Мазепа, или хорошо забытое старое перевод с украин

               
МАЗЕПА (поэма В.Н.Сосюры, 1930, перевод П.Голубкова, 2014)

ВСТУПЛЕНИЕ
               
Вокруг нас радостей так мало...
Какой там к черту "дней задор",
Когда мы крылья поломали
В полете к звездам сквозь забор.
И гнев, и муку, не жалея,
Пою я в эти скорби дни,
Когда наверх идут лакеи,
Молчат кругом рабы одни...
Немой, обманутой, забитой,
Ужель не встать тебе от ран?
Москве и Речи Посполитой
Швырнул тебя еще Богдан.
Потом хотел еще Мазепа
От всей души тебе добра...
Его ты предала и степью
Пошла рабынею Петра.
Разве не жуть: ружье худое
Не сыщешь в скорбные деньки...
Есть у тебя два-три героя,
А сплошь - верзилы дураки.
Мычит тупое поголовье,
Что и на грязь: "Лазурь!"  - басит.
Когда б сумел, когда бы смог, я
Вновь Украину воскресить...
Твои пути - беда и камень,
Ты, при всех прелестях твоих,
Мир удобряешь «байстрюками» -
Навозом, грязью - для других.
А в голове твоей - макуха!
Разве ты можешь жить сама,
Российско-польской потаскухой,
Малороссийская тюрьма.
Веди ж, безумная, к кончине
Меня на казнь, на страшный суд...
Люблю тебя я, Украина,
И сам не знаю, что несу.
Я ж сын твой, за тебя шел в ногу
На смерть, посмешище не раз,
И небо проклял бы, и Бога,
Лишь бы тебе везло подчас.
Я шел кровавыми степями
И вновь пойду, где гул и мгла,
Лишь одного хочу я, мама,
Чтоб ты счастливою была.

ПРОЛОГ

О, как люблю я милый край
И в счастья миг, и в непогоду!
Дунай, Дунай, родной Дунай,
Ты в песнях моего народа.
Я вижу вод твоих разбег
Фигуру, согнуту судьбою,
Над этой древнею рекою,
Слезу из стариковских век.
Когда-то он гигантом был,
В его руках мильоны были
Людей... и "Бог меня забыл,
Погнал сквозь ветер к черту в зубы", -
Страдальческие шепчут губы.
Стоит Мазепа, как укор
Судьбе жестокой, над водою...
И небо - свалку вечных зорь,
То небо судеб, вечно злое, -
Вдруг отразил Мазепы взор...
Стоит с улыбкой, как упырь,
Былой гигант и богатырь.
Худые еще дышат груди,
В слезах щека, словно в воде...
От рук его отпали люди,
Его покинули в беде.
Власть, всемогущая награда,
Развеялась навеки в прах...
Воспоминанья лишь - отрада...
Как слезы грусти на глазах...
Стоит старик, о дали вольны!..
Стоит, а память в нем живет...
Под ним Дунай седые волны
До моря Черного несет.
Он весь седой... Как две звезды,
Его зеницы светят дико,
И слушает он чаек крики,
Где-то вверху и впереди,
Певец ломает пальцы в хруст,
Льет песня из скорбящих уст...
Дрожит он в творческий тревоге...
"Беда той чайке, чайке-недотроге,
Что чаеняток вывела при битой при дороге ... "
На пенье нанизал слова
Он о далекой Украине,
Несется песня и поныне,
Как вечно, юна и новА.
И юность снова ожила...
Когда ж конец кровавым ливням?..
Когда-то он мог быть счастливым,
Но все разбила буря зла
И вот, к Дунаю привела,
Чтоб здесь и лег он в домовину,
Где всё не то и нет своих.
"Прощай навеки, Украина,
Не долго будет жить старик...
Но и в последний смертный миг
Имя твое, о мама люба,
Изгнанника всё шепчут губы ".
И перед грустным и седым,
Словно могучею рукою,
Кто-то открыл житье такое,
Когда и он был молодым,
Не знал отчаянья и муки,
И зазвучали лиры звуки...

