Рассказ Что позволено быку

Елена Родченкова

                Что позволено быку…

 
 … Потом попали в пробку. Вереница машин гудела, дымила, повизгивала, Андрей нервно скидывал руки с руля,  начинал их  мять и ломать с хрустом пальцы. Из города  было не выехать уже три часа, а ехать ночью не хотелось.
 Он снова хватался за руль, резко жал на газ и мчался вдоль потока, обгоняя его справа по обочине. Потом  натыкался с размаху на такого же вынырнувшего сбоку лихача, ругался, шипел, но вернуться  в поток уже не мог – не пускали - так и полз позади  выстроившегося нового ряда. Потом дорога сужалась, колея обрывалась, начинался гудеж и визг – все хотели вклиниться  в  свою полосу, но никто никого не хотел пропускать.
-Боже мой! – вздыхала  Ирина.
Ее вздох действовал на Андрея как сигнальная ракета, он еще больше сердился, начинал  зло хлопать по рулю  тонкой, сухой ладонью, пока какой-нибудь сердобольный водитель не впускал его перед собой в строй машин.
-Сколько теперь автомобилей, это ужас, - поддержала  Андрея с заднего сиденья Дина – младшая сестра Ирины.
-Пора уменьшать количество, - мрачно сказал Андрей.
-Согласна, - подхватила Ирина, не зная, чем еще подбодрить мужа.
-Теперь невозможно уменьшить количество,  все привыкли ездить на своем транспорте. К хорошему быстро привыкают, плохое  сразу забывается, - затараторила Дина, - Человек так устроен, что любит комфорт, а ведь так комфортнее, чем на общественном транспорте и если…
-Значит, надо  сокращать численность владельцев, - грубо перебил ее Андрей.
- В смысле? – оторопела Дина.
-Медикаментозно, - отрезал Андрей и рванул вправо, снова выходя из потока и торопясь обогнать его.
-В смысле… Как это? В смысле –  убивать?..
Машина внезапно попала в глубокую выбоину, все подпрыгнули, Ирина ударилась лбом о лобовое стекло и громко закричала:
-Андрей! Я тебя умоляю! Успокойся!
-Прости…
-Нет, подождите, подождите, -  воскликнула с заднего сиденья Дина, - Это как это медикаментозно? Ты же врач… Куда ты едешь?... Мы же сейчас под откос скатимся… Андрей!
-Да-да…
-Андрей! – завопила Ирина.
Ловко вывернув руль, Андрей, как на крыльях снова влетел в поток и остановил машину.
-Ну? Как, дорогая? – улыбнулся он Ирине.
-Ты – лучший, - похвалила та мужа, судорожно вздохнув.
-Нет, все-таки я бы хотела знать, - продолжила Дина, - Что ты имел в виду под медикаментозным сокращением численности людей? Что ты имел в виду, Андрей? А?
- Вот зануда, - напряглась Ирина, - Он просто так сказал, сорвалось, нервничает…
-Нет, не просто так, -  спокойно поправил ее Андрей. – В том числе, Дина, и эти мероприятия необходимы.
 Андрей, внимательно разглядывал лоб жены.
- Шишка будет. Есть пятак?
- Медного нет.
-Другой не подойдет. Возьми вот приложись к замку.
Андрей протянул жене тяжелый кожаный ежедневник с крупной медной пряжкой, провел кончиками пальцев по ее подбородку, что-то шепнул, она кивнула.
- Я что-то все-таки ничего не понимаю, - тяжело задышала Дина. - Ты же – врач! Я поражаюсь,  как можно так говорить о народе?
- Конечно, Дина, - согласилась Ирина, - Он очень хороший врач. Андрей, ты – лучший! – улыбнулась она мужу, незаметно коснувшись губами его заботливо поглаживающей ее лоб руки.
 Андрей благодарно зажмурился  в ответ и снова завел машину.
-Понимаешь, Дина, - сказал он, - врачи - люди циничные.  Такое количество народа не только опасно для человечества, но и неоправданно. Это как  ожирение – нужно сгонять вес. Жир – в больших количествах –  вреден. Такая клетка-бомж. Быдло, понимаешь? Он, жир, пустой и рыхлый, мешает организму быстро двигаться, радоваться и веселиться, любить, бегать, прыгать. В общем, ты поняла.
-Нет уж, извините, не поняла. А кто решает, как медикаментозно убирать жир? Топить в печи или скальпелем  срезать?
-Можно и радикально. Можно диетой. Нужно, чтобы жили лучшие представители человечества. Худшим это все ни к чему.
- И как ты отличаешь лучших от худших? Машины у всех вроде одинаковые…
-Не скажи, - ухмыльнулся Андрей.  – Вот у меня - какой номер?
-Не видела.
-А кто надо, видит. Три семерки!
-И значит, ты лучший?
-Да.
- Мой Андрей,  как ребенок, честное слово, - улыбнулась Ирина. –  Закроем тему, ты его прости, он на работе устает.  Спасибо ему, что он согласился отвезти нас к маме, но видишь, какая дорога. И ведь все-таки Андрей - профессор…
-Да, да, он лучший, - кивнула Дина.
- Изменим тему разговора, как дела в театре, Дина? Ты скоро получишь квартиру? – спросила Ирина.
-Скоро.
-Скорее ты на пенсию выйдешь, чем получишь, - усмехнулся Андрей.
-Андрей! – всплеснула руками Ирина.
-Да, мне скоро на пенсию, - вздохнула Дина.
-А примой так и не стала.
-Не стала.
-И замуж не вышла. Хоть бы замуж вышла, Дин, - примирительно пошутил Андрей.
-Успею еще, потанцую...
-Ты не обращай на него внимания, Дина,  он – любя… Перестань! Андрей! Сейчас выедем из пробки, и  все  у нас будет хорошо.
- Все  будет хорошо, - сказала Дина, -  Но только я еду с вами в последний раз.

