Подарок

        На одном из светских приёмов графиня Воронцова Елизавета Ксаверьевна (1792 – 1880) – супруга губернатора Новороссийского края и Бессарабской области встретилась с известным русским поэтом Василием Андреевичем Жуковским (1783 – 1856).   
     Увидев на пальце у поэта необычный перстень, Елизавета Ксаверьевна поинтересовалась: откуда он у него. Интерес её был не случаен, поскольку у неё было два точно таких же перстня. Причём один перстень в настоящее время оставался у неё, а второй она подарила Пушкину 30 июля 1824 года, когда поэта из Одессы отправили в ссылку в своё родовое имение Михайловское. Жуковский ответил, что этот перстень ему подарил на смертном одре сам Пушкин. С согласия Натальи Николаевны, вдовы Пушкина, перстень был им снят с руки погибшего поэта. Позднее в одном из писем Жуковский писал: «Перстень мой есть так называемый талисман, подпись - арабская, что значит – не знаю. Это Пушкина перстень, им воспетый и снятый мной с его мёртвой руки».
       А кому другому мог подарить свою реликвию умирающий поэт, как не Жуковскому, своему другу и учителю! Хотя детство и ранняя юность поэтов не имеют ничего общего. Пушкин 1799 года рождения – отпрыск, хотя и небогатого, но знатного московского рода. Жуковский же, родившийся на шестнадцать лет раньше, был, собственно говоря, даже и не Жуковский вовсе. Тульский помещик Афанасий Бунин попросил местного солдатика привести к нему хорошенькую «басурманочку».
Тот выполнил просьбу бывшего барина, доставив в бунинский гарем юную турчанку Сальху, которая 29 января 1783 года родила сына – Василия. Но стать Буниным ему было не суждено. Другой, бедный дворянин Андрей Жуковский, пользующийся щедротами богатого соседа, записал новорожденного своим сыном. Так Василий Афанасьевич Бунин стал Василием Андреевичем Жуковским.
      В свою первую встречу с Пушкиным – лицеистом Жуковский получил восторженный отзыв юного поэта:

И ты, природою на песни обреченный!
Не ты ль мне руку дал в завет любви священный?
Могу ль забыть я час, когда перед тобой
Безмолвный я стоял, и молнийной струей
Душа к возвышенной душе твоей летела
И тайно съединясь в восторгах пламенела…

«К Жуковскому», 1816

Но лучший портрет Жуковского Пушкин напишет позднее:

Его стихов пленительная сладость
Пройдёт веков завистливую даль;
И внемля им, вздохнёт о славе младость,
Утешится безмолвная печаль
И резвая задумается радость.

