Штрафная армия. Окончание

Причинные провокаторы

Несколько лет назад доктор исторических наук Ростислав Платонов открыл в архивном фонде первого секретаря ЦК КП(б) Б Пантелеймона Пономаренко (с началом войны утвержден членом Военного совета Западного фронта) аналитическую записку «О некоторых важных вопросах войны», адресованную в ЦК ВКП(б) лично Сталину.
Автор документа, начальник оперативного отделения штаба Западного особого фронта майор Петров, в сопроводительной бумаге пояснял, почему он обращается «не по прямой командной линии». В первых числах июля 1941 года майор Петров оценивал секретаря белорусского ЦК, как единственно возможную передаточную инстанцию на пути к Сталину. И, разумеется, это понятно, почему.
Пономаренко, к сожалению, похоронил документ в недрах своей канцелярии.
Петров сделал анализ причин неудач на фронте.
Некоторые выдержки:
            «Штабы корпусов, армий, фронтов необычайно раздуты, и ТРИ ЧЕТВЕРТИ ЛЮДЕЙ БОЛТАЮТСЯ, не находят себе работы. Пример: штаб ВВС фронта насчитывает 283 человека, из них 36 чел. фотометристов, в то время, когда можно обойтись 3-4 человеками. В штаб фронта ВВС ввели 15 шифровальщиков, а обходятся четырьмя. Управление фронта насчитывает более тысячи человек. Никакого транспорта для этих штабов не хватает, и когда начинается передислокация (читай «отступление». - С.К.) штаба на несколько километров вглубь, идут многие сотни машин и увлекают за собой весь тыл.
          ...В частях чрезвычайно нервно относятся к возможности окружения. Воля командиров и действия частей парализуются во многих случаях тотчас же после того, как воображение создало картину окружения, хотя действительного тактического окружения наших соединений почти никогда не бывало. Так называемые окружения почти во всех случаях выглядят следующим образом: в тылу действующего соединения или частей определяются просачивающиеся группы противника. Воображение начинает дополнять силы противника. Рвется связь между частями, и никто не пытается ее восстановить, считая это обстоятельство нормальным в условиях окружения. Начинается выход из окружения или отдельных частей и групп, или одиночками.
Больше всего боятся окружения штабы и командиры, успевшие побывать в окружении. ШТАБЫ ВСЕГДА ОТСКАКИВАЮТ, теряя управление и связь с войсками.

            Курсив мой:
Если бы штабы просто отскакивали. Но сознательно теряя связь с подчинёнными подразделениями, навешивали на брошенных ими солдат ярлык «пропали без вести».
Удобно. Никакой ответственности ни по уставу, ни по закону. И никакой опасности для жизни многочисленных бездельников.
            Кстати большие и средние, (уж не говоря о высших) командиры Красной Армии не очень героически выходили на опасные для жизни огневые рубежи. В Курской, например, битве, кровавой для советских солдат, не погиб ни один командир советской дивизии. Поэтому ( по примеру), есть резон считать минимальными или отсутствующими потери командиров полков и батальонов. А фельдмаршал Манштейн в своих мемуарах на стр. 546 сетует: - «К концу августа только наша группа (42 дивизии)  потеряла 7 командиров дивизии, 38 командиров полков и 252 камандиров батальонов». Это значит – в Курской битве немцами потеряны каждый  шестой генерал и почти половина комбатов. Потому что они не «отскакивали» от своего воинского долга.