I

И  до зари, и на заре
При королевском при дворе
Танцы и музыки маневры...
Глаза там так волнуют нервы...
Под крыльями деревьев всех
Во тьме аллей там шепот, смех.
Там в бледноватом звезд огне
Все рыцари не на коне,
Как взмах меча, их бойко слово.
И паж меж ними чернобровый,
Как тень, блуждает шагом легким,
Стройный такой и одинокий.
В его глазах туман, огонь ...
Кто он такой, как звать его?
Он загляделся в ночи тьму,
Прижал к плечам свои ладони,
И кудри черные, вороньи,
Упали на виски ему.
На бархат век, на глаз шафраны
Уж не одна молилась панна,
Зарею тихою цвела,
И перед гордой красотою,
Непобедимою такою,
Навряд ли устоять смогла
И после вечно вспоминала.
И дамы вряд ли отставали...
Он им на миг любовь дарил
И, равнодушен, уходил.
 Куда он черною стрелою,
Словно летит на фоне ночи,
Что потерял, чего он хочет
Над этой северной рекою?
Кого он ждет, откуда, зря,
Здесь, в тихом парке короля?
Но обрывает мысли след
Тонкий и нежный силуэт,
Во тьме всё четче и всё ближе...
То - пани Зося, та вдова,
Любовь Мазепы – так, едва.
Она идет и быстро дышит
(Конечно, будет тет-а-тет ...)
Какой талантливый поэт
Красу ее векам опишет,
Чтоб самому не загореться,
Не получить разрыва сердца?
И стан, и шаг, и тени все,
И в волосах, и на лице...
Лицо такое – не придумать...
Да, это надо видеть, щупать...
Что перед ним Эллады мифы?
(Так пахнет под луной левкой...)
Те губы, плечи - надо пить их,
Как мед, вино и молоко.
И под луною локон вьется...

МАЗЕПА:

 Ах, пани Зося, пани Зося!
То ль кто живет, меня кляня,
Что вы так мучите меня!

  ЗОСЯ:

 Я еле вырвалась, мой любый!
Меня в углу Он тискал грубо,
Пытал: "Его, или моя?"
Звенели струны, люд смеялся,
Но ничего Он не стеснялся...
Я заслонялась уж рукою...

МАЗЕПА:

И, наконец-то, я с тобою!

ЗОСЯ:
Со мной, орел мой ясный, ты!..
А тот противный, оголтелый.
 Светили звезды с высоты,
Наряды тихо шелестели,
И бедра голые белели,
Вздыхали травы, и они...
Светили звезды с вышины...
 Он губки целовал и бровки,
А после стало чуть неловко,
Не столь желанны плечи, грудь...

МАЗЕПА:

Здесь долго быть опасно, жуть:
Увидеть могут...


ЗОСЯ:

Хоть чуть-чуть!..
В этой зеленой тишине
С тобою, милый, сладко мне.
И паж летит.  И как не то
Ее волос уж золото,
И поцелуи многократны
Ему скучны и неприятны.

МАЗЕПА:

Пойдем, отрада!

ЗОСЯ:

Что ж, пойдем.

Сердце стучит спокойным стуком,
И на обличье молодом
Прячет Иван прохладу, скуку.
В его глазах - осенний стал.
Он не нашел, чего искал.

МАЗЕПА:

Не плачьте, Зося!..
 
В царстве тьмы
Пропали тени их немы...
И только мертво пахла мята,
Там, где трава была примята.
А мы, читатель мой желанный,
От них не будем отставать.
Хоть неудобно надзирать,
Но мы с тобой должны всё знать.
И в глубину аллей туманных
Идем за Зосею с Иваном.
Где тают звук, и мысль, и слово,
Безмолвных звезд плывет река.
А тут на талии шеллкОвой
Ивана скучная рука.
И молча проклинает план
Мой чернобровый Дон Жуан.
Обидеть вслух, приняв решенье,
Двора не может украшенье.
И состояние Ивана
Заметила вмиг не желанна.
Они идут под тьмою арок,
Парк Зоси слушает «подарок».

ЗОСЯ:

Теперь уж мне всё ясно стало.
Я никогда не ожидала,
Что можно всё забыть, свернуть
И, хлам как будто, отшвырнуть
Ту, что всем прочим рисковала,
Любовницей, рабою стала
В нерадостный и горький час,
Жестокий мальчик мой, для вас!
Только печаль – мне не судьба,
Я - женщина, а не раба.
Себе я четко цену знаю,
Не шлю на вас небесных кар,
За оскорбление прощаю,
До новых встреч, Оревуар!
 
Что ж стало так Мазепе слёзно,
Он погрузился, будто в транс?
Божественный и грациозный
Ее прощальный реверанс
Всё видит он в глазах своих...
И не вернуть разбитый миг.

МАЗЕПА:

Ну, что ж! Я знаю уж давно:
Любое надоест вино.
С красой я вёл себя прилично.
Но есть девиз у сердца властный -
Мол: «Не затянешься вторично
Из трубки, что уже погасла».

