В будущее назАД

"По самой природе философской мысли ей всегда приходится сражаться на два фронта против крайностей утверждения и отрицания, которые одинаково ведут к абсурду. Честной политической мысли приходится всегда бороться с теми же логическими опасностями. Возьмите частный случай - "политику момента". Не я один, - надеюсь, огромное большинство здравомыслящих людей искренне думают, что для России одинаково опасны как реакция, так и революция. Если разоблачать ложь справа, это не значит, что присоединиться ко лжи слева. А у нас установился со странным упорством именно этот глупый взгляд: если вы против революции, значит за реакцию, если против реакции, значит за революцию".
              (Меньшиков М. О. 1900 год.)



 В будущее назАД.


   Инженер-гидрограф Михаил Осипович Меньшиков очень любил Валдай, Валдайское озеро, дивный Иверский монастырь, обретал покой и счастье в своих самозабвенно любимых детях, радость общения с родными, ближними, с друзьями, навещавшими его в Валдае. В революционные дни 1917 г. князь Львов, глава Временного правительства, предлагал Меньшикову уехать за границу, но он не захотел, не смог покинуть Россию.
     20 сентября 1918 г. на берегу Валдайского озера, среди бела дня, на глазах у перепуганных "валдашей" и шестерых малолетних детей М. О. Меньшиков был расстрелян по приговору ЧК. По свидетельству очевидцев, Михаил Осипович перед смертью молился на Иверский монастырь, хорошо видный с места расстрела...
   
    Возможно это был вовсе не монастырь, а Валдайский клуб... в который после расстрела направились ЧеКисты? Однако мы не «Валдай - Болтаи», чтобы строить такие нелепые предпоЛОЖьения.

    Пожалуйста, не забывайте, что мы всегда имеем дело с вероятностями, а не с определенностями, поэтому не стоит так волноваться, когда мы, вечно пролетая мимо Роберта А. Уилсона, достигаем поворота извилистой желтой кирпичной дороги квантовой ИСТОРИИ!
   
    За каркасом нового железного занавеса, который не так давно стали возводить государевы плотники нас встречает… Кирилл Мартынов, редактор отдела «мне-ни-я & комментарии». Кирилл заваривает грузинский чай, да рассказывает об удивительной, качественно по новому оформленной жизни в здешних краях: да и «Валдайский клуб в нынешнем году оформился в качестве трибуны, на которой определяется генеральная внешнеполитическая линия партии… На Валдае Владимир …мирович Путин поведал нам, что главная проблема россиян сегодня, ключевое препятствие на пути нашего счастья и процветания – это США. Это они разрушили послевоенную систему «сдержек и противовесов», перешли к политике грубой силы, действовали подкупом и шантажом, определяли легитимность режимов в суверенных государствах в зависимости от близости к Вашингтону, а также поддерживали откровенно террористические и неонацистские режимы (это, вероятно, по поводу «киевской ХУнТЫ» - думает про себя Кирилл)… » А мы слушаем, да пьем чай.

   Говорят, что правда для всех одна. Лишь пути к ней разные у всех. Эйнштейн был прав, когда говорил Гейзенбергу: лишь физическая теория вправе решать, что же мы наблюдаем!  И Карл Маркс 1 августа 1848 года наблюдал, как «в ответ на СЕМЬ (7) смертных грехов ГЕР-МАНИИ Россия сохраняет оборонительное положение и не делает попыток нападения? …и именно поэтому русский дипломат приглашает весь мир преклониться перед миролюбием и умеренностью его императора». Вот так из СЕМИ (7) нот, Маркс выбирает одну – «Русскую ноту» и появляется Ленин.  Ленин выбирает немецкую… и появляется учение…
   НО, как известно, УЧЕНЬЕ – СВЕТ… (об этом знали даже в НКВД) Однако, свет умеет вести себя, как волны, но он умеет вести себя и как частицы.
    Два классически несовместимых образа только ВМЕСТЕ дают в микромире желанную полноту отражения реальности. Однако мыслимо ли, чтобы научный успех покупался ценой логического абсурда?!
   А почему возникает абсурд?...

