Иносказательность

Прошу прислушаться вас к речи моей!
В ней нету фактов настоящих.
Вот предприятье засекреченное,
Или простой почтовый ящик.

Полжизни за колючей проволокой
Там проработал Влад Режимов.
Лилось бы в мире больше крови рекой,
Сего кой не было б мужчины.

Хранил Влад тайны государственные,
Трудясь в особом спецотделе.
Слова все слышали неявственные,
Коль Владислав твердил о деле.

Тьма была в речи недосказанности.
Его душа являлась тёмной.
И оставалось лишь догадываться,
Что там в виду имел учёный.

И тарабарскими там грамотами
Являлись все его блокноты.
Специалистом был всё ж грамотным он,
И делал вовремя работу.

Так жил он, удочку закидывая.
Был откровенным очень редко.
Везде мерещились невидимые
Шпионы вражеской разведки.

В «миру» общался, фразы взвешивая,
Чертя фигуры умолчанья.
Знал, что чекисты – всюду бешенные
Следят и днями, и ночами.

И разговорчика подслушанного
Боялся человек-машина.
Пришёл день отдыха заслуженного, -
Ушел на пенсию Режимов.

Влад говорил с народом ребусами,
Всем напускал на всё туман он.
Его слова считались редкостными,
А сам Режимов – очень странным.

Детали не конкретизировал он,
Над i все точечки не ставил.
Уж никого не репрессировали,
Влад жил с закрытыми ж устами.

Устал бездельничать на пенсии он.
Жизнь была тайной, но неясной.
Режимов занялся поэзиею, -
Писать стал остренькие басни.

Вновь говорил он аллегориями,
Боясь цензуры, власти гнева,
Живя со взглядами зашторенными,
Смотря направо и налево.

Иносказанье каждой притчи его
Прозрачны были и понятны.
Не шли к Эзопу все обидчивые,
Что было автору приятно.

Хоть не казал Влад правду голенькую,
Но все ж снискал в народе славу
Волками, лисами и кроликами,
Тьмой львов, мартышек и удавов.