Из книги Раздумья 2012г

       Поэма о братстве

Засинели водой хуторские овраги,
Это Волга вошла в островное бытьё.
Невода заблестели тяжелым натягом:
Половодье – и рыбное счастье мое.
На базарчике рыбу, что брюхом крупнее,
На ура! – рыбаки, не скупясь, продают.
Пенсионной валютой оплатят щедрее
Старики, что все лето на дачах живут.
Вот и мне улыбнулась соседская рыбка,
И сырьем, и вяленьем щекочет уста,
Хуторская, в трудах, и не сытная шибко,
Жизнь с рожденья течет, до седого креста.
И погост обветшалый не мается,близкий,
Здесь по праздникам – смех молодой, голоса.
Все слилось на земле этой горькой и низкой:
Смерть,
      рожденья,
              кресты
                и божниц образа.
В хуторских, кособоких и ветхих избушках
По восточным углам – все цветут образа,
Полотенца, расшитые древней старушкой,
Пламенеют мечтой и туманят глаза.
Вот и я свой нехитрый уют обставляю:
Занавесочки, шторки, иконки в углах,
Не желая, но все же я тем прославляю
Веру русскую –
             кровно! –
                в летейских ветрах.
Столько их над Россией – лихих! – пролетело!
Сколько жизней, взахлест, за собой унесло!
Испокон веку только деревня радела,
Чтобы хлебом насущным зерно проросло.
Век лихой! Пашни стали опять целиною,
И земля – не у дел! Травы зреют в полях.
О Россия, какою – скажи нам! – ценою
Платишь ты за измену и смуту в сердцах?
Травит импорт Россию не доброю пищей,
Исхимичена ядом лукавым еда:
Миллионами платим, но плачет и рыщет
В русских хатах живая беда и нужда.
И моё островное, заливное приволье
Поросло травным буйством,
             где спел добрый хлеб.
Безвременье! И нет беспокойнее доли
Жить в России, которая стонет во мгле
Межусобиц стран братских,
                что стали, как орды
На кровавой резне, где венчался Союз.
Две надежды:
          славянство
                и южная гордость
Делят край на ислам и крестовую Русь.
И доколе делить нам
                богатство
                и братство?
И доколь мусульманке
                с славянкой – рыдать
По родным убиенным от рукоприкладства?
Мир, опомнись! Взывает российская мать.
Для любви, для труда
                и для добрых потомков
Выбирались столетье из войн, нищеты.
О империя! Слезы твои, как осколки
Братских стран,
            что сожгли за собою мосты.
И не впрок оказалось единство – в обиду!
Вековой наш союз растащила бандитская тать,
И земля под враждебною стонет эгидой
Братства кладбищем.
              Ей бы – Содружеством стать!
Нет Закона, коль каждый друг друга боится,
День прожит – не накликать бы новым беду!
И читаю в усталых, потерянных лицах
Лицемерья неправду и свою правоту.
И грустим мы о прежних имперских началах,
Где свет братства,
              всевластие – душ! – доброты.
Мы готовы, сошлись у родного причала! –
Плыть в советское завтра, в сиянье мечты…


    Хвала маленьким людям

Не тот умен, кто избежал ошибок,
А тот, кто во время исправил те,
Ты их, в пылу авторитарных сшибок
Свершая, исправляешь не везде.
И рад, что избежал ума величья,
Своим – доволен: маленький, да свой!
Ты прав, уму роскошного обличья
Не по размеру ум житейский твой,
Как не повинен, что рабом родился,
Но коль не стал в миру холуй и хам,
То, где родился, там и пригодился
При деле, при уме, чем и доволен сам!
И все довольны – на своем ты месте,
Хлеб трудный добросовестно жуешь,
Хоть человек ты маленький, но вместе
С тем огромный мир
                и держишь,
                и несешь!
Пусть не тебе дана ума палата,
Но рук талантливей, умнее нет твоих!
Построят и дворец, и простенькую хату,
Чтоб вечно пели детям соловьи,
Да хлеб жнивьем был собран, свят и важен,
Еще важней – буханкой на столе,
Твой ангел знает, как душой отважен
В борьбе за свое место на земле.
И на заре, и под откос закатов
Времен достойно скажешь – имя рек! –
Я прожил в рабстве, но не раб горбатый
И не подлец, хоть грешный человек!
Я прожил жизнь талантливо и мир весь
Пронес Вселенной по родной земле,
Чтоб дети помнили – он, как вчера и как днесь,
Лишь в спелом запахе ржаных полей.
Рук талантливей, умнее нет твоих!..

 
    Венценосная юдоль…

В юдоли венценосной оплачу
И вновь оплачу прожитое время,
И боль – не в боль,
                и лихо по плечу,
Лишь сердце знает его бремя.
Не разрешает – время торопить,
Не разрешает – скоростью томиться:
«Не торопись, ведь, некуда спешить,
А раем мы успеем насладиться!»
Сын далеко – и боль моя слабей,
И тёплый ветер заласкал мне плечи,
А вечерами слышен соловей,
А звёзды и луна, то вам – не свечи!
Тьма бархатна и звёздные огни,
Мерцающие от земного пара,
Как в первый день творенья, и сродни
Последнему приветственному дару.
Как сладко мне укрыться в лоно нег –
Природа – и отец, и мать! – объятий.
Даруй мне, как последнее причастье,
Всю вольницу родных лесов и рек.
Ужели сердце не захочет вновь
Биенью пульса твоего ответить?
Даруй мне, напоследок, ту любовь,
Чем обездолил век на белом свете.
А ветер-то, как юноша весной,
Так заласкал и опьянил, что впору
Забыть, что серебристой сединой
Век подсластил дряхлеющую пору.
Душа моя, доколе, молода,
Ты будешь плакаться в противоречьях?
Сын – далеко, и жизни холода
Давно грозят, как злобные наречья.
Жизнь – не напрасна, и природа – божество…


         Стансы…

1
Живут поэты в ореоле
Обожествленной красоты.
Знать б из какой беды-юдоли
Вздымают к нам они кресты?
Читавшим – крест  их не угоден,
Все ищут розы, а не быт!
Мне в боль, что путь его бесплоден,
А вкус любви давно забыт.
Пленяется он суррогатом:
Любовь!
        Любви!
                И о любви!
Но малого порою надо,
Чтоб замолчать, всего любви,
Любимых рук и глаз влюбленных,
Когда ум ласкою повит…
Их нет – и шепчет упоенно:
Любовь! Любви! И о любви!
И я с тобой, Марина, стоном
Не укрощённой, в огнь, крови
Звала страдальчески-бессонно:
Любовь!
        Любви!
                И о любви!
Вот для чего поэты пишут,
Чтоб раз прочесть – и до конца
Вела любовь рассветом вышним
И до крыльца, и до венца…
                -------------
Увы, в наш электронный век
Стихи, плоды  любви безгрешной,
Вкушая, редкий взгляд небрежный
Отметит:
         се
              был
                Человек! 

2
Хоть мне архаика чужда,
Измысл понятно-близок речи,
Евангельских твоих наречий,
А мысль! Как страстна, как горда!
Верней, не мысль, а страсти груз
За образами величанья.
Как искренне твое дыханье!
Мое –
     я тщусь! –
                слилось в союз,
В союз душевного добра.
У нас с тобой одни истоки,
Одни возвышенные строки,
И детства светлая пора.
Тот век, отеческим крылом,
Нас приголубил – ему рады!
И нет душе святей награды:
Добра узревшее чело.
И над челом, как благодать,
Сиянье выси негасимой.
Одна у нас с тобою мать:
Печаль да матушка Россия.
И общий Татианин день,
И равноапостольной – день – Ольги,
И солнца блеск, и ночи тень,
И вечное теченье Волги.
Один язык – наречий два:
Я – пушкинским словам молилась,
Ты – намолила свет-слова,
Дивила всех, сама дивилась.
Но сказаны – не изменить! –
Соединенные любовью,
Не усмиренной женской кровью.
Им править бал и в душах жить.
О Татиана…

3
От троп венчальных белый конь рассвета
По росам, обагренным, и камням
Над кончиками трав взлетает в лето
На золотых крылах распятий дня.
Жизнь равнодушной вечностью мешает
И совестливо серебрит виски,
Распятые творенья воскрешаю
Цыганским солнцем и вином тоски.
Полынными венками изукрашу
И лебединой песней лебеду…
Всласть напилась б твоих медовых брашен,
Чтоб горько-сладко было и в аду.
Слетятся феи всех мастей, поверий,
И без узды, звезда влетит, как конь,
Чтобы любовь –
               безлюбьем
                вдруг измерить
И полюбить –
             слетевшихся в огонь…

4
О нежность, тыщу лет подряд,
Не помнящая друг о друге,
Когда мы – ах! – почти подруги
Среди друзей, врагов, петард.
Гремучая взорваться смесь
И рада бы под светлый праздник!
Но повода не сыщет здесь
Злословью ни святой, ни бабник!
О нежность…


          Парнасовцам…

1
Как мерзко мне со скорбью мировою,
Когда забыт предел злу и добру,
И сладкой соловьиною порою
Мечтать о днях, когда они замрут,
А соловья убить – душе отрадно…
Да, скорбь! Куда уж мировей! 
В намыленной веревке припарадно
Висеть среди ликующих ветвей.
О скорби мировые декаданса,
Знакомы с ними Кьеркегор и Фрейд!
Вам девку б попышней да без романса –
И тьма падет, и воцарится Свет!
Да народить в запале соловьином
Десяток толстопузых чертенят!
Вам это – не божки из обожженной глины
От разноглазых фрейдовских бесят,
Да накормить, поднять к подножью мира,
Глаза на лоб чтоб лезли от забот,
И скорбь миров, повесившись как лира,
Слезами счастья оросит ваш род.
И будешь счастьем обряжать закаты,
Вкусив грехов отцовства в благодать,
А баба, Божьим промыслом крылата,
Все новых чертенят тебе рожать.
И станешь сам и ангелом, и чертом,
У Господа прося на это сил,
И за житейским кругоразворотом
Глядь, мировую скорбь и победил!
А если повезет – Бог тебе кум и сват! –
Ты ангелочков сотворишь из бесенят…

2
Чем мы тешимся, стая поэтов,
Улетающих в вечность тайком,
Да надежды оплакав при этом,
И сидящих в раю рядком?
За седыми, слепыми очами
Затаилась вся жизнь не на бис,
За обличьем ли, за образами –
Не дотянешься, как не тянись!
Юность, счастье, любовь окрылённо
Улетели в иные миры,
Друг от друга не надо смятенно
Ожидать, как в награду, дары
За свою отсиявшую душу,
За изломанный жизнью полет…
Ты пиши для себя и не слушай
Злого слова, что по сердцу бьет,
Ты не слушай, лети в поднебесье!
Ведь, осталось так мало летать!
Улетают поэты, а песни
Остаются по ним рыдать.
Чем мы тешимся стая поэтов…

3
Поэзия – считается! – в стихах,
Где нет житейской, грешной прозы,
Свет Божий воспевает в облаках,
В земном – любовь в шипах и розах,
Владычество возвышенной любви
И слов, издревле оброненных…
Ничто не ново в мыслях и крови,
Однажды в мир произнесенных.
Мысль человечья в замкнутом бегу,
Не уходя, рождалась снова.
Поэт – звено в сквозном информкругу,
К нему спешит мысль от другого.
И он забыл, да и другой забыл,
Мысль в том пространстве остается,
И каждый счастлив:
                мысль –
                свою! – 
                открыл,
И связь времен тем не прервется,
Где быт разнообразно-прихотлив!
Сегодняшний – слав не достоин,
Прошедший – тянет властно, как отлив,
Поэзию чтить в нем пристойно!
А я – в назойливом быту-аду
Все ошибаюсь, горько плачу
И призываю счастье и мечту,
И боль за этим счастьем прячу,
Житейскую – от сына и мужей,
Что не легендой древней мерить!
Вот, она горькая! И мне ужель
Разнить
       поэзию
             и веру!?
Мне боль – поэзия и вера…



