Вот они, восемнадцатилетние

Вот они, восемнадцатилетние - принцы, добрые молодцы, не дураки,
в головы вбиты принципы, в карманы спрятаны кулаки.
Не приучены жить по привычкам, трепетно ждать, восхищенно говеть.
Март грядущий мотив мурлычет в такт их тяжелой сл;ди.
Вот они, восемнадцатилетние, - из огня да в полымя,
щурятся, скажут приветливо: 'друг, не покинь меня‘.
Кулаки в драке вместо ножа.
Юность не ищет благ.

Но если желаешь что-нибудь удержать, то р а з о ж м и к у л а к.

Вот они, двадцатитрехлетние, - котята, брошенные в водоем.
Если не потонул - запятнан - плотоядное ты зверье! -
ну, а коли все-таки потонул, то нам больше не брат, не друг,
ведь потянешь и нас ко дну, если мы не отпустим рук.
Вот они, двадцатитрехлетние, - сердцееды, философы, беглецы,
ради каждой шкурнической победы готовы устроить цирк.
На язык не остры, но колки.
И в толпе взглядом ищут снедь.

Не волчата - голодные волки, на которых добычи нет.

Вот они, тридцатидвухлетние - заядлые скептики, холостяки,
матери просят наследников, женщины - предложений руки -
в погоне за реализацией не желают менять устав:
в дураках не остаться бы. Близится возраст Христа:
вот они, тридцатитрехлетние, - немая скорбь наполняет рот.
Вот они кулаки разжимают - надеясь, что все это пропадет.
Матери умирают, напутствия оставляя.
Противная слякоть заменит лед.

Нелюбимые женщины надевают траурное белье.

Вот они, сорокапятилетние, - за сердце
хватаются; сообщают с гордостью о былом,
будто похожее на Освенцим их поджидало зло.
Мудрецы - но куда этот опыт канет? Они замедляют шаг,
и, хоть время собрать все камни, годы сожмут в кулак.
Вот они, сорокапятилетние, - словно прут, согнут их рог изобилия.
Мимо идущей молодости шепнут: 'давай, люби меня!'.
Та прикинется глухонемой.
Станет тлеющей свечкой солнце.

Или поспешно уйдут домой,
если она услышит
и обернется.