Туман и дождь...

Туман и дождь, отсвет кровавый
в убогом золоте разлитых фонарей, –
по стенам, по деревьям, по ограде сада, –
унылое веселье льёт шальной от влаги хмель

на сумрака блестящий тротуар, –
в поту, в слезах ли, в кольцах, брошках ли, алмазах
на платье ночи, в блёстках встречных фар,
что золота добавят ли едва ли, –

лишь толику от нитей серебра
в набухшей влагой мокрой шали
на перекрёстке, улицах, дорожках и дворах,

за тёмной шёлковой дождя вуалью
со смутным заревом: суда ли, берега, –
пробьются, чтобы их узнали
плывущие ночной рекой глаза.

Рычанья приглушённые в шуршанье, шлёпах шин
по неизбежным и растущим лужам,
сквозь шорох листьев, темноту нарушив, –
и создаётся впечатленье, что уже не нужен,

не отражён на глянцевой поверхности камней,
ни в стёклах матовых, –  не разобрать  среди огней,
дробящихся в щерблённых лужах,
ни в сумраке на мостовых аллей.

Заретуширован простор вокруг наклонными штрихами
струй, с линиями гнущихся троллей
продольными дорожками, где бусинками капель
по нитке длинной бесконечной вереницей
ползёт за муравьями муравей.

И ими всё заполнено,
как мошкарою букв бессчётные страницы
открытых в город книг со створками дверей,
в тяжёлых переплётах туч свинцовых,

на корешках которых, глянцево-широких,
теплится улиц и проспектов смутный свет из окон, –
не в меру задержавшихся гостей.
Их провожают скрип петель и шорох
зонтов раскрытых, капель, и плащей.

Мой город,
он теперь ничей,
во власти удлинившихся ночей,
когда тепла ещё не вышел порох,
а холод не вошёл гудением печей.

Безвременье, оцепененья состоянье
из ожидания рождественских свечей
и солнечного долгожданного сиянья
в рассветной мгле сквозь кроны тополей,

платанов, лип, каштанов, клёнов склоненных ветвей, –
из моря вышедшего и нагого тела,
прикрытого лишь влажного купальника листвой,
что не истлела
в кучах дворницких, сметённых поскорей.

Унынье, грусть, печаль и лёгкая тревога
ушедших летних дней
в тумане городском
и зябкой мороси
сквозь лик календарей.



  17.11.14