Древнеримская кровь элегии

Песок Колизея был кровью пропитан
Ревела бычино зверино-толпа
Народу  в тот день убито, забито
Мечи насладились емко-сполна!




Пора уже всем расходиться в домашнесть
Вино пить, вести душевой разговор
Один только штрих осталось закрасить
Последний, звериный финиш-узор



Добивание-наказание дурака-неудачника
Который простой удар пропустил
Его все прозвали «Мега-Удачливым»
А он миг-триумф мечом упустил



Теперь с бытием расставание
Неизбежна, как пара день-ночь
Но такое его всепризвание
Принцип жизни, который всеобщ



В позе смерти стоит кат-обидчик
В гладиаторской славе-красе
Нет ни тени  дурацкого китча
В плене-сцене на зловещей земле,




Довольный цезарь в крови предвкушении
За которое ему все простят
И услышит он в Элизии пение
И увидит, что он богу брат




«Почему он так медлит с движением меча?-
Император подумал фривольно
Ведь движением пальца я точно сказал
Что так нужно для счастья народа




Поведение странное того, кто сильней,
Заприметил и люд  дико-праздный
Не читал он трактата «О природе вещей»
Не знаком с философской укладкой





Герой же стоял напряженно—суровый,
Жажду палаческую естеством ощущая
Зов стали не дарит ему чего-то укоры
Зовет только к рубке телес наказанию




Но ждущий приговора оружия -- не враг
 Приговор, справедливо вкушающий,
Друг лучший, в духовности жизненной  брат,
Он сейчас перед Летой склоняется





Перед боем, в полной мощи и силе стоя,
Договор заключили два величия- воина
Проигравший в могилу идет, не скуля для себя,
 Без жалости писка в этой жизни пробоине




Схватка вошла в раж обычной резни
Безумство храбрых -- рифмоплетов название
И вот один весь в крови и римской пыли,
Ожидает от друга быть кремнево-каменным




Куда лучше ударить трудягу- беднягу
Чтобы смерть появилась по первому зову?
Чтобы мучений предсмертных поменьше летало
Чтобы скорее  увидел своего душебога?





«Бей прямо мне в сердце, скорее, сильней,
Оно все возьмет безразлично
А ты в свою звездность-убийственность верь
На том свете будешь ты чистый»





Слова напутствия другу сказав,
Гладиатор погрузился в раздумия
Глаз закрыв белизну, он себя представлял
Уходящего из звериного, гадова улья




Тот, кто должен был бить и убить наконец,
Естеством разрывался от боли
Но глаза уже точно наметили цель
И отдали приказ клинку скорби




Уходя с мясобойной арены с душою-тоской
Наш убийца себя проклинал бесконечно
Не хотелось ему выполнять ритм «Пой!»
Так постыла мускулинность-беспечность!




Цезарь римский не понял, зачем
Гладиатор с ударом так медлил
Не его это точно круговерть мозго-схем
Его ум в управлении светел



Веселящийся, пляшущий римский народ
Просто в Бахус—юле закрутился
А патриции, глядя на этот грязь-сброд
В крепкой вере в себя утвердились

 


Солнце Вечного города сменялось луной
Звезды чадно суматохе светили
И какой-то мужик, вот с такой бородой,
Тот, что Петр, подходил к смыслу выси