Бурашников Н. П. 1952-1999. Книга - Дерево и тень

О стихах Николая Бурашникова

{ скачать книгу через файлообменник можно с моей раздачи по этой ссылке
http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=5051068 }

Стихи Николая Бурашникова привлекают своей открытостью, «непричесанностью», искренностью характера лирического героя. Они идут от жизни и естественно выражают жизненный опыт автора. Они реальные, конкретные — и в деталях, и по настрою. В них угадывается живой образ и представления о мире молодого деревенского парня на перекрестке судьбы — «от села к городу». Современной литературой исследован этот образ, но стихи Бурашникова интересны и самобытны потому, что написаны не о деревне, как привыкли мы в «деревенской» поэзии, а выражают саму деревню, ее взгляд, ее непосредственную жизнь, психологию. Любовь, как принято говорить, к «малой родине», в лучших стихах молодого поэта непоказная, выражена мягко, в точных, не придуманных деталях.
«Желтые осенние поляны.
Тихие багряные осины.
Высохшие тощие пикапы.
Серенькие заросли малины...»
Бурашников умеет видеть неожиданно и выражать мысль единично:
«Дует ветер. Дальний гром гремит.
Дерево скрипит, и тень скрипит».
Запас неявного смысла в стихотворении, давшем название сборнику, — «Дерево и тень», – позволяет прочесть его как размышление о человеческих отношениях, о теле и душе, о человеке в окружающем его мире... А ведь многослойность смысла – один из главных признаков поэзии.
Поэтический дебют Николая Бурашникова состоялся.
Виктор БОЛОТОВ


Николай Бурашников родился в 1952 году. Рабочий. Участвовал в семинарах молодых лите¬раторов Перми.
Стихи Бурашникова печатались в газетах «Огни Камы», «Молодая гвардия», «Вечерняя Пермь», «Звезда», в коллективных сборниках Пермского издательства, в журнале «Урал».

Художник В. Капридов

© Пермское книжное издательство, 1988

Литературное Прикамье


Николай Бурашников

ДЕРЕВО И ТЕНЬ

Стихи

Пермское книжное издательство 1988


***
Я говорю себе: не спи!
Ты будешь спать года.
Высоких звезд не разлюби,
Не разлюби пруда.

Сойдя тихонько под угор,
На берегу ночном
Послушай тайный разговор:
О чем они, о чем?

И Млечный Путь через века
По сердцу будет течь.
Свет языка, плеск языка –
Волнующая речь.

***
Хочется мне небывалой заботы.
Хочется каторжной сердцу работы,
Чтоб ни минуты не тратил я всуе,
Чтоб эта жизнь стала ясной по сути.


К Родине

Ты вся вот здесь,
где больно, Родина.
Ты вся вот здесь,
в моей груди,
в заботах,
с жизнью неустроенной,
с лесами,
птицами,
людьми.
Твои дела
еще наладятся.
Не зря ты в сердце.
Но – увы –
боюсь, оно
устанет маяться
и разорвется
от любви.


Рассвет

Тяжелая роса согнула ветви.
Я клен тряхнул,
чтоб стало клену легче.
И росный дождь с него,
обильный,
светлый,
обрушился на голову и плечи.

Так стало хорошо,
что все печали
я позабыл,
я вновь сумел родиться.
Я был рассвет.
Я был всему начало:
природа пробуждалась –
пели птицы...


Осеннее утро

Желтые осенние поляны.
Тихие багряные осины.
Высохшие тощие пиканы.
Серенькие заросли малины.

Как сугроб, туман лежит в лощине.
Между кочек первый хрупкий лед.
И над всем над этим синий-синий,
Бесконечно синий небосвод!


Дерево и тень

В поле дерево похоже на старуху.
Ходит тень там старая по кругу.
В поле семя буря занесла.
Дерево росло, и тень росла.
Триста лет на близость ропщут богу,
А расстаться все никак не могут.
И чего им друг от друга надо?
Дерево лохмато, тень лохмата.
Дует ветер. Дальний гром гремит.
Дерево скрипит, и тень скрипит...


Давние проводы

Как на улице широкой
Парни с девками плясали,
Каблуками пыль взбивали
 До луны высокой.

И стоял в деревне топот!
Гармонист играл со свистом!
И швырял в гулянку листья
Одуревший тополь.

Только двое пить не пили,
Не плясали, петь не пели:
Тишины они хотели,
В поле уходили.

Целовались у ограды...
И на них с небесной кручи
Лик луны глядел, задумчив.
Эх вы, проводы в солдаты!


***
Танк на площади городской.
Где весь день многолюдно и гулко.
Засветился вечерней росой,
Как в минуты затишья под Курском.
И мне кажется: вот загремят
Вдруг стальные тяжелые люки,
И покажутся крепкие руки
И горячие лица ребят.
По знакомым бульварам пойдут,
Словно в детстве, друзья боевые,
Веря в то, что их матери ждут,
Их — погибших во имя России!


Маршал

Дух победный военного марша.
Гулким шагом проходят войска.
Их суровый приветствует маршал
Напряжённой рукой у виска.
В незабвенные эти мгновенья
Что он думает, воин седой?
Он устал от работы военной,
От тяжёлых погон со звездой.
А всего-то душа и хотела -
Сеять хлеб, ребятишек растить.
Но пришлось, как эпоха велела, -
Век суровую службу нести.
Жизнь его стать легендой успела
В каждом городе, в каждом селе.
Но её лишь для ратного дела
И хватило на горькой земле...


Дымное поле

Дымное поле. Сгорела изба на околице.
Ее подожгла грозовая из тучи стрела.
Дымное поле, усыпано пеплом, покоится,
Как будто само это поле сгорело дотла.
Дымное поле. Окошко к нему не распахнуто.
Не выбежит весело конь из широких ворот.
Бродит старуха и что-то бормочет беспамятно,
И странно, что в небе над полем гудит самолет.


На учении

Тяжелые шинели,
Суровый старшина...
Как будто в самом деле
Идет война:
Сжимая автоматы
И голову сломя,
Хрипят «ура» солдаты,
Дрожит земля.
Не уронили чести –
«Враг» взят врасплох.
Устали все, как черти.
Хоть «царь Горох»
Котел походный с жару
Снимает и сопит,
Им в этот час, пожалуй,
Ни есть, ни пить.
Свята и трижды клята
Наука побеждать.
И хочется ребятам –
Спать.


