Никак

Никак равнодушно болтала ногами, сидя на цветном удобном стульчике. Здесь было очень мило, возможно, даже чересчур: нежно-розовые шторы, весёлый детский коврик, картинки на стенах с изображениями то святых, то черепашек попеременно. Начинать разговор первой не хотелось. Никак давно перестала относиться к этому серьёзно: она сменила уже семь психологов и не надеялась, что восьмой всё же ей поможет. Никак приходила больше для развлечения, чтобы отвлечься от мыслей, терзающих её наедине с собой, но почти не ждала реальной помощи.
- Ну, давай знакомиться. Меня зовут Ольга Сергеевна, а тебя?
- Никак.
Брови Ольги Сергеевны поползли вверх, но на полпути к финишной прямой остановились и виновато вернулись в исходное положение. Эта женщина не вызывала симпатии, её некрасивый нос с горбинкой и резкие скулы невольно отталкивали, а в глазах не было того заискивающего света с лживой доброжелательностью, к которому Никак успела привыкнуть.
- Ты не хочешь говорить своего имени?
- Меня зовут Никак.
Незаинтересованные глаза слегка прищурились, и Ольга Сергеевна уточнила:
- Как давно тебя зовут Никак?
- С самого начала моей депрессии.
- А именно?
Никак замолчала, нахмурившись. Ольга Сергеевна сделала какую-то пометку в своем блокноте.
- Я не могу вспомнить, это было очень давно. Сейчас все дни сливаются в один, определить очень трудно...
Блокнот случайно оказался чуть ближе к Никак, и она машинально заглянула туда. С листа бумаги на неё смотрела маленькая нарисованная черепашка. «Она что, глумится надо мной?» - устало подумала Никак. Раньше у нее непременно бы возникло максималистское желание поставить Ольгу Сергеевну на место, поразить ее чем-нибудь, доказать, что эта беседа никакому психологу не по зубам. Сейчас уже ничего не хотелось, апатия притупила все чувства и желания Никак. Поэтому она кивнула на блокнот с черепашкой и спросила:
- А что ж не Иисуса?
Ольга Сергеевна никак не отреагировала на этот выпад, не улыбнулась, но и не отодвинула рисунок.
- Скажи, ты веришь в Бога?
Никак неторопливо вздохнула и начала:
- Вы знаете, я допускаю любую возможность, я с равным успехом могу предположить, что он есть и что его нет. Но если говорить о каком-то внутреннем ощущении, то нет, я не чувствую, что Бог есть.
- Но, значит, ты чувствуешь, что его нет?
- Ах, вы про то, что каждый атеист – верующий? Мол, если я не верю в Бога, то я верю в его отсутствие? Я согласна с этим тезисом, вот только как двояко получается: точно так же я могу сказать, что каждый верующий – атеист. Потому что каждый верующий отрицает то, что Бога нет. Понимаете меня?
- Как ни странно, понимаю, - ответила Ольга Сергеевна.
Никак удивленно вгляделась в глаза психолога и, будто в собственном отражении, увидела в них подобие любопытства.
- А зачем тогда вам эти иконы на стенах?
- Мне нравится смотреть на них, как и на черепашек, - пожала плечами Ольга Сергеевна. – Давай дальше. Назови хотя бы одну из своих душевных проблем.
- Мне слишком темно спать ночью. Когда в моей комнате светлее, чем за окном, на меня находит сильная тоска и кажется, что я задыхаюсь. Я пыталась спать днем, но тогда всё кажется ярким и шумным.
- А когда же ты спишь?
- Когда придется, на самом деле, хоть это и очень утомительно. Сны не приносят мне облегчения: постоянные кошмары, каждый божий… или черепаший день. Я просыпаюсь уже уставшая, но, если честно, просыпаться не хочется – я бы хотела спать как можно дольше, пусть даже с кошмарами.
- Да, мне это знакомо. Со мной тоже такое было, не переживай. Расскажи, что ещё тебя терзает.
- Я стала собой, но не могу ей оставаться, - Никак ожидала, что её перебьют вопросом, но Ольга Сергеевна слушала молча. – Все главные черты моего характера не вписываются в привычный уклад жизни, они мешают мне существовать в социуме. Проблема в том, что мне очень нравится быть собой. Но мне придется забыться, измениться в корне или же провести остаток дней в таком депрессивном состоянии. Я просто не могу определиться. Мне всегда было тяжело выбирать.
- Никак, со мной произошла точно такая же история, – вдруг заговорила Ольга Сергеевна. - Я так же, как и ты, мучилась, переживала, что мне придется стать другим человеком, чтобы выжить. Измениться навсегда, без какой-либо возможности вернуться к истокам – шутка ли? Меня тоже душила тоска по ночам и раздражал яркий свет. Никак, это удивительно! Я была такой же, как и ты, точь-в-точь!
Никак впервые за долгое время искренне улыбнулась. Она вдруг почувствовала, как апатия отступает, а радость наполняет её тело теплом, и, уже не в силах сдержать восторженного волнения, она спросила:
- И как же, как вы вышли из этой ситуации, Ольга Сергеевна? 
Вопрос вдруг повис в невесомой тревожной тишине. Радостное предвкушение сменилось дурным предчувствием.
- И вправду... как? – еле слышным шепотом повторила Ольга Сергеевна. Она положила голову на руки и беззвучно разрыдалась. В кабинете никого не было.