Когда на заправке Андрей вышел из машины, Ирина попыталась  примирить ситуацию:
-Дина, он очень нервный. И я нервная.  Ты просто ничего не знаешь. Он везет меня к Генке на ферму, чтобы  я побыла на природе, отдохнула от города. Понимаешь, у меня психоз… Я больна…
-Я понимаю, - кивнула Дина.
- Я никого не хочу видеть, и его тоже, но вынуждена постоянно его похваливать, иначе он впадает в истерику. Ты мне сестра и должна знать, что мы с ним оба на пределе.
-Я понимаю…
- Он ведь занимается проблемами трансплантологии, а это непросто. Там ведь все мясники. Циничные люди. А он ведь не такой.  Он добрый, сколько всем подарков привез из Америки, помнишь? Родителям квартиру купил, сестре своей  тоже. А она неблагодарная, хочет не однокомнатную, а двухкомнатную. Меня это все так замучило, Дина…
-Я понимаю…
-Вот и сейчас целый багажник подарков всем везет. Он ведь внимательный,  он как лучше хочет…
-Медикаменты, небось?
- Конечно,  ведь все кругом больные.
-А ты не заметила, Ира, что все  эти больные, которых он лечить увозил, вернулись в гробах? – холодно спросила Дина.
Ирина резко повернула голову назад:
-Что ты хочешь сказать?
-Я не знаю, не проверяла, целыми ли были их тела, но говорят, что выпотрошены. Люди говорят.
-Что?! – выпучила глаза Ирина. – Что ты мелешь?! Ты  сама распространяешь  эти слухи!
- А теперь  вот подтвердилось. Он говорит, что быдло не должно засорять  территорию, а лучшие этим управляют. Теперь придется выяснить по каждому конкретному случаю. Этим я и займусь, сестренка.
-Ты что собираешься делать?..
-Не знаю пока, мне надо посоветоваться. Мне кажется, Ирина, вы – преступники.
Ирина отвернулась и уставилась в лобовое стекло.
-Мне так не кажется, - тихо сказала она. – Но ведь я – его жена… Я не могу его бросить в этой беде… Он ведь у меня один…

Дорогой Ирина от нечего делать достала из бардачка фломастер и стала что-то рисовать на ладони. Машину бросало из стороны в сторону – участок дороги был размыт:
-Ты мне не даешь рисовать красоту! - капризно укоряла она мужа.
Андрей съехал на обочину и остановился:
-Ладно, дорисовывай, я пойду прогуляюсь направо. Девочки – налево.
Ирина  быстро дорисовала  что-то на ладони и спрятала фломастер.
- Ты потерпи, Дина, я должна сама пройти этот путь, не вмешивайся…
- То есть никому ничего не говорить?
- Подожди.
- Тогда, пожалуйста, не надо никого  из деревенских  одиночек возить на обследование в его институт.
- Я поговорю с ним.
Весь оставшийся путь Ирина изредка подносила ладонь к лицу мужа и раскрывала ее резко, а он читал «Я тебя люблю» - в сердечках и цветочках от большого пальца к мизенцу, счастливо улыбался, жмурился, как кот от солнечных лучей, качал головой и распрямлял плечи.
Дина с заднего сиденья нечаянно прочла надпись на ладони сестры и ошарашено замолчала до самого дома.
-Маме привет, - сказал Андрей, доставая сумку из багажника. – Мы не зайдем, торопимся.
Ирина из окна машины послала сестре воздушный поцелуй.
-Назад поеду, заеду за тобой.
- Не нужно, я вернусь поездом.
-Извини, у Ирины  нервное расстройство, ей нужно побыть на природе. Я везу ее к Генке. Вот это – для мамы.
Андрей передал ей тяжелую сумку. Дина кивнула, взяла сумку, но, пройдя несколько шагов, поставила ее посреди тротуара.
-Это что она сделала?! –  удивился Андрей. – Она ее не взяла что ли?... Поди забери, там же деньги!  Семейка, блин… Психички, блин… Уроды одни кругом…
Ирина выскочила из машины, подбежала к сумке и быстро отнесла ее на заднее сиденье.

ххх

Генка встретил их равнодушно: глянул через плечо и снова принялся укладывать камень в жидкий раствор цемента.
-Здорово, каменщик! – крикнул из-за руля Андрей, - Открывай ворота.
Ворот у Генки не было. Новый каменный дом со вторым деревянным этажом и двумя круглыми башенками  по бокам стоял в чистом поле   спиной к лесу на виду у всей земли. Молодые яблоньки, как облетевшие пальмовые или вербные ветки, легкими, голыми прутиками восславляли Генкино творение.
Генка называл дом замком, и все его считали заколдованным принцем.
-Не ждал? А мы приехали! – радостно воскликнула Ирина и выбежала из машины.
-Здравствуйте вам, - кивнул Генка и низко поклонился, разведя в стороны длинные, тяжелые, измазанные цементом руки, - Ку!
-Ку! – повторил за Генкой,  приседая и дурачась,  Андрей.
-Надолго ли?
-Пока не прогонишь. Ты же  звал в гости на вечере встречи выпускников?
-Я всех зову.
Генка пошел в дом –  высокий, небритый, легкий, как ветер, спокойный, как вода в глубоком омуте, глянул искоса, сверкнув глазами:
-Ничего не случилось?
-Пока ничего. Только Ирина  приболела. Осеннее обострение.
- Мне показалось, что случилось, - неопределенно сказал Генка. – У меня сегодня день рождения.
-Как? Сентябрь! У тебя же - летом, -  удивилась  Ирина.
- Летом они забыли.
-Кто?
-Гости. Проходите, располагайтесь. Баня готова. Я пошел мыться.
Генка исчез, будто и не стоял только что посреди двора. Никто и ничто не могло нарушить  его планов.
-Хорошо здесь у него, - вздохнула Ирина, - Спокойно.
-Вот  поживешь в спокойствии на природе, попьешь таблеточки,   а я пока поработаю, - улыбнулся Андрей и поцеловал жену в лоб.
-Что ты целуешь меня в лоб, я ведь не покойник…
-Ну, давай, в щечку. Теперь в носик… Теперь мою девочку в глазки… Чмок-чмок-чмок!
- Нельзя целовать  в глаза, это к вечному расставанию!
-Начинается… - напрягся Андрей.
-Почему ты хочешь оставить меня с молодым красивым мужчиной наедине?
Андрей оторопел:
-С красивым?! Мужчиной?! Да какой он мужчина, Генка-то?...
- Еще какой!
-Ты меня удивила… Я задумался… Дорогая, я знаю Генку, знаю твои вкусы и твою любовь ко мне, потому  ты меня удивила. Провоцируешь? Но я абсолютно спокоен.
- Смотри, не ошибись. Особенно в моих вкусах.
- С каких это пор ты начала говорить серьезно о сумасшедших нищебродах? И так разговаривать со своим мужем? Он ведь  больной на всю голову – со своими башенками и яблоньками из заброшенных монастырей.  Ты машину его видела?! Видела?!
- Видела, - вздохнула Ирина. – Дай мне таблетку, у меня кружится голова.
- Опять? – Андрей лихорадочно принялся рыться в сумке. – Подожди, подожди… Сейчас… Сильно кружится?
- Посмотри, какие хорошие башенки он пристроил к дому, - вяло улыбнулась Ирина. – Одна,  говорит, -  мальчик, другая – девочка. Интересно, которая – девочка? Дай таблетку… Мне плохо.
-Сейчас, сейчас, - Андрей побежал к машине.
- Он меня туда пустит, в башенки? А может он – Синяя Борода и в башнях у него – мертвые жены? Где взять золотой ключик? Слышишь, я возьму золотой ключик, открою башню, а там - его мертвые жены!
-Да-да,  таблеточку… Жуй, жуй быстро, глотай…
-А он – Синяя Борода… И скачет на коне. Только нельзя ронять золотой ключик в лужу крови, иначе останется пятнышко на ключике и тогда он отрубит мне голову. Очень больно голове… Очень больно… Надо, чтобы золотой ключик был на веревочке, а веревочка – на шее, тогда не уронишь, не упадет. И не потеряется…Только бы не зацепиться веревочкой, как Айсидора  шарфом…
-Да-да, сейчас пройдет, сейчас пройдет, - шептал Андрей, прижимая к груди голову жены, сидя на земле, неловко раскорячив длинные, худые ноги  посреди Генкиного двора.