В душе всему найдется время…

1
В душе всему найдется время –
И старым винам, и камням.
Неведомое древним бремя 
Отыскивать мысль – о сезам! – 
Пью, до прозренья, обретая
Рожденье мысли золотой,
Своей –
     в чужой.
         В том – суть святая,
Сотворчества смысл непростой
Рождается в страде и боли,
Иль в наслажденье от любви…
Купелью стих сольет – не боле –
Волненье сердца и крови.
Разбрасывая, собираю
Каменья драгоценных фраз.
В них я люблю,
            в них я сгораю
Бессонницею до утра,
В плену твоих желанных рук
Сгорать б, а не слезы угаре…
Рожать стихи из нежных мук
Дано судьбой в неверном даре.
Мужским ли, женским, все одно:
Все муки творчества – искомы –
Соитья древнее вино,
Перебродившее изгоем!
Соитье страсти на двоих,
Зачатьем мысли и потомства.
От генного –
          суть! –
               вероломства
И твой  младенец,
               и мой стих.   
В душе всему найдется время…
   
2
Поэтом родилась я неспроста,
И все, о чем век мать моя мечтала,
Впитала, и с прекрасного холста
Её души  слились мои начала.
О, сколько пройдено чужих путей,
Опробовано столько чуждых поприщ!
Из всех идей  мне не было святей
Иллюзий Абсолюта, в тайне торжищ,
Игр, чередующихся, словно рой
Летящих облаков в бездонной выси.
Душа искала праведный покой
В любви, мечте и обретенной мысли.
Но, преткновеньем, обрела полет
Поэзии, рожденной вдохновеньем,
Отдохновеньем от мирских забот,
С лукавым Абсолютом в единенье.
То единенье – страстностью зови,
Душа
   к возвышенным пределам
                рвется,
А в жизни  облаками тает, рвется
Связь
    и времен,
           и судеб,
                и любви…

3
Да, все свои печали рифмовала,
Отмаливала душу от невзгод
И на порог удачу призывала,
С надеждами сплеталась в хоровод.
Стихи – моих волнений грустный слепок,
Вернее, снимок кадровый кино,
И что в душе металось страстью слепо,
В них обрело прозрачности вино.
Сливала боль – и сердце принимало
Покоя нежность, отсвет чувств простых.
Поэзия судьбу предначертала,
Она – владычица, и раб – мой стих.
Пусть чья-то укоряющая воля,
Тебя, владычица, не пустит в твой чертог,
То домысел ее – поверь! – не боле,
Иная воля есть, а в ней – сам Бог.
И все, написанное слогом не напрасным,
По Божьему наитью и суду,
В твоей душе откликнется пристрастно
И в день, пока живу,
                и в ночь, когда уйду…

4
Нет в поднебесье слаще бытия,
А смерти тень, чтоб радоваться жизни
В ином обличье, не таком, как я,
Нетленном! – буйством трав на грустной тризне.
Пусть радуются звездам соловьи,
Я упилась восторгом безмятежным,
Живым блаженством тела и аи,
Безбожным, но от этого безгрешным!
И мороком сияющей грозы,
И обмороком грома – сумасшедшим! –
Под струнами живительной росы
Ромашек, запрокинутых в блаженстве.
Нет в поднебесье слаще бытия,
От прелести живой земли и тела,
Я радовалась жизни, как умела,
И горевала всласть,
                в том –
                суть моя.
Гремят в мирах о нем, взамен меня,
Теперь пусть птиц блаженные наречья,
И звезд влекуще-трепетные свечи
Других – сведут с ума на кромке дня.
           --------
Да, дикая природа мне мила,
Хоть от добра не отличает зла,
Но боль с восторгом, сочетав умело,
Счастливым упоеньем тешит тело!
Нет в поднебесье слаще бытия…

5
То ли – льдины, то ли – облака,
Утекает вечности река
И над городом святого детства,
И в квартирах, где не ждут пока.
Всем грозится вечность, утекая,
Не в аду,
        так хоть
                в раю стиха!
Ну и мне – лукавая! – грозит:
Бесконечность – твоей жизни щит.
Не хотела б вечности я божьей –
Хоть измлада дым кадил курит! –
Пусть грозит стихам моим – иная,
Ну а божья, пусть, и не грозит!
Как хотелось вечности, по-женски,
За любовью ли, прощальным жестом:
Было б верным сердце твое, друг,
В вихре жизни, в смерти, в вальсе венском,
Все – без слов…
            Хоть этого греха
Не случалось в вечности вселенской.
То ли – льдины, то ли – облака,
Утекает вечности река…

6
По-рабьи и неотвратимо
Уйду, в свой рок и дольный срок,
Одна, как перст. Но негасимо
Миг жар стихов моих сберег.
Они – наследники живые
Дум отошедших и тревог,
Младые девы, огневые,
Пригубят их в заветный срок.
Нет, не как вина, что от срока
Способны уксусом предстать,
Живою
     прелестью
             потока
Им долго жить и трепетать.
И чистой влагою упившись,
Помянут – в три-щепоть перстом! –
Покойно в вечном счастье спите,
Коль счастья не нашли – в земном!
И пусть оставшуюся вечность
Вам в рощах ангелы поют
О том, что Богом сын отмечен,
И что в раю обрел приют…
 
7
Слова! Слова! О – назначенье,
Словарный стихотворный ряд!
Слог поэтических волнений
С душевными–сливаться рад.
И все «аще», все эти «дабы»,    
Как символы былых пластов
Летейских вод, что метят штампом
Витийство мыслей и листов.
Рожден Поэт
          от сего века,
Пророчит –
          от сего лица!
И все измыслы человека
Близки ему, но… ждет венца
В грядущих днях и поколеньях.
О, неизменна суть души! 
Слогов простых стихосложенья
Нам внятны, но порой грешим!
И если век грядущий грозен,
Нет патриархальной простоты,
Ответить на его вопросы
Кто? Где? Когда?
           Вряд ль сможешь ты.
Кто? И зачем дано родиться?
Где жить? В каком конце земли?
Когда? И сможешь ль пригодиться,
Какой подвластен ты любви?
Жестокий век вещает нравы,
И слабый, грешный человек
Идет на поводу у славы
Той, что диктует праздный век.
Коль час безжалостен, как выстрел,
Успеешь – жив,
          промедлил – смерть,
То в поэтической палитре
Не блещет дней сих круговерть.
Информвек секса ждет измлада,
Растленья душ и тел, как месть.
Стал Интернет исчадьем ада,
Секс для детей – и Бог, и честь!
Порывы страсти благородной – 
Летейским отданы векам! –
Влились в стих, зовом всенародным,
Как христианская тоска.
Иной уклад!
         В огне – эпохи!
Огонь за веком по пятам,
Иной язык, иные строки,
Лишь боль все та ж, как у Христа:
Боль – от разлук с любимым взглядом…
Секс – смыслом, коль любовь жива!
А боль поэтам век наградой
Дает пророчить:
            жизнь – права!
Права –
       в зачатии младенцев,
Права –
       в проклятье стариков…
А стихотворные коленца
Оставьте торжищам веков!..
 
8
Не в тяжких, горестных трудах
Рождается златое слово,
И не подобием креста
Оно влачится бестолково.
Нет! Стих, как талая вода –
Такой лишь знаю, принимаю! –
Легко и сладко, без труда,
Врывается, как вестник мая.
Златится буйная строка
И в наслажденье, и позоре,
Взлетает птицей в облака
И свет струит на смерть и горе.
И сколько этих буйных строк
Мне сердце в грусти оживляли
Экстазом счастья и печали,
И всем словам
            нашелся срок.
В том – поэтический исток…

9
Тьма судеб! И защитой от врагов
Приставлена к нам трепетная муза,
Она в летейской дарственной богов
Назначена, в знак верного союза.
На всяк удел – дар предопределён:
Застолья муза, и звезда удачи,
А мне – приставлена в чреде времён
Скорбящий ангел сына – муза плача.
Сиротству, от рожденья до конца,
Стареющая муза, что почила,
Скрепила полукружия кольца
Слезой возвышенной – и мне вручила.
Тем перстнем, не тускнеющих оков
От Божьих повелений и сердечных,
Чужой – среди своих, среди врагов
Я проходила жизнью быстротечной.
Подвластно, муза плача, входишь ты
И в юность страстную,
            и – горько – в старость
Слезой восторга и слезой беды,
Сливая в кубок влагу боли яро.
Пью век испепеляющий настой,
Бодрящий изнывающую душу,
И принимаю истиной простой
Одну любовь
        и в зной,
               и в мрак,
                и в стужу
В летейской летописи богов…

10
Кто-то Моцарт, я – поэт,
И стихи – светло-печальны,
Горести и счастья свет
Музыкою изначальной
Прозвучит мне и в ночи.
Как молитву их читаю,
Потрясенно замолчит,
Вслед земной мольба святая.
Начитаюсь, как напьюсь
Чистой ключевой водицей.
Где ты моя радость-грусть,
Привечаешь друга птицей?
Да не просто воробьем –
Раскрасавицей жар-птицей,
И не просто мы вдвоем,
А блаженны, как не снится!
Отоснились –  корабли,
Отоснился – парус алый…
Нет  святей моей земли,
Ни – великой,
          и ни – малой!
Где-то кров, а где-то дом,
Хоть везде теперь мне сладко:
Только хлебушек был б в нем,
Будь шалаш он иль палатка.
Только б крыша да тепло,
Да заботливые руки…
Было ль, или уплыло
Счастье рыбкой у разлуки?
Мне теперь все в мире – дом,
Лишь бы хлебушек был в нем,
Люди все – моя родня,
Лишь не бросил б ты меня…

11
Нет! Не цитировала строк
Великих, признанных поэтов,
Лишь млечной пылью звездных ног
Я задыхалась в жизни этой,
Не помнила священных слов,
Они  в душе укоренились
И проросли строкой стихов,
Что от моей
           любви
       родились.
И вот, когда на склоне лет,
Вернулась снова к их величью,
То убедилась, что поэт
Страсть облачает лишь обличьем
Сиянья нежности простой,
Естественной, словно дыханье,
И потому строкой святой
Бессмертье обрело признанье.
И каждый век свою строку,
От Бога, люда и наречий,
Пророчествует в их кругу
Страстями в душах человечьих.
Моя строка обожжена
Пожаром века потрясений,
Так выстрадана, что полна
Банальностью, святой как терний,
Хотя банальность и сродни
Той гениальности беспечной,
С которой, как из западни,
Шагается великим – в вечность.
Мне с вечностью  не по пути,
Моя дорога – до порога:
Успеть б Слова в душе найти,
Чтобы направить сына к Богу…

12
Утешенья мне от вас не надо!
Все мои награды – у меня:
Облаков разбредшееся стадо
Гонят ветры, в проводах звеня.
Да и я – на дудочке играю,
Стихотворным ритмом теша слух,
Свято помня и не забывая
Нежность  отживающих старух,
Плачущих от горького сознанья,
Что свет душ не окрылен детьми.
Старость, словно вечность мирозданья,
Облегчает жизни их лимит,
И молитвой материнской веры,
Чтоб детей  наладилась судьба…
Ждут по-матерински отчьи двери
Даже и с позорного столба
Совести, заблудшей грешной смутой,
Злобствующей страждущей поры:
Понимают матери и ждут вас
До своей отмеренной поры
Жизнью им разыгранного срока…
А за смертным холодом пути
Светом озарят твою дорогу,
По которой должен ты пройти
С верой и надеждой неизбывной
В то, что Свет согреет и спасет,
Материнский Свет лучом призывным
Осветит твой праведный исход.
Утешенья мне от вас – не надо…