              «К портрету Жуковского», 1818

Откуда мог взять такие слова девятнадцатилетний юноша? Ответ очевиден: такое мог написать только Гений!
       Два года спустя, 26 марта 1820 года, когда была напечатана поэма Пушкина «Руслан и Людмила», Жуковский подарил поэту свой портрет с надписью: «Победителю ученику от побеждённого учителя». Следует отметить следующий факт: с этой поры более старший Жуковский всё больше уходит в переводы, как бы «не смея» сочинять при Пушкине.
       Интересная преемственность наблюдается в русской словесности: Державин немало помог Карамзину, который был на 23 года моложе, Карамзин же, в свою очередь поддержал Жуковского, который был на 17 лет моложе его. Он пристраивает Жуковского ко двору – сначала для обучения языку Александры Фёдоровны, жены Николая I, а затем для воспитания наследника, будущего императора Александра II. Находясь при дворе, добрый дядька «Отче Василий Андреевич» помогает всем. Пушкину же более всего, потому, как тот сильнее всего в помощи нуждается.
     За свои дерзкие стихи и эпиграммы Пушкин был подвергнут опале. Гнев императора Александра I был настолько силён, что никакие доводы в защиту поэта не были приняты во внимание. Самодержец за оду "Вольность" хотел сослать А.С. Пушкина в Сибирь или на север. Лишь заступничество Н. М. Карамзина, А. И. Тургенева, П. Я. Чаадаева спасло поэта от этого жестокого наказания. Поэта просто убрали подальше с глаз долой. Весной 1820 года Пушкин был выслан из Петербурга, его прикомандировали к канцелярии генерала Инзова Ивана Никитича. 
       По пути к месту службы Александр Сергеевич заболевает воспалением лёгких, искупавшись в Днепре. Для поправки здоровья в конце мая 1820 года опальному поэту было разрешено совершить путешествие на Кавказ и в Крым с семьёй генерала Раевского Н.Н., героя отечественной войны 1812 года. Состав путешественников, выехавших из Екатеринослава в Таганрог, был следующий: Пушкин, генерал, его младший сын Николай – 19 лет, дочери: Мария – 15 лет и Софья – 12 лет. С младшим сыном генерала Пушкин подружился в Царском Селе, где он учился в Лицее, а юный подпоручик Николай Раевский служил в Лейб-гвардии гусарском полку, размещённом там же. Николая Раевского Пушкин называл другом единственным, другом неизменным. Меньше поэт был знаком с Александром – старшим сыном генерала, который не принимал участия в путешествии. С началом путешествия разлад и смятение поэта в Петербурге сменились дружелюбием и любовью, которой был окружён Пушкин в семье Раевского.
     С Таманского полуострова, древней Тмутаракани, взору поэта открылись крымские берега древней Тавриды. Путешественники посетили Керчь, Феодосию. И в августе 1820 года Пушкин вместе с генералом Раевским, его детьми: сыном Николаем, дочерями Марией и Софьей (естественно с ними была многочисленная прислуга: гувернантки, няни, военврач Рудыковский и т.д.) приехали в Гурзуф. Там в доме Армана де Ришелье, в котором обычно останавливались путешественники того времени, их встретили жена генерала Раевского Софья Алексеевна и дочери Екатерина 22 лет и Елена 16 лет. В Гурзуфе путешественники провели три счастливых недели и в начале сентября генерал Раевский, его сын Николай, Пушкин, денщик генерала и с ними два татарина-проводника отправились верхом на лошадях к западу Крыма. А дамы направились в Симферополь.
     Целью путешествия мужчин был Георгиевский монастырь, расположенный вблизи мыса Фиолент. Путь был нелёгким, и опасным, горные тропы были такие узкие и извилистые, что ездить по ним можно было только верхом. Всадники порой замирали от страха, проезжая через стремнины, ущелья и пропасти. Путники доехали до Никитского ботанического сада, проехали верхнюю Массандру и увидели, как далеко внизу раскинулась Ялта. Вместо ожидаемого славного Византийского города – небольшая деревенька. Алупка – то же самое (сорок дворов с мечетью). Знаменитый дворец графа Воронцова начнут строить позже, в 1824 году. В Алупке путешественники переночевали, затем тронулись дальше.
     Подошли к знаменитой чёртовой лестнице. В течение многих веков она была единственным путём, соединявшим горный и степной Крым с Южным берегом. Высеченные ступени достаточно широки, но находятся друг от друга далеко. На протяжении шестисот метров лестница делает более сорока крутых поворотов.
«По горной лестнице взбирались мы пешком, держа за хвост татарских лошадей наших. Это забавляло меня чрезвычайно, и казалось каким-то таинственным восточным обрядом. Поднявшись на яйлу, полюбовались видом Южного берега и тронули к мысу Фиолент, где располагалась еще одна достопримечательность – Храм богини Дианы», - писал Пушкин в своём дневнике.
       И вот показался Георгиевский монастырь. «Георгиевский монастырь, куда приехали мы под вечер 6 сентября – место необыкновенное. Высеченный в скалах, он словно висит над морской пучиной. Всё поражает воображение: узкая крутая лестница, дикие скалы, бескрайний простор моря… Георгиевский монастырь и его крутая лестница к морю оставили во мне сильное впечатление», - писал в дневнике поэт. 
       Посетил он и развалины храма Дианы, которые были неподалёку от Георгиевского монастыря на мысе Фиолент. По преданию, это место связано с именем Ифигении – дочери греческого царя Агамемнона. В легенде об Ифигении рассказывается о том, как богиня охоты Диана похитила в момент жертвоприношения дочь героя Троянской войны эллинского царя Агамемнона прекрасную Ифигению, заменив её ланью, и перенесла её через Черное  море к крымским берегам. Здесь, в Тавриде, она сделала Ифигению жрицей в храме богини Дианы.
       Утром 7 сентября, путешественники тронулись в путь, минуя Севастополь, которому было лишь тридцать семь лет, город только начинал строиться. Посетили Бахчисарай, столицу бывшего крымского ханства. Прогуливаясь по внутренним дворикам ханского дворца, поэт сорвал две розы и положил их к подножию «Фонтана слёз», которому позже посвятил стихи и поэму «Бахчисарайский фонтан». И сегодня посетители ханского дворца могут увидеть «пушкинские розы», лежащие у «Фонтана слёз». Обычай этот соблюдается круглый год. Из Бахчисарая путники переехали в Симферополь. 
       Впечатления от поездки у Пушкина были превосходные, о чём свидетельствуют его стихи. О Крыме поэт отзывается с восторгом:

Волшебный край! Очей отрада!
Всё живо там холмы, леса,
Янтарь и яхонт винограда,
Долин приютная краса,
И струй, и тополей прохлада
Всё чувство путника манит,
Когда, в час утра безмятежный
В горах дорогою прибрежной
Привычный конь его бежит,
И зеленеющая влага
Пред ним и блещет и шумит
Вокруг утёсов Аю – дага…

Не обошёл А.С. Пушкин вниманием и Симферополь, а точнее речку Салгир, протекающую через город:

Приду ли вновь, поклонник муз и мира,
Забыв молву и света суеты
На берега веселого Салгира
Воспоминать души моей мечты?

     В Симферополе поэт прожил от пяти до десяти дней и в период с 12 по 15 сентября убыл в Кишинёв, к месту своего назначения. 21 сентября 1820 г. Пушкин прибыл в Кишинев, где он прожил три года. В начале марта 1821 г. Пушкин поселился в доме своего начальника – генерала Инзова  И.Н.
     Живя у Ивана Никитича, Александр Сергеевич пользовался его богатой библиотекой. Вместе с Инзовым Пушкин путешествовал по Бессарабии, посещал Измаил, Аккерман, Болград, Одессу, Бендеры.
     В Кишиневе Пушкин написал более 100 стихотворений, закончил "Кавказского пленника", написал три поэмы - "Бахчисарайский фонтан", "Гаврилиада", "Братья-разбойники", задуман и начат роман в стихах "Евгений Онегин".
       В Болграде в 1821 году на берегу озера Ялпуг разбит прекрасный парк имени Александра Сергеевича Пушкина. В этом парке, как утверждают местные краеведы, сохранился тот самый Дуб, под которым поэт «вспомнил чудное мгновенье».
       Нельзя не сказать несколько слов о человеке, под началом которого работал в Кишинёве Пушкин. Генерал Инзов был справедливым, хотя и строгим до суровости начальником, безукоризненно честным, люди его любили. Особое внимание он уделял болгарским и гагаузским беженцам, хлынувшим в Россию на левый берег Дуная в надежде защиты от турок. Он занимался их расселением и был для них непререкаемым авторитетом. Он добился для них статуса колонистов наравне с немецкими переселенцами. Инзов бережно сохранял для России вверенный его попечению драгоценный талант поэта: к юношеским увлечениям Пушкина он относился снисходительно. Ведь именно он отпустил Пушкина в путешествие с Раевскими на Кавказ и в Крым, которое оказало огромное влияние на творчество поэта. Умер генерал в Одессе, но похоронить себя завещал в Болграде. Всю дорогу от Одессы до Болграда, а это около двухсот километров, гроб с телом Инзова И.Н. не везли на катафалке, а люди несли на своих плечах, сменяя друг друга на ходу. От ворот кладбищенской ограды до самой могилы, а это около пятисот метров, люди несли гроб передвигаясь на коленях. Вот так.
     Однако вернёмся к Пушкину. 28.06.1823 года у генерала Инзова закончились полномочия наместника Бессарабии, и Пушкин переезжает в Одессу. Здесь он был представлен вновь назначенному генерал-губернатору Бессарабии и Новороссийского края графу Воронцову Михаилу Семёновичу. Познакомился поэт и с женой губернатора –графиней Воронцовой Елизаветой Ксаверьевной и его заместителем, вице-губернатором Бессарабии Филиппом Филипповичем Вигелем.
     Вигель – личность сегодня совершенно забытая. А между тем это один из самых знаменитых русских мемуаристов, автор широко известных и популярных в XIX веке «Записок» (полное издание в семи частях, 1892), которые дают всесторонние характеристики разных деятелей того времени. В них он так отзывается о графине Воронцовой: 
«…быстрый, нежный взгляд её миленьких, небольших глаз, пронзал насквозь, улыбка её губ, так и притягивала поцелуи». 
    Жена графа - Воронцова (Браницкая) Елизавета Ксаверьевна, дочь польского магната и племянницы светлейшего князя Потёмкина. Прекрасная полячка, светская львица, царила на всех балах у Ланжерона и на других светских приёмах. Неудивительно, что она всегда была окружена поклонниками. Не минула участь сия и Пушкина, который также стал её поклонником, причём не безответным. И это несмотря на то, что Елизавета Ксаверьевна была старше его на семь лет. Поначалу она избегала влюблённого юношу, но пылкое чувство поэта покорило её, и в феврале 1824 года она ответила ему взаимностью. Рукописи поэта тех лет сплошь и рядом пестрят её профилями, её поэт воспевал в своих стихах, а в романе в стихах «Евгений Онегин» многие усматривают её сходство с Татьяной Лариной.
