Сергей Есенин Персийски мотиви Превод Димитър Горс
Сергей Есенин
Перевод на болгарский язык
Димитър Горсов
ПЕРСИЙСКИ МОТИВИ
Сергей Есенин
превод: Димитър Горсов
***
Заздравява старата ми рана -
днес пиянска страст не ме гнети.
В чайната на Техеран ме канят -
чаят там е кипнат от зори.
Чаечерпецо, красив и плещест,
за да славиш чайната, пред мен,
вместо вино, слагаш този вещо
спретнат чай - и парещ, и червен.
Радваш ме, но аз не от учтивост
идвам - мамят розите ти пак.
Не случайно две очи игриви
блеснаха под черния яшмак.
В моята Рус не държим жената
като куче на верига с клуп.
И целувка се харизва благодатно,
а не с подлост или с удар груб.
А на тази тук, за стана кръшен,
и лицето от зора, аз на часа
шал от Хоросан ще й поръчам,
от Шираз килим ще донеса.
Ти наливай мъдро чая крепък.
Истината крие чест и срам.
Вече зная на какво се врекох,
но какво те чака теб не знам.
Не поглеждай строго към вратата.
Има изход друг - за през нощта.
Не случайно днес между цветята
пъргаво яшмака вдигна тя.
1924
—————————–
***
Днес сарафина щастлив попитах,
рубла с половин туман сменил,
как на Лала, че я люби ненаситно,
на персийски бих й обяснил?
Питах аз, без времето да жаля,
с глас по-тих от Ванската вода,
как в страстта по устните на Лала
скромност и целувка да сродя?
И накрая с гръд, почти примряла,
и сърце нестихващо в гръдта,
питах: по персийски как на Лала
да прошепна, че е моя тя?
И отвърна хитрият сарафин:
с думи за любов не говори,
от любов въздишката е сладка,
но тя в теб като рубин гори.
Няма име никоя целувка,
нито пък е надпис над ковчег.
Розите я дават без преструвка,
с аромат, от вятъра по-лек.
За любов молебен не правете!
„Моя си!” е безвъзвратен знак.
Слагат го единствено ръцете,
щом повдигнат черния яшмак.
1924
—————————–
***
Шагане, ти моя Шагане,
там, на север, тревите са влажни,
затова за степта ще разкажа -
за избистреното ширине,
Шагане, ти моя Шагане.
Там, на север, тревите са влажни
и луната е златна при нас,
и понеже е зноен Шираз
в мен тъга по Рязан се обажда -
там, на север, тревите са влажни?
Затова за степта ще разкажа.
Аз за теб съм най-свидният мъж,
с къдри, с цвят на зазреела ръж,
който ти и на сън дириш даже,
затова за степта ще разкажа.
За избистреното ширине,
днес по къдрите мои съди ти,
но със смях и с очи дяволити
не мами, да не страдам поне
за избистреното ширине.
Шагане, ти моя Шагане,
там, на Север, живее момиче,
като теб и то нежно обича
и ме дири сред бяг на коне,
Шагане, ти моя Шагане.
1924
—————————–
***
Казваш: само по гърдите
Саади целувал в мрак.
Потърпи! И може би туй
ще го усвоя с мерак.
Казваш, че са по-приветни
от девойки край Ефрат
всички рози… Но аз друг ред
бих въвел, да бях богат.
Всеки цвят немилостиво
срежа ли, ще знам поне -
няма нищо по-красиво
на света от Шагане!…
С ловък поглед не хитрувай,
няма за мен друг завет -
аз като поет целувам,
щом съм се родил поет!
19 декември 1924
***
Аз не съм бил още на Босфора.
Не ме питай днес за него ти!
В твоите очи море просторно
зърнах - и там огън син блести.
До Багдад все още не съм носил
с бял керван коприна и къна.
Но склони снага - да те докосна,
да отдъхна върху твойте колена.
Чужд ще ти е гостът отдалече,
щом не те е грижа, че навред
из Русия съм отдавна вече
всеизвестен, всепризнат поет.