  Я жизнь опять переиграла…

1
Я жизнь опять переиграла,
Чтоб жить в Отечестве святом!
Все камни перецеловала
Душой и взглядом, и перстом.
И поименно окликаю
Всех, кто по детству рядом шел:
Анюта, Тихон, Поля, Рая,
Других, роднящихся еще.
За родовыми именами
В застившей –
            счастьем! –
                синеве
Знать не хочу, что нет их с нами,
Раз  жить дано лишь с ними мне.
За днем прощания – отпетым –
Живей, родней  мне  не найти,
К вам, Лидонька, бабуля, деда,
Направлены мои пути.
Мне с детства –
              словно крест на плечи! –
Не спутать ваши имена.
И звезды жгут над вами свечи,
Тоской упившись допьяна…

2
Адам ни мужем, ни поэтом
Не стал б, отвергнув райский плод,
Но Божьим вопреки заветам
Познал, как плод запретен тот.
Запретное – увы! – нам слаще,
Влечет загадкою дразня,
Так женщины стыдливый плащик
Волнуется, к себе маня.
Ты женщины зеленоглазой
Не провожай манящий плащ:
Ей нужно все,
            ей нужно сразу,
Ты этого, Адам, не дашь.
Но все равно земная Ева
В плаще стыдливой наготы
Запретным яблоком у древа
К себе направит вновь следы.
И вновь, забыв о первородстве,
Что твоего ребра та – плоть,
Ее запретное господство
Ты примешь
         божеством
                в щепоть,
Перекрестив себя и деву,
На свой брачующий союз,
Чтоб искушающую Еву
Пленить семейственностью уз.
И ты бы не был человеком,
Не пожелай сей райский плод.
Так
   заповедал Бог
                от века,
Чтоб на земле продлить свой род…

3
Не прокатить обоза без колес,
Без струн и скрипку –
                ты смычком
                не мучай,
Так без любви душа слепа от слез,
Хоть, в помощь,
              нам друзей
                назначит случай.
Как не прокатит воз – на колесе,
Так и судьба без дружеских усилий
Не совершится, и в ее стезе
Не затеряться тебе, друг мой милый.
Красно восходит солнце в синий лес,
И на закате диск красно пылает,
Так неизменно, в счастии и без,
Любовь горит и сердце согревает.
Жалка премудрость – обмануть любовь,
Когда душа доверчиво избыта,
Без клятв торжественных и вечных слов.
Лишь поцелуй –
             и все опять забыто,
Лишь поцелуй –
             и поздно подавлять,
Щитом надвинутую –
                в ласке! –
                гордость,
И свой порыв отчаянно скрывать,
А твой – решать, как азбуку сканворда.
И что решать, когда вдруг и без слез
Судьба назначила нежданно встречу…
А скрипка,
         друг
             и сломанный обоз
Даны, как рук кольцо, на наши плечи.
Починим с другом сломанный обоз.
И струны скрипки мы переиначим.
Пусть сыплет
            нам любовь
                охапки роз
Над нашей нежностью, смеясь и плача…

4
Мне жизнь – не в тягость, не в беду,
Дружу я с временами года.
Не убиваю, а пряду,
Как Парки, времени природу.
И вечности тем не врежу,
А верую в предназначенье –
Прекраснейшее, с сотворенья! –
Природы и души межу,
Чтоб мудро, просто век дожить,
Поддерживать существованье
Не горестным трудом страданий,
А счастьем от сознанья – быть.
Дружу я с временами года,
Не в тягость жизнь мне средь невзгод,
Свет, силу доброго народа
Моя душа в себе несет,
Его заботливую нежность,
Что помогает в сфере братств,
Нести той доброты безгрешность,
Единственной из всех богатств.
Мне жизнь – не в тягость, рядом ты,
Сын – воплощенье доброты…

5
Нет, судьба у меня иная,
Мое время всегда со мной.
Прошлое – Кодексом Синая,
Будущее – горькой слезой скупой.
Мои песни – не литургии,
Хоть и боли Господней сродни,
За сюжетной драматургией
Неприкаянность чувств и страны.
Нет времен для меня на свете,
Все сольется в последний вздох,
Он прощально стекло отметит
И навек уведет на восток,
Чтоб сиял за земной круговертью
Абсолютной истины знак –
Вопреки злой поруке смерти! –
Свет Любви в громе звездных атак,
Чтоб душе доброта осталась,
Что поймет и глухой, и слепой,
И сыновнее сердце впитало
Доброту с материнской слезой.
Осознало – не в раз! – но навечно:
Все пройдет, но останется нам
Только нежности бесконечность
И – Роденовская весна.
Нет, на будущее не покушаюсь…


    Превратности материнской любви…

***
Стремись – высоким! – подражать.
Достойным! В этом суть учёбы.
Примером  может стать и мать,
Коль всё вокруг – хамьё и жлобы.
Но только – не своим друзьям,
Давно забывшим честь и совесть,
Олигархическим князьям –
Бесстыдство их то ж нам не в новость!
Стремись – Герою! – подражать.
Христу,
       Трудяге,
               Цицерону,
И, наконец, сумей понять,
Что справедливость, а что – зона.
Добро и честь: не укради,
Не лги и не бесчести матерь,
Скажи безделью – изыди! –
Как злейшему
            из бесов,
                на день.
Безделье – гнуснейший порок,
Отец развратнейших пороков,
Не вытолкаешь за порог,
Положишь край своим дорогам,
Ведущим в трудовую жизнь,
Где всё –
        и подвиг,
                и паденье!
А жизнь – проста, как может жизнь,
В трудах,
         игре,
              в предназначенье.
Коль станешь подражать друзьям,
Бесчестным скоро станешь сам…

***
Есть люди, чья судьба грустней
Твоей печали – тем утешься! –
Поет в сиренях соловей,
Так вдохновенно-безмятежно.
Обняв ветвь зябкую, замри
От юного благоуханья
На кромке гаснущей зари –
Как знать! – прощального свиданья.
О эта свежесть вечеров,
Блаженна чувствам, до озноба,
Дыханьем сладостным ветров
И привкусом пасхальной сдобы!
Апрельские цветы  сладки
И одуванчиков, и вишен.
Недосягаемой руки
Заветный зов уже не слышен,
И затаенная тоска давно забвения не ищет,
А уплывает к облакам,
К заоблачным пределам вышним.
И за тебя, сынок, молюсь,
Чтобы сбылись твои надежды,
Порывом сладостно-безгрешным.
Я в синей ночи растворюсь.
Сойдет мерцающая ночь
Кипением садов цветущих
И грусть-тоску прогонит прочь
Надеждой на удел наш лучший.
Сады,
     апрель,
            Бог,
                ты да я…
Нам жизнь волной цветущей блещет,
В ней – смысл земного бытия:
И боль уйдет,
             и Бог утешит.
Ведь, есть люд, чья судьба грустней…

***
И в опьяненье от вина –
Сойдешь в мрак дня, без наслажденья,
И лишь в любви душа полна,
От ласки сладким опьяненьем!
И лишь любовь пьянит, в отрыв,
Что забываешь мир насущный,
В бреду, в чаду ее игры
Ад обретаешь – раем сущим!
Но не жалей ее страды,
Пьянея в боли и в восторгах.
В ней – все за гранями черты
Душ бескорыстия и торга.
И чья любовь сорвет вольней
Замшелость будничных привычек,
Тот плачет слаще и больней,
В нем – сердце не сгорает спичкой.
Горит неведомым огнем
Любовь томительно и вечно,
Чтоб поэтическою речью
Душа
    к тебе
          взорвалась
                в нем!

***
Довольствуйся собой –
                и ты –
                богач!
Самодостаточность – опора в жизни,
И пусть судьба, заезженная вскачь,
Беды копытом над тобой зависнет.
Сам уклонись!
             Не жди
                иных подмог!
Нередко лучший друг в беде обманет…
Ты –
   сам себе
           и лучший друг,
                и бог,
И сам себе – опора в вражьем стане.
А, если уж без дружбы, невтерпеж,
Ты благородством измеряй честь друга.
Коль друг за пазухою прячет нож,
Окажет тебе скверную услугу!
Порой, отнюдь, не ножичек лихой –
Подаст наркотик с банкой «крокодила»,
Заплатишь ты ему за все с лихвой
Своей душою, телом и квартирой.
При нем тебе  не избежать беды,
А ты – открыт, доверчив, без опаски.
Доверчивых, под властью наркоты,
Под властью «друга», ждет беды развязка.
Довольствуйся собой –
                и ты –
                богач,
Самодостаточен –
               а, значит,
                жив и зряч!

***
Не может человек без мысли жить,
Особенно под старость. Мыслей стая
В прошедшем и сегодняшнем витает,
А в будущем – боится! Лучше – быть!
День в старости короче юных дней,
Напрасно, сын родной, свой век торопишь.
О старость, одиночество – больней
И безнадежней, вот она и ропщет!
Так хочется, успеть все передать
Тебе, сынок, свой опыт и измыслы.
И кто ж тебя направит, как не мать,
Подскажет выстраданные мысли?
Безлюдство одиноких вечеров
Мечтаю отогреть теплом домашним,
По-дружески нехитрый общий кров,
Достойно провожал чтоб день вчерашний.
Не на компьютерной висел игле,
Считая труд, учебу, жизнь – не нужным,
Ученья хлеб на письменном столе
Необходимостью стал в нашей дружбе.
Текли бы мудро наши вечера
В насущных спорах о насущном хлебе,
И каждый этой дружбе был бы рад,
А стаи таяли в домашнем небе
Счастливой старости моей
                и юности твоей…

***
Вода ушла в нагретое пространство,
В траве оставив тучи комарья,
И даже днем просторы, словно в трансе,
Темнеют от сосущего тварья.
От комаров, как в пушкинские веки,
Безлюбьем лето иногда горчит,
Глаза прикрыла, и, вскочив на веки,
Мерзавец, жаля, радостно вопит.
Вода ушла, деревья оголила:
Чернеет ствол, где билась – день назад,
И кучевыми – небо завалило,
Знать, снова дождь иль майская гроза.
А я все жду грибов, дожди – неделю!
Жду благостным подспорьем, на прокорм,
И лишь рыбак сидит чумным Емелей,
Рыбешкам скармливая свой прикорм.
А рыбы – нет. То ль – браконьеры взяли,
Отнерестившись, то ль ушла в реку,
Но рад чудак и той рыбешке малой,
Что тетерев – на утреннем току.
Да Бог с ним! Чайки тоже улетели,
Запахло остро тиной и рыбьем.
Мели язык, теперь  твоя неделя:
Поэту все – добыча,
                все – живьём,
Все дышащее – славная добыча,
Трепещет мир на кончике пера!
Я возвела в незыблемый обычай:
Поутру – стих созвездию добра.
Хочу добра! О, как хочу покоя!
Они в стихах и в сердце, как зарок,
Умиротворенною лились б рекою,
А горе отступило – дай-то Бог!
И все мои сердечные метанья
Утишил сын, взяв за узды судьбу.
Призывно шлю святые упованья
И материнскую свою мольбу.
Пора, пора – пока златое время! –
Возделывать свой жизненный посев,
Уж скоро понесешь сам  жизни бремя:
Ты – львом родился!
                Стань же, аки лев!
Не зря созвездья для тебя сложились
И начертали путь достойных дум,
А ты прими, сынок,
                уж сделай милость!
И львиное достоинство,
                и ум.
Не игроком в придуманные игры
Стать уготовила тебе судьба,
Достойным стать божественной секиры,
Чтоб вечная со злом
                велась борьба.
Ты – мягок, добр, друзьям своим – утеха,
Но бисер пред негодным не мечи!
Учеба, труд, семья – святые вехи,
И лишь в конце –
               плач жалостной свечи…
Но до конца – как знать, ведь, все мы – смертны! –
Свершить написанное на роду,
И, главное, достойно, худо ль бедно…
Ты – лев!
         Своей судьбы зажги звезду!
И я, где б ни была, одною думой
Благословлять тебя готова век,
Чтоб стал ты не бездельником безумным,
Чтоб молвить гордо:
                Се был –
                Человек!
Дай-то Бог!..