       Существует даже предположение, что 3 апреля 1825 года Елизавета Ксаверьевна родила от Пушкина дочь Софью, это был единственный темноволосый ребенок в семье.  Некоторые подтверждением этого приводят строчки из письма Пушкина к Воронцовой, написанного на французском языке: «Что делает ваш олух – муж»? И это было не единственное подтверждение. В семье Воронцовых из шести детей, четверо умерли, кроме Семёна и Софьи. Считалось, что Софья унаследовала сильную арапскую кровь от Пушкина. Поэт, как мог, старался отвести от себя подозрения в этой связи, и своей единственной поверенной княгине Вере Фёдоровне Вяземской, жившей в то время в Одессе говорил, что его чувства к Воронцовой очень целомудренны и серьёзны. Но это всего лишь слова. Сам же Пушкин никогда о дочери Сонечке не упоминал, проговорился только один раз в черновике стихотворения «Младенцу»: «Прощай дитя моей любви, Я не скажу тебе причины…». Позднее поэт эти строчки перечеркнул, а стихотворение переделал.
     До Пушкина у графини Воронцовой был роман с Александром Раевским, старшим сыном генерала Раевского. После ссылки поэта в Михайловское роман возобновился. Интересно, что сам Александр Раевский также считал Софью своей дочерью. Однозначно можно сказать одно: граф Воронцов знал, что Софья не его дочь, поскольку в записках, написанных для своей сестры, перечислил все дни рождения детей, кроме Софьи. 
     А, поскольку в семейной жизни было не всё гладко, то граф Воронцов платил своей ветреной жене той же монетой. Его любовницей была лучшая подруга Елизаветы Ксаверьевны, хозяйка крымского имения Мисхор Ольга Станиславовна Нарышкина, урождённая Потоцкая (1802 – 1861), которая славилась своей красотой. В марте 1824 года в Одессе состоялось венчание 22-летней Ольги с 38-летним Нарышкиным, двоюродным братом Воронцова. В свете говорили, что Воронцов, устроил брак Ольги Потоцкой со своим кузеном – генералом Львом Александровичем Нарышкиным для прикрытия собственного романа с ней. Возможно, это и соответствует истине, поскольку известно, что Воронцов брал на себя многие расходы по содержанию Мисхора, где жили Нарышкины летом, и даже оплачивал карточные долги мужа Ольги. В 1829 году Ольга Станиславовна родила дочь Софью, которая имела большое сходство с Воронцовым.
     Портреты Ольги Станиславовны и её дочери хранились среди личных вещей графа Воронцова и даже стояли на его рабочем столе в парадном кабинете Алупкинского дворца. И, конечно, становится ясно, почему для строительства дворца Воронцов выбрал именно Алупку, ведь от Алупки до Мисхора - рукой подать.
     В своих «Записках» Вигель об Ольге Станиславовне пишет так: «Еще летом в Одессе я увидел столь известную Ольгу Потоцкую. Красота её была во всем блеске, но в ней не было ничего девственного, трогательного; я подивился, но не восхитился ею».
      В начале 1827 года Воронцовы уехали в Англию, для лечения Михаила Семеновича Воронцова. Вернулись в Одессу в начале 1828 года. Елизавета Ксаверьевна продолжала избегать Александра Раевского, который ей изрядно поднадоел. Но Раевский был страстно влюблён в Елизавету Ксаверьевну, и такое положение дел его не устраивало. Однажды, это случилось в июне 1828 года, он остановил карету с ехавшей в ней Елизаветой Ксаверьевной, наговорил ей кучу дерзостей, замахнулся на неё хлыстом, выкрикивая при этом: «Заботься хорошенько о нашей дочери». Причём случилось это при свидетелях. Разразился громкий скандал. Генерал-губернатор Воронцов не мог вызвать полковника Раевского на дуэль, и решился на неслыханный шаг: Он – генерал – губернатор Новороссии и Бесарабии подал одесскому полицмейстеру жалобу на Раевского, что тот не даёт проходу его жене. Но вскоре спохватился, что официальная жалоба сделает его посмешищем. Поэтому он прибегнул к другому средству, пожаловался императору Николаю I. Вскоре из Петербурга было получено высочайшее повеление о немедленной высылке полковника Александра Раевского в Полтаву за разговоры против правительства. Так Александр Раевский летом 1828 года навсегда расстался с Елизаветой Ксаверьевной Воронцовой.
     Ирония судьбы. Еще до замужества Елизавета Браницкая влюбилась в Александра Раевского, окруженного ореолом героя Отечественной войны 1812 года, и написала ему письмо-признание. Он же, как холодный скептик отчитал влюбленную девушку. Теперь это вернулось к нему бумерангом, думается, заслуженно.
     Однако вернёмся в 1824 год. Пушкин продолжал часто бывать у Воронцовых. За откровенные ухаживания Пушкина за Елизаветой Ксаверьевной граф Воронцов невзлюбил поэта. В своих донесениях в столицу он просил: «Избавьте от Пушкина». Пушкин, почувствовал эту неприязнь и ответил взаимностью. В марте 1824 года появилась знаменитая эпиграмма: Полу-милорд, полу-купец…

Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.

     Справедливости ради следует отметить, что Михаил Семёнович Воронцов такой оценки совершенно не заслуживает. Его заслуги перед Отечеством трудно переоценить.
Среди русских солдат его авторитет был непререкаем, сохранились рассказы о простоте и доступности императорского наместника.
     Однако к Пушкину его отношение оставалось неизменным. В результате согласно Высочайшему Повелению, 30 июля 1824 года Пушкин был отправлен уже в настоящую ссылку, в своё родовое имение Михайловское, под надзор местного начальства. Елизавета Ксаверьевна в это время находилась с мужем в Крыму на отдыхе. Однако каким - то образом она узнала о ссылке поэта и прибыла в Одессу проводить его, причем одна. Как ей удалось убедить Михаила Семёновича вернуться в Одессу одной, неизвестно. На прощание Елизавета Ксаверьевна подарила поэту золотой перстень – печатку с восьмигранным сердоликом. У неё было два таких перстня. Графу и графине их подарил Симха бен-Соломон Бабович – глава и представитель караимских общин в Крыму, который много сделал для своего народа. И хотя его авторитет в народе был непререкаем, но благосклонность губернатора Новороссии была для него совсем не лишней. Воронцов же по служебным делам часто посещал Крым, как правило, его сопровождала супруга – Елизавета Ксаверьевна. И без подарков они не возвращались.
      Александр Сергеевич с благодарностью принял подарок Елизаветы Ксаверьевны, и на прощанье сказал, что свои письма к ней он будет опечатывать этим перстнем. Всю свою жизнь поэт очень дорожил этим перстнем и считал, что перстень - талисман оберегает его поэтический дар. Вот так он пишет о своём талисмане в одноимённом стихотворении:
…
Милый друг! От преступленья,
От сердечных новых ран,
От измены, от забвенья
Сохранит мой талисман!