     По мнению Генри Форда «образованный человек – это не тот, кто может выучить несколько дат; образованный человек – тот, кто может созидать. Если человек не приучен думать, его нельзя считать образованным, сколько бы колледжей он ни закончил. Мыслительный труд – самый тяжелый из всех, возможно. Именно поэтому у нас так мало мыслителей. Следует избегать двух крайностей: презрительного отношения к образованию и снобистского убеждения, будто многочисленные ученые степени есть верное лекарство от невежественности и посредственности. Ни в одной школе вы не узнаете, что будет с миром в будущем, но вы можете узнать, что творилось с ним в прошлом, где крылись его ошибки, а где его ждал успех. Если цель образования – предостеречь молодых людей от ПОПАдания в сети ложных теорий и повторения ошибок прошлого, с тем чтобы им не пришлось проходить все тот же горький путь, такому образованию не будет цены. Если образование ставит себе целью лишь указать молодым людям на ошибки и заблуждения их предков, такое образование бесполезно. Образование не равняется перечислению различных теорий… Цель образования – не загрузить разум различными фактами, а научить человека использовать его для мышления. И часто случается так, что человек мыслит намного свободнее, если его не сковывают знания, доставшиеся ему от прошлого». Однако, на заДорнова  Михаила уловки, вроде той «что человек мыслит намного свободнее, если его не сковывают знания», не действуют… он привык называть все… своими именами.

    И монархист Михаил Осипович Меньшиков (1859-1918 гг.), (к мифическому ужасу министра культуры РФ Владимира Мединского) все называл своими именами: «Англия, Германия, Франция... это звучит гордо. Соединенные Штаты -- это звучит богато и могуче. Италия, Испания, Греция -- звучит красиво. Даже Китай, Япония, Индия дали великие цивилизации, даже Аравии и Египту есть, чем похвалиться. Это вкладчики в общечеловеческую культуру, и очень крупные. А Россия? "Ничего". Бисмарковский анекдот о русском "ничего". Самовар, квас, лапти. Путешествие Геркулеса по России ничем не отмечено, кроме людей с собачьими головами. Апостол Андрей ничего не нашел удивительного в России, кроме банных веников. Робинзон Крузо -- кроме ужасных сибирских дикарей и ссыльных вельмож. В глубочайшей древности наши предки прославились только пьянством своим и верховою ездой (кентавры). Нет меры презрению, какое возбуждают русские в иностранцах XVI--XVII века -- в эпоху открытия новых земель, когда Европа знакомилась с живым инвентарем зеленого шара и имела критерием возрождение. В России или ничего не находили, или много скверного. Только в прикосновении с Европой Россия как будто стала принимать облик культурной страны. Но вспомните горькое пророчество Руссо о России ("сгнила, раньше чем созрела"). Вспомните Чаадаева и всю русскую интеллигенцию, точно отравленную своим патриотизмом. И в XIX веке мы ничего не дали более знаменитого, чем нигилизм. И в XX в. ничего, кроме оглушительного падения в пропасть... Россия провалилась сквозь толщу столетий в каменный век. Все культурное рушится с грохотом, остается первобытное, беспомощное, бедное и дикое, как природа…» 
   
    Меньшиков, успевший пожить,  даже предположить не мог перед расстрелом, что большевистская Россия однажды тоже «провалится сквозь толщу столетий в каменный век. Все культурное рухнет с грохотом, останется первобытное, беспомощное, бедное и дикое, как природа…»   
    
    И, у-словно подчиняясь принципу дополнительности, доктор философских наук А. О. БОРоноев и доктор социологических наук П. И. Смирнов, исследуя «Российский менталитет и реформы» заметят в 2000 году: «И. Кант после анализа характера европейских народов сделал вывод, что российский характер еще не сформировался. Эта мысль И. Канта имеет принципиальное значение для темы наших рассуждений, но она требует небольшого комментария, ибо ее истинность или ложность зависит от точки зрения на развитие цивилизации. Если европейская цивилизация признается одной-единственной возможной цивилизацией, к которой постепенно придут и другие народы, то совершенно справедливо, что характер русского народа не сформировался под эту цивилизацию. Если же Россия развивалась в направлении другого типа цивилизации – а МЫ считаем, что это так, - тогда оценка Кантом русского характера окажется весьма сомнительной. Русский характер сформировался уже во времена Канта, но он сформировался «под другую цивилизацию», и существование этой цивилизации оказалось возможным на протяжении столетий. Стало быть, речь может идти не о сформированности или несформированности русского характера, менталитета по сравнению с характерами других европейских народов, но о иной сформированности этого характера, о неевропейском типе формирования русского менталитета».