На листьях лунный чародей
Повис серебряной фатою
Там, где походкой неземною
Иван блуждает меж гостей,
Как новых приключений ждет.

Как легких эльфов хоровод,
Там пары нежные за древа
Идут направо и налево,
Чтобы, забыв день, год и век,
Сойтись, иль разойтись навек.
Но в парке быть нельзя Ивану,
Он королевский паж желанный,
И до зари, и на заре
Он должен быть при короле,
Когда вино рекою льется.
Король доволен - паж смеется,
Загодя знает, вуаля,
Он все капризы короля,
Он знает все его секреты.
Судьба завидна молодца?
Не только подавать штиблеты,
А подавать еще сердца, -
Водить дам ночью, или днем
На рандеву с тем королем,
Простясь с усталостью и сном,
И, как могила, быть при том,
Ходить на цыпочках при нем,
Короче - быть здесь холуем.
Завидовали, еще как!
Не раз мой слышал чернобровый:
- Паж - украинец, круль - поляк ?!
Где это видано, панове?
Крулю сказать не смели в шутку,
Ведь круль Ивана полюбил
За то, что голос нежный был,
За руки бархатны и чутки,
За ловко сделанный поклон,
И что такой пригожий он.
Мазепа – пан из Украины -
Круля любил любовью сына,
А не любовью холуя.
Он подает ему вино:
"Паж и холуй... не все равно!.." -
Думал Иван под рюмок звон.
" Хочу я быть таким, как он,
Там, где родился, вырос я,
Там, Украина где моя!.."
Кто-то ответил метким словом,
Круль засмеялся седобровый,
И с ним смеется зала вся,
Как буря, что шумит над степью...
И не смеется лишь Мазепа.

КОРОЛЬ:

Чего задумался, мой паже?
Небось, достали крали наши,
Что за улыбку их едину
Шел не один на гильотину
Да и сейчас бы шел, поверь...
Или припомнил ты теперь
Ту чернобровую Марину,
Что где-то потерял, забыл?

МАЗЕПА:

Нет, вспомнил я про Украину,
Волю казацкую, орлов...
Про дальний плач, и смех, и зов,
Родимый шум и ив, и трав...
Казачью волю вспоминал!..
Там звон копыт, и крик, и выстрел,
Движенье сабли острой, быстрой...
А на мятежной Оболони
Живут там бурею лихою,
И золотой зари ладони
Дрожат над синею рекою,
Будто ссыпаясь серебром
В реку, что названа Днепром.
Там, в хороводе том прекрасном,
Девчата чайками...

КОРОЛЬ:
 
Ну, ясно...
Я вижу, ты не только паж,
Но и поэт, противник прозы.
Твои слова, как звезды, розы,
В них и любовь, и гнев ты влил...
Ишь, как тут всех заворожил...
 
И круль повел монаршим оком.
Все призадумались глубоко,
Гроза во всех глазах сверкает...
Дворец роскошный исчезает...
Там - трубы, кони, и поля...
Шумят знамена, вечер тает,
Запахла кровью уж земля...
И властный голос короля
Из царства грез их возвращает
 Они все в зале. Что за страх?
Не сабли - рюмки лишь в руках.
Им всем свет утренней зари
В глазах - кровавою рекою...

ГОЛОС:
 
 Ах, эти сучьи кобзари!
И здесь нам не от них покоя...
Ну что поделать нам теперь?
И пьяный Зосин кавалер,
На пажа глядя, ожидает...
А паж того не замечает,
Лишь вздрогнул, побледнел в ответ.

МАЗЕПА:

Бронислав пан хлебнул как след,
По носу видно, и по слову...
 
КОРОЛЬ:
 
Ну, полно, полно вам, панове,
Оставьте гнев, острот покров!
Таких побольше б вечеров.
На добрый час! Пойдем, мой паж, а?

ГОСТИ:
 
 На добрый час, величье ваше!
 