-Где Ирина? – спросил Генка, растирая выбритую голову полотенцем.
-Спит в доме. Мне надо с тобой поговорить.
-Говори.
-Пусть она поживет у тебя пару недель?
-Ведь уже решили, пусть.
-Не стеснит?
-Не знаю, - пожал плечами Генка, - Особой радости не проявляю, но и не гоню.
- Спасибо. Я понимаю, что мы тебе никто, но ведь ты ее одноклассник… Да и не к кому нам больше… Что-то все  по своим углам заперлись…
-Понятно.
-Только не разрешай ей ездить на машине, она пьет транквилизаторы.
Генка равнодушно уставился на дорогу.
По дороге, подняв пыль, мчался трактор. В телеге во весь рост, высоко подняв руки, будто сдаваясь в плен, покачивался лихой отставной майор Васькин из соседней деревни, его держал за куртку старый бобыль Мишка. В углу телеги торчала лысая голова Юры – закоренелого зэка, года три как основавшегося в заброшенном доме в соседней деревне. Рядом с Юрой  сидели на корточках, вцепившись в борт телеги,  Маринка и Настя – вечно пьяные, но хозяйственные  и всегда веселые молодые бабы.
-Это – гости?.. – обронил Андрей.
-Они, - усмехнулся Генка.
-Вечер обещает быть приятным…

  Празднование началось чинно – в зале затопили камин. Не смотря на приподнятый градус настроения, Настя и Маринка ловко и  красиво накрыли стол, не подпустив к нему Ирину. Они вытащили из сумок заготовленные салаты, заставили Андрея надуть воздушные шарики.
-Дурдом, - шептал Андрей, пихая в рот вонючую резинку, - Я не умею.
-Дуй, доктор, дуй, - смеялась Маринка.
Ирина ошарашено наблюдала за всем происходящим из угла дивана, забравшись на него с ногами.
 Мужики разгружали во дворе привезенный подарок – тяжеленный круглый каменный жернов, вытащенный из разрушенной ветряной мельницы. Потом поехали за вторым.
- Зачем мне второй? Хватит одного, –  пытался остановить их Генка.
-У нас там кран брошен, крановщик оплачен – Семеном звать, стоит и ждет, бензин  жжет.
-Зачем – два-то? – не унимался Генка.
-А как ты будешь зерно одним молоть? – оторопел майор Васькин. – В мельнице должно быть два жернова!
-Да кто будет молоть зерно-то?! – не выдержал Генка.
-Как это - кто? Ты!
Они снова уехали, а Генка пошел разжигать  костер для шашлыков. День перешагнул за обед, затеплел, притих, будто уже поел-попил и прилег отдохнуть умиротворенно.
Потом привезли вторую часть подарка, с шумом и гамом разгрузили. Генка еле терпел. Сели дружно за стол. После тяжелого физического труда принялись жадно есть, буднично и монотонно, будто давно и прочно жили одной дружной семьей.
-А ведь у меня  сегодня - день рождения, -  улыбнулся Генка.
Все побросали вилки, оживились, стали громко произносить тосты, наливать, чокаться, поздравлять, галдя наперебой.
-А мне они нравятся, - шепнула мужу Ирина, - Не так уж все и плохо.
-Что и говорить, - процедил сквозь зубы Андрей.
-Доктор, доктор,  ваш тост! – воскликнула Маринка.
Андрей поднялся и крякнул. Высоко подняв бокал, набрал полную грудь воздуха. Все притихли,  и тут послышалось громкое мычание коров.
-О! – всплеснула свободной от рюмки рукой Настя, - Пришли подруги, Ген!
Генка  подошел к окну:
 - Они…
- Вот ведь прохвост,  распустил животину! – рассердилась Маринка. – Вставай, Настасья, пойдем доить. Весь праздник нам испортил.
-Начинается! Вот козел! - вздохнула Настя и поднялась.
-Кто – козел? Кто - пришел? –  Андрей  тоже поспешил к окну.
Прямо посреди  осенних грядок с кабачками и тыквами  стоял суровый бык. Поодаль  жевали  пожухлую ботву три коровы и три телка.
- Надо куда-нибудь написать, -  воскликнул из-за стола майор Васькин, - Пусть приструнят его. Завел скотину – смотри за ней. Все грядки людям потоптали! Под суд Пантелея!
-Пантелея – под суд! – кивнул уже пьяный Юра-зек.
- Вишь, вон, молоко течет по вымени у них?  Доить привел, - вздохнула Настя.
-Чьи это, Гена? – спросила Ирина.
- Есть тут один деятель. Они у него сами корм добывают,  сами на мясо сдаются, как собаки все лето гуляют по району.
-И ведь никто не тронет! – воскликнул майор Васькин. -  Кто подоит, тому молоко и спасибо. А нет, так домой к Пантелею на дойку идут. А он хочет подоит, не хочет – не подоит. Под суд – Пантелея!
-Пантелея – под суд! – кивнул Юра-зэк.
-Где у тебя  подойник, Ген? – Настя надела куртку и повязала платок.
-Грядки топчут, - печально вздохнула Маринка. – Прогоните их, мужики.
-Не надо! – воскликнула Настя, - Тришка озвереет! Сидите!
Но почему-то мужики  повскакали с мест и началось что-то непонятное. Все  побежали на улицу, начали гнать стадо с грядок, кричать и материться. Ирина с Андреем, подчинясь общей воинственной энергии,  тоже  бегали вокруг Пантелеева стада и  кричали: «Кыш! Кыш!». 
Вдруг Андрей рассвирепел, раздул ноздри, всех растолкал и побежал к быку. Тришка стоял, широко расставив передние ноги, утопив их  в рыхлой земле грядок, прямо среди размозженных копытами оранжевых тыкв и,  нагнув голову, мрачно, исподлобья смотрел на людей.
Андрей  замедлил шаг, плавно приблизился к быку, впившись взглядом в  угрюмые глаза Тришки.
-Чего тебе, дебил? – тихо спросил он быка. – По морде хочешь?
Тришка тупо моргнул и кратко, тяжело вздохнул.
-Ну, так получай! –  сказал Андрей и со всей силы мозданул быка кулаком в ноздри. Бык дрогнул всем телом, рухнул на передние коленки, потом еще раз вздрогнул и завалился набок.
-Я знаю, куда бить! – крикнул Андрей зрителям и победно пошел назад.
-Ошалел, доктор? – закричала Настя, - На хера ты его вбил?!
Андрей, тряся отбитой рукой, шагал, переступая круглые тыквы, высоко, как журавль, поднимая длинные ноги.
-Тришка! – закричал майор Васькин. – Тришенька!!!
Все замерли.
-Беги! – вдруг гаркнул Генка.
-Андрей! – завопила Ирина.
-Успокоились, друзья мои! – улыбался Андрей, продолжая путь. Он примирительно поднял вверх руку, - Не надо так волноваться, друзья мои…
Все кричали хором, махали руками. Юра-зек побежал к поленнице, схватил полено и помчался навстречу Андрею. Тот остановился в недоумении.
За его спиной бык, чуть полежав, медленно поднялся, тряхнул головой и пару раз порыв правым копытом мягкую землю грядки, сорвался с места.
-Беги! –  снова заорали все, - Беги!
Андрей оглянулся, и хорошо, что оглянулся.  Бык промазал, и удар рога прошелся вскользь  по правой ягодице. Андрей отлетел в сторону, упал лицом в землю, вскочил на колени, но из-за острой боли не смог подняться на ноги. Так на четвереньках, по-собачьи, поскакал до крыльца.
-Не троньте его! – кричала Настя вооруженным кольями и поленьями Генке и Юре-зеку, - Он не тронет, пока доим. Марин, беги к корове!
Тришка и вправду, встал поодаль и  высокомерно наблюдал, как женщины доили коров. Подождав, пока дойка закончится,  он для порядка еще несколько раз грозно порыл правым копытом осенние грядки,   медленно развернулся и пошел прочь. Коровы и телята смиренно последовали за ним.
От нервного стресса выпив всю водку и съев всю закуску, решили все-таки ехать выяснять отношения к Пантелею.
-Я его, суку, тоже стукну! – орал потный, красный Андрей, обняв за шею Юру-зека.
-Пусть компенсацию даст. За моральный вред, - кивала Настя.
-Сидите вы, -  пытался усмирить их Генка.
-Жопа болит, - жаловался Андрей. – Я требую сатисфакции!
-Компенсации, доктор, - поправляла его Маринка. – За тыквы  пусть  платит.
Андрей лихо спускал штаны и в очередной раз победно демонстрировал все больше и больше синеющую и раздувающуюся ягодицу.
-Андрей, хватит, - расстроено просила Ирина.
-Я требую сатисфакции! – орал Андрей и все его поддерживали. Эта правая ягодица действовала на всех завораживающе, и чем больше она  распухала и  синела,  тем пьяней и злее становились зрители.
В конце концов завели трактор, залезли с трудом в телегу и уехали. Ирина и Генка не поехали.