                Ю.И.Мухин.               
                (Из книги «Война и мы»)

В ходе той войны немецкие армии трижды попадали в окружение советских войск: под Демянском около 100 000 немцев попали в окружение в январе 1942 года и больше года (до февраля 1943 года) сражались в окружении или полокружении, пока не прорвались из кольца; в ноябре 1942 года 6-я немецкая армия попала в окружение под Сталинградом и больше двух месяцев сражалась, как единое целое; под Корсунь-Шевченковским в январе 1944 года были окружены  около 90 000 немцев, которые три недели сражались как единое целое, а потом пошли на прорыв и частично прорвались.
            Немцы окружали армии Красной Армии по моему счёту восемь раз: под Минском, под Смоленском, под Уманью,  под Киевом, под Вязьмой в 1941 году; ЗЗ-ю армию в ходе Ржевско-Вяземской операции, Войска Южного и Юго-Западного фронтов под Харьковом, и 2-ю ударную под Ленинградом в 1942 году. И только 33-я армия генерала Ефремова сражалась в окружении 3 месяца и 2-я ударная три недели. Во всех остальных случаях, как только немцы окружали наши войска, кадровое офицерство практически немедленно прекращало управление ими, бросало солдат и сдавалось в плен, либо пыталось удрать из окружения самостоятельно - без войск. Такие командиры, как генерал Ефремов, отказавшийся бросить армию и вылететь из окружения, как генерал Сандалов, комиссар Пеппель и другие, не бросившие своих солдат и продолжавшие с ними сражаться и в окружении, только исключения, но не правило.            
            А немецкие офицеры своих солдат не бросали ни при каких обстоятельствах! Вот Пауль Карелл описывает отступление немецких войск после  Сталинградской битвы. « Они уже не являлись подвижными войсками, хорошо оснащёнными  моторизованными частями. Это были лишь ослабленные маленькие танковые части 13-й  танковой дивизии, а в основном – пехотные, стрелковые части, горные подразделения и артиллерия на конной тяге, которые за четыре недели прошли расстояние в 400 километров без машин, располагая только вьючными животными и лошадьми, чтобы тащить орудия и снабженческие подводы. На большей части пути им приходилось вести бои. С ледяных склонов Эльбруса, Клухора и Санчара, из топей долины Гунайки они спустились в Кубанскую степь и повернули на северо-запад к «Голубой линии», последнему бастиону перед Кубанским плацдармом. Это отступление тоже представляет собой подвиг, практически не имеющий аналогов в военной истории. Этот период войны отмечен геройством, верностью долгу и готовностью к самопожертвованию со стороны офицеров и рядовых, и не только с оружием в руках, но и с лопатой, рядом с лошадьми и мулами. Здесь больше, чем когда-либо немецкий Вермахт пожинал плоды своей прогрессивной, современной структуры, отсутствия социальных барьеров и классовых предрассудков. Германская армия была единственной армией в мире, в которой офицеры и рядовые ели одинаковую еду.               
Офицер был не только командиром в сражении, но также и «бригадиром», «солдатом в погонах», который, не колеблясь, брал на плечи груз или вытаскивал застрявшие машины, подавая пример, помогающий превозмогать усталость. Никаким другим образом успешно осуществить это великое отступление было бы невозможно».

Курсив мой:

    В равенстве и братстве

 «Хорошо помню: 1943 год. Село Подгорное Чаинского р-на Томской обл. Мне 11-й год. Брату – 13-й. Сестрёнке – 3-й. Все постоянно, не один год, голодные, полураздетые.. В самодельной землянке, как в блиндаже. С печкой из самодельного «сырца», с окошком, какие делались в чёрных банях, с лучиной по вечерам или в лучшем случае с самодельной лампой-коптилкой. Без социальной помощи. Отец назначен «пропавшим без вести». Это уже когда он не отступал, а наступал! С поля боя тяжелораненого подобрали, а пока везли в санбат – потеряли. Вместе с личными документами.  С горы, где устроена землянка, ходим в начальную школу мимо закрытой столовой. В ней кормятся руководители партийной и советской власти, прокуроры, судьи, руководители и подмастерья МВД, КГБ, многочисленные уполномоченные  вышестоящих органов, забронированные от призыва воевать за родное Отечество. Все: они и мы - живём в равенстве и братстве. Строим, пока ещё, "развитой" социализм. «Каждому по возможности!».
         
