проблемы воспитания

Живёшь, а ничего не понимаешь. Ехал сегодня по Киеву в такси минут сорок. Ловко ушёл от темы Новоросии на разговор «за жизнь».

Таксист средних лет. Вырос на Подоле, где в те годы половина населения были евреи. Таксист говорит: «Когда у меня дети выросли, я тогда только понял суть еврейского воспитания. Мы все хотели быть космонавтами или моряками. А еврейских детей учили быть парикмахерами или ювелирами. И вот они нигде не пропадут, а мы загибаемся».

Я как-то никогда не задумывался об этом. Но сразу вспомнил бабушку, которая меня подучивала: «Смотри, дядя Яша парикмахер – у него всегда живая копейка». Ювелиров в нашем городке я не припомню, но это потому, что мы к ним дороги не знали. А сегодня, правда, есть в городишке пару мастерских. Одна точно еврейская в третьем поколении.

Впечатление о дяде Яше было у меня таким сильным в детстве, что он стал героем даже одного моего стихотворения. Меня стригли только у него, и я присматривался. Ему часто клали десять копеек на стол перед тем, как пойти в кассу. Дядя Яша благодарил. Маленький седой человечек. Я его в городе тоже встречал. Наблюдал за ним, проникаясь идеей живой копейки в его кошельке.

Бабушка, работая в заводском цеху, говорила «портмоне», «кашне» и никак иначе – никаких кошельков или шарфов. С таким лексиконом я бы не вписался в свою среду. Поменял.

Но расскажу о том, куда я ехал сорок минут по Киеву. Ехал на встречу с крупной американской фирмой. Одной из мировых гигантов. Их пригнали в Киев с заданием налаживать связи. Они меня знали и пригласили поговорить. Называть их американцами не верно. Штаб-квартира в Лондоне, сырьевой дивизион в Сингапуре, налоговый офис в Ирландии и Индии, со мной говорил француз Жулиан, внук белого офицера из Калифорнии Алекс и канадец Марк. Заводы у них по всему миру.

В пресс-релизе особо подчёркивается, что в Африке они не используют детский труд, а в Норвегии - не нарушают очарование природных ландшафтов.

Значит, в Африке красотой пренебрегают, а норвежских детей мучают, думаю.

У Жулиана был день рождения, о чём мне Алекс шепнул, выйдя на минуту раньше Жулиана в холл отеля.  Я Жулиана отхэпибёздил. Сюрприз!

Сели говорить.

Им отчитаться нужно, но заодно хотели, конечно, понимать возможности страны для их корпорации.

«Хотим, – говорят, – покупать ваше сырьё, хотим подписать годовой контракт».

Я им говорю: «Нельзя вам с нами годовые контракты подписывать – у нас государства нет. Мы торгуем на споте». Торговать на споте означает продавать только то, что уже произведено и в морском порту лежит у самой кромки воды. А это всегда потеря пяти процентов выручки, что может всю прибыль сожрать.

«А где ваше государство?», – удивляются. Хотел я им сказать: «В Караганде», но вряд ли они поняли бы, хотя Алекс по-русски толмачит слегка.

«Ситуация, – говорю, – такова, что никак невозможно. И особо опасны для вашей фирмы те, кто думает иначе или говорит иначе».

Зауважали они меня за правду. Люди они прямые как жердь. Дело своё знают, а где Украина на карте пару лет назад могли не показать спросонок. Сегодня, конечно, мы главная тема после Эболы.

Но если вдуматься, то Эбола и Украина это одна тема. Эпидемия, причём, скорее в мозге, чем в натуре. И причины однородные – воспитание, если увязывать с дядей Яшей и его живой копейкой.

Прощались тепло. Алекс и Марк хлопали меня по плечу, широко открывая рты и высовывая языки. Артикуляция называется. Жулиан наш человек - не улыбнётся зря.

Обратно таксист попался молчаливый. А от обеда с американцами я отказался. Не люблю я протёртые супы и салаты с травой и пармезаном, а на стейки смотреть не могу.

Пакости заморские.

Всё испортили евреи – даже русскую идею.