 Генка был немного пьян. Он молчал и изредка улыбался, подбирая раскиданные вокруг стола стаканы, тарелки, одежду гостей, а Ирина  с дивана любовалась его молчаливой  потаенной улыбкой, которую выдавали только ямочки на щеках, спрятавшиеся в трехдневной колючей щетине. Раньше она любила эту улыбку. Потом забыла ее.
-Чему ты улыбаешься? Что тут смешного? Ты над Андреем моим смеешься? – не выдержала она.
-Дети, - вздохнул Генка и снова улыбнулся, восхищенно помотав головой. – Ты помой эти тарелки, если не трудно. Сейчас опять приедут голодные.
-Алкаши…
-Но твой самый пьяный, заметь. И самый непослушный…
-Это случайно. Это из-за них.
Ирина принялась наводить порядок на столе.
-Как ты можешь жить тут? Один! С такими!
-А как ты можешь – с другими? Другие разве лучше?
-Хотя бы  не алкаши.
-Были бы лучше, ты не приехала бы сюда.
-Женился бы хоть… Может, отстали бы. Ездят, как к себе домой, простота хуже воровства!
-Не могу.
-Почему?
-Проблема выбора.
-Принцессу ищешь для своего замка?
-Конечно. Зря, что ли,  строил?
-И много кандидаток?
-Много,  запутался. Не могу  жениться на всех сразу.
 Генка снова улыбнулся своей неприметной улыбкой, которую  выдавали только ямочки на щеках и теплые лучики у глаз.
-Для тебя было бы лучше  остаться здесь навсегда, так? - внезапно спросил он, прямо глядя ей в глаза. – Но это уже не твое место.
 Генка кивнул сам себе и пошел встречать гремящий вдали трактор.

Пантелей оказался  жадным, но покладистым. Он дал тысячу рублей  и тоже залез в телегу. Все вместе они поехали на заправочную станцию за пивом. Там их остановила полиция, прав ни у кого с собой не оказалось, пришлось Андрею вмешаться, потыкать в нос инспектору своим удостоверением. Инспектор отмахнулся и поэтому Андрей  ударил его кулаком в лоб. В связи с чем приехали без Андрея.
-Нормально, - кивнул Генка, выслушав хор рассказчиков, - Хорошо погуляли.  А вас почему отпустили?
-Так  начальник – Настин брат. Сказал, мчитесь лесом, будто вас и не было. Мы и помчались лесом…
Генка повернулся к Ирине:
-Деньги есть?
-Есть…
-Утром заберем его. Ложись спать. Всем – спать! Быстро по местам! – неожиданным грубым басом загремел Генка. -  А вы что, две красавицы, не слышали меня? -  тихо спросил он  онемевших Маринку и  Настю. – Я сказал – спать!
Маринка и Настя мигом исчезли.

 Утром отвезли конверт старшине, подписали разные бумаги, забрали Андрея, сели в машину: Ирина – за руль, Генка рядом, Андрей лег на заднее сиденье. Заехали в аптеку, купили все для ягодицы, раздувшейся как воздушный шар,  и от похмелья. Вернулись домой, попили молча крепкого кофе, Андрей наглотался таблеток и сел за руль.
-Убью суку, - сказал он  равнодушно и завел машину.
-Кого ты убьешь, Андрей? Куда ты? – воскликнула Ирина.
-Быка. И мента.
Он порылся в бардачке.
-Где-то тут было… В общем, счастливо оставаться.
-Ты хорошо себя чувствуешь, Андрей? - взволнованно спросила Ирина.
- Лучше не бывает. Убью.
Он кивнул и тронулся с места. Потом дал задний ход.
-Не забудь пить таблетки, дорогая. Ты ее проконтролируй, слышь, именинник. Это самое…  слышь? По одной каждый вечер. На ночь. Я поехал на работу. Отдыхайте.
Машина взвизгнула, рванула вперед и утонула на дороге в осенней солнечной пыли.