    Да и как иначе! Период с 1860-годов Х!Х века по 1890-е характеризовался самым длительным в истории США понижением цен. Соответственно падали доходы фермеров, полученные за урожай, а долги росли… Резкий контраст между бурным ростом национальной экономики и трудностями, которые переживали жители сельскохозяйственных районов и городских промышленных трущоб, вновь сделал злободневной старую проблему, которую обсуждали еще во времена Джефферсона и Гамильтона: какой должна быть Америка – аграрной или промышленной? Этот вопрос поднимали самым настоятельным образом при каждом очередном экономическом спаде, который следовал за биржевой паникой 1873, 1884 и 1893 годов.

    Джозеф Морган, (дедушка одного из самых могущественных банкиров в мире Джона Пирпонта Моргана) конечно же, обладал  европейским характером & менталитетом. Именно поэтому он, возмужав, покинул Спрингфилд, не желая оставаться фермером-землевладельцем. Его манил увлекательный мир коммерции и финансов. В 1817 году Джозеф перевез семью вниз по реке Коннектикут в Хартворд… Будучи цивилизованным человеком, Джозеф не читал «Психологию толпы» Лебона, но каким то образом понимал, что «когда человек умеет противопоставлять ближайшему интересу будущий, ставить себе цель и с настойчивостью преследовать ее, тогда он уже осуществил большой прогресс. Неспособность же предвидеть отдаленные последствия своих поступков и склонность не иметь иного путеводителя, кроме моментальных побуждений, осуждают индивидуума точно так же, как и расу, на то, чтобы оставаться в очень низком состоянии». Видимо, поэтому Джозеф участвовал в организации банков для финансирования подъема экономики (не на Кипре, а) в Хартворде и был основателем страховой компании «Этна», а также инвестировал деньги в пароходные линии, железные дороги, мосты и каналы. Крупномасштабные предприятия, находящиеся за пределами Хартворда, финансировались с помощью продажи акций, и делами этими занимались специально нанятые управляющие. Большинство начинаний Джозефа оказалось успешным. Когда в 1835 году разрешили продажу акций с записью по открытому счету, он купил сто акций железнодорожной компании «ХартФОРД и Нью-Хейвен», а 14 декабря 1839 года в его дневнике появилась запись: «В паровозное депо (Хартфорда) пришел первый локомотив железной дороги Н. Хейвен». Акционерный капитал компании «Этна», составлявший в 1819 году сто пятьдесят тысяч долларов, в 1881 году вырос до четырех миллионов.
   
   Однако большинству жителей России нет никакого дела до  акционерного капитала компании «Этна» … «Большинство жителей России – пишет Вл. Мединский – искренне считают, что железные дороги к нам пришли с цивилизованного и богатого Запада, и мы к их созданию не имеем никакого отношения…» Но кто и когда успел внушить большинству жителей России пре-подобные   умозаключения, Джозеф не знает! Как не знал житель России, что значит – «цивилизованный и богатый Запад?» Даже Карл Маркс не знал! «Причины этого ясны для всякого проницательного человека. – пишет Карл М. – Если бы Наполеон остался победителем в Германии, он, согласно своей известной энергичной формуле, устранил бы, по крайней мере, три дюжины возлюбленных отцов народа. Французское законодательство и управление создали бы прочную основу для германского единства и избавили бы нас от 33-летнего позора и тирании Союзного сейма, столь восхваляемого, конечно,  (русским государственным деятелем) го-ном Карлом Робертом фон Нессельроде (1780-1862). Несколько наполеоновских декретов совершенно уничтожили бы весь средневековый хлам, все барщины и десятины, все изъятия и привилегии, все феодальное хозяйничанье и всю патриархальность, которые еще тяготеют над нами во всех закоулках наших многочисленных отечеств. Остальная Германия давно уже стояла бы на той же ступени, какой достигло левое побережье Рейна вскоре после первой французской революции; у нас не было бы теперь ни укерМАРКСких грандов, ни померанской Вандеи, и нам уже не приходилось бы дышать удушливым воздухом «исторических» и «христианско-германских» болот».