***
Вся бабья жалость и любовь,
И материнская, в придачу,
Тебе досталась на несчастье,
А может, счастье – болью слов!
И той любви не отвести
Мне от тебя, сынок любимый,
И даже в позднее – прости! –
Она течет неотвратимо,
В твои неверные дела
И отстраняющие руки…
Всё выправляла, как могла,
Закостенев в сердечной муке.
Твои убеги, до поры
Отчаянного страхом стона,
Я приняла, как дань игры
Твоей судьбы с огнем бессонным.
Огнем, сжигающим дотла
Заветы веры и устои.
Поверь, родной, игра не стоит
Свеч, как бы ставка не звала!
Коль уж игрок – в судьбу играй,
В ее возвышенные звоны,
Призывы счастья и добра,
А не рыдающие стоны!
Игра в смерть!– насмерть обожжет
Твой отрицающий рассудок.
Смотри, как зло не бережет
Мать бедную твой друг-ублюдок!
Не насладишься солью слез –
Она пластом на сердце ляжет
И высушит мозг, и накажет,
Убив любовь. На то – игра!
Не в горе – горечь в перехлест,
Но  в жесткости поры сей грозной,
Мальчишьим бунтом, недоростом,
По краю бед бредет, в весь рост!
Бредет по лезвию ножа,
Что распорол и жизнь, и старость.
Мир рухнувший
             обломком сжат,
Прессуя и печаль, и радость.
В обломках мусора бредут
Отчаянные наши дети.
Обрящут ли иль обретут
Свет радости на этом свете?
Не темноты от наркоты,
А счастье –
          от труда
                и света,
Чтоб жизнь была теплом согрета
В дыханье  Божьей  простоты,
В спасающей Господней воле
И материнской сладкой доле,
Когда все в мире –
                только ты,
Мой ангел сбывшейся мечты…

***
Март, вновь зима вернулась в вешний мир,
Свистя, садами ветер пролетает,
Забыв, что снег давно ручьями тает,
И солнцем, ввечеру, сиял эфир.
Под погребеньем тяжких, серых туч
Качнулись холодом сады тревожно.
Вишневый сок по веткам осторожно
Уже течет, чтоб встретить жаркий луч,
От холодов устав, теплом упиться,
Приветить блеском крон птиц дружный хор,
А ночью, в звездной мгле, в всхлип, насладиться
Каскадом трелей, до раскрытых пор.
И в наслажденье сладостью безгрешной
Смолой от счастья, брызнуть, как слезой…
А вишни, абрикосы и черешни
Ждут, чтоб упиться, допьяна, грозой.
Так и душа больная изнывает
В враждебности твоих лукавых слов
И каждый миг, страдая, призывает
Тепло любви из холода грехов.
Март, вновь мороз…

***
Вот и жду я тебя целый день,
Снова ты от беседы сбегаешь,
И наводишь мне тень на плетень!
 Материнских забот  не встречаешь.
Как мне путь твой направить к труду,
И к достоинству мысли и чести?
Я давно не надеюсь, не жду
От тебя ни сочувствий, ни вести,
Что открыл, наконец, жизни смысл,
Отыскал ты заветное дело,
И науки гранит свой догрыз,
В жизнь вступил, окрылено и смело!
Вот и жду, и не чаю, а  в лёт
Небо ласточками утешает,
Прихотливый высокий полет
Непогоды нам не предвещает.
Чаю, крылья неверной судьбы
Над невзгодой житейской расправишь…
Нет побед над собой без борьбы,
Чаю, 
   род свой,
           сынок,
                ты прославишь
Благородством – твоя в том судьба!
Радость сердца – в достоинстве честном!
Жду, когда отметелит гульба,
В этом мире отыщешь ты место.
Ведь, у каждого в жизни – свой путь,
Лишь успей на него,
                сын, свернуть!

***
Где-то травы любятся с звездой,
Где-то ветры злые гнут деревья.
Огонек свечи,
            ночь,
                на постой
Просится сверчок из сказки древней.
Сон приснился солнечно-цветной:
Голос сына, песня, фортепьяно.
Он оставил музыку давно,
В современных ритмах бьется, пьяных.
А во сне – несбыточной красы
И мелодия, и голос свежий,
То судьба качает, как весы,
Его душу, вновь надеждой теша.
Мальчик мой, я слышала, ты пел!
Наслаждалась и благословляла,
 И молюсь, остался б только цел!
Песен мы с тобой споем немало.
Лишь сумей ты сохранить себя
Меж врагов под дружеским обличьем,
Радующихся честь твою губя,
Позабывших совесть и приличье.
Душу светлую твою сломав,
Жизнь ломают злые други, нашу.
Береги себя,
           знай,
               там,
                где тьма
Только зло хозяйничает вражье!
Зло друзей твоих разводит нас,
Им противостать мне не по силам…
Мальчик мой,
           пропой мне
                еще раз
Наяву, а не во сне бессильном…

***
Вот – Чистополье,
                что же дале,
Доколь испытывать судьбу?
Все те же небеса и дали.
Все та же боль звездой во лбу.
У лебеди-царицы тоже 
Тот знак, тот свет из темноты
Струится под прозрачной кожей
Знаменьем сфер и полноты
Всех совершенств и предсказаний,
Как вожделенная мечта…
Мой свет – от боли и страданий,
В нем отразилась маята.
У той – надежда на признанье
Предначертаний и судеб,
А у меня – лишь отрицанье
И скудный материнский хлеб.
Ей – суждено царем гордиться
В сени счастливых королевств,
Мне ж – окольцованною птицей
Кружить над сыном, без наследств.
Ты позови – и я приеду,
Чтоб переиначить твою жизнь,
Не праздновать свою победу,
А жить судьбой, в которой – смысл.
И пусть царицы торжествуют:
Их с белой ручки не смахнёшь!
А нам бы  выжить и простую
Судьбу найти, за медный грош!
А нам бы – хлеб,
               работа,
                отдых,
Чтоб сил хватило  оживать.
Её – лебяжьи! – мне заботы,
Чтоб не страдать, не горевать…
А звезды –
          все-таки
                прекрасны
Тем, что рождаются мечтой!
Но ты, сынок мой, месяц ясный,
Из сказки, видимо, другой…

***
Ты далеко, а кажется, что рядом –
Твой взгляд, твоя мальчишеская стать,
Не дотянуться до тебя мне взглядом,
И остается только вспоминать,
Как детство мы безудержно прожили
На вольных ветрах, на скупых хлебах…
Я помню все: как Волгой к Каме плыли,
Как море холодело на губах.
Такой простор тебе я показала,
Другому – на три века не объять! –
И думала, и к этому взывала,
Что ты полюбишь Родину, как мать.
Мечтала, горней высью озарённый,
Ты станешь царственно свой мир желать,
А ты, как узник чести обреченной,
Отверг красы житейской благодать.
Тебе сиянье вышнего предела
Предел экранных выдумок застил,
Душа твоя давно пуста, без дела,
На Интернет ты жжешь остаток сил.
Ты далеко… и в мыслях, и в делах,
Не там, куда тебя я позвала…

***
Жужжат шмели-разбойники в лесах,
А я о сыне в зеленях мечтаю,
И видятся мне детские глаза,
Сегодняшних, увы, не понимаю.
Имела век  я праведную честь,
Бесчестью сына, право, не учила.
Стал редким призраком, хоть был и есть,
И не поможет, сколько б не просила.
Пусть так идет, хоромы – не нужны,
Лишь поддержать б уют в квартирке чистой,
А для него уюты не важны,
Экран компьютерный – весь свет пречистый! –
Жена и мать, отчизна и порог…
Всю ночь проводит в мировой помойке,
А днем, устав от виртдорог, тревог,
До вечера, без просыпа, на койке.
День на ночь поменял, не подойти,
А потревожишь чуть, на ключ запрется.
Татарник мой, дневные ждут пути
Тебя, да милая, как свет в оконце!
Не прозевай, проходит быстро век,
И я не вечна, одолела старость.
Хочу,
    чтоб стал ты
                дельный человек,
И в том и упование, и благость.
О сыне я мечтаю в зеленях…

***
Журчанье фонтана, кафешка – на Качи,
Девчонки томятся в девичестве грёз.
Мне мнится, фонтан не журчит, горько плачет
За всех матерей, что ослепли от слёз.
Плачь,
     злые превратности
                сердце разбили,
И игры сыновние в нелюбовь.
Прозрачные капли на камне оплыли,
И мальчик ладошкой ласкает их вновь.
Зовуще-блестящи фонтанные камни,
Два камня –
          два сердца –
                багряная плоть.
Фонтан придорожный, исплакавшись, манит
Отрезать упрямца, как хлебный ломоть.
Да как же отрезать, коль хлеб сыроватый,
Печь жизни его не успела допечь!
Отрежь – и не минет лихая расплата,
Не съеденным станет – на выброс! – черстветь.
И плачь, и не плачь, не зови вновь отречься,
Мой крест –
          недоросток
                в безлюбье своём…
А камни багряны, и мне б остеречься
От гневного слова, когда мы вдвоём.
Вдвоём! –
        Позабыла домашнее слово,
Вдвоём! –
        Когда сердце в печали кричит…
Согласья и мира  семейной основой
Фонтан,
      умоляю,
            ты мне нажурчи…

***
Самим себе мы не подвластны,
Коль нет нам цели и пути,
Терзаясь прихотью всечасной,
Мечтаем от проблем уйти.
Какая скверная забота,
Бежать от тяжкого труда.
А если нет другой работы,
Что делать нам, сынок, тогда?
Не терпит ум надежд утраты,
Не в радость, не познав, гореть!
Мы любим, что давно приятно,
А – нет, нет смысла – лицезреть.
В усладе Богом
              чтим блаженство,
Коль полюбить его ты смог,
Услада нам – в знак совершенства,
Где высшим благом
                станет Бог.
Любовь взлетает лебедино,
Добром смиряя нашу кровь,
В любимых – слиты триедино
Услада,
      радость
             и любовь.
И как же нам вдали друг друга
Неверья злобы избежать?
Сынок, доверься, дай мне руку,
Чтоб в жизнь,
            трудясь,
                могли шагать…

***
Резные, колючие – ах, красотища! –
Татарников заросли, что райский сад.
Спалила траву, словно лето, жарища,
Степные овражки лишь радуют взгляд.
Цветут – распушились! –
              в шмелях,
                в жёлтых осах,
Сладки, ароматны,
                нектара в них всласть!
Но обойдут и коровы, и козы
Их мощною, колкую, яркую стать.
С утра  небеса – голубая картина,
Плывут облака, облака, облака…
Мой сын далеко, и грущу я о сыне,
Как будто рассталась я с ним на века.
И ноет сердечко в неясной тревоге,
Чем жив мой наследник, в какой маяте?
Живёт,
     как татарник,
                без мыслей о Боге,
Без заповедей в жизненной суете.
Хоть заповеди присно и всем во веки
Глаголет по храмам церковным нам глас,
Но как повернуть вспять бурлящие реки
Страстей своевольных, нахлынувших в нас?
И страхом запретов я сына неволю
В миру, где опасность родится и зло,
Но бурным потоком сыновняя доля,
Бунтует пацан всем законам назло!
Железный отпор, как железною дверью,
Даёт материнским попыткам моим…
Превратности чувств, обделённых доверьем,
Характеров сшибки –
                беда – на двоих.
Хоть в хутор! Глаза бы мои не видали
Сыновний уклад, всё летит кувырком!
Днём до ночи спит, я же – в горьком астрале,
Что стал Интернетовским сын  чудаком…

***
Ковыльные полупустыни
Оставила в полон жаре,
Чтобы бесхитростно отныне
Жить в разнотравье на заре.
Прохлады зорь хватает на день,
А свежесть – нежат облака.
Попросишь счастья – Бога ради –
Вот оно– счастье,
                вот – строка!
Серебряно сияют ивы,
Кувшинки в заводях цветут,
Леса, луга, речушки, нивы
Навстречу поезду бегут.
Так прихотливо-живописны –
Бери холсты, рисуй, мечтай!
Блаженствуют цветы Отчизны
И бабочек несчетных  рай.
К родным местам спешу –
                и в сладость
Чарующая даль пути,
На сердце – боль,
            во взгляде – благость,
И утешенья – не найти…
Минутной радостью обнимет,
Чтобы острей пронзила боль:
Что сын по-младости предпримет
И новой ждать беды отколь?
Друзья ль лихие «просвещают»,
Как «круто» требуется жить,
Компьютер злостно развращает?
Беда, как черный вран кружит.
Их души тягостнее смрада,
Младенцы, а пророки зла…
Компьютер стал вратами ада,
Сжигающими их дотла.
Всё им – наркотик,
                чтоб не думать.
Где безмятежность и мечта?
Лишь безработица  безумьем,
И – пустота,
           и пустота!..