Парус

Белеет парус одинокий…
М. Лермонтов

За околицу ли выйду,
Выгляну в окно ли,
Одинокий белый парус
Вижу в чистом поле.

И откуда к нам приплыл он?
Вот опять, крепчая,
Громыхающая буря
Поле ржи качает.

Только зря ты этот парус,
Буря, полюбила.
Держит якорем его
Братская могила...


* * *
В открытое окно шумит осенний дождь.
На улице темно и в комнате темно.
И плачу я, ну что с меня возьмешь:
Так хорошо в душе, как не было давно.
Я не кричу: "Подать сюда огня!"
Не надо ничего и лучше ни гугу.
Я счастлив тем, что слёзы у меня,
А я-то думал - плакать не могу...


***
Безрадостно в поле,
где гулко качается рожь,
где колос от солнца тяжел:
если в руки возьмешь –
он тянет к земле.
А над полем
светло, глубоко.
И жавронка песня
звенит высоко, высоко.
Безрадостно в поле.
Откуда же радости быть?
Уж вольного ветра
отцу моему не испить.
И песни,
что в небе июльском
звенит высоко,
отец не услышит:
в земле он лежит глубоко.
Без поля отец.
Ну, а как же без поля ему,
привыкшему рано вставать, –
я никак не пойму.
Л поле шумит,
наливаясь тяжелым зерном.
Как радостно поле,
и как же безрадостно в нем...


***
Голос отца заглушила земля.
Очи отца придавила земля.
Голос его не услышать.
Очи его не увидеть.
Что же ты, ветер, шумишь?
Что же ты, небо, глядишь?
В ветре мне слышится голос отца.
В небе мне видятся очи отца.
Как же без отчего слова?
Как же без отчего взора?


* * *
Дороге нашей не было конца.
Бил снег в лицо. Мы гроб несли отца.
Без горьких слёз из-под опухших век
Отца несли, проваливаясь в снег.
Хотелось нам упасть и не вставать.
Но тяжело дышала в спину мать.
Так на её дыхании и шли:
Бил снег в лицо, и мы отца несли.


Мать

Утром, чуть свет, подоила корову,
Печь затопила, воды принесла.
А ребятишек у матери прорва.
Всех ублажила: блинов напекла.

Ну да чего там... Оравой живою –
Разве ж у юбки чертей удержать? –
С мест повскакали, умчались на волю
Голою пузой на солнце сверкать.

Шила, стирала, тем временем – пела.
Как-то само выходило собой.
Крошки не съела, присесть не успела:
Глядь, уже месяц взошел над избой.

Утром, чуть свет...


Отчий дом

Ты постарел, мой отчий дом.
Мох из пазов торчит щетиной.
На бревнах трещины кругом,
Как стариковские морщины.

Я провожу по ним рукой,
Как будто бы касаюсь детства.
Осиротевший домовой
На чердаке колотит дверцей.


Из детства

Я бежал от здорового дядьки.
Он кричал мне: «Убью стервеца!»
Я украл у него ночью с грядки
Два ядреных таких огурца.

И убил бы, такой был подлюга:
Оставлял на ночь косы в ботве.
Мол, хорошая будет наука
Голодраной лихой пацанве.

Только я подглядел это дело
И, косы не задев, усвистел.
А мужик... он в войну был бандера,
Был из проклятых, высланных,
тех...

Огурцы же у христопродавца
Во какие росли под окном,
Как в земле он любил ковыряться,
Как над нею гнул спинушку он!

И лицо у мерзавца светлело.
И рожала, рожала земля.
Но однажды ему надоело,
Не сумел обмануть он себя.

Видно, худо жилось ему, худо.
Ведь не мог ни с того ни с сего
Вдруг повеситься этот Иуда,
И вот ноль почему-то его...


Ивы

Давно бы рухнул здесь забор:
Столбы подгнившие чуть живы.
Но он стоит. И до тех пор
Не упадет, покуда ивы,
Вот эти ивы не умрут!
Так разрослись вокруг него!
Так ветви тонкие упруги!
Не страшен ветер дождевой,
И нет заботы у старухи
Соседей звать чинить забор.
К ней стадо коз не забредет
И не потопчет лук на грядке.
Ока на кладбище идет,
Чтоб в тихой, низенькой оградке
Поправить холмик дорогой...


***
Кругом один прогресс... Но мне, как сыну
Избы,
           беречь ее своей любовью:
Держать дрова сухими и лучину,
И печь топить на доброе здоровье;
Держать колодец чистым и глубоким,
Закрытым от разбойничьего ветра,
Чтоб не занес он грязи несусветной;
И чтоб журавль стоял всегда высоким
И опускал бадью легко, певуче,
И поднимал бы весело и сыто;
И чтоб, не дай-то бог, в наш век трескучий
Остаться у разбитого корыта.


В чулане

Висит в чулане старое ружье.
Ствол потускнел, и потемнел приклад.
Сквозь щель в углу прогнившем на цевье
Стекает поздней осени закат.

И хвост заиндевевший косача
Оплел паук тончайшим серебром.
И веет от отцовского плаща
Давным-давно погаснувшим костром.


***
Хмель опутал плетни.
В лунном свете деревня.
У сарая в тени
Чуть мерцают поленья.

Тихо так и свежо.
Пахнет убранной рожью.
На душе хорошо
И немного тревожно.

Вон, вдали над холмом,
В этот час неминуче,
Задышав сентябрем,
Собираются тучи...


Тишина

Сосна над Савинским прудом
Луну баюкает на лапах.
Баркас рыбацкий – старый лапоть –
Лежит на слегах кверху дном.

И только в сумерках порой
Раздастся звонкий плеск щуренка,
В деревне тявкнет собачонка,
И снова – дрема и покой...


Берёза

До чего же радует она –
У болотца белая береза!
А под ней земля темным-темна
От дождей и лютого мороза.

Как же свет родить земля смогла
Около змеиного болотца?
Знать, мечта в ней светлая жила,
Как живет звезда во тьме колодца.

Родила, чтоб стало чуть светлей
В стороне под солнцем нерадивым.
И гляди, шумит-шумит на ней
Свет-береза с пятнышком родимым!


У колодца

Баба у колодца –
Крутые бедра –
Разливает солнце
Из бадьи в ведра.

Ветер пристал грубо,
Знать, с ума спятил –
Ну целовать в губы,
Задирать платье!