В моята душа талянка тътне.
Нощем, при луна, дочувам лай….
Ти, персийко, няма ли да тръгнеш
с мен към оня син, далечен край?
Не от скука аз дойдох при тебе.
Ти - незрима - дълго ме зова.
И с ръце, като криле на лебед,
отдалече ме докосваше едва.
От съдбата аз покой не диря.
Миналото днес не ми тежи.
Ти за своя край под здрач сапфирен
нещо весело ми разкажи.
Заглуши талянката в душата,
упои ме с дъх чаровно свеж,
та за севернячката в повратен
миг да не пламтя в горчив копнеж…
И макар нестигнал до Босфора,
не скърбя, не ме терзае страх -
морските разискрени простори
в твоите очи все пак видях.
21 декември 1924
—————————–
***
Здрач шафранен мъжди в необята,
тихо рози в полята цъфтят.
Пей ми песен, любима, с каквато
веселил и Хаям този свят…
Тихо рози в полята цъфтят.
С лунен блясък Шираз е осеян,
и тежи от звезди сводът пак,
но расте в мен и жал ненадейна -
тук жените държат под яшмак.
С лунен блясък Шираз е осеян.
Или те крият странно посрамени,
прекомерната жар на плътта?
И таят за любимите само,
несквернена от нищо в света,
прекомерната жар на плътта.
Но ти, мила, яшмака свали!
Приеми от мен тази повеля!
На света сме за кратко, нали?
Нека днес радостта да споделяме!
Приеми от мен тази повеля!
Даже най-некрасивата участ
носи благост, дори в кратък срок,
Грях е тук някой друг да ни учи
как да крием лице в този срок,
щедро даден за радост от Бог.
Тихо рози в полята цъфтят.
Но за друга страна страдам тайно.
И за нея ще пея безкрайно,
както пял е Хаям в този свят,
дето рози в полята цъфтят.
1924
—————————–
***
Въздухът тръпне прозрачен.
Нежна е горската шума.
Пътнико, тръгнал по друма,
ти сред лазур сякаш крачиш..
Въздухът тръпне прозрачен.
В цветни ливади ще бродиш
между цъфтежите нежни
и сред поля плодородни
всяко цветче ще оглеждаш…
В цветни ливади ще бродиш.
Глас ли чу там, или шепот?
Тъй Саади само пее.
Месецът, всичко огреял,
тихо се скита в небето…
Тъй Саади само пее.
Пеят и девите, както
флейтата на Хасана.
С песен добра и желана
жали, но все за кратко -
флейтата на Хасана.
Туй е дял, в който от лани
с нещо добро ни залъгва
вятърът благоуханен.
Пия го… И ще си тръгна
с вятъра благоуханен.
(1925)
—————————–
***
Грее златна хладната луна,
върху олеандри и шибои…
Хубаво е да кръжиш в покоя
на такава ласкава страна!
Някъде шуми Багдад, а там
в мир Шехерезада е живяла,
знатните й дни са отшумяли -
спомнят ги градините едвам.
Призраци от миналите дни -
те под бурен всичко свое скриха.
Рано е да им се поклониш -
там за живите е твърде тихо!
Ведър свят край теб сега цъфти,
розите пак устни ти протягат…
На врага си от сърце прости -
тъй самият Бог въздава благост…
Влюбвай се и под луни смълчани
обич пий от две добри очи!
Ако пък на мъртъвци се кланяш,
живите с кошмари не мъчи!
„Тъй твърдеше й Шехерезада” -
казва шумата и стихва от страни…
Който пък греха си изповяда,
нека благодат го осени!
(1925)
—————————–
***
Има в Хоросан врата такава,
дето в рози прагът е стаен;
страда там красавица лукава;
има в Хоросан врата такава,
но вратата е затворена за мен.
Аз съм с рамо и ръце корави,
къдрите ми с блясък здрав искрят…
А гласът там нежност предвещава…
Аз съм с рамо и ръце корави,
но вратата е залостена отзад.