***
Пришла на хутор, как вернулась в детство,
В своё счастливое убогое жильё,
Где вечность в звёздах дышит по соседству,
А временным явленьем – злое комарьё.
Всю облепили, до седой макушки,
Рубашку, брюки, накомарник не помог,
А в озере злорадствуют лягушки,
Им лучше не бывает в жизни, видит Бог!
Закат резьбою крон вдали алеет,
Ночная свежесть пала в тёмную траву,
И детство босоногое не смеет,
На миг ко мне вернуться, хоть его зову.
О детство, детство!
                Вечною отрадой
На старости ты будешь
                тешить горький плач,
А в жизни – нет
              и никого не надо,
Ведь, бедным старикам и сын родной – богач.
Стань, человеком!
                Мне в седую радость!
Работай, не ленись, сын, до своих седин,
И станет старость мне  святой наградой:
Увидеть и понять, что выживешь один,
Что честь ценя, не станешь лиходеем,
Что не сопьёшься, вырастишь своих детей…
Мне той надежды
               нет сейчас святее
Ничьих даров и никаких благих вестей…

***
                Без любви я – ничто…
                Апостол Павел

Когда в душевной смуте и позоре,
А крылья ангела не реют над тобой!
И нет надежд, нет выхода из горя,
И нет спасенья под неласковой судьбой,
Единственный и выход, и тупик –
Люби его,
        хоть твой язык
                отвык!
Люби, пусть сердце рвётся от надрыва,
Люби, пусть холодны любимые глаза,
И отвергает он твои порывы,
Мечи пред ним свой бисер слёз! И бирюза
Земного горестного упованья –
В весеннем небе, словно первая гроза.
Любовь вдруг отзовётся ликованьем,
А боль и страх
              сольются тихо,
                как слеза,
В единственный и выход, и тупик:
Любить его, 
          хоть твой язык
                отвык!
«И верь, и знай, – сказал апостол Павел, –
Что без любви – никто я и ничто…»
Прими и ты век,
              как игру без правил,
И утешайся 
          светлым Словом
                и мечтой:
Любить его,
          хоть твой язык
                отвык –
Единственный и выход, и тупик…



        ХУТОРСКАЯ ЭЛЕГИЯ…


Татарник, о роза моя дорогая…   

Брожу по дубравам с утра до заката,
Тропинки змеятся, исхожен сей край,
И ветви взлетают к лазури крылато
На всех заповедных семи на ветрах.
Волнуются травы полынною гривой,
Пустынною розой татарник горит,
А там и шиповник алеет стыдливо
И дерзкому взгляду шипами грозит:
«Не тронь,
       не созрел!..»
           Ведь всему – свои сроки,
Разбрасывать камни и их собирать.
Я в жизнь не каменьями –
                розами –
                строки
Бросала, но время пришло издавать.
И каждый возьмет –
                свою –
                в маленькой книге
Созвучно украсить, спасеньем в беде.
Пишу, издаю, несмотря на интриги,
Пишу, как дышу,
              и дышу, как в страде.
Успеть, до ума довести мне бы сына,
Не хочет взрослеть и хозяином быть.
Седая полынь – моя злая судьбина,
Живу за двоих –
              так назначено жить.
И в эти края от себя убегаю,
От сына сбегаю, когда невтерпёж!
Татарник,
        о роза моя дорогая,
Мой сын
       на тебя
              изначально похож.
Пишу, как дышу…      


              Татарники

Бабочки златые, алые цветы,
По степи – татарник королевской ратью,
Дали неоглядны, светлые мечты,
Всё слилось блаженно Божьей благодатью!
Вечные дубравы и безмерна гладь,
Травостой колышет дуновеньем слабым,
Островной, дубравный – взором не объять! –
Край родной, на карте – наибольший самый!
Остров – в королевство! Роскошь трав, листвы!
Каждый здесь отыщет по душе занятье,
Кто колдует грядкам средь густой ботвы,
Ну а я – любуюсь!
               Старческое счастье!
Наброжусь по тропкам, холодком, в раю,
И небесный рай тот – не сравнить с озёрным!
Наброжусь, натешусь за свою семью,
Что не знала воли в хлопотах упорных.
Пью живую воду, на костре  варю
Что-нибудь попроще, аппетит потешить,
С солнышком ложусь и с солнышком встаю,
И молюсь за грешных и не очень грешных.
Упростила сладко я житьё-бытьё,
Старость, словно детство,
                радуется  малым!
Бабочки златые – золотом шитьё
На цветах блаженных,
                словно счастье,
                алых…

***
Зима, увы, была жестокой
И к винограду, и дубам,
Что на погосте одиноко
Тянулись ветками к крестам.
К зиме их весело распилят
На изгороди и дрова,
Не вырастут на тех могилах
Дубков младые дерева.
Всё меньше их, столетних, живы,
Дубрав пространства всё бедней,
Лишь травы зреют, словно нивы,
Где кроны мрели в вышине.
Кору обгладывают козы,
Приемлет всё их жадный род!
Дубы уходят, с ними  грёзы
И грибников лихой народ.
На старость, на мою, всё ж хватит
Дубравной тени и грибов…
Земля стволами горько платит
И прошлой памятью веков.
А ты приди, сынок, и вспомни:
Бродила мать – 
             стихи играть.
Хочу,
    чтоб дуб
           ты нежно обнял,
Как обнимала твоя мать,
Как сына, сладко обнимала
И силой полнилась его,
И строчки трепетно шептала:
Тебя нет,
        нету – никого!
Прислушайся, сынок, услышишь,
С тобой опять я говорю,
Не плачь, родной,
               Любимый, тише,
Чем выживала,
           то – дарю.
И будь, сын, счастлив в своей жизни,
Меня с надеждой вспоминай…
Жизнь  хороша!
             Хоть часто тризны
Уводят матерей  в свой край.
Приди, сынок, и вспомни…
               
          Зарницы…

Вчера – апрель, сегодня – май,
И напасть муравьёв в траве игривой,
Где жирный змей шуршит, пророча рай,
И пруд колышет ряски гривой.
Ах, муравей! Опять кольнул,
Щекочет пальчики в траве медовой,
Козлиный выводок к земле прильнул
Под сенью лиственной дубовой.
Пастушка, на конце пруда,
Блаженно вытянула свои ноги,
Зелёная прозрачная вода
Прельщает свежестью, с дороги.
Шатры дубовые легки
Листвой младенческою светоносной,
Сияющие зыбкие круги
Расходятся за плеском вёсел.
Рыбак, с надеждою поймать,
Плывёт –
     в том счастье,
             словно вздох, простое –
И чайка мечется, ему подстать
И сердце –
        мается мечтою.
Змей не слукавил, я в раю
Весеннего земного наслажденья,
А значит,
        и живу,
              и вновь пою
И нежность, и стихотворенье…

***
Не философствовать, а любить
В старости, как обретенье.
Штормами страстей устал бороздить
Девятый вал наслажденья.
И слава Всевышнему, что спаслась
На грустных обломках счастья,
Волна те обломки с собой унесла,
Как корабельные снасти.
Уж сердце не тянет в моря и шторма,
Мне всё – заменило небо,
Где кружит волной облаков кутерьма
В ветрах, как морская небыль.
Небесная бездна сродни морской,
Но к старости миролюбива, 
Накроет грозой, побреду домой,
Как морем в часы прилива.
Житейское море, морская даль,
Небесных потоков теченье
Взнесли мою старость на пьедестал
Судьбы триединым волненьем.
И эти волненья заветной любви
Поведают повестью внукам,
Как сладко сияет в горячей крови
Надежды  морская наука.
Не философствовать, а любить…

***
Ах, полынь и ромашки,
Подружки мои, озорные,
Серебрится седая полынь,
И ромашек невестится цвет!
Их шальная пора! –
И кукушки кричат заводные,
Что да здравствует жизнь!   
Ну а смерти в помине  и нет!
Не обидят, набросят годков
По-земному лукавству,
Чтоб утешить несчастных старух,
Чей кончается бег.
И сама я, по-сестринству
Или по-птичьему братству,
Напророчу себе,
Нескончаемый, в счастии, век.
Всё живет, как в раю,
И не мыслит о благости смерти,
Мне ли бренное сердце
Предчувствием трепетным рвать!?
Отсмеюсь,
        отгрущу
               жизнь
Ромашковой я круговертью,
А полынную горечь приму,
Как любви благодать.
Не сводите с ума и не рвите
Мне душу, родные!
Ароматом полыни,
Целебной ромашкой упьюсь.
Пусть лягушки орут,
И кукушки кричат заводные,
Я
 по-русски
          живу,
Пока плачет
           безгрешная Русь!
Ах, полынь и ромашки…

***
Как благостно мне в хуторском краю,
От половодий, пруд пришел к избушке,
На огороде плещут, как в раю,
Волна с рыбешкой и кустов макушки.
Перестираю ветхое белье,
Теперь не надо к озеру тащиться!
Лягушки славят вольное жилье,
И – я. Большой водой – пить-не упиться!
Волной рябит осоку на пруду,
И травы плещутся волной под ноги.
Я наслаждаюсь!
             Пусть грозят в аду
Мне черти или праведные боги.
Ведь, что осталось,
                древней мне,
                любить?
Все плотские  восторги  отрыдались,
Пряду блаженства золотую нить
От созерцанья обозримых далей
Небесных бездн в изменчивости звезд
Далеких и – звезды родимой! – Солнца,
Гигантских крон, чей ствол могучий врос
В прах предков,
              что Россиею зовется.
Просторы так обильны в прахе том,
Вобравшем – поколенье к поколенью!
И мы,
    советские,
             к тебе идем…
Тучней земля последующим тленьем!
А молодые, крепкие тела
Трудов воспримут, славных, эстафету,
Чтоб ты,
       родная,
             крепла и цвела
И шла к добру,
             надеждам высшим,
                свету!

***
Не слышны соловьи ни в степи, ни в дубраве,
А на Каме – соловушки всюду поют
Там, где буйно сады и дремучие травы
Разрослись,
          и покоя живым не дают.
Да и что там живых, но и мертвых поднимет
Этот страстный, до всхлипа, ночной перещелк!
И твое незабвенное, тихое имя
Оживляет мне память, как юный восторг.
Неужели и нам соловьи обещали
Бесконечность любви и беспечность надежд,
Зеленели крылатые, камские дали,
Как синеют сегодня – зеленями одежд?
Все сбылось-не сбылось,  и не надо печали,
Жизнь прошла,
            верной старости
                верить пора,
И ни лучше,
          ни хуже
                мы в жизни
                не стали.
Пусть хоть в этом утешусь,
                светлым знаком добра.
В доброте безысходной принимаю, печалясь,
Перемены лихие, а хотела б вернуть
Золотые, советские жизни начала,
Чтоб забрезжил сынам
                созидания путь.
Хватит голода и безработицы, страха,
Чтобы семьи хотели младенцев рожать,
Чтобы русские девы – не грубой девахой,
А в достоинстве  род свой могли продолжать!
Ведь земля нам,
              по-прежнему,
                с  верой внимает,
Как внимаем в надежде и мы соловьям,
И земля, и душа, до глубин, понимают
Что пора
        жизнь менять
                на земле русской нам!