ххх

Первую неделю они жили спокойно и дружно. Два раза Тришка приводил свое стадо на дойку, но вел себя деликатно и вежливо, грядки не топтал, стоял вдалеке у березы и ждал, пока Генка подоит коров.
-Вот ведь животные какие незлопамятные! Пришел, как ни в чем не бывало! – восхищалась Ирина.
-Просто Пантелей запил.
-Однако, не повел же он своих коров к Насте!
-Просто Настя запила.
-Все, что ли, запили?
-Все.
Молоко они перерабатывали, варили творог, сыр. Ирина  весело гремела кастрюлями, намывала подойник, бегала в заботах по дому и двору и совсем забыла о прежней жизни. Вспоминала  лишь изредка, когда звонил Андрей. Его звонки уже начали раздражать ее, потому что говорить было не о чем. Он справлялся о здоровье, а она о своем здоровье не вспоминала, были другие заботы. Она рассказывала ему о лебедях, белках, о Генкиной  маленькой птицеферме, о двух страусятах, подаренных на днях  директором  заповедника,  а Андрей тут же прерывал: «Извини, у меня операция. Перезвоню». Потом перезванивал, справлялся о здоровье и говорил, что очень любит, а она ему рассказывала, что на лесном озере  живет лебединая семья – папа, мама и пять лебедят, и что уже холодно, а они не улетают, потому что у младшего сломано крылышко.
-Понимаешь, они ждут, что крылышко срастется! Надеются, не могут его бросить! Мы с Генкой ездим каждый день, кормим их, они ручные, выходят на берег, из рук едят. А вдруг кто  пристрелит? А? Думаем, куда их определить. Надо  теплый сарайчик…
-У меня операция, извини, перезвоню.
Потом перезванивал, справлялся о здоровье и говорил, что очень любит, а она  делилась планами по установке новых бельчатников.
- Белки ручные! У него тут все животные, как люди, едят из рук, а белки на плечо прыгают с ветки. Бельчатники прохудились, новые ставим. Гена  сколотил три.
-Я перезвоню…
 Потом ехали на лесное озеро, Ирина кормила лебедей, смеялась, счастливая бегала по берегу, собирала опавшие листья, составляла осенние букеты и, затаив восторг, любовалась издалека Генкиной  улыбкой.
По вечерам она ходила с гостинцами к бабушке Агаше в старый покосившийся домик на опушке леса.  Бабушка Агаша одиноко доживала свой век  среди развалин  родной деревни, и Генкин  каменный замок  смотрел с пригорка на тусклый свет ее окошка, как великий грешник на  пламя церковной свечечки. Бабушка Агаша  жалела Генку.
-Генушка добрый, ты его не бросай. Я-то думала, что он так и не женится, будет  один жить, бесам в потеху, а видишь, нашел женочку.
-Я не женочка, - улыбалась Ирина, перекладывая из термоса котлеты и  пирожки, - Гена мой друг, одноклассник. Мы с детства знаем друг друга, вместе учились в Петербурге…
-Гляди-ка, - друг… - усмехалась бабушка Агаша, - Ну какой может быть из мужика – друг?  Мужик – это мужик. Ты что, не понимаешь, что такое – мужик?
-Понимаю…
-Ну и все. И понимай. А то – гляди-ка, - друг!

 Потом  стали ссориться. Ирина ходила за Генкой хвостом, как привязанная, будто кто-то невидимый сковал их одной незримой тяжелой цепью, которую Генке было не сволочь. Он старался оторвать, отрубить,  пытался уединиться, часто уезжал, разговаривал мало и недовольно, снова занялся стройкой, по вечерам читал книги и просил не мешать ему.
 Ночью Ирина  часто просыпалась, долго лежала, прислушиваясь к шуму деревьев, к вою ветра, к гулким непонятным звукам, и страх постепенно холодил и сковывал ее тело. Она тихонько  поднималась, на цыпочках выходила из спальни, спускалась по лестнице на первый этаж и заглядывала в Генкину комнату. Долго слушала его ровное дыхание, успокаивалась и ловила себя на мысли, что готова спать на коврике у входа в его комнату,  лишь бы – рядом.
Однажды приснилось что-то  невыносимое. Ирина вскочила и  опрометью метнулась  в Генкину комнату, вбежала, приземлилась, как птица, на краешек кровати, тяжело, испуганно дыша.
-Ты чего? – проснулся Генка. - Утро уже?
-Испугалась… Можно я здесь посижу?
-Сиди. Может, таблетки выпить забыла? Что там за таблетки? Успокоительные? – бормотал Генка спросонок невпопад.
-Приснилось очень плохое…
-Не бери в голову, забудь.
Он повернулся на другой бок  и лениво зевнул.
Ирина в нерешительности  посидела рядом, потом тихо прилегла и прижалась к нему спиной.
-Можно, я так полежу?
-Нет.
Ирина не пошевелилась.
-Иди в свою комнату, ты меня смущаешь, - сказал Генка.
-Мне там страшно.
-Иди к себе.
-Я тут побуду…
-Ты меня смущаешь!
Ирина повернулась, решительно и отчаянно прижалась к нему, обняла рукой.
-С тобой спокойно. Как будто меня нет, а есть только ты.
Генка напрягся и затаил дыхание.
-С тобой хорошо. Я хочу так жить всегда…
- Но ты не хотела…
- А теперь хочу.
-У тебя муж.
-Он ничего не знает.
-Зачем ты всех обманываешь?
-Я ошиблась, я страшно ошиблась…
-Покойники назад не ходят. Расскажи ему все и больше не приезжайте сюда.
-Не могу. Он и так в петле. Его надо спасать, но у меня ничего не получается.
Ирина глубоко вздохнула и поднялась:
-Я не могу тебе это рассказать. Это невозможно,  нельзя выразить словами. Запредельный ужас. И мы с ним в этом - живем. Тебе не нужно знать, ты не сможешь представить…
Генка поднялся и стал одеваться:
-Пойду прогуляюсь, а ты ложись, спи здесь, если наверху тебе страшно.
- Куда ты пойдешь? Ночь…
- Ничего, прогуляюсь. Он куда-то попал, твой Андрей?
- Попал.
-Врачебные дела?
-Да.
-Это сразу было понятно, еще пять лет назад все знали, кроме тебя. Денежки, дорогая, денежки…
-Денежки?..
-А у тебя, значит,  совесть теперь проснулась? Наелась денежками? Совесть  тебе спать не дает. Но ему-то – дает? Хорошо Андрюшка твой спит?
-Хорошо, - кивнула Ирина.
- Вот и пусть спит. Зачем на себя берешь? Разводись и пусть он остается наедине со своей совестью. Он не ребенок, мужик, разберется. А тебе давно нужно бежать от него, куда глаза глядят.
-Я и прибежала… Но  как его бросить,  нельзя его в этом бросить!
 Генка встал посреди комнаты, расправил плечи и вдруг разросся вширь и ввысь, заняв все пространство, огромный, грозный, сверкнул глазами в свете ночника:
-А меня бросить ты – смогла? Теперь  вместе с ним  ко мне прибежала?
-Ты – сильный… - прошептала она.
Генка хмыкнул:
-Был сильный. Да сплыл. Ты сделала два аборта и этим  убила мою силу.
-Я хотела сделать карьеру в балете! – заплакала Ирина.
-Сделала?
-Он мог мне помочь!
-Помог?
-Гена…Все поправимо…
-Послушай, я живу свою жизнь, в которой тебя  нет. Не будь привидением, Ирина.  Ты убила мое счастье, а он убил твое. Эту цепочку предательств и убийств, - ее нельзя начинать ковать. Выкуешь  первое звено, а дальше так и вьется, как по маслу…
-Гена…
-Она непрерывна. Если ее не перерубить, не рассечь, она обовьет и задушит весь мир. Я должен отсечь тебя навсегда. Ты выбрала легкий путь, а легких путей не бывает. Больше не  присутствуй в моей жизни. Собирай вещи и уезжай.
-Я не смогла тебя разлюбить. Я старалась!
-Уходи и люби. Никто никому не запрещает любить. Но  не надейся  на мою помощь  в ваших  кровавых делах.
-Кровавых?...
-А ты думала – каких?  Не строй из себя  наивную малышку. Ты взрослая, прожженная тетка, ищещь на кого бы теперь опереться, сесть верхом и поехать, потому что твой кабыздох  выбился из сил и вот-вот рухнет. Ирина, не рассказывай мне сказки про свою трепетную нежность. Я тебя очень давно знаю.  Андрей, видно, очень скоро плохо закончит, и ты приехала утвердить запасной вариант. То, что он занимается продажей органов,  я знаю.
Генка надел куртку, сапоги.
-Летчик, блин, самолетчик… Постоянно летает! Крылатый десант, твою мать, с холодильничком.
-Ты к женщине? – зло прищурив глаза, спросила Ирина.
-К женщине.
- Поплакать на ее груди?
-Утешить. Я не догадывался раньше, что  ей  тоже страшно ночью  одной.

