O благотворительности

Новости в иммигрантской общине распространялись быстро, и если кто-то узнавал о «халяве», то о ней в скором времени знали все. Страна была удивительная – мало того, что она принимала множество беженцев и иммигрантов с другими статусами, она ещё им предоставляла помощь на первое время, а некоторым и надолго. Но помимо официальной помощи, было множество «нычек», о которых быстро узнавали иммигранты, даже не зная толком языка. Люди в стране были тоже удивительными и любили жертвовать деньги, вещи и продукты на благотворительность, особенно в период рождественских праздников. Первая халява – это была мебель и вещи выброшенные на свалку. Собственно, зачастую мебель, телевизор и другие бытовые вещи, и часто в приличном состоянии, выставлялись на лужайку возле дома. Сначала иммигранты не понимали, почему столы, шкафы и стулья стоят прямо на траве под открытым небом – может, кто-то переезжает. А потом поняли, что все эти вещи выброшены, и начали их подбирать. Кое-кто вначале брезговал свалкой, но потом поняв, что этот «мусор» очень часто был даже в лучшем состоянии, чем те вещи, которыми они пользовались много лет на родине, а денег на новую мебель и бытовые приборы не было, тоже занялись «мусорным бизнесом». Зачастую было неудивительно встретить поджарого иммигранта, обнимающего телевизор и бежащего в светлое будущее, или парочку ребят, грузящих матрасы на крышу небольшой машины, а затем на ходу через окна придерживающие их руками. Американцы также любили устраивать распродажу старых вещей, где за небольшие деньги можно было купить и что-то поприличнее, но в основном там был тот же «мусорный» ассортимент, но уже не бесплатно.
Но многие американцы предпочитали дарить старые вещи или непосредственно малоимущим, либо жертвовать в различные благотворительные организации. Это было также и выгодно по причине списания суммы, отданной на благотворительность, с налогов. Вот об одной такой благотворительной конторе под звучным названием «Настоящая забота» Феде поведал кто-то из его соседей. Его предупредили, что туда нужно приходить заранее, ибо желающих получить бесплатные продукты и вещи много, а первые разбирают самое лучшее. Федя пришёл за полчаса до открытия конторы и увидел длинную очередь, состоящую из местной бедноты – в основном чернокожих и русскоговорящих. Очередь –это была почти ностальгия, и он уже за несколько месяцев жизни на Западе от них отвык, но «наши» люди чувствовали себя в своей тарелке. Когда контора открылась, туда стали впускать по одному-двум желающим, которые выходили через несколько минут с кульками, наполненными консервами и пакетами, а некоторые – и с одеждой под мышкой. Очередь двигалась весело, и вот уже работница заведения что-то спрашивала у пожилой пары соотечественников, стоящих перед Федей, а, по всей видимости, муж и жена советовались между собой и отвечали ей на суржике из русского, украинского и идиша. Федя прислушался – работница по-английски(а как иначе?) спрашивала у них причину визита. Те не понимали, что от них хотят, и распалялись всё больше и больше, а флегматичная и уже привыкшая к таким казусам работница монотонно повторяла свой вопрос. Федя не мог остаться в стороне и объяснил соотечественникам, что от них хотят. Те обрадовались неожиданной помощи, но тут же стали возмущаться, что «будто бы она сама не знает, зачем люди сюда приходят». Федя объяснил, что такой порядок, а соотечествинники стали корить американскую бюрократию. Тем не менее, вопрос был решён, и все остались довольны, включая отоваренную пару. Федя помог ещё кому-то, и сотрудница предложила ему устроиться в их контору переводчиком по причине стремительно увеличивающегося количества русскоговорящих. Так Федя стал волонтёром. Работа была несложна – он должен был завести «дело» на каждого нуждающегося и затем аккуратно записывать каждый визит «голодающих» и количество выдаваемых им продуктов. В зависимости от дохода, посетитель ежемесячно мог получить либо «государственный паёк», либо в добавление к нему и продукты, пожертвованные из разных источников – магазинов и ресторанов(как правило накануне просрочки), а также частных лиц. Также просящий мог выбрать что-то из пожертвованной старой одежды, посуды и другой бытовой утвари.
Право «первой ночи» имели работники благотворительной конторы – в большинстве случаев волонтёры. Это, собственно, и была их плата. Они по старшинству выбирали лучшую одежду(часто новую), лучшего качества продукты и т.д. Федя получал доступ к кормушке последним из волонтёров перед приходом посетителей. Но и в этом случае ему часто удавалось получить что-то интересное, и он вскоре сделал значительные запасы одежды и еды, наверное, на случай если завтра война. Также по доброте душевной он с удовольствием помогал «чем мог» своим родственникам и близким друзьям, включая меня. Вскоре он принимал в конторе и американцев. Люди порой приходили суровые, как, например угрюмый чернокожий увалень, который услышав федин акцент, спросил откуда он. Услышав, что из России, сказал, что он из Америки, и чтоб тот быстрее выдал ему продукты и не морочил голову. На просьбу показать документ он вытащил из кармана справку об освобождении и выразительно посмотрел на Федю. Тот немедля выдал ему всё причитающееся и даже больше.
Но больше всего мороки было с соотечественниками. Они старались приходить чаще чем положено и требовать больше, чем им полагалось. «Правительственный паёк», состоящий из банки арахисового масла, пачки вермишели, нескольких консервов – зелёных стручков, варёной кукурузы, фруктов в собственном соку и тому подобное, им быстро приелся, и они возмущались, когда дополнительные «пожертвованные» продукты заканчивались, и им приходилось уходить «несолоно хлебавши». Один раз Феде пришлось вывести за шиворот одного особенно въедливого старика. Но тем не менее Федя стал популярным в общине и вошёл в круг «нужных людей». Вот такой был странный блат среди новых и безработных иммигрантов.