Дързост и любов защо са вече
и защо тъй страстно да зова,
щом на всичко с присмех отдалече
гледа Шага, а вратата е запречена?
Дързост и любов защо са вече?
Време е към Рус да тръгна пак!
Персийо, днес теб ли изоставям?
Ще те помня аз до края чак,
но от обич към степта прославена,
време е за Рус да тръгна пак!
Сбогом, ненагледна пери, сбогом!
Твоята врата аз не разбих,
но ти вля в сърцето ми тревога.
Дълго ще гори тя в моя стих!
Сбогом, ненагледна пери, сбогом!
Март 1925
***
Трябва ли, родино на Фирдуси,
спомена красив да заличиш,
да забравиш онзи нежен русин
с кротките, замислени очи,
трябва ли, родино на Фирдуси?
Прелестна си, Персийо, видях те -
с пищни рози ти край мен цъфтя.
Спомниха ми те за необятната
родна шир, с нетленна красота.
Прелестна си, Персийо, видях те!
Днес отпивам за последен път
ароматите ти, като пиво благи,
но гласът ти, моя мила Шага,
накъдето дните да зоват
ще звучи из трудния ми път.
Как ли бих могъл да те забравя?
В скитническата ми съдба навред
аз на близки и далечни ще разправям
за лика ти, с устни като мед,
за които и насън не ще забравя.
Няма изживяното от нас
лесно за прегазя - в дар безценен
песен ти оставям! Ти в лош час
я запей и вярвай: непременно
с песен нова ще отвърна аз!
Март 1925
***
Пръв поет да си, то значи, властно
правдата си защитил, сред слава,
струпеи, от раните опасни
на душата си, в душите да оставиш.
Да си пръв поет, туй значи още
волно всичко мило да възпееш.
Славеят в горите е с глас мощен,
но с една мелодия живее.
Бръщолеви и канарчето в кафеза
нещо странно, но въздейства слабо.
Нужно ни е слово без протези!
И свой глас - дори да е на жаба.
Мохамед се изхитрил - с Корана
от пиянство хората опазил.
Но поетът за любовни рани
вярно само с вино би разказвал.
И когато при любима свърне,
а тя с друг на одъра почива,
упоен и весел, не би дръзнал
нож в сърцето й невярно да забива.
Но все пак, в ревнива жал, до прага си
би ръмжал и би шептял невесел:
„Е, какво пък? - ще умра бродяга,
както всички тук, живели с песен!”
Август 1925
***
С две ръце, като с два бели лебеда,
милата в къдриците ми рови.
Всеки дири милост… И в безредието
пее за любовните окови.
Някога за нежност пях и аз.
Днес повтарям песента отново.
Затова тъй тих е моят глас
и от скръб е натежало словото.
Ако си прахосал всичко ти,
златното сърце ще занемее.
Техеранската луна блести,
но какво ли може тя да сгрее?
И се питам: кротките ми дни
как ще свършат - с ласките на Шага ли?
Или сам ще гния в старини,
от които песента ще е избягала?
Всеки иска тук да победи:
един с нежност, други с песнопения…
Ако персът лошо стих реди,
той едва ли е в Шираз заченат.
А за мен и светлите ми песни
някой някога ще каже от сърце:
щяха песните му да са по-чудесни,
да не бяха лебедовите ръце.
Август 1925
—————————–
***
В Хоросан защо така мъждиво
грее месецът и са без дъх лехите?
Сякаш през завесите мъгливи
прекосявам на Русия равнините.
Питах упорито, драга Лала,
но мълчеше, гордо извисена,
кипарисовата рат, в небето свряла
стройните си върхове над мене.
Месецът защо тъй скръбно свети? -
питах всички храсти из лъката.
Казаха ми: „Трябва да се сетиш
какво шепне розата на тишината…”
Розата с росата си заплака,
но цветчетата зашепнаха лукаво:
„Шагане до друг се сгуши в мрака,
Шагане на друг целувки дава..”
Казва: „Русинът не ще узнае!
