Купидон молча плачет от жалости...

                *   *   *

Сторонясь догоревшего факела,
На ребро не позарится чёрт.
И тогда белокрылого ангела
Седина в бороде привлечёт.

Но в преддверии мудрого вечера
Я привычки свои не менял.
И останусь таким же доверчивым,
Даже если обманешь меня.

          Купидон молча плачет от жалости,
          Но прицельно прищурился глаз…
          Сохранив все привычки до малости,
          Я рога поменял много раз.

Пир кончается жизненный. Съем десерт
И пора собираться в бега...
Но что в двадцать, что в сорок, что в семьдесят,
Наступаю на те же рога.

          Сплю подолгу, фортуной не признанный,
          На заре ты меня не буди.
          Всё одно – что в Париже, что в Сызрани…
          Лишь в теории я эрудит.

Память выхватит нотку мажорную,
Скрасить чтоб исторический срач:
Я на Белом напился по-черному,
А на Черном был бел и горяч.

          Тешит память лихими мгновеньями,
          Как от страсти крутился ужом…
          После белой минорное пение,
          После красного бурный мажор.

Прежде прятали вилки и ножики,
А сейчас и топор на виду...
Но опять мы закрутимся ёжиком,
Если черти поджарят в аду.

          А пока тишина, как на кладбище –
          Я там часто бываю теперь,
          Провожая ушедших товарищей,
          И уже не считаю потерь.

Заплутали в ночи ли, в тумане ли -
Нам пора возвращаться домой...
На Земле мы вразнос хулиганили,
Но оставили след стиховой.