***
Два светила – лишь солнышко да луна,
Два источника света в земном мирозданье.
Пламенеет душа страстью верной одна,
А другая – блестит отраженным сияньем.
Любит – нежная! – пылко, взахлеб, до конца,
Принимая удачей свои пораженья,
Уповая отдать у кольца и венца
Плод любви –       
           и младенца,
                и стихотворенье.
Не растрачена нежность, не взять никому!
Друг изменчивый смотрит вскользь и надменно,
А младенец – по стати и по мужскому уму
Взрослым сыном возрос.
                Без благословенья.
Ни кольца,
         ни венца,
                ни сыновней любви…
И никто – её нежную! – всласть не приветит,
Хоть свети-не свети, хоть реви-не реви – 
И сияньем  никто не ответит.
Хочет сердце тепла и ответной любви,
Хочет – глупое! – верной  руки и заботы.
Поэтическим слогом пылает в крови
Мой источник,
            не погаснувший  от невзгоды…

***
Я говорю с ночными небесами,
Я говорю с заснувшими лесами.
Баюкает – прохладою меня,
И я пою, на дудочке звеня.
На дудочке ночных стихосложений,
Мне вторит
         вдохновенной  рифмы
                гений,
Не молкнет он ни днём и ни во сне,
Душа живёт в том призрачном огне.
Мне не с кем говорить,
                кричу бумаге…
Фейерверк прорезал звёзды, словно стяги,
То именинный празднует пирог
Веселый дачник, что богат, как бог.
А я хоть и бедна, пером незряча,
Свою то ж радость тешу, это значит,
Жизнь доживаю в снах – и не иначе!
Но сон мой –
           суть прекраснее,
                чем явь.
Проснусь,
        что ждёт?
Подруженька петля?

***
Царевна-лебедь! В хуторскую тишь
Тебя, как детство трепетное, кличу.
Царевна-лебедь, помнишь тот камыш,
Его глаза, мальчишечье обличье?
Глаза его…
          Глаза – в глаза –
                и мир
Взорвался жаром солнечных пульсаций.
То – первая любовь,
                то – брачный пир,
И – больше никаких ассоциаций!
Глядеть б всегда,
                но нет девичьих сил,
Любить всегда,
             но больше – 
                невозможно!
И сделать всё, чтоб он ни попросил.
Запреты на любовь?
                Всё  так ничтожно.
Незримой силой ты, природа-мать,
Связала два сердечка-недоростка…
Царевна, солнцем стал мне трепетать
Свет поэтического перекрёстка.
А музы, с коими знавалась я,
Порой превыше благ всех почитала,
Не заменили мне, любовь моя,
Тебя, царевна!
             Я – тобою стала…

***
Исповедаться, как на духу,
И легко, и почти невозможно
Золотому ночному стиху
В тьме иронии осторожной,
Исцелить свой любовный недуг
Невозможно самоотреченьем.
Все поэты лукавят, но круг
Недомолвок смыкает теченьем
Лжи – и затягивает водоворот
Душу бедную в хаос и тащит.
Не лукавь и утешься у вод
Чистых, светлых,
            кто ищет – обрящет!
Вот и я,
       в янтарях,
                как в слезах,
Не лукавая – чаю по жизни,
И глаза-образа –
               в образа
Устремляла, как жалкий нищий…
Не нашла, ускользнуло змеёй,
Слишком
       многого
              хотелось…
С кем ты, счастье земное моё,
За черемухами облетело?
Отлюбились в садах соловьи,
Отрыдались влюбленные девки,
Отмолили печали свои,
Мне ж молиться –
              от века –
                до веку…

***
Рыбка вьётся в синь-пучине,
Сердце бьется в боль-кручине,
Чем утишить эту боль?
Намудрую, чтоб волненье
Вылилось в стихотворенье,
В нём – и сладость,
                в нём – и соль.
Солью – не засыпать раны,
Значит, сладостью нирваны
Отогрею грустный взгляд,
Да напьюсь живой водицы,
Отряхнусь – и голубицей
Заворкую, чтоб был рад.
А рассеется нирвана
Стихотворного обмана:
Боль – крючком, да из струи!
Боль, как рыбка, бьется, скачет,
Молит –
      отпусти! –
               и плачет…
Глянь, а слёзы-то мои…

***
Да что теперь мне старость,
Когда весной  дышу,
Я вечность, словно малость,
Себе  наворожу?
Наворожу бессонно,
Успеть бы надышать
Дыханием влюбленным
За бабушку и мать!
Я – их частичка в жизни,
Кровинка их –
            во мне,
Что и после тризны
Блаженствует в весне.
А в сыне –
         я останусь,
И смерти вперекор
Его глазами стану
Весне дарить свой взор.
Нет, не умру!
            В весне – я,
В потомках –
           жизнь моя
Восторженно немеет
От счастья бытия!
Наворожу я вечность…

***
За ночь! Свершилось чудо!
Ворвалась в день листва!
Янтарною причудой
Сияют дерева,
Слетевшиеся тучки
Над островом, как знак,
Что зимний сон прокручен,
Что царствует весна!
Читалось и писалось
О радостях весны,
Но каждый раз дышалось
Иначе у волны
Озерного безбрежья
У волжских берегов…
Прости, Господь, нас грешных!
Нет слаще нам оков
Весенних вдохновений
И нет больней утрат,
Когда год с годом – в смене,
Без права на возврат.
Сама, увы, седая,
Как в снеге дерева,
Но юная, живая,
Весна –
      и в том права!
Права, что не стареет
Ее вселенский пыл,
И небо – голубеет,
И ярче звезд – посыл!..

***
Пусть с каждым годом –
                реки мельче,
И звёзды угасают в небе,
Терять друзей больней, не легче
Тех, с кем делили
                святость хлеба,
Искали смысл заветный в жизни,
И жертвовали им  всечасно…
Довольно жертвовать отныне
Приветом дружбы и участья!
Люблю –
      и ночи рдеют в зорях,
Сосна трубит в янтарный рог,
Люблю –
      и радости,
               и горю
Открыт и светел мой порог!..
Под созвездьем добра…




    Чистопольские строфы…

1
Троица – и тополиный пух,
Запуржило в травном бездорожье,
И фигурки чинные старух
Крестятся у храмного подножья.
В храме – Бог,
             на пляже – Божий рай!
Евы и Адамы загорают.
Отпуржил уже весенний май,
Троицей Бог лето начинает.
Храмы отслужили, в перезвон,
В честь поминовенья и в честь славы,
Дух святой,
          Господь
                и сын его –
Над собором солнечной купавой
Люд мирской приветствуют светло,
Согревая взгляд теплом и светом.
Светится небесное стекло
Благодатью Божьего привета.
И пока на Троицу пуржит
Голубино-тополиным пухом,
Город трехсотлетний будет жить
И благословлять хлебов краюху,
А древесный вековой наряд
Украшать счастливо захолустье!
Взгляд бездушный той красе не рад:
Дерева ждут очереди грустной.
Вырубают красоту земли –
Липы,
    тополя,
          рябины,
                ели,
Их тела прохладу, жизнь несли,
Защитить себя же не сумели.
Вырублены – и пустыня там,
Где ветвями липы шелестели…
Зло творит –
           без Бога и креста!
Вырубили – и не пожалели...
А старухи жалко ищут тень,
Год от года лето горячее!
Люд,
   трава,
        деревья –
                в маете,
Зло ликует – корысть казначея!
Троица – и человечье зло…

2
Целый день на пляже,
Целый день под бездной,
Облаками вытканной
В синеве небес.
Нежатся на солнце
Девочки-невесты –
Беленькие плечики,
На цепочке – крест.
Первые денечки
Пляжного сезона,
Лета, воли хватит им,
Чтобы посмуглеть.
На волнах качает
Камы и озона,
Мне же любоваться
Да на них глядеть!
Речка обогрелась
С берегов – в глубинку,
Дети сладко плещутся
День у бережка.
Ну а девы юные,
Ягодки-малинки,
Заплывают дальше,
Где – не два вершка!
А орлы и чайки
Ловят в Каме рыбку,
Всё кругами вьются
Над речной волной.
Кама, моя мамушка,
Колыбелькой зыбкой
Всех,
    качая,
         нянчишь
На волне седой…

3
Белый лист бумаги, облака – белей!
Чистым, ясным серебром змеятся волны,
И собор светлеет в святости своей
Белой чистотою,
              от крестов наполнен.
Вот оно соцветье спектра белых волн,
Радужные краски слиты воедино,
Брызнет туча каплей, в поднебесье звон
Разноцветьем лета вздрогнет лебедино.
Колокольчик влажный взял лиловый цвет,
Маки полевые захватили – алый,
И траву – зелёным! – не обидел свет,
Полную корзинку землянички малой.
Белый цвет волшебно
                знаком чистоты
Одарил седины и невесты облик,
Знак прекрасных качеств,
                чувства полноты,
Сливший безупречно весь спектральный отблеск.
Потому и сердце радо белизне, 
Чистоте простого
               и слиянью в сложность!
Там где мало света, сердце, как на дне
Черном, бесполезном – и понятья ложны.
Зло –
    душе от мрака,
                где б он
                не возник:
Будь он в Интернете иль бреду наркотном,
И в безумье пьянства страшен его лик.
Черное – от смерти
                и от мрака – порно
Черный разрушает, пустотой виня,
Сумрачно сознанье – и безумье рядом…
Ясна  радость света,
                ясна радость дня!   
А безумья смерти – умному – не надо.
Белый цвет –
           здоровье,
                радость бытия,
Черное сознанье –
                смерть души твоя…

4
Начало лета. Сабантуй!
Закончены работы землепашца,
И чествуют крестьянство тут,
Под радость музыки и танца.
Здесь воедино собрались
И русский пахарь, и татарин.
Посевы соком налились,
Стада тучнеют и отары.
На летнем празднике труда
Застолье щедрое встречает –
Подворьем ярмарка горда,
А русское – хлеб величает!
Все, чем богат родимый край:
Калач,
     ватрушки,
             мед из улья,
Как дар сердечный, принимай
И угощайся, всласть, бабуля!
От волгоградской маяты
Застолья щедрость оценила.
Виват, селяне! Как просты,
Сердечны встречи! В том и сила!
По-русски, щедро, как и встарь: 
«Всяк заходи. На угощенье!»
Что ж – благодарствуй! – я же в дар
Вам  праздничное стихотворенье.
Начало лета. Сабантуй…

5
Длится в городе златого детства
Юность бесконечная моя,
Все здесь рядом,
             всё дано в наследство:
Кладбища, соборы, тополя.
Улица кукушками встречает,
Мальвы и цикорий, в гордый рост.
Утоли, любимая, печали
Травами дремучими, до звезд.
Домик неказист, слегка приземист,
А за ним другой, ему под стать,
Только травы буйно, без посева,
Создают простор и благодать!
Город мой, любимый и старинный,
Старых улиц сталинских годин
Дорог мне –
          в застройках
                и куртинах
Лип столетних, тополей, рябин.
И могучей кроной великанов
Он волшебно в рай преображен,
Отживают –
         жившие веками –
Новой порослью – не ограждён.
Хватит веку моему отрады
Любоваться мощным лётом крон,
Жаль,
    что не встают,
                как встарь,
                отряды
Саженцев по улицам времен
Екатерининских и постсоветских. 
Деревам забота душ нужна,
А на улицах безлико, безизвестно,
Злобствует с деревьями война.
Ели, клены, липы вырубают
Под стоянки,
           под лихой закон,
Но закон,
        что дышло –
                каждый знает! –
Может стать спасеньем пышных крон.
И брожу я по дремучим травам
Меж столетних лип и тополей,
Ставших детству
              золотой оправой
Бесконечной юности моей…

