На площади Роз

Неся свой апломб на алтарь палача,
не шибко бранясь и почти не крича,
она, как с игральных сошедшая карт,
представилась люду Марией Стюарт.

Последнее слово ей дал эшафот.
Заёрзал из ватников праздный народ:
что скажет, и сколько осталось зубов,
кому завещает кольцо и любов?

Застыл прокурор, как натурщик с холста.
- Послушайте люди, я сердцем чиста! -
зачала страдалица слово своё.
Ладошку палач положил на цевьё.

- Стою перед вами, скромна и проста.
Напрасно кукушек считала до ста -
своих не узнаю пятнадцати лет.
Утратят эстрада меня и балет.

Не стану жена и дитя не рожу.
Мой жребий уныл и понятен ежу -
судьбы светофор светит чёрным теперь,
и в чёрный тоннель проскрипела мне дверь.

Поверьте, я к стрёмным делам ни при чём!
Мой волос присобран тугим калачом.
Живу в коммуналке, вяжу на заказ.
На завтрак - ватрушка, да к полднику квас.

Обед пропускаю - тружусь и пою,
а ужин бездомным подчас отдаю.
Но злая рука накропала донос,
пришли люди в чёрном, свели на допрос.

Там мучил меня раскалённым прутом
прыщавый следак с напомаженным ртом.
Ему подмахнула в потливом бреду
признанье. И вот, эшафотом бреду.

Но кланяюсь в пояс, и верю в закон -
не дайте меня изрубить на бекон!

Заплакали люди на площади Роз,
судья с прокурором измокли от слёз.
Внадрыв зарыдала старушка-эсер.
(Ульянов заметил - отнял револьвер)

Сказала кассир, бесконечно грустна:
- Сдавайте билеты, не будет кина...