В Сандармохе красный мох

Александр Бородкин
В Сандармохе красный мох…

Не от алого заката в цвет такой окрашен он
Кровь, пролитая когда-то, не просохла с тех времён…

В Сандармохе ветра стон…
Жуть неправедных расстрелов
И поныне помнит он.

Шорох листьев и бурьяна,
Ветки треск под каблуком,
Словно, выстрел из нагана –
На просвет, среди тумана,
Чуть заметен силуэт: сухорукий людоед
Обрамлённый окаянной кумачовою каймой
С рожей лысого тирана за сутулою спиной.

И шибает по ноздрям
Большевистский фимиам
Коммунистов символ веры – запах пороха и серы.

Вдовий вой, сиротский плач…
Но и в двадцать первом веке
Не покаялся палач…

Над урочищем кровавым
Тихо вороны кружат
Жертвы ленинских безумий
Неотмщённые лежат.

И живёт Святая Русь
В униженье и позоре
В политическом зазоре
От ежовских палачей
До кремлёвских сволочей.

Проглотите в горле ком,
Задержите тяжкий вздох
И запомните навеки
Что такое Сандармох!



Это стихотворение написал мой сверстник из Таллинна Александр Бородкин. Сам он родился в  городе Лахденпохья, в Эстонию уехал ещё в советские времена, после окончания Петрозаводского пединститута, получив туда направление, а учился он на факультете иностранных языков.
Как и у любой песни, у этого стихотворения есть своя предыстория. Началась она в 1937 году, когда из деревни Клюшина гора Суоярвского района в срочном порядке в Петрозаводск был вызван ветеринарный врач Егор Петрович Минуков – дед Александра Бородкина. Ну, вызван и вызван, может подумать читатель, что же здесь такого? Так, наверное, думал и сам Егор Петрович. Вообще-то, он не Егор, а Георгий, но как рассказывает дочь Петра Егоровича, деревенским мужикам нравилось называть его по-простецки – Егором. А вызвали ветфельдшера деревенского перед самым новым 1938-ым годом – 28 декабря. Думая, что он там, в столице, понадобился либо по работе своей, либо по партийной линии, взял он с собой собаку – мало ли какая в дороге оказия случится на охоту сходить, благо хорошим охотником и рыбаком в деревне слыл Егор Петрович. Но… собака домой вернулась одна, без хозяина. И только на третьи сутки. Через какое-то время Анне Прохоровне сообщили, что муж её Георгий Петрович Минуков арестован. И она, горемычная, подумав, что муж что-то там натворил нехорошее, в сердцах порвала все имевшиеся у неё фотографии – чтобы ничто не напоминало ей о нём. Фактически же, как потом выяснилось, Георгий Петрович Минуков был расстрелян 9 января 1938 года, прах его покоится в урочище Сандармох – в Медвежьегорском районе.
Перед самой войной Анна Прохоровна Минукова с детьми уехала в Петрозаводск – к своим родственникам. Дом, половину которого Егор Петрович использовал под ветлечебницу, у них отобрали, а к детям надолго приклеился ярлык отпрысков врага народа. В 1941 году семью Минуковых ожидали новые потрясения – их, вместе с другими такими же родственниками «врагов народа», повезли, можно сказать, из Сибири в Сибирь. И пусть наша Карелия – это и не Сибирь вовсе, но и сюда во все времена, помнят люди, отправлялись на каторжные работы многие вольнодумцы и оступившиеся, а в советские времена – ещё и оклеветанные.
Везли их в приспособленных под вагоны теплушках, в которых в мирное время перевозили скот – какие ещё удобства нужны родственникам врагов народа? К тому же, была война. Ехали в духоте, немытыми, часто без корки хлеба и глотка воды. Старшая сестра Розы Георгиевны Елена в дороге потеряла своего восьмимесячного ребёнка. Не так, чтобы взяла, да потеряла, а он, просто, не выдержав грудной тяжких дорожных условий, не добравшись до места назначения, умер. Где он похоронен, никто и не знает. С людьми, имеющими прямое отношение к врагам народа, вспоминает Роза Георгиевна, не особо-то не церемонились. Всех умерших в дороге, выносили из вагонов прямо на перрон, трупы их часто клали на голую землю, а куда отвозили потом – никто не знает до сих пор.