И все встают под крики «слава»,
Отодвигают стулья браво
И разноцветною толпою
Прут в отведенные покои,
Чтоб, и дыханием горя,
Хвалить величье короля...
Вот никого уж на пороге.
И гаснут в золоте чертоги,
Рисует ночь на стенах их
Одни лишь тени часовых...
Слетает сон гостям на очи,
Лишь парк шумит и спать не хочет,
Всё причитает, ласки просит...
И снится сон Ивану с Зосей:

 ... В саду том под луной палаты,
А Зосю будто Мотря звать, и
Она бежит средь трав густых...
Там гетман ждет ее, старик,
Такой влюбленный, такой милый...
Ррвут грудь ее и плач, и крик...
Она ведь для него забыла
Стыд, и родителей своих,
И даже бога все угрозы!..
А на глазах роса и слезы ...
Она бежит... А что за звон?
Кто там кричит, на дыбе словно?..
Ивану снится, безусловно,
Светлейший гетман – это он.
Недалеко уже до трона,
И с ним лежит уж не Матрена,
Что чтит в нем славу и грошИ,
Излом бровей лишь, глаз огонь,
И то, как сладко хороши
Все ласки страстные его.
Но вдруг как холодом подуло
И по костям помчало гулом,
И чей-то смех из тьмы проник,
И покатилась прочь корона...
И с ним лежит уж не Матрена,
А труп с оскалом губ гнилых...

"Ой, боже мой, да что ж стряслось, а?"
Проснулись вмиг Иван и Зося...
Скорей на свет из этой мглы!
Там, где аллеи парка шумны,
Встретились снова, как безумны,
И получили вновь огня и мглы,
Там, на траве такой колючей,
Так ураганно и кипуче...
Иван увидел лишь, сквозь шок,
Как выпал Зосин гребешок,
И, в горсть его схватив, Иван
На память положил в карман.
Во сне то было, наяву ли.
Проснулись и опять заснули
Иван и Зося на заре.
Нет, никогда не быть им в паре...
Чего не сделают кошмары,
Где брызжет утро в янтаре
При королевском при дворе?

Иван проснулся... Всюду тьма.
Корона где? А нет короны...
А с ней мечтательной Матрены,
И даже гребешка черт-ма.
Проснулась Зося. Только с ложа
Она никак не хочет встать.
Лишь из-под пледа пара ножек,
Словно зовут плед вовсе снять,
Плечи обнять, упасть на грудь
И вновь в блаженстве утонуть...

Сквозь бесконечность сна запруд
Несутся к Зосе странны звуки...
Стройны и полны Зоси руки,
Как белоснежных две гадюки,
На черном бархате лежат...
Как обнимают шею бранну
Старому рыцарю-гетмАну.
Как шум листвы, его слова.
Как войска радостного писки...
В огне зари лежат так близко
Сабля, жупан, и булава...
Ах, Зося, Зося, то - обманно!
Нет никакого здесь гетмАна.
Лишь в черные с крестами рамы
Утра лазурь едва глядит...
И парк за окнами шумит
Своими сонными верхами...
Все, как всегда, всё на потребу:
Химеры туч, преддверье гроз...
Как белая молитва к небу
Стройность заплаканных берез ...
Приветы птиц, роса, земля,
И тихий кашель короля.

КОРОЛЬ:
 
Одень меня, мой милый паже!
Ведь как дитя с похмелья я.
Судьба то старческая наша,
Судьба раба и короля.
И ко мне больше панну Юзю
Не приводи. Пропали узы.
Не юн мой возраст, я не ты.
Того я с Юзей не имею...
Я только нервы порчу с нею!
Не терпят нервы суеты.
Ты представляешь? Чтоб ее зажечь,
За молоко роскошных плеч,
За губ огонь, бровей жнивье
Я, как купец, молил ее,
Рыдал, как по полка осколкам...
И всё, мой мальчик, всё без толку!
Да, охладел я, я - не ты.

МАЗЕПА:

Я помогу, Господь, прости...
Изволит коль величье ваше
Не погнушаться после пажа...

КОРОЛЬ:
 
То – предрассудки, безусловно.
Здесь ни при чем моя корона.
Хочу я, чтоб была моею
Строптивая та Галатея!
Было бы крепкое вино,
А первый кто - не всё равно?

  II

 Вновь до зари и на заре
При королевском при дворе
Музыка, танцы огневые...
Шумному парку не впервые
Тайны амурные хранить,
Во тьме листвой благословить,
Слушать слова: "люблю", "твоя"...
Звездам подмигивать лукаво,
Когда любовники все травы
При ласках портят, не щадя...

 Был парк и темный и туманный.
И ночь безлунная была,
Когда в слезах уж вся Ивану
Венок свой Юзя отдала...
Там, в утомленном шуме трав,
Не спрашивала, как бывало,
И об одном лишь умоляла,
Чтоб никому не разболтал.
 Он целовал ее чело,
Поддерживал ее рукою...
Виденье странное пришло,
Как Юзя под зелен-каймою
Походкою шла не такою...
Так странно было всё Ивану...
И ночь безлунная была...
С ним девушка шла в парк туманный,
Из парка - женщина с ним шла...
Хотя был с нею уговор,
Он чувствовал себя, как вор.

