Лев Давыдович меняет профессию

На станции Октябрьское поле
Толпа и железобетон.
Панельный дом, с Ньютоном споря,
Глядит в шинельный неба фон.

На лавочке возле подъезда,
Давно где сломан домофон,
Марьванна голосит: Биец –де
Не сдал ей денег на ремонт.

Пролеты  лестницы взлетают
Устало на седьмой этаж,
Стальные двери две скрывают
Там пролетарский эпатаж.

Здесь пробегал вчера украдкой
Простой, незнатный Довгаль-бомж,
Навстречь  ему с вещей укладкой
Брезгливая спешила вошь.

Когда б зашел сюда нечаянно
Вокзала Курского король,
Внезапно б умер от отчаянья,
Ни мало не усилив вонь.

Пока соседка Марьиванна
Всё набирала телефон,
Рука неряхи выжимала
Кетчуп в тарелку макарон.

Опять задержана зарплата,
Рубля паденья слышен свист,
Так думал лысый и патлатый,
Лет сорока, полиграфист.

Пускай ослеп от монитора,
Что заработал? Гемморой!
Зато на митингах – герой он!
Зато в постели он топор!

Волос засаленная проседь,
Не бросивший своих идей,
Семитский тип, как ветви в осень,
Стал виден резче и точней.

Навечно годы вдаль уходят,
Не прибавляя нам ума,
Зато на дрожжах массы бродят,
Дрожит российская тюрьма!

План Путина давно искурен,
России скоро уж конец,
И страх глядит из тихих буден,
Как оком Властелин Колец.

Стаканов чая, пять иль восемь,
Он выпил, как вулкан, дымя,
Огнем Москвы пылала осень,
Соблазнами грехов томя!

Блестит пороками столица,
В ней юной жизни чудеса!
Как на тушканчика орлица
С небес упала «депресса».

Ах,  если б в миг судьбы теченье
Мечтаньем дерзким изменить,
И мерзких стен исчезновенье
В ином виденье воплотить:

Железо башни попирает,
И сквозь махорки синий дым,
Оратор на броне взирает
На строй застывший перед ним!

Как будто Люцифер-Денница
На кепи красная звезда,
И боевая колесница
Как зверя адского спина!

Надел пенсне. Как жерла пушек
Его горящие глаза,
И речи громовые глушат,
Лишь смолкнет – катится слеза.

Стоит пред ним крестьянин русский,
С винтовкой и в патронташе,
Дрожит его умишка узкий,
Молчит, и крестится в душе!

Как ангел в белой гимнастерке
Явился Троцкий перед ним,
Вчера еще ходил в ермолке,
А ныне уж примерил нимб!

Прикажет, и начну штурм неба,
В плевке дредноут утоплю,
Служу не за краюху хлеба,
За совесть красному царю!

А в местечковом наркомате
Из Орши два часовщика
Идишекопф и Гешефтмахер
Пасут Ивана-Дурака.

Уж с острой саблею чеченец
За Терек гонит казака,
И в церкви пьяный отщепенец
Задорно пляшет трепака

Но не увидит он не в пьяном,
И не в горячечном бреду,
Распятую жидом и хамом
Эпохи Путина Москву
Нет,  он не мог себе представить
Джигитов, гомосеков пляс,
Придут чекисты доллар славить
На карнавал поповских ряс!

Нет, в новом русском Вавилоне
Стал патриотом большевик,
Антихристу служить, Мамоне
Он сердцем пламенным велик!

Кто предал русских,  тот  преступник,
Кто верил Путину,  тот раб,
Кто либералу был прислужник,
Тот даун, гнида и бастард!

Кто не хотел за дело русских
Подняться против черных стад,
И пидарасов, попой узких
Был маршам сатанинским рад,

Тот брат ему, кто ополченцам
Донбасса гордым не радел,
И был Иуды порученцем,
Фашизм украинский терпел!

В дверь позвонили незнакомцы,
Довольно странные на вид,
Сказали, Троцкого питомцы,
Особый марсианский вид.
В костюмах полной химзащиты
Ворвался соцзащиты взвод,
Марьванны лопнули лимиты,
Взяла Сергея в оборот.

Стирали долго в керосине,
Оттерли весь троцкизма кал,
Остался только враг России –
Больной «шизою» либерал!