ххх
Его не было три дня. Она чуть не сошла с ума за эти три дня. Бродила по дому, заходила в пустые башенки – одна мальчик, другая девочка, - убирала в них мусор, выметала каменные полы, мыла окна. В мужской  были сложены в углу чучела, рога, живописные  лесные коряги, в углу стоял верстак и ящики с инструментами. Ирина  поставила на подоконники узких окон вазы с цветами. В женской башенке вымыла полы, постелила  ковер из своей комнаты,  насыпала  вокруг ковра  кленовые желтые листья, установила три цветочных горшка, посадила в них молоденькие сосенки.
 Наверху в детской комнате – тоже гулкой, пустой, неживой –  сложила все собранные по дому игрушки, их оказалось всего три. И больше ничего не нашла, чем можно было бы  наполнить детскую комнату.
Она бродила по Генкиному дому-замку и изредка вздрагивала, замирала: то там, то здесь ей слышался  тихий разговор,  детский смех, кошачье мяуканье, звуки ласковых поцелуев, шорох платьев,  шаги, чье-то легкое счастливое дыхание...
-Я сойду здесь с ума, -  шептала Ирина и набирала номер Андрея. – Приедь за мной! Он куда-то уехал. Ты ничего не знаешь, приедь за мной.
-Успокойся, дорогая.
-У него не отвечает телефон. Он не берет трубку, а вдруг с ним что-то случилось?!
-Извини, у меня операция, я перезвоню.  Ничего с ним не случилось.

На четвертый день она пошла к бабушке Агаше.
-Поругались?
-Нет, я так пришла. Гостинцев вам принесла.
-Не ври, поругались.
-Он уехал.
-И правильно сделал. И ты бы тоже ехала, раз так. Генушка просто так не уедет. Ехай, девка, домой ехай. Пора тебе, - сказала бабушка Агаша и,  не взяв гостинцы, скрылась за дверью.
Ирина вернулась домой, схватила сумку и побежала по лесной дороге к трассе.
-К маме, к маме… У меня  есть мама… Домой,…– шептала она, торопясь прочь от холодного замка, от чужой земли, где столько лет жило в одиночестве ее счастье.