ЮЗЯ:
 
 Идешь печальный и суровый.
Чего молчишь? Скажи хоть слово.
Обиды нет, и боль прошла.
Тебе любимому, Иван мой,
Я и всю жизнь бы отдала!
 
МАЗЕПА:

Мне стыдно так, моя желанна!
Так неожиданно в конце...
Так бурно было и так остро,
Что нет мне силы  видеть просто
Те слёзы на твоем лице.

 ЮЗЯ:
 
 То слезы радости, желанный!
Я плачу, что тебя люблю...
 
И Юзя на плечо Ивану
Ложила голову свою.
И шли они в истоме странной
В шум зал, на музыки прибой...
А после в спальне голубой,
Когда заснули гости пьяны,
Король позвал в покой свой пажа.
 
КОРОЛЬ:
 
Ну, как?

МАЗЕПА:

Уже, величье ваше!

КОРОЛЬ:
 
Ужель так быстро?.. Ну Иван!
Паж, и поэт, и Дон Жуан.
Со мной сталью ведь была,
Ты подошел - и воском стала...
Да за такие, брат, дела
Озолотить тебя мне мало!
Как радость выразить мою,
Что распирает сердце, грудь мне?..
Ну, словом, я тебя люблю
И никогда то не забуду!

Пан Бронислав не пьет, не ест,
Его гнетет бессильный гнев...
Он, как осенний лист окрест,
Весь пожелтел и почернел.
Веселой музыки мотив
Его и злит, и беспокоит...
Доныне Зоси молодой он
Смолью усов не покорил.
От муки его сердце рвется...
Она ж смеется и смеется.
Ее любовь – о, матка боска! -

Безусый паж, тот пан холопский,
Тот ловелас тонкоголосый,
Что из «блакитной» Украины!?
Что ж, на нее лишь взгляд он бросит,
Головку клонит пани Зося,
И вмиг становится как пава,
Не замечая Бронислава?!

Те думы вихрями бегут
По голове ревнивой пана.
Он взглядом пробивает грудь,
Бросает наземь он Ивана
С лицом, от боли омертвелым...
Вот с хрустом сталь увязла в теле...
Всё быстро кажется и просто:
Вот на боку и сабля остра
Висит в оправе золотой,
Чтоб вызывать пажа на бой!
В мечтах любовь витает, слава
Над головою Бронислава...
"Я так решил. Настал уж час.
А сабля выполнит приказ! "
 
На тихом фоне заиграв,
Банкет в огнях сияет, тает...
Сидит совою Бронислав
И на Ивана взгляд бросает.

Нос от вина с лазурью слит,
Сошлись над ним грозою брови...
Завидует он, как болит
Гордое сердце гонорово!
Иван не слышит, Зосей радый,
Как пан шипит в усах своих:
"С какой радостью, проклятый,
Я заколол бы тебя вмиг! "
Иван, покинув дом и дым,
Идет на шум берез и хвои...
Улыбка Юзи молодой и
Незаметный знак рукою
Позвали, овладели им.
О. звезды, звезды, вам одним
Шумят задуманы вершины,
О Дон-Жуане с Украины
Плывет и вьется песни дым,
Растает, вырастает вновь...
Какая музыка - любовь!..
Звезды мои, цветы лазури!
А пан Бронислав, будто буря,
Налитый кровью, местью пьяный,
По парку ищет пан Ивана
Над Вислы зеркалом ночным...
Он думает, что Зося с ним.

В тиши ночной там шепчут листья,
Там тени две в одну слилися,
Их губы стали вроде ран...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А после с Юзею Иван
Где-то у замка разошлися.
Был ветер юный, как они.
Мазепа поднял к небу очи.
"ах, звезды, звездочки мои,
Я сочиню хоть пару строчек! "

Несется парком песни дым
Про долгий шум берез и хвои,
Про казаков, дом, что родим,
Там, над могучею рекою,
Про звон копыт издалека,
Про очи милой казака,
Что все в слезах окна родного
Глядят печально на дорогу.
Стирает ночь копыт следы...
Он не вернется, мол, не жди!

