Закатным солнцем опалённые...

Закатным солнцем опалённые,
Как много доброго сулят
Мне эти ставеньки зелёные,
Распахнутые в нищий сад,
Где отцвели сирень с космеями
И луговые васильки,
Где между дряхлыми скамейками
Весь день роились мотыльки.
Скрипит рассохшаяся лестница,
Из кухни тянет резедой.
Хозяйка, добрая кудесница,
Весь день колдует  над плитой.
И вот распахнута гостиная.
Пыхтит помпезный самовар,
И над комодами старинными
Блестит журнальный Ренуар.
Мерцает люстра семигранная.
Всё благочинно. На столе
Сверкает скатерть самобраная
В фарфоре, в звонком  хрустале.
За тюлем, до желта засаленным,
Сомлел пахучий базилик.
Шопен, соседствуя с азалией,
Теснит шитье и стопку книг.
В разгаре пиршество. Я слушаю
Неторопливый разговор,
Но тень смычка - моя отдушина,
Царица муз с недавних пор -
Уже витает над собранием,
Где гости начали скучать.
Тут всё просчитано заранее -
И Брамс, и нотная тетрадь,
И выход к зрителям доверчивым,
И шёпот сада за окном,
И вот стенаниям о Вечности
Внимает старый, дряхлый дом.
Луна в зените. Брамса юного
Седой сменяет дон Гуан,
И вновь в плену мгновенья чудного
Все,  кто на шумный вечер зван.
Давно уж за полночь. На улице
Шумит сирень. Горит луна.
Гремит фарфоровыми блюдцами
Хозяйка, стоя у окна.
Прощаясь, гости не прощаются -
Куплеты, тосты, гомон, смех.
Пугает сад ночной прохладою,
Дождинки капают со стрех,
И переулки отдалённые
Навек скрывают то окно,
Чей свет и ставеньки зелёные
Мне вечно помнить суждено.