Нет бабе от ветра
Отбою просто.
И с бадьею ведра
Гремят с помоста.

Наземь осиянно
Пролилось солнце.
– Вот ведь окаянный! –
Сама смеется.


В избе

Печь, как белая лебедь, плывет в тишине,
Тихим берегом дремлет порог.
Грустно маятник старых часов на стене
Шелестит, как сентябрьский листок.

И закатное солнце иконы в углу
Льет последний таинственный свет.
И боюсь я уснуть, я уснуть не могу:
Утром встанешь, а лебедя – нет...


Первый гром

Первый гром, ах, первый гром!
Сотрясается весь дом!
Вышибаю дверь пинком!
И на улицу – бегом!

И рубаху с плеч – долой!
И под ливень громовой!
И кричу грозе: "Я твой!»
И расту большой, большой!

А сосед орет: "Убьет!»
Ну и пусть себе орет.
Я-то знаю, не убьет,
Если за душу берет!


* * *
Свет одинокого окна
На куст сиреневый прольётся.
И снова в комнате она
Кого-то ждёт и не дождётся.

И снова мне всю ночь не спать
И, притаившись у колодца,
Курить в рукав, и поджидать
Таинственного незнакомца.

Но почему он не идёт?
А вдруг она в часы бессонниц
Меня, а не другого ждёт,
И я - тот самый незнакомец?!


Ворота

А я не лез бы на рожон.
Да без тебя жить неохота.
Пусть твой отец грозит ружьем
Я разнесу к чертям ворота.

И не зимою, так весной –
Вот провалиться мне на месте –
Я назову тебя женой»
Отца разгневанного – тестем.

Родится дочь, и – заживем:
Построим новые ворота.
Потом я стану ждать с ружьём,
Когда их выворотит кто-то.


***
Хорошо, махнув на все рукою,
В лес уйти тропинкой вдоль ручья.
И на хвое палой под сосною
Крохотного встретить муравья.

На ладонь, как будто на крылечко,
Он взойдет под тихий скрип сосны.
В детстве с этим мудрым человечком,
Помню, говорить умели мы...


Метаморфоза

Опрокинулось солнце в долину.
С гулким треском земля разошлась,
Обнажая багровую глину.
В небо стайка стрижей унеслась.

Я стоял на обрыве оврага,
И в груди трепетала душа
От восторга и дикого страха,
Первобытной природой дыша!


***
Огромная туча к селенью неслась издалече.
Ворочался в туче какой-то безумный старик.
Глазами сверкал и гремел непонятные речи.
То вспыхивал страшно, то страшно бледнел его лик!

Бывалые люди ругались и в бога, и в черта.
Мальчишки смеялись... Никто не воздал ему честь.
Тогда он заплакал, рукою махнув обреченно.
И дальше помчался, и вскоре из виду исчез...


Гул самолёта

В небе гул самолета,
Нарастающий гул.
Заскрипели ворота,
Бык башкою мотнул.

И чугун с теплым пойлом
Громыхнул о крыльцо.
И хозяйка подолом
Утирает лицо.

В небе гул самолета,
Затихающий гул.
Отскрипели ворота,
Бык печально вздохнул.

Словом ласковым баба
Утешает быка.
И висят над усадьбой
В тишине облака.


***
...Неужто так и есть:
Все бренно под луной?
И темный прах листвы
Я сковырнул ногой.

И где, казалось, жизнь
Навек погребена,
Улитка рожки мне
Казала из окна.

А домик у нее —
Закрученный в спираль...
Галактики сюжет
Он тихо повторял.


***
Дожди проливные. Распутье.
Распутье на тысячи верст.
Так хочется в этакой смуте
И чистого неба, и звезд.

Но, видимо, небо устало
От наших раздоров и мук.
Отныне священно и ало
Звезды не зажжет никому.

Ведь, может быть, как ни печально,
И было пустынно оно,
И эти дожди — свет прощальный
От звезд, что погасли давно...


На пруду

Вниз головой в пруду кусты,
Избушка под горой.
Близ головой в пруду мостки,
И я — вниз головой.

Там синева, там облака,
Там черные стрижи.
Там даль, безмерно глубока,
Рисует миражи.

Там все, как есть, как быть должно
В глубинах бытия.
Там мой двойник живет давно,
Мое второе «Я».

Как я, на пруд приходит он
И видит пред собой
И облака, и горизонт,
Избушку под горой.

Но видит все — увы — вверх дном.
И мысль его горька,
Что никогда не сможет он
Постигнуть двойника....


Зов природы

Протрубили на рассвете
Так, что вздрогнул желтый куст.
Древним гоготом ответил
У забора сельский гусь.

По земле забил крылами,
Чтобы в небо взмыть скорей
И догнать под облаками
Воле преданных гусей.

Полетел над огородом,
Гогоча на все село,
О, могучий зов природы,
Подымающий крыло!

Пусть подрезанные крылья
Вдаль не смогут унести,
Но он делает усилья,
Чтоб свободу обрести.


На самом юру

Ночью осенней на самом юру,
Где захлестнуло колодец крапивой,
Старой избе на знобящем ветру
Что-то калитка скрипит сиротливо.

Дышит изба тяжело, тяжело.
Мрачно зияют пустые глазницы.
Черная туча, расправив крыло,
Кружится в небе зловещею птицей.

Негде укрыться, спастись от нее.
Месяц сверкающий клювом согнулся.
Что же хозяин не вскинет ружье?
В город уехал. Назад не вернулся.


Камень

На горе, горе крутой,
Посреди глуши,
Черный камень роковой
Сбросил я с души.

Сбросил в пропасть — в темный зев.
Только камень вдруг,
До земли не долетев,
Сделал плавный крут.

И поднялся до небес,
Коршуном крича.
Покружился и — исчез
В солнечных лучах.


***
Ревут лесовозы, как звери,
В осенней дорожной грязи.
Врезаются в трупы деревьев
Тугие стальные тросы.

И головы бьются о землю
Погибших берез и осин.
Какое на сердце веселье —
Я сам их рубил, сукин сын.

Я знаю лесную опушку,
Где вам ни за что, никогда
Уже не дозваться кукушки.
Но, впрочем, сие не беда.

Мы купим ее в магазине.
В часах... и — на стенку часы!
Усядемся вечером синим
В кресло ширпотребной красы.

И спрашивать станем, ликуя:
«Скажи, сколько жить-хорошеть?»
И столько она накукует!
Но это не важно уже...