Не сладко жилось и в Сибири. Каждый норовил обидеть, оскорбить, задеть за живое, обозвать. 
- Мыться приходилось прямо дома, - с горечью вспоминает эти дни Роза Георгиевна, - мылись в русской печке.
Лишь изредка, в секрете от соседей и своих родных, её в баню приглашала Люба, с которой они учились в одном классе и дружили. Дело в том, что пока семья добиралась до нового места своего жительства, все дети, в том числе и мать, подхватили ужасную по тем временам заразу – тиф.
Вернулись Минуковы в Петрозаводск в 1944 году – сразу после того, как город был освобождён советскими войсками…
Мрачные документы хранит в своём архиве Роза Георгиевна Бородкина. Вот один из них, датированный 21 июля 1959 года, адресованный министру финансов Карельской АССР Б.П. Дякину и подписанный заместителем министра сельского хозяйства Карельской АССР А. Кравченко: «Министерство сельского хозяйства КААССР при этом высылает заявление гр-ки Минуковой А.П. с приложением документов о реабилитации её мужа Минукова, работавшего до ареста ветфельдшером участковой сети Клюшиногорского с/совета и просит Вас дать указание Суоярвскому райфинотделу о выплате двухмесячной зарплаты по реабилитации». К письму приложены заявление Минуковой А.П. и три справки. Копии были направлены Анне Прохоровне, проживавшей на тот момент уже в городе Лахденпохья и старшему советнику юстиции Прокуратуры КАССР тов. Бравому.
О том, что Георгий Петрович Минуков не числится в списках живых, стало известно лишь в 1959 году. Да и то, от Анны Прохоровны и её семьи долгое время скрывалась истинная причина его гибели. Ей просто-напросто сообщили, что её благоверный умер в тюрьме от туберкулёза. Настоящее Свидетельство о смерти родные расстрелянного ветфельдшера смогли получить только 29 августа 1990 года – спустя 52 года. В нём, в качестве причины смерти, указан расстрел. Этот документ стал достоянием Розы Георгиевны и её родных лишь благодаря вмешательству карельского поисковика, историка и писателя Юрия Алексеевича Дмитриева, посвятившего поиску следов политических репрессий не один год своей жизни. Есть в архиве у Розы Егоровны (Георгиевны) Бородкиной (урождённой Минуковой) и Справка о признании её пострадавшей от политической репрессии. В ней значатся такие строки: «Постановлением Президиума Верховного суда КАССР от 24.04.59 года посмертно, архивное уголовное дело ФП-8518 на основании ч. 2,3 ст. 2 Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18.10.91 г. признаётся пострадавшей от политических репрессий».
Есть и ещё одно письмо – ответ за подписью Комитета государственной безопасности Карельской АССР В.А. Шмыкова, в котором 28 апреля 1992 года якобы с сожалением сообщается, что «… исходя из имеющихся материалов, мы вынуждены, к сожалению, констатировать, что Ваши имущественные претензии к органам госбезопасности не могут быть удовлетворены».
Вот такие вот дела. И вполне понятно негодование внука Егора (Георгия) Петровича Александра Бородкина, посвятившего Сандармоху и своим расстрелянным родственникам такие строки. Почему родственникам? А потому что в урочище Сандармох, где мох красный от пролитой людской крови, покоится прах не только отца Розы Георгиевны, но и других её близких родственников. Здесь похоронены Иван Петрович Минуков (брат Егора-Георгия Петровича), Евдокия Минукова (жена Василия Петровича Минукова), Илья Яковлевич Бородкин (свёкор Розы Георгиевны). Вечная им память!
Василий Вейкки