Чезне той в стиха си с дух и тяло…”
Затова е тъй превит над тайната
месецът в небето пребледняло…
Виждали сме всякакви измени.
Никой не ги помни, ни пресмята…
…………….
Нека все пак са благословени
всички нежни нощи на земята!
Август 1925
—————————–
***
Мое, сърце, не унивай!
Щастието ни измами.
Туй е за бедния драма!…
Мое сърце, не унивай!
Белите кестени гали
месецът с нежна омая,
но от яшмака на Лала
нищо по-чудно не зная!
Мое сърце, не унивай!
Всички сме като децата,
често се смеем и плачем.
Властват в света необятен
радости и неудачи!
Мое сърце, не унивай!
Много страни съм обходил,
жаден за мир и сполука.
Но днес отварям спокойно
на туй, което почука…
Мое сърце, не унивай!
Не всичко тук е лъжливо!
Ще закипи нова сила.
Ти също беше щастливо
в скута на своята мила!
Не всичко тук е лъжливо!
Може да ни забележи
както си бърза съдбата
и в красив миг да разнежи
с песен на славей душата.
Мое сърце, не унивай!
Август 1925
—————————–
***
Весела страна - тих здрачен час.
Тук честта смених за песен аз.
Морски вятър вее… Чу ли ти -
славей пак на розата шепти.
Розата се свежда и усещаш -
парва те мелодия гореща.
Морски вятър вее… Чу ли ти -
славей пак на розата шепти.
Ти си все дете. Но в този час
знаменит поет съм вече аз.
Морски вятър вее… Чу ли ти -
славей пак на розата шепти.
Мила Хелия, нали узна? -
много рози гинат без вина.
Много рози раснат сред полето,
но една е мила на сърцето!
За местата прелестни край нас
нека се усмихнем ти и аз.
Морски вятър вее… Чу ли ти -
славей там на розата шепти.
Весела страна, омаен час -
любовта за песен дадох аз.
Но пред Хелия, душа разкрил,
розата прегръща славей мил.
8 април 1925
________________________________________
Персидские мотивы
***
Улеглась моя былая рана -
Пьяный бред не гложет сердце мне.
Синими цветами Тегерана
Я лечу их нынче в чайхане.
Сам чайханщик с круглыми плечами,
Чтобы славилась пред русским чайхана,
Угощает меня красным чаем
Вместо крепкой водки и вина.
Угощай, хозяин, да не очень.
Много роз цветёт в твоём саду.
Незадаром мне мигнули очи,
Приоткинув чёрную чадру.
Мы в России девушек весенних
На цепи не держим, как собак,
Поцелуям учимся без денег,
Без кинжальных хитростей и драк.
Ну, а этой за движенья стана,
Что лицом похожа на зарю,
Подарю я шаль из Хороссана
И ковёр ширазский подарю.
Наливай, хозяин, крепче чаю,
Я тебе вовеки не солгу.
За себя я нынче отвечаю,
За тебя ответить не могу.
И на дверь ты взглядывай не очень,
Всё равно калитка есть в саду…
Незадаром мне мигнули очи,
Приоткинув чёрную чадру.
1924
—————————–
***
Я спросил сегодня у менялы,
Что даёт за полтумана по рублю,
Как сказать мне для прекрасной Лалы
По-персидски нежное «люблю»?
Я спросил сегодня у менялы,
Легче ветра, тише Ванских струй,
Как назвать мне для прекрасной Лалы
Слово ласковое «поцелуй»?
И ещё спросил я у менялы,
В сердце робость глубже притая,
Как сказать мне для прекрасной Лалы,
Как сказать ей, что она «моя»?
И ответил мне меняла кратко:
О любви в словах не говорят,
О любви вздыхают лишь украдкой,
Да глаза, как яхонты, горят.
Поцелуй названья не имеет,
Поцелуй не надпись на гробах.
Красной розой поцелуи рдеют,
Лепестками тая на губах.
От любви не требуют поруки,
С нею знают радость и беду.