     Но не дышим ли и мы сегодня удушливым воздухом «исторических», «христианско-германских»  и «совковых» болот? Землевладелец — вот истинный распределитель щедрот земных, вот истинный кассир промышленности — это утверждение физиократов полностью устраивало Екатерину II, крупнейшую землевладелицу Европы. И в своем знаменитом «Наказе» она не уставала повторять: «Земледелие есть первый и главный труд, к которому поощрять людей должно». И так прочно укоренилась эта мысль в головах не только русских высокопоставленных чиновников и помещиков, но и западноевропейских теоретиков, что даже учение Адама Смита, направленное против учения физиократов, непостижимым образом оказалось согласным с ним, когда дело дошло до судеб России. В противоположность физиократам Смит считал основой народного богатства не землю, а труд. Ему, в частности, принадлежит тот знаменитый пример, который вошел во все учебники политэкономии: о том, как разделение труда при изготовлении швейных игл дает колоссальный выигрыш в производительности. По-видимому, этот пример навел Смита на мысль о том, что во всечеловеческом ансамбле целые государства мо¬гут играть роль своего рода специализированных работ¬ников. Так, в одной стране может быть особенно выгодно производить избытки железа, в другой — тканей, в третьей — хлеба. Тогда каждая из них может не развивать у себя производство всех видов продукции, а обменивать произведенный в избытке продукт на те изделия, которые в избытке изготовляют соседние страны.
     «Спеша к практическим выводам... — писал Менделеев, — А. Смит и особенно его последователи чересчур развили понятие о пользе специализации труда, и дело дошло до того, что между странами думали видеть потребность специализации усилий. Оттуда и родилось учение о том, что Россия есть страна «земледельческая» и даже специально «хлебная». На этом, в сущности, и основывается вся русская  промышленная  отсталость».

   Менделеев считал своим гражданским долгом противодействовать распространению фритредерских идей. «Если... представить себе, что ныне же все страны мира сразу согласились бы держаться «свободной торговли», то произошло бы, в конце концов, полное рабство земледельческих народов, т. е. порабощение их промышленными... Развить же у себя свою промышленность земледельческие страны не имели бы никакой возможности при полной свободе торговли, потому что иностранные промышленные их конкуренты сознательно губили бы всякие зачатки таких предприятий».
Что же касается возможности застоя в промышленности, защищенной от иностранной конкуренции высокими таможенными пошлинами, то Дмитрий Иванович снова и снова объяснял: «Промышленно-торговую политику страны нельзя правильно понимать, если разуметь под нею только одни таможенные пошлины. Протекционизм подразумевает не их только, а всю совокупность мероприятий государства, благоприятствующих промыслам и торговле и к ним приноравливаемых от школ до внешней политики, от дороги до банков, от законоположений до всемирных выставок, от бороньбы земли до скорости перевозки». Только при таком широко понимаемом протекционизме «дорогое, да свое, начатое с корня, может стать дешевым, а чужое... может из дешевого стать дорогим».


    Промышленная отсталость?  Если Менделеев по рассеянности своей забыл, то Вл. Мединский может вылечить не только  его РАССЕЯНЬЕ,  но и его  «культурно-исторический мазохизм»: «В России первая железная дорога заработала в 1837 году, между Петербургом и Царским Селом. Отставание на СЕМЬ (7) лет. Если в этом случае вообще можно говорить об отставании. Скорее здесь та же закономерность: ГРУппа самых развитых стран мира движется в одном направлении, обмениваясь своими достижениями. Россия – в ряду этих стран, и многие ее достижения позволяют уверенно говорить А ПРИОРИтете».

   Безусловно, министр культуры, прекрасный человек! Но, как не крути, «в русской жизни, как в сказке, действуют два духа - живой и мертвый. – говорил в январе 1905 года Михаил О. Меньшиков. -  Живой дух - это дух народный, дух кипучей борьбы за существование, дух нужды и энергии, которая из нее сверкает. Ежедневный голод заставляет народ изворачиваться на тысячу ладов, и это дает разуму народному тот гений, которым отличаются трудовые расы. Там, где к государственному делу призван сам народ, он вносит в это дело ту же голодную страстность, то же напряжение, изворотливость, способность достигать не призрачные, а реальные цели. Но есть другой дух - мертвый и мертвящий все, к чему бы ни прикоснулся. Это когда вы не хозяин своего дела, а наемник, когда нет над вами ни должного надзора, ни ответственности, когда "дело не медведь - в лес не убежит", когда достаточно "дела не делать и от дела не бегать", когда, одним словом, вы чиновник, НАШ РУССКИЙ ЧИНОВНИК. Бюрократы могут быть лично прекрасными людьми, но бумажный дух, их сомнамбулирующий, как азот, останавливает всякое дыхание…»

