Сказка

     Я и сам сейчас не верю, было ли, а вас и не прошу, да только вот, что помню.
     Вы же видели, что в начале зимы творилось. Выпал снег, улёгся, а потом – раз! – и растаял. Слякотно, противно. Потом снова похолодало, и опять – снег. И всю неделю идёт, идёт… Этот уже не растает, думали мы, а он взял и растаял… А к пятнице как-то как посыпал, как посыпал! «Ну, - думаю, - это уж точно – зима пришла». А уж как я по лыжам соскучился!...
     В пятницу вечером набил рюкзак, схватил лыжи и на вокзал. Решил в Дальний лес поехать, к пасечнику знакомому. Давно ему батарейки к приёмнику обещал. Туда – поездом часа два да лесом километров пятнадцать. А по времени – это как получится. Если лыжня, так быстро добежишь, а нет – тропить придётся, это подольше будет.
     Сошёл я ночью на станции и – в просеку лесную. Гляжу – лыжни нет. Приуныл немного, да делать нечего – потропил потихоньку. Задумался, а через некоторое время почувствовал, что идти мне легче, чем вначале. Пригляделся. Лыжни по-прежнему нет, а лыжи в снег не проваливаются, будто прикатали его здесь. Шагнул вправо для интереса – лыжа в пушистый снег ушла, шагнул влево – то же самое. Удивился, но рассуждать больно не стал, а только прибавил скорости – чего не катить, раз катится. Втянулся. Ритмично двигаюсь, быстро. Так отмахал сколько-то и решил передохнуть. Только хотел рюкзак скинуть, гляжу, впереди на просеке метрах в ста вроде как ёлка заснеженная стоит. Да не просто стоит, а покачивается слегка. Вот только как она на просеке оказалась? «Что же, - думаю, - увлёкся я твёрдым настом да не туда свернул? Да, - думаю,- добегу, погляжу». Пошёл да замечаю – ёлка эта как будто не очень приближается. Будто кто отодвигает её от меня; медленно расстояние сокращается. Да ещё засомневался я. Ёлка-то покачивается, а снег с неё не опадает… Вот тут мне чуть жутковато стало. В привидения-то мы, конечно, не верим… здесь, в городе, а в лесу в одиночку, да ночью… Кто бывал, скажет, что временами не то чтобы страшно, а всё-таки не то… (Если не соврёт.)
      Остановился я и рассуждаю. Что бы это могло быть. Не привидение, конечно. Приведения следов не оставляют… Я уж понял, что снег примятый, по которому я бежал, - от этого предмета след. И всё-таки назад повернуть захотелось. Но тут «ёлка» качаться и удаляться перестала, повернулась, и у вершинки стало видно овальное пятнышко. И слышу женский голос оттуда: «Эй! Ты не бойся».
      Не визгливый голос и не хриплый, а приятный такой сопрано-успокаивающий. «Не бойся, - снова кричит,- иди, куда шёл!» И печаль в голосе.
     Постоял я с минуту, а она опять: «Что же ты?! Ты же подумал – зима пришла, так я и есть Зима!»
     «Ну, нормально, - думаю, - вот это номер! Эх, была - не была! Разговаривает – уже хорошо…»
     Подбежал, глянул, а ведь и впрямь – Зима! Симпатичная такая женщина. На диктора с центрального телевидения похожа. Только ростом повыше меня. Вся в одеждах пушистых белых, а что за одежды, и не поймёшь. Улыбается печально: «Ну, всё ещё боишься?»
     «Да, нет, - отвечаю, - интересно… А что ты тут делаешь?» И подумал: «Ну ты и спросил…»
     А она ничего. «Да вот, – говорит, - не спится. Как это у вас?.. Муки творчества одолевают. Знакомо, может?»
     «Как же, как же, - говорю. – Тоже, так сказать, … некоторым образом… э-э…»
     А она не слушает… Повела рукою вокруг: «Ну, нравится тебе всё это?»
     «Нормально, - отвечаю, - зима…»
     «Вот видишь – «Нормально»… Значит, никуда не годится. Вы там, небось, в городе ругаете меня. Снег-то насыплет да растает, насыплет да растает… А если не нравится мне эта картина?! Чувствую я, не трогает она никого. Вот я и стираю. Я и эту сотру в воскресенье. Так что ты переночуй у пасечника, да домой завтра поезжай, а то понесёшь лыжи послезавтра».
     «А когда ж ты, - спрашиваю, - окончательно-то картину нарисуешь?»
     «Так ведь я и сама не знаю. Хочется как лучше, да вот никак… Вот, может, когда от тебя или от кого слово одно услышу… Ну да ты иди. Тут тебе мало осталось, да дальше тропить придётся, я ведь здесь сверну. Засну, может быть».
     И ушла с просеки в ельник.
     Часика через полтора завалился я к пасечнику и за чаем рассказал ему всё. Тот не удивился. Пробормотал только: "Растает, значит, сказала... Ну давай спать..."
     А во сне мне приснилась Зима.
«Знаешь, - говорит, - когда окончательная картина будет?...
Когда в лесу
свернёшь с просеки,
в гущу сосенок  ёлочек протиснешься,
так, чтобы наряду их не повредить,
оглядишься медленно,
вдохнешь воздуха морозного,
словно глоток из родника выпьешь
и тихо выдохнешь: «СКАЗКА».

1980