ххх

Андрей остановил машину и удивленно уставился на распахнутую дверь. Морозный октябрь обветрил его губы, и они потрескались до крови. Саднящая боль бодрила его.
-Ирина! –  крикнул он, но никто не отозвался.
Он в сотый раз набрал ее номер и услышал тихую музыку на открытой веранде. Набрал Генкин номер – телефон оказался отключен.
Андрей вышел из машины, открыл багажник, вытащил сумку, вошел в дом. Обошел все комнаты, включил электрическое отопление,  принес дрова, чтобы затопить камин. Все-таки он был уверен, что  через пару часов они вернутся.
-Нагуляетесь, блин.  Я вам дал волю, я ее и заберу. Будут вам и лебеди и белки, -  бурчал он, разжигая сырые поленья.
Но никто не ехал. Андрей выпил для согрева коньяку, посидел возле камина, неотрывно глядя в огонь, потом снова пошел за дровами. Стало повеселее. Ему даже понравилось быть одному в  этом сказочном пустом замке. Он замурлыкал под нос песенку, вышел во двор и вдруг увидел быка.
Бык стоял возле дверей и  с любопытством смотрел в  окно.
-Тьфу! – плюнул Андрей и, вбежав в дом,  торопливо захлопнул дверь. Постоял, подумал, приоткрыл, посмотрел в щелочку.
-Пошел вон! – сказал он быку.
Тришка,  не обращая на него внимания, изучал окна дома.
-Нету никого, веди своих коров  к Настасье. Я не умею доить!
Тришка, будто понял, медленно, как корабль, развернулся, и побрел  в сторону грядок.
-Не топчи грядки, козел! Ты их не сажал!
Бык глянул через плечо и не пошел топтать грядки.
Андрей взбодрился, вернулся к камину и схватил длинную чугунную каминную кочергу.
Выбежал на открытую веранду, потряс кочергой над головой:
-Прикончу! – заорал он, - Я тебе не прощу! Думал, я забуду? Ответишь! Ответишь, козел!
Потом вернулся в дом, сел в кресло, хотел успокоиться, но вдруг увидел ружье на стене. Вскочил, сорвал со стены  Генкино ружье и снова побежал на улицу, прицелился в быка.
-Счас пристрелю, как собаку! – закричал он, - Дрожи, гад, перед смертью! Боишься? Страшно?
Тришка оглянулся, внимательно посмотрел в дуло ружья и пошел в сторону от коров к маленькому домику бабушки Агаши,  отрывисто, громко мыкая.
-Помощь пошел звать? Трус! – Андрей сплюнул и опустил ружье.
Бабушка Агаша уже спешила с подойником навстречу быку:
-Счас, Триш, иду-иду! Не мычи, слышу!
Андрей быстро отнес ружье в дом и  тоже пошел к коровам.
-Пропали Генка с молодухой своей, уехали куда-то, - пожаловалась ему бабушка Агаша, доя очередную корову. -  Что ж, разберутся. Дело такое,  мешаться не надо. Ты поможешь мне донести ведра?
-Помогу. А что за дело?
-Любовь, видать. Сурьезней дел не бывает. А ты – кто?
-Врач.
-Враа-ач… – бабушка Агаша  с уважением глянула на него, - Ну извините, я тогда сама…
Она взяла в руки полное ведро и пошла к дому.
-Я помогу!
Андрей поднял ведра и побрел позади нее к маленькой избушке.
-Заходи, заходи, ставь сюда. Сейчас процежу и отдам  тебе молоко, - приговаривала бабка Агаша, расчищая лавку для ведер.
-Мне не надо, - сказал Андрей.
-Пригодится.  Как звать-то тебя? Андрюша? Ну, проходи, садись, Андрюша.
На обеденном столе  развалившись лежали три толстых кота. Бабка возмутилась:
-Это что за новость?! Ну-ка марш!
Коты не шелохнулись, наоборот, самый крупный серый покатился вдоль стола, взбрыкивая лапками и ловко переворачиваясь с живота на спинку.
-Я вас! – погрозила бабка Агаша и принялась цедить через  сложенную в несколько рядов марлю молоко. – Не получите молока, если не слезете со стола. Поняли, ребяты?
Ребяты мгновенно вскочили, спрыгнули со стола, подбежали  к бабке. Серый  начал тереться об ее ноги и кланяться, упираясь лбом в ее калошу, будто прося прощения.
-Ладно, ладно, так и быть, -  сказала бабка коту.
Андрей хотел было уйти, но почему-то присел на лысую, обшарпанную табуретку.
-Чайку попьешь? Или молока?
Андрей снова захотел подняться и уйти, но почему-то сказал:
-Чайку.
-С мятой у меня. В печи завариваю, в чугунке. Хороший чай, не сумливайся.
Бабка Агаша взяла  ухват, открыла заслонку русской печки и вытащила из глубины небольшой чугунок. Сдвинула краем ухвата тяжелую крышку. Аромат  мяты и ромашки заполнил  малюсенький домик и сразу сделал его  уютным.
-А то, может, - каши? Вкусная! Пшенная, молоко стопилось, аж коричневое. Ташшу!
Андрей хотел уйти, но сказал «буду» и взял две кружки с полки для чая.
-Ешши, ешши, ребяты, - подбадривала бабка Агаша Андрея и трех котов, уплетавших одинаковые блюда. – Еще наварю, молока вволю, круп вволю, ешши.
Андрей  глотал горячую кашу и удивлялся ее забытому вкусу – такую он ел в детстве у прабабушки и с тех пор  никогда…
-Как вы тут можете жить? – спросил он  бабку Агашу, покачав головой.
-А чем плохо у меня? – удивилась бабка. – У меня хорошо. Дом маленький, но теплый, печку подправили, не дымит теперь. Я зимой не мерзну. Вот Маня-то наша зимой мерзла. Померла Маня в прошлом году, домик и рухнул. Мой тоже рухнет, как помру. Держится пока, потому что меня жалеет. Маня-то несчастная была, ее дети на зиму забирали, потому и померла рано. А меня не забирают, слава Богу.
-Вам бы лучше в городе зимовать, старенькая вы уже, видно,  давление высокое?
-Давление, а как же, - кивнула бабка. – Нынче у всех давление. Это от спеси. Давлением страдают горделивые да упрямые. Как загоржусь, набычусь, так и давление.
-Упрямые? – переспросил Андрей. – Возможно… А сердце как?
-Сердце болит у богохульников, у неверующих.  Сердце и у меня иногда побаливает. Как Бога начну забывать, так и напомнит. Доктора Генушка приводил, кардиолога, друга своего. Хор-р-роший мужик! Отменный, справный мужик! Верующий. Сразу сказал: сердечко лечи верой.
- Так вы здоровая? – улыбнулся Андрей.
-Где там! Как кашляну – так обоссусь, а чихну – и того хуже.
- Желудок?
- Бывает, что и - желудок. Желудок болит у унылых. Как  в отчаянье впаду, так  и пошло несваренье. Генушка мне и  другого врача приводил – желудочного. Хор-ро-шая девка, веселая.  Желудочный врач и должен быть веселым, он ведь с унылыми работает.
-А зубы, я смотрю, у вас все целы или это вставные?
-Свои. Зубы у меня не выпадут, потому что я не жадная. Зубами мучаются жадные.
-Зубного врача Генушка тоже приводил? Это врач вам так сказал?
-Не, - засмеялась бабка, показывая ровный ряд зубов, - Я сама знаю.
-А у меня сахарный диабет, - пожаловался Андрей.
-Болеешь тоже?
-Да. Других лечу, а сам болею.
-Я тебе скажу, отчего, - кивнула бабка – Не можешь любить сам и  любовь принять не можешь. Нечем. Это все диабетчики такие. У них беда с любовью.
Андрей напрягся:
-А если – печень?..
- Печень болит у злых, у завистливых такая беда. Желчи много, ядом своим  сами себя и убивают.
-А если  - легкие?
- Легкие  получают с воздухом благодать Божью. Не хочет душа благодати, не потребен становится и воздух и легкие.
-А если… воспаление… к примеру…
-Воспаления все – от блудных похотей, - перебила его бабка. - Все болезни, Андрюша,  -  от грехов. Покаешься – и болезнь пройдет.
Андрей отложил в сторону ложку:
- Что вы скажете про онкологию? Рак  ведь неизлечим – от какого он греха?
-Худая болезнь-то? Она излечима. Ну, ты же доктор, а говоришь, неизлечима.  Запускать не надо. Вырезать нужно, коль появилась.  Сама не рассосется. Только вырезать.
-И от какого греха она появляется, эта болезнь?
-От  предательства. Вот  клешней, как удавкой, подцепит, и подвесит на осине. Вовремя надо разобраться – кого и в чем предал.
-Я пойду, - сказал Андрей.
-Иди.
- Тут больше никто не живет рядом с вами?
-Умерли все.
-А эти – Юра-зек,  майор Васькин, Настя…
-Они в соседних деревнях. Хорошие люди, не злые. У каждого своя беда. У Насти сын голубэй. Вот не знаю, что это за болезнь такая, но Настя плачет, говорит: волоси дыбом  под платком встают, поседела вся -  какая страшная у него болезнь. Не знаешь, что это за болезнь  такая – голубэй?
-Не знаю…
-А у Юры-зэка, пока в тюрьме сидел, у женки трех детей власти забрали  и в детдом отдали. Мол, потому что батька  тюремщик и денег нет. А она возьми и помри с тоски, женка-то. Он стал мальцев  искать, как освободился,  – три мальца! –  а они в Америку отправлены. И никаких следов. Зачем отдают детей в Америку, Андрюша? Ведь над ними издеваются там! Не любят их там, русских-то…
-Я не знаю, бабушка… А Васькин?
-Васькин-то? Ошапурок!  Партейный был, потом в священники подался, но быстро его там раскусили, уволили. Ишь ты! Я раз была у него в церкви, меня Генушка свез. Он причащает  с ложечки, а мальчонка какой-то в сторонке стоит, то молчит, сурьезный такой, а то вдруг как рассмеется на всю церковь, аж вздрогнут все. Подошла, шепчу ему тихонько, ты что же это, мол, малец такой, смеешься, когда батюшка причащает, а он  пальцем показывает и снова как захохочет! Потом говорит мне на ухо: «Они пустую ложечку  едят. Голубок, видишь, из-под купола спускается и склевывает все, что в ложечке. Вот, опять прилетел!» - и как засмеется.
Видишь, такой Васькин священник был, что  из его рук причастия не получали. Бывает такое? Не знаю. Это я не имею права осуждать, но  теперь он снова коммунист. Приходит иногда на чай, когда деньги на водку кончаются. Дети у него хорошо живут, а Австралии, где кенгуру. Был ты в Австралии? Красиво там? Васькин говорит, что плохая страна, а я думаю, что врет…
- Не знаю, не был, - сказал Андрей. – Я пойду.
-Иди, милок, иди. Ты сам-то - крещеный?
-А что?
-Помолюсь за тебя.
-За Генушку лучше помолитесь, он вам больше  поможет.
-За Генушку я молюсь, и за тебя, и за твоих близких помолюсь. Есть семья-то у тебя, Андрюша?
-Не знаю… Не надо за меня молиться, вам не отмолить меня. За себя помолитесь.
Бабка  выпрямилась:
-За  себя мне нельзя. Только за других. За себя можно только благодарить и славить Бога, потому как заслуживаю я очень страшное, а получаю  всегда -  милость.
-Я не крещеный.
- Плохо. Но все равно помолюсь. Авось,  вразумит  тебя Бог и покрестишься.
Андрей вышел в дверь, бабка побрела следом.  Низенькая лачужка вдруг показалась ему ладной, как голубка, уснувшая на краю земли,  уютной и защищенной со всех сторон, как колыбель в руках матери.
-Ты приходи ночевать, если  что, Андрюша, вдруг забоишься, сынок,  вдвоих не так страшно.
- Спасибо.