     Казалось бы, бюрократы есть повсюду, но Алексис де Токвиль решил поехать в Америку, не страшась остановки дыхания… Благодаря своему либеральному мировоззрению Токвиль, еще заканчивая учебу на факультете права в Париже в 1829—1830 годах, оказался достаточно проницательным для того, чтобы понять значение знаменитых выступлений Гизо, в которых тот стремился доказать, что ход всей истории, и в особенности истории Франции, неотвратимо ведет к триумфу средних классов. Он почувствовал, что на основные положения Гизо возразить нечего, и понял, что политика правительства Полиньяка в последний год царствования Карла X незаметно вела к катастрофе… Славянофилы, к несчастью для России, такою проницательностью не обладали. Да и самодержавие не было заинтересованно в том, чтобы развивался тот, кто его может похоронить…
   Но чем дольше Токвиль находился в Америке, тем больше он осознавал противоречивость французской общественной системы. Хартия Людовика XVIII была глубоко аристократической, но с тех пор во Франции, как и в Америке, из гражданского кодекса было удалено право первородства, на смену аристократическому духу пришло стремление к равенству, которое неминуемо должно было победить во Франции, как это уже произошло в Америке. По мнению Токвиля, никакое правительство не могло остановить это стремление, оно могло лишь направлять его развитие. Однако гениальность американской системы заключалась в том, что она отдавала власть в руки большинства, законы которого вызывали глубокое уважение. Во главе же большинства стояли самые просвещенные классы общества. Несмотря на все свои недостатки, американская система отличалась настоящим величием. Люди были свободны, мыслили независимо, были уверены в себе и умели сотрудничать. Эти качества в свою очередь делали ненужным «патернализм» правительства, который постоянно оберегает привилегии и таким образом ограничивает инициативу. Совершеннолетним было предоставлено избирательное право — это означало, что им обладали практически все белые американцы. Политическая деятельность и возможности экономического развития были практически неограниченны, не существовало ни закрытых социальных групп, ни концентрации богатств в руках относительно небольшого числа людей. И если, говорит Токвиль, будущее за этим стремлением к равенству, то нет ничего более важного для Франции, чем постижение великой тайны, на которой основан успех Америки.

     И Франция прислушалась к совету Токвиля… В 1905 году, КОГДА (российскую общественную система уничтожал вирус марксизма) БРАТЬЯ Райт решили продать свое изобретение, они обратились  к собственному правительству. Военное миниСТЕРство Соединенных Штатов отнеслось к изобретателям скептически. Британцы тоже не проявили особого интереса. Тогда братья all Райт отправились во Францию.
     Если до полетов Райта в Ле-Мане (1908 г.) Франция занимала лидирующее место в мире авиации, это в большей степени объяснялось речью французского инженера Октава Шаню на заседании Французского аэроклуба  пятью годами раньше. В нем он рассказывал о работах братьев Райт… Соотечественники братьев Монгольфье считали себя обязанными добиться успеха в воздухоплавании. Французский аэроклуб, основанный в 1898 году, стал первой организацией подобного рода в мире. На собраниях клуба выпивалось огромное количество шампанского, собрания проводились (ни в гараже, как это любят силиконовые американцы, а) «У Максима», в самом роскошном ресторане Парижа, уровень цен в котором обеспечивал только самую именитую клиентуру. (ВОЗможно, что шампанское оплачивалось из «Закулисья», готовившего заговор против многострадальной Российской Империи). Большинство членов клуба уже добились успеха в производстве автомобилей и других отраслях промышленности. Полеты стали фантазией богатых промышленников, опытных инженеров и представителей высшего света, имевших за плечами военную карьеру. Образ джентльмена-пилота привлекал всеобщее внимание. Благодаря этому авиация получила правительственную поддержку. На заре века было невозможно отделить богатство от галантности и инженерного гения…

