Слеза несбывшейся надежды
гасились Жукова рукой.
Когда дымилось, не остыло,
в глазах, в сердцах, над головой,
висели, всё таки, мечи,
и власть делили палачи.
Стране отсчитывали время.
И собирались для речей.
И стрелки скрещенных мечей,
стегали ссученное племя.
От дня всегда спасала ночь.
Там млечный путь, луна, суббота.
И нас рожали в несвободу.
И ждали сына или дочь.
И было всё, как было прежде.
Мечи, кресты, попы, кадила.
Но солнце, всё таки, всходило.
Вселяя хрупкую надежду.
Оно катилось, семеня.
И мать на кухне щи варила.
Она тогда троих любила.
Адольфа, Юру и меня.
Всегда по небу что-то плыло.
Днём солнце. По ночам луна.
А умерла она одна,
в тоске вращения винила.
Скрипит по мне её игла.
"Слеза несбывшейся надежды".
Из брендов в моде, как и прежде,
Баржом и красная икра.
Но точки радио душком,
как прежде тянет из параши,
совдэповско-российским маршем.
Что хочется уйти пешком.
В Америку. На Колыму. В Европу.
Бежать, лететь от сна дурного.
От пруще-ссучено-тупого.
Я по восхода серебру,
на кухне, лунною сонатой,
как мама мне давно когда-то,
готовлю кашу поутру.
Свидетельство о публикации №114110602347