Приключение у дверей одной конторки

Приключение у дверей одной конторки

Занимать очередь у наглухо запечатанной двери отделения УФМС, которая обещала открыться только через два часа, как-то глупо, - подумала я.  Оказаться первой было бы хорошо, но два часа маяты у парадного подъезда... Вот через полчаса, совсем другое дело, у заветной конторки стояли трое.
– Теперь и я при очереди. А занимать уже можно?
- Нужно!!!  –  хором ответили мои компаньоны.
- Меня вчера обслужить не успели,- поспешила сообщить «первая» -  большая, добрая женщина лет пятидесяти.
- Они вчера с восьми работали, а в два часа, когда до меня очередь дошла, конторка закрылась. Вот и дежурю тут второй день.  А что делать?  Внучка родилась, надо на учет в поликлинику вставать.
Упоминания о внучке преобразили женщину. Глаза ее засветились, и вся она стала такая солнечная, счастливая, уютная.  Это простое человеческое счастье и первая очередь были ей очень к лицу. Подумать только, человек родной на землю явился.
 - Я тоже со вчерашнего дня, - прервала мечтательные размышления сутуловатая женщина неопределенного возраста с распухшим от пьянки лицом и фингалом под левым глазом.  – Так меня вчера вообще побили, - прохрипела  она, мотнув головой через плечо.
 – Итак, спина-то горбатая, а тут еще как дали. Охх…больно было,  добавили короче.
 -  Побили?! Здесь… в центре Тюмени… в  госучреждении? – ахнула я и на всякий случай еще раз перепроверила свою очередность.
Видимо тот, кто вчера выбивал и без того несчастную женщину из очереди, решил, мол, ей не привыкать… Чего церемониться с такими? А может, посчитал, что таким людям нет места в очереди, как нет и места в нашей реальности. Иногда мне кажется, что быстроизменяющаяся данность вот-вот всех нас выбросит за свои пределы. Во всяком случае, за пределами понимания нарастающего абсурда мы находимся уже давно.   
Рядом с «побитой» стоял дед, опиравшийся на костыль. Присесть ему было некуда. Ни скамеек, ни других горизонтальных поверхностей поблизости не наблюдалось. И только проем окна, приспособленный многочисленными посетителями  под сидение, гостеприимно манил округлой вмятиной посередине, как услужливый швейцар, отдувающийся за высокомерность хозяев. 
 Поерзав на железном подоконнике, дед пошел дожидаться открытия УФМС в соседний двор.
- У него вместо ноги – протез, - сказала женщина с синяком, провожая родственника тяжелым взглядом. Он стоять долго не может...
Размышления о судьбе деда прервал дождь. Стоящие в очереди шагнули под козырек и стали еще ближе друг к другу.
- Мы двадцать лет на Севере прожили – разоткровенничалась женщина №1. -  Муж летал, я в наземной службе трудилась, а вот сейчас решили в Тюмени приземлиться. Внучку на  днях из роддома забрали, - такая… - женщина опять расцвела и ушла в себя.
- Кто последний на регистрацию? Точнее, мне надо умершего из квартиры выписать, – сходу спросила следующая посетительница закрытого заведения. Предвосхищая вопрос, добавила: «Папа у меня умер» и смахнула накатившие слезы.
- Ох… - коротко посочувствовала счастливая бабушка и участливо добавила:
 - Хоть мертвые, хоть живые – все в одну очередь, резюмировала она,  спохватившись так, будто умерший мог оттяпать у нее место под этим козырьком.   
Следующий вбежавший в  наш теремок оказался подростком.
- За кем занимать на получение паспорта?
- Первый раз что ли? – сменили настроение очередники.
- Да, впервые, мне 14 исполнилось.
-  Ну, тогда первым будешь, тебе в отдельное окно… Кажется все стоящие в очереди залюбовались его молодостью, вспомнили свой первый паспорт…
- Женщина, а вы что подошли и очередь не занимаете?- очнулась первая.
- Мы вообще не за регистрацией, а за справками в первый класс, – отрезала дамочка в сиреневом плаще, не выпускавшая из рук двух девчонок. Державшаяся особняком, она как будто бы не хотела иметь ничего общего нашей счастливо-печальной компанией. Потом приходили еще люди. Время от времени кто-нибудь пытался внедриться в очередь со словами: «Я приходил, когда тут еще не было никого», но получив крепкий отпор сплотившейся очереди, завершали  свое выступление  фразой: «Кто последний?»
Чем меньше времени оставалось до открытия заветной конторы, тем больше людей становилось вокруг. Они наводнили тротуар, перекрыв пешеходам дорогу. Каждый следующий вносил свою неразбериху, утверждая, что на прошлой неделе прописывали не в первом, а во втором окне.
Мои предшественники терпеливо повторяли историю о том, как на них вчера закончила свою работу контора и как побили несчастную, желающую прописать деда с протезом на свою жилплощадь, именно у первого окна. В конце концов, потерявшая терпение счастливая бабушка, проработавшая 25 лет в наземной службе ноябрьского аэропорта, выдала как из рупора: «Да иди ты… хоть в первое, хоть во второе окно. Мне-то что? Я, вообще, первая!»  Повернувшись лицом к железной двери, она припала к глазку, точнее дырке из-под глазка, открывающей перспективу госучреждения, от которого сейчас зависла судьба ее новорожденной внучки.