    Конечно, Вл. Мединский, как и контр-адмирал Александр Федорович Можайский, знает, чем  занимались в это время российские «богатые промышленники, опытные инженеры и представители высшего света», но, тем не менее, в 1908 г. на каникулах во время поездки с отцом в Германию молодой Игорь Сикорский, (будущий «БОГ» вертолетов), имел возможность много читать о впечатляющих полетах братьев Райт, графа Цеппелина и их единомышленников. Читая подробные газетные сообщения, Игорь всей душой почувствовал, понял, что авиация — это дело его жизни…Вернувшись домой после каникул, Игорь продолжил работу в домашней мастерской. Одновременно читал об авиации все, что можно было достать, и к концу года он уже знал много об авиационном опыте, накопленном до него… Работа настолько увлекла начинающего авиаконструктора, что он почти забросил институт и ходил туда от случая к случаю. Преподаватели жаловались отцу и просили принять меры. Вот в этих условиях Игорь и собрал семейный совет. Он рассказал о своих трудностях и перспективах, попросил материальной помощи и заявил, что для продолжения своей работы ему нужно поехать в Париж, набраться знаний и опыта, купить двигатель и другие необходимые материалы. Мнения членов семейного совета разделились, большинство считало рискованным отпускать юношу в развеселый город Париж с большой суммой денег. Решающее слово оставалось за отцом. После долгих раздумий Иван Алексеевич благословил сына. Сестра Ольга выделила деньги, и в январе 1909 г. Игорь покинул Киев. Вначале юный авиатор полагал, что это будет кратковременный вояж, но, приехав в Париж, понял, что весьма полезно глубже познакомиться с летательными аппаратами, по возможности перенять опыт постройки машин и полетов на них. Игорь часами простаивал на аэродромах Исси-ле-Мулино и Жювиси, посетил одного из пионеров авиации — Фердинанда Фербера. Фербер посоветовал не тратить время на вертолет и сконцентрировать свои усилия на аэроплане, снабдил изобретателя литературой и пригласил в авиашколу, где работал инструктором. Школа сама по себе и не приносила много знаний, но зато она дала возможность находиться на аэродроме, позволяла знакомиться с материальной частью самолетов, обслуживанием и эксплуатацией. Одной из самых сложных задач был правильный выбор двигателя для покупки. После посещения нескольких заводов и мастерских Игорь выбрал мотор «Анзани». Трехцилиндровый двигатель воздушного охлаждения развивал мощность 25 л.с., был прост, легок и относительно надежен. Были также заказаны некоторые детали для будущей машины, выполненные по эскизам Сикорского, в частности соосные валы и другие элементы трансмиссии. После более чем трехмесячного отсутствия 1 мая 1909 г. Игорь вернулся в Киев.

