теперь не мало,
Когда сломалась мощная страна,
Когда друзья почти разъединились,
Не свидеться любимому с тобой.
Благодарю, что с ними я родилась
Под божьей и советскою звездой.
И, напоследок, дай нам в утешенье
Святую веру, что сыны взрастут
Не в рабстве злом и не уничиженье,
А крылья благодати обретут.
Благодарю…

14.
Все в облаках, как в перьях лебединых,
Мои возлюбленные небеса,
В них - сущее дыханием единым
Растворено, словно в глазах слеза.
Найти б слова восторга и блаженства
В том единенье вечном с высотой,
Что полонила мою душу с детства
И возвела на трон свой роковой.
С той высоты всё – суетно и мелко,
И выстраданное - горестно-смешно,
Что – каюсь – собственное горе сделкой
Порою кажется в цепях основ,
И слёзы – выкуп за подлог продажный,
Что чьё-то сердце болью надломил,
А искренность – двуличьем эпатажна,
И лицедействует – ах! – из последних сил.
И кажется, что мир – театр теней,
Бегущих за слепой судьбой вдогон,
И всё ж –
       и боль,
             и радость –
                откровенье
Души, бросающейся в их огонь,
В агонию последнего причастья
С печатью тайной веры на челе,
Прощальным взглядом, загадав на счастье,
Отходит возлюбившая – ко мгле.
Вся в облаках, как в перьях лебединых…