Но тут из задних рядов стали доносится провокационные рассуждения: «Сейчас вот в очереди стоим, а дверь откроют и все перемешаются. Как побегут, упадешь - задавят».
- Если мы, уважающие себя люди, - повернулась к толпе привыкшая к порядку работница аэропорта, - То давайте войдем и встанем по порядку!
Но порядок у каждого свой. Путаницу вносили те, кто занимал на всякий случай в два окна и те, кто не знал, куда им встать. А также те,  кто, запыхавшись,  сообщал выстоявшим под дождем людям добрую весть: «Слава Богу, успели… мы же вот тут, сразу за первыми стояли».
Следующие персонажи уже трудно было запомнить, но всякий встраивающийся в   толпу транслировал мысль: «У меня-то дело поважнее вашего. А сам я человек очень значимый, тороплюсь, а встанете на пути, могу и перешагнуть».
Вот с таким посылом в назначенный час  толпа ввалилась в тесное помещение УФМС и набегу прилипала к прилавку окна. Очередники прижимались друг другу так, как не  всякий муж к жене прижимается. Тела сомкнулись, очередь превратилась в одну молекулу ДНК. «Первая»  судорожно протянула документы в окно. Оттуда запросили родственников, которым к ней пробиться не удавалось. Но тут молодой папаша, проявляя чудеса изобретательности, проник  в помещение с тыла и   занял оборону в проеме служебного входа. По взмаху тещиной руки он поднял над головой люльку, в которой  спала девочка шести дней отроду, и стал маячить ею инспекторше. Удовлетворенная находчивостью зятька, счастливая бабушка   указывала перстом на присутствие прописываемой внучки. 
Тем временем, обращавшиеся в оконце люди, получали задание: заполнить бланк и сделать копию. Оторвавшись от головы молекулы, они уносились в соседний подъезд за ксерокопией, а вернувшись, оказывались вне очереди. Втиснуться обратно было невозможно, и на глазах у толпы лидеры превращались в просителей: «Я тут стоял, просто за копией уходил».  Так, уже через несколько минут у первого окна образовалась встречная очередь.
Белокурая пожилая обладательница жилплощади, пышущая жаждой жизни, прибилась к молекуле сбоку, под натиском кружившей вокруг нее свиты мужчин кавказской национальности. Движение этой фокус группы по расстановке участников напоминало лезгинку. Плывущая на носочках лебедь с домовой книгой и распростертые руки джигитов, оттесняющие преграды. Как говорится ловкость рук и никакого обмана.
- Вот что значит, пластика! – подумала я, - так органично вписались в массу, без шума и гама, но шум себя ждать не заставил, впереди возник скандал. Дама в сиреневом плаще, что пришла за справками для школы, стала выталкивать «побитую» от окна. Своим роскошными бедрами она подперла, и без того немощную фигурку женщины и, глядя с высоты своего положения, велела лучше отойти. Горбатенькая не струсила, а стала истошно орать, чередуя правду-матку с матом. (За что, по-видимому, и получила намедни под левый глаз)
Я решила вступиться за бедолагу и стала  шепотом призывать мамашу первоклассниц к терпению.  «Да пропустите вы ее, она все два часа стояла под дверью. Я сама видела, а Вы позже подошли. У нее дед на протезах…»
На мой миротворческий лепет «добропорядочная» отреагировала взглядом: «Чё сказала?» и потребовала подать начальницу. Выбежавшей на шум старшей инспекторше заявила: «Вот эта… здесь не стояла!».
- Вот это да!!! – взорвалась я...  сначала про себя. В следующую минуту услышала свой прорезавшийся голос, как бы со стороны: «Она здесь с 12 часов дежурит, это вы не стояли!» Сиреневая обомлела и замолчала. А привыкшая к массовому психозу посетителей инспекторша сухо отрезала: «Не мешайте работать».
Действительно, все это время, пока толпа истерила, девушка за стеклом работала, как солдат на войне – сурово, терпеливо, сосредоточено, до победного. По мне, так она должна была бы вскинуть руки в небо и воскликнуть: «Господи, за что мне это? Как можно работать с документами в таком дурдоме? Почему я должна отдуваться за такую организацию труда. Ведь кто-то же получает большие зарплаты и носит большие звания за то, чтобы был порядок!!!». Но нет, она продолжала принимать, выдавать, скреплять. Иногда скрывалась в проеме служебного входа (может для того, чтобы побиться головой о стену) и снова приступала к делам.
Когда счастливая бабушка с шестидневной внучкой получила заветную бумаженцию, полегчало даже мне. Справедливость восторжествовала полностью, когда свои документы сдали  «побитая» с дедом на протезах. А уж когда я сама вырвалась из жарких тисков с заветной печатью в домовой книге, то счастье завладело мной безраздельно. Домой  я шагала с чувством выполненного долга,  оттоптанными ногами и массой впечатлений от тесного общения с земляками.