***
Тянем, тянем жилы из земли —
Сохнут реки, вянут ковыли.
Жилы на опорах вдоль дорог.
В жилах небо, запад и восток.
Жилы в нас самих... О, мать земля!
Как, скажи, приветить журавля,
Как, скажи, цветок не погубить
И насущный хлеб себе добыть?


***
Лежать в траве, не думать ни о чем.
Глядеть на облака и выше облаков.
Глаза устанут — веки опустить.
Себе присниться облаком во сне.
Лететь над полем, думая о том:
Кто там лежал, где смятая трава?
Что было с ним? Зачем он приходил?
Проснуться вдруг от капли дождевой...


Жаворонок

Я сейчас поднимусь высоко-высоко!
Запою-засвищу в поднебесье.
И на каждый на солнечный лучик легко
Я нанижу хорошую песню.
Чтобы солнце звенело средь белого дня!
Я сейчас поднимусь, все во мне встрепенется,
Если ястреб, что падает, выбрав меня, —
Промахнется.


На распутье

На распутье, где-то в мирозданье,
Навсегда простясь с родимым кровом,
Человек сидел на сером камне
Одиноко,
                словно черный ворон.

Человек сидел и думал смутно:
Где моя погибель, а где слава?
И пытливым взглядом поминутно
То глядел налево, то направо.
   
Наконец, прикинул что-то веско,   
Пожевал кусочек черствый хлеба,    
И, махнув на все рукою дерзко,
Он пошел направо и налево!

И пошел, пошел по двум дорогам
Человек, что странным был по сути.
И себя однажды ненароком
Повстречал опять на том распутье.


Поле

I
Там, где травы нежились густые,
Где шумели ветры день-деньской,
Где гуляли кони золотые —
Вырос город светлый и большой.
Белый камень — жилки голубые.
Красота его на всю страну...
Только где ж вы, кони золотые,
Где ж вы, ветры, клоните траву?

II
А за городом светлым болото.
То болото в три птичьих полета.
То болото бурлит, колобродит.
Смельчаков то болото поглотит.
Поглотит и выплюнет кости.
Не любит — кто ходит в гости.
И за ним нужен глаз да глаз.
Говорят, в нем природный газ...

III
Летучая мышь принесет
С болота дыханье ночное.
И город красивый уснет.
Лишь полю — ни сна, ни покоя.
Усталое, дышит едва.
Скребется во мраке корнями.
И лезет со стоном трава
На волю сквозь треснувший камень.


Дальние огни

Вдали огней неясное мерцанье.
И мнится мне, что миллиарды лет
Не город за рекой, а — мирозданье,
Оно мне шлет загадочный привет.

Над головою низко бродят тучи,
И за спиной шумит угрюмый бор,
И я вовсю подбрасываю сучья
В пылающий неистово костер!

Но жутко у костра и одиноко.
И я сажусь в отчаянье на плот,
И шест мой погружается глубоко,
И я плыву, плыву на берег тот!

Вот наконец-то плот я свой причалил.
Передо мною город весь в пыли.
И я стою усталый и печальный —
Мне жаль костер, оставленный вдали.


***
Прохладный ветер. Вечереет.
Все ниже солнце над холмом.
Оно растет, и тяжелеет,
И от прохлады багровеет.
Вот на холме, обросший мхом,
Дуб вспыхнул трепетным огнем,
Вот солнце в землю провалилось,
И мрак надвинулся кругом!
Не знаю, что со мной случилось...
Искрился дуб, листва дымилась,
Клубился грозно Млечный Путь,
Грудь обжигало - солнце билось.


***
...И распахнулась дверь в ночной провал.
Скрипели страшно белые березы,
Как будто кости белые природы,
И ветра гнев мне душу потрясал.
Я вопрошал: что значит этот гнев?
Но мне язык его был непонятен.
Я различал лишь возгласы проклятий,
И сыровато-терпко пахла нефть.
А из трубы котельной дым валил,
Метался и цеплялся за деревья.
За ручку потянув, я хлопнул дверью,
Закрыл на крюк и пламя подновил.
Чтоб во времянках сохли сапоги
И спали без забот буровики,
Я воду грел и... мерз в мазутной робе,
И думал о себе и о природе.
Шел третий час прозренья и тоски...


Дворник

Что за осеннее утро!
Старый обшарпанный дом.
Дворник метлою понуро
Листья метет под окном.

И собирает их в кучу.
Вот огляделся, как вор,
И на глаза нахлобучил
шапку...
Разводит костер.

Долго на корточках дует,
Искры на фартук летят.
Кажется, дворник колдует —
Листья, как змеи, шипят.

Да, он колдун в самом деле:
Вспыхнуло пламя, и — глядь —
Дымом деревья оделись
И зашумели опять!


Я поздно встал

Я поздно встал, и я не видел,
Как солнце на небо взошло.
И на меня оно в обиде —
Не зря же туч наволокло.

Лишь иногда блеснет зловеще,
И пробежит по телу дрожь.
И так на крыше ветер свищет,
И так нахлестывает дождь.


Гололёд

Гололед, что ни шаг, то — курьез.
Вот и я растянулся на льду.
Кто-то звонко смеется до слез.
Поднимаюсь и снова иду.

Кто смеялся, тот грохнулся сам.
Нынче город — не город, а цирк...
Я иду в удивительный сад.
Там на ветках висят леденцы.

Хорошо леденец раскусить
И, зажмурив глаза, похрустеть...
Как ребенок, учусь я ходить.
Как ребенок, учусь я глядеть.


Бессонница

Ты за что так мучаешь, бессонница?
Истинно, с тобою не поспишь.
И тебе, бессонница, не совестно?
Что ты половицею скрипишь?

Что ты там вздыхаешь занавеской?
Уронила спички со стола...
Заклинаю, прочь поди! Не мешкай.
Я тебя не звал. Зачем пришла?

Учишь жить, а я и не умею...
Впрочем, что же — бог тебе судья.
Может быть, и впрямь я поумнею.
Говори, я слушаю тебя...


***
На улицах стоит густой туман.
И рядом — ни души, ну никого!
Где люд честной? Я так сойду с ума.
Я без друзей не стою ничего.

Во мгле сырой — всему же есть предел —
Протягиваю пальцы, как лучи.
Что ж, сам я одиночества хотел.
И вот сбылось желание — кричи!