   «На заре зарождения авиации, - рассказывает Вадим Михеев, - в условиях энтузиазма и всеобщего подъема стали складываться небольшие конструкторские коллективы, в которых каждый участник старался внести в общее дело какую-то посильную лепту. Многие считали за счастье выполнять даже самую черновую работу, лишь бы быть рядом со строящимся аэропланом. Такая творческая группа сложилась во главе с Былинкиным и Сикорским весной 1910 г. на Куреневском поле на северной окраине Киева. Здесь, на заливных лугах поймы Днепра, Киевское общество воздухоплавания организовало в 1909 г. первый в городе аэродром. Энтузиасты построили в чистом поле несколько ангаров-мастерских и сторожку. Один из ангаров принадлежал Былинкину и Сикорскому. Надо отметить, что они объединились не для общих разработок конструкций, а в первую очередь для совместного производства. Былинкину и Сикорскому помогали добровольцы, среди них — студенты Георгий Петрович Адлер, Василий Владимирович Иордан, Михаил Федорович Климиксеев, Анатолий Анатольевич Серебренников, Константин Карлович Эргант, механик-моторист Владимир Сергеевич Панасюк. Большинство из них впоследствии составили ядро конструкторского коллектива под руководством И. И. Сикорского».
    Итак, мы полетим! Мы будем наконец иметь воздушный флот - и не в далеком будущем! За это ручается (16 февраля 1910 г.)  энергия человека, ставшего во главе воздухоплавания, - е. и. в. великого князя Александра Михайловича…  В данном случае носитель титула - испытанный деятель, способный быть движущею пружиною дела и доказавший уменье достигать блестящего успеха. Великий князь моряк по образованию и превосходный знаток морского дела. В последнюю из своих государственных задач - в организацию народного флота на собранные 17 миллионов рублей он внес, как говорят, огромное личное напряжение. . Комитет под его руководством выстроил 18 минных крейсеров и четыре подводные лодки. Для частного предприятия это очень много. По качеству своему выстроенные суда составляют ядро возрождающегося балтийского флота. Будучи превосходной постройки и наилучшего вооружения, комитетские крейсеры служат действительною школой флота, как офицеров, так и команды. Но последние годы внесли, как известно, небывалый переворот в историю военных средств: разрешена задача воздухоплавания. Как человек живой и впечатлительный, великий князь Александр Михайлович не по газетам только следил за блистательным прогрессом этого дела. Он, бывая за границей, лично и ближайшим образом ознакомился с новейшим воздухоплаванием и не только изучил его, но и заразился, по-видимому, несокрушимой верой в него. "То, - говорит великий князь в своей речи, -- к чему стремились в продолжение столетий и что считалось достижимым в далеком будущем, совершилось на наших глазах; не может быть сомнений, что воздух побежден, что будущее принадлежит воздушным кораблям... Следя за поразительными успехами полетов аппаратов тяжелее воздуха, я пришел к глубокому убеждению, что не в далеком будущем та страна, которая первая будет обладать воздушным флотом, будет непобедима в будущей войне... Горе той стране, которая не готовится к войне, которая не прилагает всех усилий стать сильнее внешних врагов!.. Нельзя медлить ни минуты... Насколько трудно построить флот дредноутов в России, настолько легко создать воздушный флот. Я глубоко убежден, что не пройдет и десяти лет, как водяной флот станет ненужным; бороться ему с воздушным не под силу, смысл его существования пропадет. Воздух принадлежит нам. Нет проливов, запирающих все наши моря; есть простор, который нам так необходим. Я не сомневаюсь, что принявшись энергично за создание воздушного флота, мы не только догоним, но и перегоним наших соседей... Германия первая оценила огромное значение воздушного флота и к осени текущего года будет иметь 24 воздушных корабля, а главное -- опытный личный состав... Россия должна иметь воздушный флот. В противном случае нам грозит полное поражение".

      «Что касается пожертвований, - писал М. О. Меньшиков  - Россия тысячу раз доказала свою готовность жертвовать. Вся наша многострадальная история -- сплошная жертва. Но для больших пожертвований необходимо сильное народное одушевление, и является вопрос, как создать его. На Западе воздухоплавание вышло из громадного общественного подъема, вызванного полетами Цеппелина и бр. Райтов. Заинтересованность авиатикой выразилась там в образовании множества частных воздухоплавательных кружков, аэроклубов, аэродромов, воздушных стапелей и т. п. В величайшую проблему века сразу вовлечены были многотысячные и миллионные массы публики. Эти массы дали и капитал, и предприимчивых искателей. В России, к глубокому сожалению, вместо поощрения интереса к воздухоплаванию до сих пор ставятся для него серьезные препятствия. Не дальше как перед святками известный академик князь Голицын в своем докладе в Академии наук горячо жаловался на ничем не объяснимые преграды, которые ставит наша администрация любительскому воздухоплаванию. Устроили, например, студенты здешнего университета свой воздухоплавательный кружок, приобрели небольшой планер, арендовали на пустынном острове Голодае обширный участок земли, где они могли совершать свои пробные полеты. Все шло отлично, но после двух-трех пробных полетов явилась полиция и приостановила занятия. Почему? Потому что на это, как оказалось, не было испрошено разрешения. По-видимому, что тут по существу такого, что можно испрашивать и не разрешать? За границей посмотрели бы так: или воздухоплавание вообще преступно, или нет, и в последнем случае разрешение предполагается само собою. Пришлось, однако, воздухоплавательному кружку исполнить формальность, т. е. испросить разрешение производить пробные полеты 1-2 раза в неделю. На прошение в этом смысле, по словам кн. Голицына, был получен категорический отказ, притом без всякого объяснения причин. Через некоторое время просьба студентами была повторена и получен был второй отказ, столь же категорический. Кружок василеостровских авиаторов догадался, что не следует просить общего разрешения на производство полетов, а нужно просить разрешения произвести лишь пробный полет в один определенный день. Так и поступили. Теперь получился тоже отказ, но уже мотивированный. Оказалось, что разрешение полиции не может быть дано только потому, что прошение студентов подписано не правлением кружка, а только секретарем и не указаны меры предосторожности, принятые кружком для обеспечения безопасности авиаторов. Пришлось еще раз послать представителя кружка для объяснений. Но опять новость: заявили, что студенческий воздухоплавательный кружок, как легализированный только администрацией университета, может совершать свои пробные полеты лишь на университетском дворе, а для того, чтобы производить полеты на пустырях Голодая, нужна специальная легализация. Можно себе представить нервное настроение молодежи, желающей летать и встретившей такое необозначенное в физике воздуха препятствие. Но студенты решили довести дело до конца. Они послали четвертое прошение с подробной докладной запиской, в которой указаны все меры предосторожности и обязательство, что посторонняя публика не будет допускаться. Приложен был устав кружка и удостоверение руководителя его, приват-доцента, о том, что единственным подходящим местом для полетов представляется Голодай. Казалось бы, все требования были исполнены. Какой же получился ответ? Отказа на этот раз не было, но не было и разрешения, а сказано было только, что разрешение на пробные полеты должно быть испрашиваемо каждый раз отдельно и заблаговременно. "За этой, - говорит кн. Голицын, - бесцельной почти трехмесячной перепиской, отзывающейся холодящим канцеляризмом, время было упущено и кружку волей-неволей пришлось отложить свои пробные полеты до весны". Но в течение долгих месяцев вынужденного бездействия - может явиться препятствие более грозное, чем эта волокита. Просто студентам наскучит мертвое мечтанье, они остынут в своем порыве и бросят его. Вот вам пример, как общественность наша, вообще не бойкая, вянет в самом зачатии своем, встречая чуть не полярный холод».