6
И на песке, где дух был упокоен,
А тело Кама грозная взяла,
Насыпан алый ворох лепестковый,
То –  были розы,
               то – любовь была.
Любимая – возлюбленному в память
О том былом и светлом, что ушло,
Вернее уплыло, в речную замять
И хладным взглядом заволокло.
А сердце верить в смерть его не хочет,
Вчера был жив, не стало поутру,
И плачет – горькое! – и дни, и ночи,
Как у креста, цветы у камских струй.
Алеет на песке свет лепестковый,
И волны мерно, шумно в берег бьют –
О нежные! – полны бедою новой,
Венок из пены вам обоим вьют.
Не привечай их нежного привета,
Под солнцем
           жизнь и слаще,
                и вольней!
В раю твой милый, тих и безответен,
Ему от слез твоих печальней и больней.
Тебе –
     оставил жизнь
                любимый самый,
И будь достойна жизни и любви,
А лепестки алеющею раной
Померкнут с временем, как боль в крови… 
 
7
Вниз – металлическая лестница
К ручьям из недр почв и времён,
Сорок тревога, ворон мечется,
Овраг, Берняжки перезвон…
Ручьи сливаются живительно
Чистейше-сладкою водой,
И память яростно-пронзительно
Чарует былью золотой.
О детство, детство! Сказка дальняя!
Родные лица – в зыби вод,
Родник, как бабка повивальная,
Стих примет, светом оботрёт.
Стих откричал о детстве искреннем,
О ласке воспитавших рук,
А о святом – не скажешь выспренно:
Люблю,
     томлюсь
            в плену разлук.
Одни разлуки – безвозвратные,
Другие мне – на краткий срок,
И жизнь, обличьем непарадная,
Бредёт смиренно на Восток
Под перезвоны колокольные
И под распев святых молитв…
Есть выбор: кажется, что вольная,
Но узок путь,
            в единый слит.
В едином –
         Волгоград
                и Чистополь,
Дорога жизни – в два конца,
На ней ухабы сплошь да выступы,
Вблизи – не рассмотреть лица.
Лицом к лицу – и сердце мается,
Пойми, родной,
             прими,
                прости!
Волна с волной не зря встречаются,
Судьбу
      осилить мы
                должны…

8
Над куполами грезят ласточки
И перистые облака,
Гуляют девочки и мальчики,
Воркуя, как два голубка.
Патриархальная глубинка –
В сиренях, липах, тополях.
На кустодиевских картинках
Подобное встречает взгляд.
Художникам творить – раздолье! –
И на полотнах оставлять
Родное сердцу Чистополье,
Что и пером ни описать.
И на полотнах, как сквозь окна,
Я вижу те же небеса,
Берёзы под дождями мокнут,
А по церквам –
             всё –
                образа…

9
Дом детства моего, дом недоступный,
Другой хозяин  запер на замок.
Там – моя жизнь и замок мой воздушный
Тенями бродят в окнах на Восток.
Заросший двор живёт в дремучих травах,
Вьюнок, крапива, подорожник, во весь рост!
Душа моя – вся в лиственной отраве –
Здесь вспоминает вновь Берняжку, «садрабпрос»
И дружество соседей хлебосольных:
Татарин, русский, все – одна родня!
Летело детство мотыльком привольно,
Порхало по цветным зерцалам дня.
А день был – добротой родни хороший!
А день был – в ожиданье лучших пор!
Счастливый день был, как платок наброшен,
С младенчества и до угрюмых пор.
Угрюмые – конца тысячелетья! –
И в голоде,
          и в стыни,
                без надежд.
Есть хлеб, но злее стало лихолетье…
Из детских – не растёт душа – одежд,
В коротеньких и детских – столько света,
И лучезарно свищет соловей,
А в старческих – ни ласки, ни привета
Ни от мужей умерших, ни детей.
Вот и сижу пред дверью и надеюсь:
Вернутся тени в душу, на замок!
И замок,
       и родные лица,
                здесь я!
И пусть нам,
           до креста,
                поможет Бог…

10
Шатровая громада туч
Из купола струит сиянье,
Обожествлённый в сердце луч –
Посланец вещий мирозданья,
Лучи струятся на простор,
Синеющий под солнцем, лавой.
То Бог
      нам длань
               свою простёр
И для надежды, и для славы.
И светозарно небеса
Их отраженьем преломились
На глади вод, в твоих глазах,
Счастливым блеском, словно милость.
И милость жить,
              и милость зреть
В кресте – красы земного мира,
И милость, сын, к тебе успеть
И родство
        принести,
                как мирру…

11
Стаи ласточек на закате,
Небо алым бушует огнем,
Ожиданием синим объятый,
Засветился звездой окоем.
Под окошком затихли сирени
В завитушках побегов хмельных,
Хмель взбирается на растенья,
Плети мощные страстью вольны.
Липы мреют в цвету,
                в наслажденье,
Ветви блеском небесным полны,
Вечер.
     Чистополь.
              Единенье
С днём прошедшим у камской волны.
Город милый мой, Чистополье,
Вдохновленный красотами рек,
Город теплый,
            сердцами
                и долей,
Хорошей,
       и  в веках,
                и навек!..
 
12
О Татария моя,
Развесёлые края!
Гостю рады за версту
В светлый праздник Сабантуй!
В вешнем цвете хороша –
И поёт моя душа,
В летнем цвете – маков свет,
Всё здесь – счастье и привет!
И в осеннем золотом
Край пылает, как восток,
И душа светла, легка,
Провожает облака.
Панет зимний цвет снегов,
Загрустит курай веков,
А душа опять в стихах,
И восторг, любовь в очах.
Безвременье – не в огляд,
Но ухожена земля,
Значит, будет урожай,
И утешена душа.
И не стонет этот край,
Хоть грустит порой курай…
О Татария моя,
Развесёлые края!
Край богатый и родной.
Мир тебе, 
        земля, покой!..

13
Отпечаталась рябью волна на песках,
Отгремела гроза в деревенской округе,
Бьются волны в барашковых завитках
Шелестящим, размеренным плеском и звуком.
Раскрылил ветер туч грозовых серебро,
Отскакал по дорожкам серебряным градом,
Водопадные воды на берег и впрок
Слил – и снова
             мир свеж,
                люди солнышку рады.
Долгожданной прохладой упились сады,
И цветы лепестками, ожив, засветились.
И сижу, и дышу, и пишу у воды,
Что по-камски дарует мне ласку и милость.
Плещет в берег и в душу волна за волной,
Золотится в лучах раскрасавица Кама,
И придет к тебе, следом, юнец озорной,
И поделится счастьем с тобой, словно с мамой,
И подставит волне
                и раскрылия плеч,
И порывы души,
             нежной лаской объятый,
Будет ласку твою, как любовь, он беречь,
От того, чуть смущенный и виноватый.
Не ревнуй ты, подруга, к той ласке его,
Раздели эту ласку, как ночь, с ним в объятьях,
И волна вас обоих возьмет на крыло,
Закачает, залюбит до сладкого счастья.
Это юное счастье от счастья волны
Ослепит ваши взгляды ревнивым сияньем,
И весь век будут помниться – негой полны! –
Теплых волн, нежных уст
                лепет, вздох, целованье...


       И наслаждайся до кругов очес...

1
А козочки, отнежившись, ушли
На пастбища весенне-расписные
В чарующие запахи земли
И травы, юным ветром завитые.
Пастушья сумка, одуванчики, полынь…
Да мало ли какого разнотравья
Им уготовила апрельская теплынь
Во имя долголетия и здравья!
Целебное родится молоко
В их худеньких тельцах уже к закату,
Сольётся – так нагулено-легко! –
По кружкам майскою, бесценной платой.
Земля безгрешная
               всех милует добром,
Земною сытостью,
               обильем света,
Волны жемчужной – рыбьим серебром
И птичьим вскриком счастья и привета.
И мне ль – на старости не благодарить,
И мне ли – не любить её заветы
За утреннюю – в безмятежность! – нить,
Где всё
      блаженство
               жизни этой...
 
2
Дубравы – лепота и разнотравье,
Татарник нежит алые уста,
А мотыльки их сладкую отраву
Крылами овевают досыта,
Иль допьяна, лениво кувыркаясь
От майского пьянящего тепла.
И мне, как томной бабочке, до рая
Судьба дорожку близкую дала.
Избушка хуторская, тут же травы,
Шатры дубрав манят от зноя в тень.
Я – в их раю – о Боже правый! – право
Забыла время, его час и день.
Живу по солнышку – безгрешно рада!
Ночь – в звездах! – утренней заре под стать,
И зноя утомленная цикада
Под вечер стала мягче доставать.
Господь в награду за мои метанья
В безлюдье хуторское день подвиг.
Я – не одна,
           со мною – 
                мирозданье:
Озера,
     травы,
          звезды,
                солнца лик!
Лишь с ними я беседую на равных,
Сын – далеко, забыта сыном мать,
И прославляю сладостной осанной
Отвергнутую сыном благодать.
Тень облачка летит по травам свыше,
А воздух чист, до звона в голове,
И каждый шорох внятен мне и слышен
В листве прозрачной, в спеющей траве.
Живу,
    переполняясь
               благодатью,
Иного наслажденья не дано!
О старость, в том – немереное счастье
Довольствоваться майской тишиной.
О ветер легкокрылый, друг любезный,
Как нежен твой и сладок поцелуй!
Я – и разверстая, ночная бездна
Единым слиты нервом
                струн
                и струй.
И вечно бы! Но временно слиянье
Под бременем телесного конца.
Жизнь – скоротечна,
                вечно – упованье,
Что в генах трав жив ген душ и лица,
Ген моего обличья, наслажденья,
Которому в природе  нет времен!
Мелькнула тень, то будущим виденьем 
Твой ген,
        душа мелькнет –
                и ты спасен!..

3
Сын – далеко, и день беспечный
Так мирен, полон простоты,
И длится, мнится, бесконечно
И от звезды, и до звезды.
Нет надобности изнурено,
Следить пустую трату сил,
Сын далеко – и мир зеленый
Стихии две соединил.
Он, отраженный в глади водной,
Синеющей от грёз очес,
Как исполин единородный –
Земли хранитель и небес!
Цветущие луга сомкнулись
С лесами в щедрости даров,
Зеленый мир в цвету – и улей
Кипит от сладостных кругов.
И я блаженно наблюдаю
За рябью облачной в пруду,
Где бирюза стрекоз блистает,
Встречая раннюю звезду.
Сын – далеко, и день – беспечный...

4
Распустилось небо облаками,
Пролетела первая гроза,
Май принес воздушными кругами
Чистую прохладу в небеса.
Дождичек покапал, да – и будет!
Просверк молний, гром вдали умолк,
На закате розовою грудой
Полог облаков задернул шелк.
День-рубеж – весенним перепутьем
Жар апреля остудил грозой,
Молнии, за Волгой, синей ртутью
Вспарывают небо бирюзой.
Вот она – гроза в начале мая!
Ветер холод северный пригнал,
Что несет нам майский гром, не знаю,
Вновь жару или холодный шквал?
Так судьба превратна: в одночасье –
Миг тепла – и тут же чувств сквозняк.
Кровное, немереное счастье
Разменяли, сын, мы за пустяк...

5
Первомайское утро,
Ночная гроза отсияла,
В небе свежем – лазурь,
И бессмертна ее высота,
И трава,
     утомленная ветром,
                восстала,
И шиповник – пора! –
Распустил алым цветом уста.
Светлый праздник сродни
Моему хуторскому безделью:
Прокукует кукушка
Незримый летейный простор,
Полыхает зеленым огнем
И цветущею белью
Хуторской окоем,
Распирающий ветхий забор.
Расплескались грудасто сирени
Тугими кистями,
Их округлость стыдливая
Так первозданно-свежа.
Ворожейно-пьянящими душу
Святыми вестями
О благом урожае вещают,
От страсти дрожа.
Голубки сизокрылые
С ними любовно воркуют,
В сладострастие вешнем
Слепили тугие уста…
И меня, постаревшую,
Сладко милует-целует
Хуторское цветенье,
Первомайская чистота...