***
— Я люблю тебя, — тихо она мне сказала.
Я стоял и курил как ни в чем не бывало.

Как ребенок расплакалась: «Если бы знала...»
Я курить продолжал как ни в чем не бывало.

Вдруг затихла она, улыбнулась устало
И пошла от меня как ни в чем не бывало.

И в ночном переулке, как призрак, пропала...


***
Люблю осенние дожди.
Они печалить так умеют:
Надолго улицы пустеют,
На них — размытые следы.

Как хорошо наедине
Тогда побыть с душой своею,
И пожалеть в грязи аллею
И мокрый свет в твоем окне.


***
Когда я читаю твои письма,
В них
Я слышу биение твоего сердца.
Вижу твои печальные глаза.
Чувствую прикосновение твоих рук.

А когда ты читаешь мои письма,
Что ты слышишь?
Что видишь?
Что чувствуешь?


***
Рано утром я дверь отопру
И оставлю открытой нарочно.
В лес уйду и воды наберу
Из ручья, замирая, в пригоршни.

И вернусь, не запнусь о крыльцо.
И с ладоней той влагой волшебной
Окроплю тебе спящей лицо —
Будь живой, а не спящей царевной!


***
Когда устану так, хоть помирай,
И ясный день покажется ненастным,
И мысль придет, что я живу напрасно,—
Тогда меня, угрюмого, встречай.

И в дом введи, смиренно и любя,
Где тишина — не скрипнет половица;
Где отдохнуть смогу я и забыться
И сильным вновь почувствовать себя.

И снова в путь собрать меня сумей.
И, пожелав удач и непокоя,
Махни с крыльца прощально вслед рукою
И ни о чем, не надо, не жалей...


Это слово моё
            Тане

Это слово мое —
о тебе,
о себе,
о природе —
я не выдумал,
нет.
Это слово явилось
как стон
из бессонниц моих,
из великой тоски по свободе,
чтоб однажды,
как мысль ни безумна,
схватить горизонт.
И взглянуть за него:
что такое за ним,
что за тайна,
дует ветер откуда
с песчинками зла и любви;
чтоб узнать,
для чего
мы живем на земле
непрестанно,
а когда устаем,
завещаем вопросы свои?


Хоть бы дождь

У дороги жесткие права:
Ошалело мчат грузовики.
У дороги пыльная трава.
Ржавые, сухие стебельки.

Хоть бы дождь пошел... ведь я и сам,
Словно придорожный куст, в пыли.
И машу рукой грузовикам,
Чтоб меня отсюда увезли.


***
На землю иней лег холодным пеплом
И на деревья.
Словно головни,
Дымятся их стволы.
Относит ветром
Туман тяжелый в сторону луны.

Луна висит, как зеркало большое,
Что кто-то занавесил простыней.
И что,
И что поделать мне с душою:
Больна она осеннею землей...


Дождевые капли

Стукнет капля в стекло дождевая,
Вздрогнет сумрак в проеме окна.
Что хотела сказать мне она
В час, когда я уже засыпаю?

Вот еще одна звонко упала,
И душа встрепенулась на миг...
Словно знал я природы язык
Да забыл. Тыщи лет миновало.


***
Ни ворот, ни родимого дома...
Полдеревни сломали уже.
Поселили в квартире знакомых
На девятом, считай, этаже.

Печки нет. Но светло и не сыро.
Значит, милые, все не беда.
Лишь назвать отчим домом
квартиру
Вы не сможете никогда.

Что поделать — эпоха такая.
Не смотрите же грустно в поля:
Человек ко всему привыкает.
Лишь осталась бы отчей земля...


Сон

Мимо страшного откоса
Черным эшелоном
Мчится город на колесах
С молнией и громом.

Мчится город, мчится грозный
До конца, до краха.
И шарахаются звезды
В пустоту от страха!

Сумасшедший, черный, грозный
По вселенной мчится.
Вот промчался... Пылью звездной
Млечный Путь клубится.


***
Шел, не ведая усталости.
Только вдруг над головой
Хрястнул гром, и зашаталося
Поле детства подо мной.

И старушкою невесело,
Будто нехристь я какой,
Плотным ливнем занавесилась
Деревенька под горой.

А встречала прежде солнечно,
А ведь нет ее родней...
Знать, я долго хлебосольничал
И служил на стороне.


Окно

Ничем не примечательно окно:
Наличники его и крестовина
От солнца и дождя темны давно.
Зато какая, братец мой, картина,
Когда на нем дерутся воробьи!
Друг дружку — непонятно кто зачинщик —
Так отчехвостить лихо норовит:
Чирик-чик-чик, мол, это мой наличник!
Зато, когда морозище стоит,—
Что на стекле за дивные рисунки!
Зато как славно гуслями звенит,
Когда перебирает март сосульки!
Зато каким печалилось теплом,
Когда к нему присаживалась мама,
Когда она ждала не с неба манны,
А горе-сыновей в родимый дом...
Ничем не примечательно окно.
Наличники его и крестовина
От солнца и дождя темны давно...


***
Тихий час.
Как сиделка, луна
сторожит деревенский покой.
Не бывает такой тишина.
Даже боязно тронуть рукой
после множества виденных лиц,
и дорог, и житейской грозы
этот тихий березовый лист
с драгоценною каплей росы.


***
Вот он, родимый уголок:
В крапиве городьба.
Здесь после города
с вершок
Мне чудится изба.

Крылечко — скрип! Ох, мать моя,
Иду и не дышу.
И как большим тут вырос я —
Ума не приложу.

Зато какой в избе простор!
И в ней, за будь здоров,
Садятся ужинать за стол
Пять дюжих мужиков.

По пуду каждого кулак —
Любого свалят с ног.
Я перед ними, скажем так,
Не больше чем с вершок.

Старшой смеется: «Похуда-ал...
Садись за стол, браток,
И расскажи нам, кем ты стал,
Чем дышит городок?

Он миллионный, говорят,
С деревней не равнять?..» —
Я понимаю, ведь хитрят,
Попробуй с ними —
сладь.


Дуб

Как молнии блещут
Из тучи вдали!
Как рощи трепещут,
Склонясь до земли!

Лишь дуб в чистом поле
Бесстрашно стоит:
Готовится к бою,
Кольчугой звенит.