     Тем не менее, (вещает из Аргентины автор «Народной Монархии» Иван Солоневич (1891-1953)) именно Великороссия построила Империю. Тем не менее, действительно, И. Ползунов первый изобрел паровую машину, П. Яблочков — электрическую лампочку накаливания (патент 1876 года), и А. Попов беспроволочный телеграф (1895). Тем не менее Россия дала литературе Толстого и Достоевского, в химии Бутлерова и Менделеева, в физиологии Сеченова и Павлова, в театре — Станиславского, Дягилева, Шаляпина, в музыке Чайковского, Глинку, Мусоргского, Скрябина, в войне — Суворова и Кутузова и, кроме всего этого, в самых тяжких во всей истории человечества условиях построила самую человечную в истории того же человечества государственность. И в то же время самая богатая в истории человечества нация — североамериканская, попавшая в самые благоприятные в истории человечества географические и политические условия, — не создали ничего своего. Русские люди, ослепленные богатством и привольем САСШ, не отметили, кажется, и того обстоятельства, что даже в области техники САСШ не создали решительно ничего своего: все, что создано там, — это только использование европейских вообще и русских — в частности технических изобретений: даже пресловутая атомная бомба есть реализация работы русского ученого проф. Капицы…

     Иван Солоневич, проживая в Южной Америке, рушит все «Кривые зеркала», через которые смотрят на Россию все ее не доброжелатели!!! И вряд ли Густав Лебон был прав, когда утверждал, что «Южная Америка, с точки  зрения своих естественных  богатств, - одна из богатейших стран  на земном шаре. В два раза большая, чем Европа, и в десять раз менее населенная,  она  не  знает недостатка  в земле и  находится,  так сказать,  в распоряжении  каждого.  Ее преобладающее население – испанского происхождения  и  разделено на много  республик: Аргентинскую,  Бразильскую, Чилийскую, Перуанскую, и т.д.  Все они заимствовали свой политический  строй от Соединенных Штатов и живут, следовательно, под одинаковыми законами. И за всем тем, в силу одного только расового различия, т.е. вследствие недостатка тех основных качеств, какими обладает раса,  населяющая  Соединенные  Штаты, все эти  республики  без единого  исключения  являются постоянными  жертвами самой кровавой анархии, и, несмотря на удивительные богатства их почвы, одни за другими впадают во всевозможные  хищения, банкротство и деспотизм…………………..».

   

7 ноября 2014 г.