«Ты - моя» сказать лишь могут руки,
Что срывали чёрную чадру.
1924
—————————–
***
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому, что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Потому, что я с севера, что ли,
Что луна там огромней в сто раз,
Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий.
Потому, что я с севера, что ли.
Я готов рассказать тебе поле,
Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи -
Я нисколько не чувствую боли.
Я готов рассказать тебе поле.
Про волнистую рожь при луне
По кудрям ты моим догадайся.
Дорогая, шути, улыбайся,
Не буди только память во мне
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Там, на севере, девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может, думает обо мне…
Шаганэ ты моя, Шаганэ.
1924
—————————–
***
Ты сказала, что Саади
Целовал лишь только в грудь.
Подожди ты, бога ради,
Обучусь когда-нибудь!
Ты пропела: «За Евфратом
Розы лучше смертных дев».
Если был бы я богатым,
То другой сложил напев.
Я б порезал розы эти,
Ведь одна отрада мне -
Чтобы не было на свете
Лучше милой Шаганэ.
И не мучь меня заветом,
У меня заветов нет.
Коль родился я поэтом,
То целуюсь, как поэт.
19 декабря 1924
—————————–
***
Никогда я не был на Босфоре,
Ты меня не спрашивай о нём.
Я в твоих глазах увидел море,
Полыхающее голубым огнём.
Не ходил в Багдад я с караваном,
Не возил я шёлк туда и хну.
Наклонись своим красивым станом,
На коленях дай мне отдохнуть.
Или снова, сколько ни проси я,
Для тебя навеки дела нет,
Что в далёком имени - Россия -
Я известный, признанный поэт.
У меня в душе звенит тальянка,
При луне собачий слышу лай.
Разве ты не хочешь, персиянка,
Увидать далёкий синий край?
Я сюда приехал не от скуки -
Ты меня, незримая, звала.
И меня твои лебяжьи руки
Обвивали, словно два крыла.
Я давно ищу в судьбе покоя,
И хоть прошлой жизни не кляну,
Расскажи мне что-нибудь такое
Про твою весёлую страну.
Заглуши в душе тоску тальянки,
Напои дыханьем свежих чар,
Чтобы я о дальней северянке
Не вздыхал, не думал, не скучал.
И хотя я не был на Босфоре -
Я тебе придумаю о нём.
Всё равно - глаза твои, как море,
Голубым колышутся огнём.
1924
—————————–
***
Свет вечерний шафранного края,
Тихо розы бегут по полям.
Спой мне песню, моя дорогая,
Ту, которую пел Хаям.
Тихо розы бегут по полям.
Лунным светом Шираз осиянен,
Кружит звёзд мотыльковый рой.
Мне не нравится, что персияне
Держат женщин и дев под чадрой.
Лунным светом Шираз осиянен.
Иль они от тепла застыли,
Закрывая телесную медь?
Или, чтобы их больше любили,
Не желают лицом загореть,
Закрывая телесную медь?
Дорогая, с чадрой не дружись,
Заучи эту заповедь вкратце,
Ведь и так коротка наша жизнь,
Мало счастьем дано любоваться.
Заучи эту заповедь вкратце.
Даже всё некрасивое в роке
Осеняет своя благодать.
Потому и прекрасные щёки
Перед миром грешно закрывать,
Коль дала их природа-мать.
Тихо розы бегут по полям.
Сердцу снится страна другая.
Я спою тебе сам, дорогая,
То, что сроду не пел Хаям…
Тихо розы бегут по полям.
1924
—————————–
***
Воздух прозрачный и синий,
Выйду в цветочные чащи.
Путник, в лазурь уходящий,
Ты не дойдёшь до пустыни.
Воздух прозрачный и синий.
Лугом пройдёшь, как садом,
Садом - в цветенье диком,
Ты не удержишься взглядом,
Чтоб не припасть к гвоздикам.
Лугом пройдёшь, как садом.
Шёпот ли, шорох иль шелест -
Нежность, как песни Саади.