***
Как пошли мы с братом по лугу-лужочку.
Засвищали косами, нарвались на кочки.
Раньше их тут не было. Что за чертовщина?
Навалились с братом: мы ли не дружина!
Белые рубахи — празднична обнова.
Ах ты, луг-лужочек, поле Куликово!
С потом да с землею, с острою осокой
Полетели кочки, как башки, высоко.
Насшибали кочек, иступили косы.
Пали с братом замертво и грязны, и босы...


***
И комарья, и мух в лесу!
Здесь солнце жарит беспощадно.
Дохнуло облако прохладно,
Скользнуло тенью по лицу.

Но солнца я уже боюсь.
И в тень спасительную с силой
Тяжелые вонзаю вилы
И сам валюсь.

Брат рядом падает со мной.
Средь копен, сметанных под зноем,
Нам хорошо в тени обоим.
Мы дело сделали.
Покой.


Дед

Старая дремучая береза.
Сохнет на ветвях ее мерёжа.
Тень черна. В нее, дремуч и сед,
Топором вбивает колья дед.
Не спеша разводит костерок,
Чтоб сварить ушицы котелок.
Затрещала старая берест.
Заплясала красная невеста.
Тень пропала. Дед помолодел.
На березе лист зашелестел.
А старуха дома морщит лоб:
«Стар ведь, кабы в речке не утоп...».


***
Залаяли собаки в темноте.
Кому не спится в этакую пору?
Вот скрипнула доска, и над забором
Мелькнула по-кошачьи чья-то тень.
За ней другая.
Быстрый шлепоток
Ребячьих ног.
Свет вспыхнул, как солома,
В избе,
Откуда выскочил в кальсонах
Мужик Иван.
В руке его сапог.
«Ну, чертенята, нет на вас креста!
Мать-перемать, как трахну из двустволки!»
И голову задрал:
«Ух, звезд-то сколько.
Вот это да-а, вот это красота...».


***
Шумит и пенится у леса
Ржаной прибой, не умолкая.
И у дороги, как принцесса,
Стоит ромашка полевая.

Венец из бабочки нарядной
На ней сидит легко и просто.
А рядом, в сумрачных оградах,
Темнеют холмики погоста.


***
Посидел у могилы отца.
Поседел, не узнать молодца.
Сгорбив плечи, вернулся в село.
Бороздили морщины чело.
Старики в нем признали отца
И руками махали с крыльца.
Говорили: «Ты где пропадал?»
Каждый чарку ему предлагал.
Только мать все одна поняла.
Утешала его как могла...


Заготовка дров

Нынче работа не в службу:
Гнем, не жалея, хребты:
Брат завывающей «Дружбой»
Пилит на чурки хлысты.
Чурки колю я, и злато
Брызжет из-под топора.
Тут же поленницу ладим...
Вот и обедать пора.
Рослые, в избу заходим.
Пот утираем со лба.
Моемся, дружно хохочем,
Так что трясется изба!
Миска со щами дымится
общая...
Дух — благодать!
Матушка солнцем лучится.
Матушку можно понять.


Случай

Что-то печка чадит.
Залезаю на крышу
и метлою шурую в трубе.
Кто-то в ней копошится.
Но кто — я не вижу:
тьма там тьмущая,
в этой трубе!
Вдруг как выскочит баба
с ногой костяною!
Закричит как: «Ты что, очумел?!»
Ох, едва я очнулся
с больной головою:
до того я, видать, угорел.
Больше печь не чадит.
Жарко, милая, пышет.
Но куда подевалась метла?
Я искал ее в печке,
в саду и на крыше,
и нигде не нашел —
вот какие дела.


Август

Август зябкой рукою во мгле
Тронул черные крыши села.
И, дотлев, точно уголь в золе,
Тихо в небе звезда умерла.
Раскричался петух, как шальной.
Пес разлаялся, цепью звеня.
И подсолнух в бочонок с водой
Лепестки обронил у плетня.


***
Эта осень золотая, золотая.
Распахнул окошко в палисад.
Плавно в избу листья залетают,
Как страницы прошлого, шуршат.
Тихо веют светом и прохладой.
И воспоминаньям нет границ.
В час такой мне ничего не надо,
Кроме этих золотых страниц.


Дорога

Когда-то была здесь дорога,
Что жить без людей не могла.
Кому-то была она долгой,
Кому-то короткой была.

То свадебной тройкой гремела,
То просто вела ходока.
То возом тележным скрипела,
И дрема брала мужика.

То слушала плач похоронный...
А нынче заглохла травой.
Ни пеший по ней и ни конный
Не странствует в думе дорожной
Ни ранней, ни поздней порой.

И в сердце не то что тревога —
Какой-то холодный покой.
Как будто не эта дорога,
А память заглохла травой.


***
Здесь грустно все до мелочей.
Крыльцо крапивой заросло.
Среди обломков кирпичей
Мерцает битое стекло.

Стоит, как мертвая, изба,
Где был когда-то добрый лад.
И лишь с наличников резьба
Еще притягивает взгляд.

Хозяин жил, знать, широко
И, видно, был не без причуд:
По морю к солнышку легко
Два белых лебедя плывут.


Сосед

Возле закрытых угрюмых ворот
Ветер костлявые ветви трясет.
Слышится стук суматошный в ворота.
Страшно кричит на воротах ворона.
Словно на свете случилось семь бед.
Что же из дома не выйдет сосед?
Что ж не прогонит ворону-вещунью,
Ветви не срубит: ведь шуму-то, шуму!
Шторы задернул, мал, нет меня, нет.
Что и подумать... сосед, а сосед?


В непогоду

Дует ветер и дует —
Промозглый, жестокий.
И ржавое железо па крыше грохочет.
Страшно клонится вяз.
Трещит!
И в глубокий
ахает пруд!
Мощные брызги!
И вода, обезумев,
клокочет.
Не шуметь больше вязу листвою могучей
На крутом берегу...
И рыбак одинокий
тащит сеть из-под вязовых
кряжистых сучьев,
и не может достать,
и дышит он злобою дикой...


***
Листва еще на солнце нежится...
Но к ней получше присмотрись,
Она едва за ветки держится,
Предсмертно жилки напряглись.

Ветра подуют и — посыплется...
Потом всю зиму, как сквозь сон,
Из дальней рощи будет слышаться
Ее прощальный тихий звон.


В осенней деревне

От дождей поленницы набухли.
Ветер невидимкой-кочергой
Ворошит рябиновые угли,
Дым валит из бани под горой.

Глухо во дворах собаки лают,
Улицы печальны и пусты,
И, чернея, небо подпирают
Телевизионные кресты.