6
Небо тучами заволокло,
Тело, обожжённое, ночь нежит,
Озера зелёное стекло
Отражённой рощи взгляд мережит.
Первые комарики гудят,
Южный май плодит их в тёплых плавнях,
Мой сиреневый цветущий сад
Осыпается и пряно вянет.
Грех лягуший тянется с утра:
Ква-да-да! Ах, нет-нет-нет, пожалуй!
Эта разлюбовная игра
Здесь прелюдией на лето стала.
Эко страсти водные гремят,
Не перекричать тот хор кукушкам,
Кто там сватья, кто – охрипший сват,
Не поймёшь, хоть сутками их слушай.
Но идут любовные дела,
Лягушата по межтравью скачут,
Вот опять лягушка завела,
Не поймёшь, хохочет или плачет.
Островной наш край – без соловьёв!
Соловьи – озёрные лягушки:
Тенорят артистами, живьём,
Хочешь, слушай и не хочешь, слушай!
В том затопленном краю-раю
Вместо ангелов лягушки мне поют,
Что ещё мне, древней, нужно...

7
Золотое безделье старости,
Руки немощны, сердце, в пристук,
А утехи беспечной младости
Непосильны от страстных потуг.
Будь на пару иль в одиночестве,
Лишь одна доиграет струна,
Смерть мгновенную всем нам хочется,
Благодать – не любому дана.
Умираем
       мы все
             в одиночку!
И порадуйся, что жив твой друг,
Жизнь поставит ему здесь не точку,
Запятую – под смертный твой круг.
Что ж, простимся,
                нам было,
                что вспомнить!
И любовь,
        и надежды,
                и грусть.
Оставляю свой морок бессонный,
Все с тобою останется пусть.
Только знаю, закапает гостем
Дождь, в отцветшие прахом, глаза,
То – на вечном, забытом погосте
Твоя  вспыхнула тихо слеза.
Плачешь?
       Значит, болит,
                значит, любишь,
Не забыл,
        а уж я-то как – нет!
И с какою подругой не будешь,
Мир,
   любовь вам
             да добрый совет!
 
8
 И наслаждайся – до кругов очес...

Теплынь – о счастье! – нету комаров,
Трепещут мотыльковые вновь царства,
Докомариный май – дар из даров! –
Раскрыл цветы,
             тела,
                уста, как яства.
О сладость цвета – мотыльковый рай,
О нежность тел и уст, в сквозном загаре!
И теплый ветер да шмелиный грай
Целуют наслаждающихся даром.
Леса еще открыты и сладки
Прохладой и веселым разнотравьем,
И руки, словно крылья, и  руки
Не жжет раскомариная отрава.
Мне нечего желать,
                коль все дано:
Синь Волги,
          неба
              и озер привольных...
Несбыточно-прекрасно, как в кино,
Когда закончен бал – и все довольны.
Бал хуторской разбаловал меня,
Здесь на десерт – цветочные забавы:
Опушки и дубравы в зеленях,
И все – на бис!
              Брависсимо!
                И браво!
Театр безоблачно-прекрасных дней
Продлится лишь до середины мая
В экстазе голых ног и зеленей,
В экстазе голых рук, что травы мают.
Всё – шелк,
          прохлада,
                нежность,
                поцелуй –
Земное, ненасытное блаженство,
И боли утоленное соседство
Не балуйся,
          прощением балуй!
Оставь свою докуку на февраль,
Уж там – и осерчай, хоть не на шутку!
А майский воздух
                свят,
                что твой Грааль,
И густ, как мед,
               намазывай на булку!
И наслаждайся, до кругов очес,
И удивляйся –
             счастье-то! –
                живем мы
В союзе чистом сердца и небес,
Скрепленным
         ангелом счастливым
                невесомо!
Теплынь – и счастье...

9
Как роскошен, царственно-прекрасен
Цвет татарников горит в степи,
Сорняки,
       но рост их не напрасен,
Радуют, коль летний зной слепит.
Вызрели, хрустят под шагом травы,
А недавно – были зелены!
Мне остались знойные забавы
Летних трав цветущей целины.
Майским травам, выгоревшим в сроки,
Ждать восходов будущей весны,
А теперь, татарник у дороги
Навевать мне будет сладко сны.
Заливные топи не мелеют
Половодьем северных широт,
Неоглядно по лугам синеют
С безмятежной чайкой –
                в высь –
                на взлёт!
Царствует крылатая стихия
Над стихией половодных вод.
Всё – восторг!
             И, захмелев,
                стихи я
Сочиняю в трансе от красот.
Утро отгремело мне грозою,
Дождь хлестал всем в радость – на ура! –
Травам и грибам, что хоть косою
После гроз накосит детвора.
Дождевик – с булыжник! Шампиньоны!
Заскворчит жарёшка на костре.
И рыбак – к дождям – неугомонно
Пополняет свой улов в ведре.
И жаренье, а с озер – ушица,
Сельская здоровая еда.
Как довольства этого лишиться,
Как вернуться в город, иногда?
Нет и нет!
         Зовёт полынь мечтами
О весенних яствах и лугах.
Вишня и смородина – садами –
Поспевает на степных ветрах.
А ветра – разбойные, лихие! –
Гнут дубравы, чаек ложат ниц!
Майских гроз,
           вод талая стихия –
Для стихов блаженных и грибниц.
Вот стихи и прыгают грибками
И в лукошко, и в мою тетрадь…
Вольница! Забыться б за строками,
Экая – на старость! – благодать.
Старости Господь назначил благо,
Жить с природой,
               всласть,
                накоротке.
Наберусь и я, дружок, отваги
Не с тобою жить, а – в хуторке... 

10
                Деду Николаю Малому

Николай-Угодник, хуторской сосед,
Выловит старухе рыбки на обед,
Дачник дед – не промах! – лето напролет
Ублажает, холит сад и огород.
Всем готов помочь он – так! – по доброте,
Привечает внуков, правнуков, детей.
Все – любимы дедом! Золотой отец!
Золотые дети – благостный венец.
В старости
          нужна нам
                помощь
                и любовь,
Наезжают дети под приветный кров
И помочь, с любовью, каждый деду рад.
Нет на белом свете –
                высшей из наград!
Все в семье при деле, дед мастеровит,
Дачу обиходит, чтоб имела вид,
Дачу сам построил – к камушку-кирпич –
Мастер не построит лучше, чем Кузьмич!
Деду Николаю – восемьдесят шесть лет,
Огород ухожен,  лучше, право, нет!
Да и сам заботой окружен родной,
Здрав будь,
          наш угодник,
                дед наш золотой!

11
Край заливной,
             край островной,
                весна!
Куда ни глянь, озера голубеют,
Уж столько лет, но сердце знать не смеет,
Что участь – хуторянкой! – мне дана,
И старчество дано мне здесь принять,
И мудрость одиночества – стыдливо.
На фотографиях моя родня
Глядит в меня – оттуда! – сиротливо.
И я им говорю: «Пусть рай хорош,
Но на земле
           и в горе –
                мир прекрасен!»
Мой малый мир содружественно вхож
В сей мир огромный,
                оттого и ясен!
Понятен мне его живой язык:
Покоя нет!
         Покой –
               в самом движенье!
Покой – кукушичий лукавый вскрик,
Покой – рождается стихотворенье,
Покой – шмели  гудят в густой траве,
А травы – так покойно дозревают,
Покой – и чайка блещет в синеве,
Закаты мирно в речке догорают.
И мне –
      покой,
           когда радеешь ты
В самопознанье жизни совершенства!
Покой –
      я упокоюсь
                у черты
Не вечного забвенья –
                в вечном действе...



                Раздумья...

1
            Ода человеку

И к высшему, и к низшему причастна
Природа человеческих судеб.
О это восхитительное счастье,
Быть тем,
        кем хочешь,
                был бы только хлеб!
Родит связующие звенья мира
Возвышенная гордая стезя,
Подвластны ей
            и царственность,
                и лира,
Земля,
     животные
            и небеса!
Свободной волей и богоподобно
О ней пекутся ангелы  венцом...
Сбрось рабство! И тогда душа – свободна,
Ей выбирать,
           быть зверем
                иль – творцом!
Ответственен тот выбор и опасен –
Жить в благородстве ль, пошлости страстей?
О юность! Как твой замысел прекрасен:
Познать себя, забытой из вестей.
И самым удивительным открытьем
В дар
     обрести сознанье,
                что готов
К подвижничеству, выбору событий
В достоинстве и мудрости богов.
Легко упасть до мерзости позора!
Стать просвещенным –
                действовать,
                не ждать,
Чтобы понять вдруг, из какого сора
Тебя на свет выталкивает мать
Из состояний животноподобных
Выталкивает в ясный мир Творца.
То – матери
           и Господу угодно,
Так выжми, из себя ты подлеца!
По капле
        выжимай раба
                из плоти,
Чтоб ум окреп, и стала высь близка,
Чтоб мысль сияла в солнечном полете,
Чтоб воля ожила –
                уму слуга.
Фортуна не слепа и только зрячим,
Толковым,
        раскрывает
                жизни ширь.
Учись, мечтай – и век не зря потрачен
Тобою будет, а не копошись!
Поможет мать, лишь обрети желанье,
Поможет мать, чтоб разум твой воскрес,
И знаю,
      сможешь –
              в том и упованье! –
Наш разум –
          космос,
                чудо из чудес
Ему подвластны – жизнь и мирозданье,
Ему подвластна – Божья красота,
В нем  силы и высокие призванья,
А мать
     с надеждой
              встретит у креста.
Пути твои неисповедимы, Господи...

2
Рыбак беседует негромко:
«Клёв должен быть – рыб не видать!»
Закат алеющею кромкой
Означил рыбью благодать.
Круги бегут по глади водной,
За мошкой – рыба из воды,
Но от приманки благородной
Плывёт в утёк, как от беды.
Всё говорят: глупа, как рыба,
Ан, нет! Объеден червячок,
Не лезет с нимбом и без нимба
Ни на рожон, ни на крючок!
Вся – с нимбом,
            с нимбом
               живность Божья,
Господь
      всем
          разума воздал!
Мы тоже, как ни осторожны,
Клюем, коль голод нас достал.
Не возгордись же, человече,
В природе –
          каждый –
                чей-то кус,
Хоть высшим разумом отмечен,
Как нелегко избыть искус
И отказаться от добычи,
Отринув свой подножный корм!
Когда мир страхом обезличен,
Кому-то
      кто-то дан
               в прокорм.
И интеллект здесь не поможет,
И Божий не спасет запрет...
Живи с оглядкой, осторожней,
Чтоб не достаться на обед!

3
Заливные луга, голубые озёра,
Чаек лёт отражает озёрная гладь.
Мне ли, старой, иные мирские просторы
Благодатью вселенскою в мире искать?
Всё едино – везде величавые дали,
Блеск небес озаряет – единой – из сфер,
Но просторы,
           где плачут,
                Россией назвали,
А Россию,
        где радовались,
                СССР.
Отсияла столетье кипучая радость!
Новый век для мечты перекрыл кислород,
Свято верили в счастье и юность, и старость,
А теперь наше счастье –
                от ворот –
                поворот.
За труды, за полёт – пенсионную книжку:
Одному лишь дожить, а вдвоём – не моги!
Если б знать, не решилась родить я сынишку.
За квартиру, учёбу одни лишь долги.
Неоткупно долги! Но и то – не расплата,
А расплата – потухшие лица детей.
Я ль,
    народ,
         иль страна
                виноваты,
Не спасли вековечной мечты и идей
О содружестве стран,
                о всемирнейшем братстве,
Что обещаны были, детям раем предстать?
Но разрушить – не строить!
Единственным средством –
Жизнь отдать,
            своё сердце
                столетью отдать...