Вмиг отразится во взгляде
Месяца жёлтая прелесть
Нежность, как песни Саади.
Голос раздастся пери,
Тихий, как флейта Гассана.
В крепких объятиях стана
Нет ни тревог, ни потери,
Только лишь флейта Гассана.
Вот он, удел желанный
Всех, кто в пути устали.
Ветер благоуханный
Пью я сухими устами,
Ветер благоуханный.
[1925]
—————————–
***
Золото холодное луны,
Запах олеандра и левкоя.
Хорошо бродить среди покоя
Голубой и ласковой страны.
Далеко-далече там Багдад,
Где жила и пела Шахразада.
Но теперь ей ничего не надо.
Отзвенел давно звеневший сад.
Призраки далёкие земли
Поросли кладбищенской травою.
Ты же, путник, мёртвым не внемли,
Не склоняйся к плитам головою.
Оглянись, как хорошо другом:
Губы к розам так и тянет, тянет.
Помирись лишь в сердце со врагом -
И тебя блаженством ошафранит.
Жить - так жить, любить - так уж и влюбляться
В лунном золоте целуйся и гуляй,
Если ж хочешь мёртвым поклоняться,
То живых тем сном не отравляй.
Это пела даже Шахразада, -
Так вторично скажет листьев медь.
Тех, которым ничего не надо,
Только можно в мире пожалеть.
[1925]
—————————–
***
В Хороссане есть такие двери,
Где обсыпан розами порог.
Там живёт задумчивая пери.
В Хороссане есть такие двери,
Но открыть те двери я не мог.
У меня в руках довольно силы,
В волосах есть золото и медь.
Голос пери нежный и красивый.
У меня в руках довольно силы,
Но дверей не смог я отпереть.
Ни к чему в любви моей отвага.
И зачем? Кому мне песни петь? -
Если стала неревнивой Шага,
Коль дверей не смог я отпереть,
Ни к чему в любви моей отвага.
Мне пора обратно ехать в Русь.
Персия! Тебя ли покидаю?
Навсегда ль с тобою расстаюсь
Из любви к родимому мне краю?
Мне пора обратно ехать в Русь.
До свиданья, пери, до свиданья,
Пусть не смог я двери отпереть,
Ты дала красивое страданье,
Про тебя на родине мне петь.
До свиданья, пери, до свиданья.
[1925]
—————————–
***
Голубая родина Фирдуси,
Ты не можешь, памятью простыв,
Позабыть о ласковом урусе
И глазах, задумчиво простых,
Голубая родина Фирдуси.
Хороша ты, Персия, я знаю,
Розы, как светильники, горят
И опять мне о далёком крае
Свежестью упругой говорят.
Хороша ты, Персия, я знаю.
Я сегодня пью в последний раз
Ароматы, что хмельны, как брага.
И твой голос, дорогая Шага,
В этот трудный расставанья час
Слушаю в последний раз.
Но тебя я разве позабуду?
И в моей скитальческой судьбе
Близкому и дальнему мне люду
Буду говорить я о тебе -
И тебя навеки не забуду.
Я твоих несчастий не боюсь,
Но на всякий случай твой угрюмый
Оставляю песенку про Русь:
Запевая, обо мне подумай,
И тебе я в песне отзовусь…
Март 1925
—————————–
***
Быть поэтом - это значит то же,
Если правды жизни не нарушить,
Рубцевать себя по нежной коже,
Кровью чувств ласкать чужие души.
Быть поэтом - значит петь раздолье,
Чтобы было для тебя известней.
Соловей поёт - ему не больно,
У него одна и та же песня.
Канарейка с голоса чужого -
Жалкая, смешная побрякушка.
Миру нужно песенное слово
Петь по-свойски, даже как лягушка.
Магомет перехитрил в коране,
Запрещая крепкие напитки,
Потому поэт не перестанет
Пить вино, когда идёт на пытки.
И когда поэт идёт к любимой,
А любимая с другим лежит на ложе,
Влагою живительной хранимый,
Он ей в сердце не запустит ножик.
