Не исторические хроники
Где-то здесь, на этих ступенях, душил Отелло
свою Дездемону, склоняясь над белым телом,
чисто вымытым, на ночь, после ухода друга…
а говорили, что точно – верна супруга…
но, «Чем доверчивей мавр…» так точно собьёшь колени…
и не платок виною – архитектура –
глянешь в окно – в округе сплошные мели –
то ли лавка стекольщика, то ли мануфактура…
но ведь точно глядел растерзанный чернокожий,
льва приручив, читающего на латыни,
и не скупился, включая жену, по роже
давать отщепенцам, чьё ныне забыто имя,
т.к. не стоит больше тарелки супа,
капли чернильной, чтоб записать в гроссбухе…
Выпалит только в сердцах – Ну какая ж сука!..
И услышит что-то, застрявшее, в среднем ухе.
2
Мимо плывут потрёпанные гондолы –
ветренно было – волна истерзала вёсла…
Двое в кафе, уже трети час, по-новой
перебирают строчки, вжимаясь в кресло,
переливая в стаканы бутылку граппы,
чтобы совсем – не сухо – среди водички,
комкая плащ, увы – не пальто из драпа…
и за витриной не питерские синички,
как бы хотелось… Пантелеймона– не Марка
переливался бы купол, с водичкой споря…
лев бы протиснулся через Генштаба арку,
невской водички напившись, уже от горя…
и от тоски – эпоха срезает пятки –
вот бы Назону этот сюжет в раскрутку –
точно бы скорбь запрятал в свою тетрадку
и не глядел бы на воду вторые сутки
после изгнания… Жил бы себе – не морщась –
и не пришлось бы топтать левантийский берег
стоптанной туфлей… из-за угла, топорщась,
чьё-то бельё выглядывает – без истерик,
не сокрушаясь, даже, о лучшей доле,
как бы могло быть, когда б не чернильный остов,
метаморфозный… Море твердит о воле,
но – по заслугам – лишь каменный полуостров,
чтобы ещё на памятник сил не тратить –
глянешь вокруг – сгодится любой на память –
это не так, как простыни и кровати,
где упокоиться, въевшись в матрас руками –
от бессловесности… и выручают руки –
глаз не хватает… и вымысел между строчек –
напоминание выжившему в разлуке –
жизнь не кончается этим. Так, между прочим.
3
Голуби крошат уже перекрошенный камень
и чья-то тень постоянно тиранит витрину,
но до неё дотянутся, сквозь столик, руками –
будто бы льва потрепать за потертую гриву…
и, не скупясь на слова, рассказать что случилось.
Кофе остыл, собеседник звонит в неотложку –
сердце, как будто бы вновь, от него отлучилось…
и собираться пора – покормить свою кошку…
и отдохнуть, позвонив перед этим танцору –
как он ногами, как будто чернильною ручкой,
переживает полуночные разговоры,
даже, когда он не дома, а где-то в отлучке…
Голуби точно склюют все остатки беседы.
Мне возвращаться домой, а ему на Манхеттен,
где упокоится с миром… и гостьи приедут
за лимузином пройтись, как с последней проверкой –
что теперь точно Назон у чернильного моря
глазки закрыл… и не будет тревожить напрасно
всякими бреднями, с Цезарем буквами споря,
перебивая все мысли его ежечасно,
будто бы дятел, кромсая древесную шкурку –
для пропитания только, как можно подумать…
А для чего же тогда написал «фердидурку»
бедный писатель?.. Какая от этого сумма
для кошелька?.. Ну, хватило бы, может, на кофе,
или на рюмку чего-нибудь, недорогого
то, что в любой забегаловке сразу подносят,
видя в глаза лишь тоску – никакого любого
лишнего повода, чтобы расправиться с жизнью,
как с надоевшею мухой – прихлопнуть газетой…
дуло дырявит висок застаревшею мыслью –
как там погода?.. – об этом… Ах, право, об этом!
октябрь 12. 2014 год
Свидетельство о публикации №114111403541