     После ссылки поэт некоторое время поддерживал переписку с графиней Воронцовой, и именно этим перстнем запечатывал свои письма к ней. Он постоянно носил этот перстень на указательном пальце правой руки, на портрете Пушкина, работы художника Тропинина, это хорошо видно. Когда же поэт снимал этот перстень, то помещал его в сафьяновый футляр, изготовленный по спецзаказу, и хранящийся в его секретере. Истинного смысла надписи поэт не знал, но считал его оберегом. Этому перстню и Елизавете Ксаверьевне Пушкин посвятил четырнадцать стихотворений. Однако этот оберег не уберёг его от смертельной раны на дуэли с Дантесом.
     После смерти поэта было установлено, что перстень – талисман Пушкина, это поминальное кольцо – печатка. Изготовлено оно крымскими евреями – караимами в городе Чуфут – Кале. Перевели и надпись на камне перстня. Она гласила: «Симха, сын почтенного рабби Иосифа, да будет благословенна его память». Более поздние исследователи считают, что подаренный перстень несёт загадочную смысловую нагрузку: если в одном из расшифрованных имён «Иосиф» поменять местами буквы, то получится «Софии» - плоду безумной страсти поэта и красавицы полячки. Однако это всего лишь только догадки.
     Позднее перстнем владели: сын В.А. Жуковского, И.С. Тургенев, после смерти Тургенева И.С., его возлюбленная Полина Виардо. 29 апреля 1887 года Пушкинскому музею Александровского лицея (бывший Императорский Царскосельский лицей) от имени Полины Виардо был доставлен этот перстень. При нём была записка: «Перстень этот был подарен Пушкину в Одессе княгиней Воронцовой. Он носил почти постоянно этот перстень (по поводу которого написал своё стихотворение «Талисман») и подарил его на смертном одре Жуковскому. От Жуковского перстень перешёл к его сыну Павлу Васильевичу, который подарил его мне». 
И.С. Тургенев, Париж, август 1880.
 Таким образом, перстень вернулся в Россию.
      В марте 1917 года перстень был похищен одним из служителей музея. Вора быстро нашли, всё украденное было возвращено… кроме перстня с сердоликом - талисмана Александра Сергеевича Пушкина. На следствии похититель сознался, что продал перстень старьевщику, нашли и его, однако перстня так и не нашли. Следы перстня затерялись в истории.
     На этом можно было бы и закончить историю подаренного перстня – талисмана поэта, если бы, не одно «Но». После пропажи перстня администрация музея обратилась к наследникам Елизаветы Ксаверьевны, с просьбой прислать на замену украденному перстню, другой точно такой же, который оставался у графини. Они согласились, но так и не смогли его отыскать. Он также бесследно исчез, как его близнец, подаренный Пушкину. Возможно, это простое совпадение?  А может, нет.
     В настоящее время в витрине музея можно увидеть пустой сафьяновый футляр, копию записки Тургенева и оттиск на сургуче украденного перстня.
     Завершая рассказ, хочется сказать ещё несколько слов о дарительнице перстня. Прожила Елизавета Ксаверьевна долгую жизнь, имела много романов. Она пережила и Пушкина, и мужа, и всех своих любовников. По свидетельству историка Бартенева Петра Ивановича, Елизавета Ксаверьевна до конца своей жизни ежедневно читала сочинения Пушкина. Когда у неё стало слабое зрение, она наняла чтеца, который читал ей всё подряд. Когда заканчивался последний том, она приказывала начинать с первого тома. Вот такой она была, ясновельможная пани – одесская возлюбленная Александра Сергеевича Пушкина, сохранившая о нём память до последних дней.