Но, горя ревнивою отвагой,
Будет вслух насвистывать до дома:
«Ну и что ж, помру себе бродягой,
На земле и это нам знакомо».
Август 1925
—————————–
***
Руки милой - пара лебедей -
В золоте волос моих ныряют.
Все на этом свете из людей
Песнь любви поют и повторяют.
Пел и я когда-то далеко
И теперь пою про то же снова,
Потому и дышит глубоко
Нежностью пропитанное слово.
Если душу вылюбить до дна,
Сердце станет глыбой золотою.
Только тегеранская луна
Не согреет песни теплотою.
Я не знаю, как мне жизнь прожить:
Догореть ли в ласках милой Шаги
Иль под старость трепетно тужить
О прошедшей песенной отваге?
У всего своя походка есть:
Что приятно уху, что - для глаза.
Если перс слагает плохо песнь,
Значит, он вовек не из Шираза.
Про меня же и за эти песни
Говорите так среди людей:
Он бы пел нежнее и чудесней,
Да сгубила пара лебедей.
Август 1925
—————————–
***
«Отчего луна так светит тускло
На сады и стены Хороссана?
Словно я хожу равниной русской
Под шуршащим пологом тумана» -
Так спросил я, дорогая Лала,
У молчащих ночью кипарисов,
Но их рать ни слова не сказала,
К небу гордо головы завысив.
«Отчего луна так светит грустно?» -
У цветов спросил я в тихой чаще,
И цветы сказали: «Ты почувствуй
По печали розы шелестящей».
Лепестками роза расплескалась,
Лепестками тайно мне сказала:
«Шаганэ твоя с другим ласкалась,
Шаганэ другого целовала.
Говорила: «Русский не заметит…
Сердцу - песнь, а песне - жизнь и тело…»
Оттого луна так тускло светит,
Оттого печально побледнела.
Слишком много виделось измены,
Слёз и мук, кто ждал их, кто не хочет.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но и всё ж вовек благословенны
На земле сиреневые ночи.
Август 1925
—————————–
***
Глупое сердце, не бейся!
Все мы обмануты счастьем,
Нищий лишь просит участья…
Глупое сердце, не бейся.
Месяца жёлтые чары
Льют по каштанам в пролесь.
Лале склонясь на шальвары,
Я под чадрою укроюсь.
Глупое сердце, не бейся.
Все мы порою, как дети.
Часто смеёмся и плачем:
Выпали нам на свете
Радости и неудачи.
Глупое сердце, не бейся.
Многие видел я страны.
Счастья искал повсюду,
Только удел желанный
Больше искать не буду.
Глупое сердце, не бейся.
Жизнь не совсем обманула.
Новой напьёмся силой.
Сердце, ты хоть бы заснуло
Здесь, на коленях у милой.
Жизнь не совсем обманула.
Может, и нас отметит
Рок, что течёт лавиной,
И на любовь ответит
Песнею соловьиной.
Глупое сердце, не бейся.
Август 1925
—————————–
***
Голубая да весёлая страна.
Честь моя за песню продана.
Ветер с моря, тише дуй и вей -
Слышишь, розу кличет соловей?
Слышишь, роза клонится и гнётся -
Эта песня в сердце отзовётся.
Ветер с моря, тише дуй и вей -
Слышишь, розу кличет соловей?
Ты - ребёнок, в этом спора нет,
Да и я ведь разве не поэт?
Ветер с моря, тише дуй и вей -
Слышишь, розу кличет соловей?
Дорогая Гелия, прости.
Много роз бывает на пути,
Много роз склоняется и гнётся,
Но одна лишь сердцем улыбнётся.
Улыбнёмся вместе - ты и я -
За такие милые края.
Ветер с моря, тише дуй и вей -
Слышишь, розу кличет соловей?
Голубая да весёлая страна.
Пусть вся жизнь моя за песню продана,
Но за Гелию в тенях ветвей
Обнимает розу соловей.
1925
Свидетельство о публикации №114112101313