В полнолуние

Луна взошла, и с воем к ней
Собачьи вытянулись морды.
Качнулся плот у камышей
И глухо звякнул цепью мокрой.

И забурунили в сетях
Лини у Черного провала.
И, слышно, баба на сносях
В избе соседней застонала.

С крыльца спорхнул пацан босой
И, перепрыгнув через жерди,
По огороду под луной
Бежит до сельской акушерки.


Сказка

Испаряется из печки
Дух еловых дров.
Вьется в кольца и в колечки
И летит до облаков.

В чудо-облако свернулся,
По небу поплыл.
По-над лесом встрепенулся,
Над пеньком застыл.

И по щучьему веленью,
И по моему хотенью
Вдруг ударялся о пень!
Обернулся снова елью
И на речку бросил тень.

Ель опять шумит над речкой
Солнце речку не печет.
А хозяин возле печки
Сеть рыбацкую плетет…


***
Промерцала во тьме
Нить холодной седой паутины.
Зябко жмутся друг к дружке осины,
Дрожь не в силах унять.
Пахнет палой листвой и грибами.
По-хозяйски большими глазами
Смотрит осень-сова
Из дупла на дорогу лесную,
По которой усталый
С охоты бреду я...


Лист

С деревьев листья опадали
И обречённо и светло
И, замирая, отдавали
Земле последнее тепло.

С судьбой один лишь не смирился,
Он не хотел утратить высь:
За паутину зацепился
И плавно в воздухе повис.

Oн вряд ли был других живучей,
Таким же смертным был, как все,
Но те уже сгребали в кучи,
А этот в воздухе висел.

Грядет зима, но и поныне,
И одинокий, и чужой,
Тот лист висит на паутине
Висит меж небом и землёй...


***
...А небо все ниже.
И ветер снежинки
На голые ветки
Все нижет и нижет.
А ночью морозец
Нарядит колодец:
Привяжет луны
Золотой колоколец.
Сосульку приладит
И звонко ударит.
И до-о-лгую, до-о-лгую
Зиму подарит.


Сорока

Против ветра летела сорока.
Ох и было у ей выкрутас!
И небесная, видно, дорога
Не без ям и ухабов у нас.
Только как бы ее ни мотало,
Ни шарахало над селом,
Белобоку ничуть не пугало
И вертела как надо хвостом.
Ни кола, ни трубы не задела,
Ни одно не разбила окно.
Против ветра сорока летела.
А куда? Да не все ли равно.
Против ветра — ты только подумай:
Начихала на все у-лю-лю.
Не туда, куда ветер подует,—
Против ветра! За это люблю.


На Родине

Уголок моей отчизны.
Низкое крылечко.
Нащепав сухой лучины,
Разжигаю печку.

Разжигаю неторопко,
С пониманьем дела.
Озарив бока подтопка,
Пламя загудело.

Заплясало на поленьях
Жарко и с подскоком.
Перед ним я на коленях,
Словно перед богом.

И скрипит мороз украдкой
Половицей в сенцах.
И, как в детстве, сладко-сладко
Замирает сердце!


***
И снова небо вызвездил мороз.
И хорошо, и радостно до слез.
Все так бы и глядел я, но — увы —
Летит на землю шапка с головы.
И зазвенел во все колокола
Морозный воздух. Стынет голова.
Мороз как будто злее стал в селе.
Чтоб шапку взять —
                я кланяюсь земле.


Зима

Утром на окне раздвинул шторы,
Посмотрел на улицу — бело.
Замело сугробами заборы,
И на крыши снегу намело.
Снежный человек бредет куда-то.
У вороны — белое крыло.
Между рам белеет пышно вата,
Сверху гроздь рябины глянцевато
Светит сквозь оконное стекло.


Волк

В снежном поле, в стылом поле
Одинокий волчий след.
Одинок, в постылой воле
Воет волк. Покоя нет.

Столько в голосе печали,
Раздирающей тоски!
Не уснуть никак ночами —
Дали маху мужики.

Дали маху… Нынче волку
Без волчицы тяжело.
Разрядить в него двустволки
В лютый час не повезло.

Вот ночами он и кружат
С воем около села.
Мужики хватают ружья —
Нет им бабьего тепла...


***
Придет печаль, когда не ждешь печали,
И тихо к сердцу моему причалит,
И бросит якорь в глубину души.
И снова с ней тебе не спать ночами,
И мрак сверлить холодными очами,
И слушать бой часов в ночной тиши.


***
Крыльцо. Калитка. Дальняя дорога,
И лет тебе еще совсем немного.
Мать провожает. Слезы на глазах,
«Не надо, мама, тосковать напрасно.
Свет белый погляжу, да и обратно.
Увидишь, я вернусь — вся грудь в крестах!»
...Звенят кресты. Едва волочешь ноги.
Ну, вот и дом. Как ты устал с дороги!
Но дом был пуст, и он тебя отверг.
И за село родное на кладбище
Бредешь, главу понурив, словно нищий,
Глядишь на крест, где белый свет померк.


Над родимой избой

Дым над родимой избой
Древом высоким стоит,
С ветви его голубой
Медленно солнце летят
Желтым осенним листом...


***
Скоро звездные ночи настанут.
Скоро август.
Он полон чудес:
Скоро звезды огромные глянут
Из высоких и темных небес.

И намокшие ивы,
Как тяжкие веки,
Пруд раскроет в горящую тьму.
Это было уже.
Это будет вовеки.
А иначе и жить ни к чему.


***
Шурша, осыпаются листья с ветвей,
Становится небо видней и светлей.
Крепя паутинки к чешуйкам коры,
Тихонько бренчат паучки-гусляры.
Земля растопырила уши грибов
И слушает звуки сентябрьских лесов!
Далеко отсюда и грохот, и чад...
Как поздно я стал красоту замечать.
Я, словно бы осень, брожу по лесам,
И листья ладоней шуршат по стволам...


***
Не желтые листья, а бабочки в небе порхают,
На землю садятся, взлетают, летят над землей.
Я, словно пацан, разыгрался: руками махаю,
Хочу их поймать и поймать не могу ни одной.

Кому-то мешаю, и слышится окрик сердитый:
«Ты что это тут распорхался, как бабочка, а?»
Ах, сам я не знаю, ах, великодушно простите.
И вправду смешно... ну, куда же лечу я, куда?


