На десятый день

За окном - ни души, камыши да болото,
В доме сыростью пахнет и мышиным пометом.

Целый день босиком ходит ветер по крыше,
Муж, как в детском стишке, притаился повыше,
В тихой пристани с приступом, с легким испугом.
Мир давно состоит из отдельных звуков.

Девять дней телефон не тревожит Aрину.
Aринины страхи непостижимы.
Слабо стонет, прерывисто, тихо вздыхает,
Четки событий перебирая:
Как проталкивала нитроглицериновую округлость
Сквозь шершавые губы да пальцем за зубы.
А до этого шарила долго под ваткой
Третьей слева бутылочки и девятку
Набирала, нащупывала единицы.
Как пришли и забрали, сказав "в больницу".

Ночью спрашивала, бывало, уткнувшись в теплую темноту:
"Скажи, ты еще любишь меня, ты лю..."

И знакомый до трещинки голос: "Спи, поздно".
Удивительно то, что так высох воздух.
Муж, предавший ее доброволец-Вергилий,
Всё, бывало, зимой расставлял по квартире
Банки с водою под батареями.
Aрина страхам своим не верит,
Надоевшую, нехитрую арифметику,
Чтоб не сбиться со счета, про себя проговаривает:
Пятый год, как свет перестал просачиваться,
Две недели, как мужа умчали с сиренами,
Девять дней, как свалилoсь с усохшего безымянного
Обручальное, затерявшееся окончательно.