    О генералах и их псевдо…

          А теперь давайте с этой немецкой точки зрения на командиров рассмотрим окружение немецкими войсками советских армий под Вязьмой в описании этого события генерал-полковника А.Г. Стученко,  тогда полковника, командира 45-ё кавалерийской дивизии, и генерал-лейтенанта И.А. Толконюка, в то время капитана, служившего в оперативном  отделе 19-й армии. Думаю, что Толконюк первый, кто обратил внимание на позорнейшее поведение командиров Красной Армии.

Курсив мой:

В связи с значительным объёмом описания событий в кольце окружения наших войск под Вязьмой, высказанные мнения, принятые решения и действия по их осуществлению приводятся контекстно.

          Итак, 7 октября 1941 года немцы замкнули кольцо окружения четырёх советских армий (19-й и 20-й Западного фронта и 24-й и 32-й Резервного фронта). Через 5 дней Ставка даёт приказ командарму -19-й генералу Лукину возглавить все четыре армии (командующие армиями генералы Вишневский, Болдин и третий по фамилии не назван): и прорываться с ними к Москве. Но сначала дадим вспомнить о поведении генерала Лукина командиру 45-й кавалерийской.
«8 октября мы получили приказ командующего фронтом пробиваться из окружения. Войска сделали несколько попыток – ничего не получилось. 45-й кавалерийской дивизии приказано находиться в резерве командующего армией….».
              Далее  А.Г. Стученко рассказывает, как жёстко его (разумеется с дивизией), Лукин удерживал рядом с собой, на случай бегства из окружения, в приказном порядке не разрешая ему силой кавалерийской дивизии сделать прорыв. Боялся – дивизия прорвёт кольцо окружения и уйдёт к своим, а он  пройти сквозь прорыв не успеет.  «Твоя дивизия – последняя наша надежда. Без неё мы погибли. Я знаю, ты прорвёшься, но мы не успеем  пройти за тобой – немцы снова замкнут кольцо».
Давайте оценим действия генерала Лукина.
Немецкие 28  дивизий, окружившие четыре наших армии под Вязьмой, сами стали на грань окружения и разгрома, если бы эти наши армии не ставили себе целью убежать от немцев, а ударили под основания немецких клиньев. Но у Лукина и мыслей таких нет, узнав, что он в окружении, у него одна цель – удрать! Но и это он делает странно.

Курсив мой:

Здесь приводятся известные тактические приёмы выхода из окружения, когда имеются разной подвижности войсковые части. Объясняется, почему быстроманевренные идут на прорыв впереди, а замыкает боевые порядки пехота.

          Спрашивается, зачем Лукин самое подвижное соединение своей армии, при попытках прорыва кольца окружения силами четырёх армий, назначил в арьергард, т.е. поставил ему задачу, которую всегда ставили только пехоте, как наиболее устойчивому в обороне роду войск.
          Спрашивается, по какому разумению Лукин именем Военного Совета, прискакав наперерез атакующим кавалеристам, приказал вернуть в «кольцо» кавалерийскую дивизию, по решению и приказу своего командира пошедшую на прорыв окружения и, почти прорвавшую «кольцо». До пушек наших войск оставалось 200 метров. По этому поводу А.Г. Стученко вспоминает: - «Чувство дисциплины побороло. Я не мог ослушаться командарма.  А он боялся лишиться последней своей надежды и данной ему властью хотел удержать дивизию, которая армии уже не поможет, ибо армии уже нет.               
 Заметим – на маневре разворота к возвращению дивизия понесла большие потери.
          «Я с раздражением посмотрел на командарма и стал себя клясть, что выполнил приказ. Не останови он дивизию, таких страшных потерь мы не понесли бы, и, безусловно, прорвали бы вражеское кольцо».

  Курсив мой:
              По исполнению приказа и Закона см.  «Столкновение двух обязанностей».
         