Андрей увидел его за домом. Бык пришел один, коров рядом не было. Он стоял задом к Андрею и рылся в куче гравия. Какая-то неодолимая, мощная волна зародилась у ступней ног и стала медленно подниматься по телу, приводя  Андрея в жуткое состояние стрелы, попавшей в руки стрелка. Кто был этим стрелком, Андрей не понимал. Он медленно осмотрелся, неслышно подошел к сараю, взял тяжелый сосновый кол и, подойдя к быку сзади, со всего маху ударил его колом между рог. Бык беззвучно  рухнул в гравий. Так же беззвучно Андрей  отошел от него, поняв, что бык мертв,  неслышно положил кол на прежнее место и направился, крадучись, к дому.
 Услышал вдруг, что возле леса громыхает трактор, испугался, тревожно вглядываясь вдаль. Там по дороге мчался  колесный трактор майора Васькина. В телеге сидели те же Юра-зек, Настя, Маринка и Мишка-бобыль.
Андрей рванул в дом, налил из крана  ведро воды, побежал к быку, плеснул на него, снова побежал в дом, снова набрал воды, побежал к быку, но тот как лежал так и лежал. Вылил еще одно ведро ему на голову, снова побежал в дом…
Трактор проехал мимо и прямиком направился к дому бабушки Агаши. Андрей выдохнул облегченно, снова побежал к быку, снова плеснул. Присмотрелся, может, зарыть его в этом гравии? Или накрыть пока какими-нибудь ветками? А потом как? Уехать сейчас? Будто бы он сам подох… Но его машину все видели…
Опять побежал в дом, набрал воды, снова плеснул в морду быку, снова побежал с дом.
Когда он выбежал в очередной раз с полным ведром, бык стоял и смотрел ему в глаза.
-Ты чего? -  спросил Андрей и ледяная волна от макушки плавно поплыла к ступням ног. Он повернулся, чтобы бежать, но бежать не смог и, медленно передвигая ноги,  побрел, чувствуя,  что далеко не уйдет.
Грубый удар подкинул его вверх и он понял, что падает на каменный круглый мельничный жернов…

ххх

Врач сидел спиной к нему и разговаривал по телефону. Молоденькая медсестра водила чем-то холодным по его животу.
«УЗИ? Зачем мне УЗИ?» - подумал Андрей и попытался спросить, что с ним и где он, но сказать ничего не смог.
-Почка одна с пороком. Печень  хорошая,  поджелудочная… сейчас еще раз посмотрю…тут проблема… Он, кажется, пришел в себя…
Врач поднялся, наклонился над ним, похлопал его по щеке:
-Вы слышите меня? Моргните, если слышите.
Андрей моргнул.
-Прекрасно. Заканчивай, Марго.
Медсестра собрала аппарат и вышла.
«Зачем УЗИ?» - снова подумал Андрей, попытался  спросить врача, но не смог.
-Не напрягайтесь, вы не можете говорить, задет речевой центр, вы прооперированы, пока вам нужно спать. Все будет хорошо. Отдыхайте.
 Зазвонил телефон врача:
- Жива пока. Третий день в коме. Мне нечем ее лечить.  Неперспективная, забирайте.  И еще один поступил тоже без документов. Подождем пару дней. Родственников нет.  УЗИ сделали, нормы у обоих… Не мое дело… Не мое дело… Не перспективные оба… Алкаши какие-то привезли, документов нет, бомж. У той ДТП я же говорил, из соседнего района доставили. Мне нечем ее  вывести. Нет у меня ничего! Воду капаю! Послушай, решай сам, забирай и решай…
Врач вышел вместе с телефоном.
-Нельзя, - закричал он кому-то в коридоре, - Вы ему – кто? Никто? Тем более нельзя в реанимацию! Ничего не знаю.
-Бу-бу-бу, - требовал Генкин голос.
-На нем не написано,  документов нет. Отправим в область, там и выясняйте.  Это – реанимация, гражданин!
Андрей замер, потом закрутил головой, попытался приподняться, позвать, но ничего не смог.
-Бу-бу-бу, - гремело в коридоре, постепенно затихая, все дальше и дальше отдаляясь от   палаты.