Пожелтевшим плющом обвит
Пожелтевшим плющом обвит,
похоронен сухой листвой
беззащитный комок, заколоченный рёбрами слева.
Снова стонет немая ночь,
и по небу текут, рассыпаясь,
звёзды слёз исстрадавшихся ангелов.
На искусанных до крови
поскользнулся надорванный вой,
накрывая мне грудь неподвижную саваном белым.
Только в воздухе пахнет весной,
что смывает обиду и зависть
с тонких граней забытых любовью сердец окровавленных…
Я пожарами затяну
покрывающие тебя льдины,
впрысну весь яд любви, что в мозгу был,
поцелуями подожгу
и заботливо окроплю
твои веки, занесённые инеем,
и судьбу свою перегну
поперёк золотой середины,
чтобы выплеснуть тебе годы на губы,
и, заломленная в дугу,
громче всех тебя полюблю
и в могуществе своём стану ещё бессильнее.
Я безжалостно разорву,
пережёвывая, амбразуру
на душе, чтобы на боль свою опереться;
беззастенчиво поскользнусь
на царапинах чьих-то ласк,
продолжающих жизнь мне отсчитывать.
Я, наверно, умру
от перепадов температуры
того самого поэтиного сердца,
норовящего утонуть
в беззащитности чьих-то глаз
и забыться в переплетении губ чьих-нибудь.
Я останусь лежать в пыли,
перетаптываться на развилке
вместо выбора между скукой и своим прошлым.
Мне не хочется снова гнить,
вспоминая, как чью-нибудь спину
заволакивало серой дымкой прощания,
когда Бог слёзы лил,
по любви моей были поминки,
а меня, прижимая к себе, утешающий дождь мыл;
когда самые чистые дни,
закреплённые чувством единым,
провожала с уже чужими плечами я.
Боже, дай небесам расцвести...
Ты сожми мою руку покрепче
и перетащи меня в следующее утро.
И сотри эпитафию с плит…
И прерви торжествующий реквием…
Или встреть мою смерть – попроси хоть немного поспать её…
Я и мук не прошу отпустить.
Всё равно меня время залечит,
а всю боль мою лаской по людям просыплет, как пудрой.
И когда во мне говорит
утомлённое и безответное,
пусть в смирении ждут мои губы, целуя распятие.
Свидетельство о публикации №114112002974