          Далее по воспоминаниям И.А. Толконюка:
По получению Лукиным указания возглавить окружённые армии и обеспечить их выход из окружения, совместным согласием генералов был подготовлен нервозного характера приказ, который нельзя было понять иначе как «спасайся, кто как может».
Связь армии с дивизиями прекратилась. Командование и штаб армии сложили с себя обязанность управлять подчинёнными войсками. Командиры дивизий поступили так же. Командиры многих частей и подразделений выстраивали подчинённых на лесных полянах, прощались с ними и распускали. Было брошено всё тяжёлое оружие, материальная часть и военное снаряжение. Солдаты и офицеры объединялись в группы различной численности и уходили в неизвестность.
            В итоге всего сказанного и многого несказанного, группировка из четырёх, хотя и обескровленных армий, насчитывавшая сотни тысяч человек, с массой артиллерии, танков и других боевых средств, окружённая противником к 7 октября, уже 12 октября прекратила организованное сопротивление, не будучи разгромленной, и разошлась кто куда. Она вела бои в окружении всего 5 – 6 дней. Это кажется невероятным. И тем не менее это так.
          И опять вспоминает Стученко: - «12 октября в 23 00 дивизия получила приказ командующего армией: держать фронт до четырёх часов утра, после чего отходить на юг, прикрывая войска, которые будут с рассветом пробиваться в район Стогово (южнее Вязьмы) на соединение с 20-й армией генерал-лейтенанта Ершакова. И…  связь со штабом была потеряна. Только наступившим утром удалось выяснить, что ещё в полночь оба командарма и Болдин, собрав своих штабных работников и сколотив отряд, насчитывающий человек 600, взяли радиостанцию и ушли в неизвестном направлении».

          Доблестный генерал Лукин сдался немцам, будучи раненым, и прямо им не служил – его заслуги перед немцами уже были достаточны. А его начальник штаба генерал  В.Ф. Малышкин уже в ночь на 13 октября перебежал к немцам и служил им, надо думать, лучше, чем выкормившему его советскому народу.
          Фельдмаршал Манштейн, высоко оценив выносливость и смелость румынского солдата, причины слабости румынской армии ( помимо подготовки и оснащения) видел в том, что «значительная часть офицеров, в особенности высшего и среднего звена, не соответствовала требованиям к военным этого уровня. Прежде всего, не было тесной связи между офицером и солдатом. Это касается заботы офицеров о солдатах.
          А.В. Невский – один из соавторов сборника «Война и мы», участник приёма капитуляции немецких войск в Кенигсберге, вспоминает: - «Немцы шли сдаваться нашим генералам колоннами в составе своих частей и подразделений. Когда немецкие офицеры получили приказ М.И. Перевозникова построиться отдельной колонной, началось прощание немецких офицеров со своими солдатами.  Все они целовались и плакали».

          А как прощались со своими солдатами кадровые офицеры Красной Армии, можно узнать из докладов  работников НКВД о положении на оккупированной территории Московской области: « 1 – 2 ноября вышедшие из окружения красноармейцы заявили, что в окружении в районе г. Вязьмы они были предоставлены сами себе. Находившиеся с ними командиры буквально приказывали, ругаясь матом, оставить их, командиров, одних и с ними не идти, предлагая им пробираться самостоятельно».
 
               Сдаём позиции «легитимно»…

В той войне победили не мы. Победили наши отцы и деды. То за что они боролись, мы сдаём, позицию за позицией. Уже другому врагу, посредством внутренних предателей. Сдаём "легитимно", по законодательству. Нам уже некуда отступать.
Великой кровью добытая ПОБЕДА неприкосновенна.  Мы не имеем права рассуждать о ней свысока. Мы обязаны вечно хранить и чтить Память о Победителях.

Курсив мой:

Обобщающие комментарии по приведённым материалам едва ли будут востребованы.               

            Оптимистическое заключение:

Автор не испытывает смущения за использование в характеризующих репликах смыслоёмких синонимов. Он надеется на понимание читателя, уж хоть бы потому, что не была использована ещё большая смыслоёмкость ненормативной лексики.