***
Город, спи. Спи крепким сном.
Пусть во сне тебе приснится,
Как пришел ты босиком
В лес, к ручью, воды напиться.

Вспомни детство давних лет.
Начинался ты с избушки:
За окошком — дивный лес,
Под окошком — незабудки...


***
Много мокрого снегу,
тяжелого мокрого снегу.
Но дышать хорошо и легко. Хорошо и легко,
Оттого что так много
тяжелого мокрого свету.
Он ложится на сердце
и надо дышать глубоко.
А дышать глубоко —
я давно не дышал,
не дышалось…
Как-то не замечал,
что дышу,
словно был невесом.
А сейчас вот дышу глубоко
и легка мне усталость,
потому что я – есмь;
потому что держусь молодцом.
Потому что несу от колодца
тяжёлые ведра.
В них мерцает вода
серебром.
Коромысло скрипит.
Как бы не расплескать…
Отворила мне мам ворота.
Много мокрого снегу,
как пахнет весной, - говорит…


Берег покоя

На пруду под сосною высокой
Кто-то песню поёт одиноко.
Задушевное тихое пенье.
Жаль, что слов разобрать не могу:
Кто поёт, тот на том берегу.
Я не стану мешать откровенью.

Пусть поёт он, как сердцу поётся.
Ведь когда ещё спеть доведётся –
На пруду под высокой сосною
В час, когда никого-никого,
И легко на душе оттого,
Что есть берег любви и покоя…



СОДЕРЖАНИЕ

«Я  говорю   себе:   не   спи...» 3
«Хочется мне небывалой заботы...»     .... 3
К Родине 4
Рассвет     5
Осеннее утро 5
Дерево и тень 6
Давние проводы       6
«Танк на площади городской...» 7
Маршал 7
Дынное поле 8
На учении 8
Парус 9
«В   открытое  окно   шумит  осенний дождь...»     9
«Безрадостно  в  поле...» 10
«Голос отца заглушила земля...» 11
«Дороге  нашей   не   было  конца...»     ... 11
Мать 12
Отчий дом 12
Из детства 13
Ивы 14
«Кругом один  прогресс...» 14
В чулане 15
«Хмель опутал плетни...» 15
Тишина 16
Береза 16
У колодца 17
В избе 18
Первый гром 18
«Свет одинокого окна...» 19
Ворота 19
«Хорошо, махнув на все рукою...»………………….. 20
Метаморфоза 20
«Огромная туча к селенью неслась издалече...» 2!
Гул самолета 21
«...Неужто так и есть...»     ...... 22
«Дожди проливные. Распутье...»     .... 22
На пруду .23
Зов   природы …………………………………………….. 24
На  самом  юру. 25
Камень 25
«Ревут  лесовозы,  как  звери...»     .... 26
«Тянем, тянем жилы из земли...»     .... 27
«Лежать в траве, не думать ни о чем…»…… . 27
Жаворонок 28
На   распутье…………………………………...……… 28
Поле 29
Дальние огни 30
«Прохладный ветер. Вечереет...»     .... 31
«…И распахнулась дверь в  ночной  провал...» 31
Дворник 32
Я  поздно встал 32
Гололед 33
Бессонница 33
«На улицах стоит густой туман...»     ... 34
«— Я люблю тебя, — тихо она мне сказала...» 34
«Люблю  осенние  дожди...» 35
«Когда я читаю твои письма...»     .... 35
«Рано утром я дверь отопру...»     .... 36
«Когда устану так, хоть помарай...»     ... 36
Это слово мое 37
Хоть бы дождь 38
«На землю иней лег холодным пеплом...»     . 38
Дождевые капли 39
«Ни ворот, ни родимого дома...»     .... 39
Сон 40
«Шел, не ведая усталости...» 40
Окно 41
«Тихий  час…» 41
«Вот он, родимый уголок...» 42
Дуб 43
«Как пошли мы с братом по лугу-лужочку...» 43
«И комарья, и мух в лесу!..» 44
Дед 44
«Залаяли   собаки   в  темноте…»     .... 45
«Шумит и пенится у леса» 45
«Посидел у могилы отца...» 46
Заготовка  дров 46
Случай 47
Август 47
«Эта  осень золотая, золотая...»     .... 48
Дорога 48
«Здесь  грустно  все до  мелочей...»     .... 49
Сосед 49
В непогоду    » 50
«Листва еще на солнце нежится...»     .... 50
В   осенней   деревне 5*1
В полнолуние .  ' 51
Сказка 52
«Промерцала  во  тьме...» 53
Лист 53
«...А небо все ниже...» 54
Сорока 54
На родине 55
«И снова небо вызвездил мороз...»     .... 55
Зима 56
Волк       56
«Придет печаль, когда не ждешь печали...»     .     . 57
«Крыльцо. Калитка. Дальняя дорога...»     ... 57
Над родимой  избой 57
«Скоро  звездные  ночи  настанут...»     .... 58
«Шурша, осыпаются листья с ветвей...»     ... 58
«Не желтые листья, а бабочки в небе порхают...» 59
«Город, спи...» 59
«Много    мокрого    снегу...» 60
Берег  покоя 61




ЛИТЕРАТУРНОЕ ПРИКАМЬЕ

Николай Павлович
БУРАШНИКОВ

ДЕРЕВО И ТЕНЬ
Стихи

Зав.   редакцией   А.   Лукашин
Редактор   Н. Гашева
Художественный   редактор   С.   Можаева
Технический   редактор   Г.   Пантелеева
Корректор   Г.   Черникова
ИБ Г6 1643. Литературно-художественное издание.
Сдано в набор 25.11.87. Подписано в пе¬чать 23.05.88. ЛБ06066. Формат 84ХЮ8'/я. Бумага тетр. облож. Гарнитура литера* турная. Печать высокая. Усл. печ. л. 3,36. Усл. кр.-отт. 3,78 Уч -изд. л. 2.373. Тираж 10 000 экз. Заказ № 999. Цена 25 к. Пермское книжное издательство. 614000, г. Пермь, ул. К. Маркса. 30. Книжная ти¬пография № 2 управления издательств, по¬лиграфии и книжной торговли. 614001, г. Пермь, ул. Коммунистическая 57.


Бурашников Н. П.
Б90      Дерево    и    тень:    Стихи/Литературное    При¬камье.— Пермь: Кн. изд-во, 1988. — 61 с.
ISBN 5-7625-0126-4
Первая  книга стихов молодого автора.
ББК 84Р7