Иван, печалями томим,
Весь тонет в них душою кроткой...
И слышит вдруг: кто-то за ним
Идет решительной походкой ...
Кто думать помешал ему?
Кто наглецу дал на то право?..
И прорезает ночи тьму
Суровый голос Бронислава:

 "Постойте, шут мой чернобровый,
Хочу сказать вам я два слова,
Чтобы не повадно было зло...
Ну, словом, шпаду* наголо! "-
Спокойно Бронислав сказал,
Но в словах жажда плотная.
Снялась, как тень, его рука,
Как скользкий черный хвост у гада...
Пощечины звон прозвучал.
Позор Мазепе и услада,
Скривила ярость рот слегка,
И рукоять шикарной шпады
Сжала до боли аж рука.

Держись, мой дорогой казаче,
Теперь ловить не стоит гав!
Иван дает спокойно сдачи, -
И закачался Бронислав.
Словно стоять ему набрыдо.
"Теперь держись, проклятое быдло!"
Удар летит и бесполезно падает.
Они схватились и за шпады,
И вот скрестились, столь звонки,
В лунном сиянии клинки...
Летают шпады, словно птицы,
Как искры от очей и крицы...
Страшны во тьме кроваво-бурой
Бойцов напрягшихся фигуры!
Вся жизнь - на лезвии у шпады...
И ни один не даст пощады.
И только мыслью той живет,
Когда клинком своим пробьет
Сердце врага скорее, верьте,
На радость и себе, и смерти!
Был долгий бой под ночи крепом.
Был, словно буря, Бронислав...
Споткнулся, скорчился, упав
С проколотым плечом, Мазепа.
"Ужель конец?" Под ночи крепом
Было всё тихо так кругом.
Пан напоролся животом
На золотой клинок Мазепы,
Как будто отдохнуть прилег...
И все...
Нашли на утро… Ох!..

Бледны, встревожены паны.
Лежало в чарах тишины
Лицом вниз тело Бронислава,
Клинок выглядывал кровавый
Из Брониславовой спины...
И на Ивана, будто злей,
Смотрел, хмурее и сердитей,
Бывший клинком его прибитый,
Как будто бабочка, к земле...
Кто из них выйдет вновь из мглы,
И вскрытые излечит жилы?

Тела их во дворец внесли
И на полу их положили
Точно живой, лежал Иван
С розой  кошмарной красной раны...
А рядом с ним и мертвый пан...
И плакали неслышно панны...
Иван с улыбкой, как во сне.
А пана взгляд был, будто жало.
И грустно рыцари стояли
Над их телами в тишине.
День стекла заливал и рамы,
Словно рекою голубою...
Иван вздохнул, повел рукою
И, глянув мутными глазами,
Привстал на локти и спросил:
"Похоже, вновь, пан Бронислав,
Вам не сойтись уже со мною?!
Умею я владеть клинком!"-
И молча слушали героя
Грустные рыцари кругом.
Иван вздохнул (тяжка работа),
Кровь изо рта вот, отчего-то...

 МАЗЕПА:

Прощайте... Знать, не вынесу...
Скривился круль, смахнул слезу,
Что, при своем соленом вкусе,
На длинном задержалась усе.
Зря! Эти слезы, точно мухи.
За первой вслед - ее подруга...
И седобровый женолюб
Глотнул ее движеньем губ.

КОРОЛЬ:
 
О, как душа моя болит!

Не покидай меня, Иван, о!
Ты - как дитя мое желанно...
Мне без тебя так грустно жить.
Твоя беда меня терзает,
Ты ясно солнце для меня:
Я все, я все тебе прощаю,
Ты только не бросай меня!
 

Вот врач. Нагнулся он над пажем,
Каких-то трав на рану клал
И после коротко сказал:
"Он будет жить, величье ваше".
"Он будет жить", - вздыхали панны...
Сквозь окна уж лазурь сквозит...
"Он будет жить, он будет жить!"

КОРОЛЬ:
 
Они сошлись в нечестном герце*.
И вот финал. Судить не нам.
 ---------------------------------------------
* Герц (укр. - ґерць) - у Запорожских казаков — форма показательного выступления перед началом сражения

Но вот безмолвным казакам
Слова круля идут не к сердцу.
Ведь скорби в их сердцах огонь
За шляхтича лишь своего.
 И отошла гроза кровава...
Судьба, как видно, Бронислава.
Был день холодный весь в печали.
С дождем, без свиты голубой,
По небу тучи уплывали
На юг куда-то золотой,
Как рыцари на грозный бой
Непобедимою толпой...

Шумели ивы над рекой,
Был день холодный весь в печали.
Прощально шелестели травы,
Так хоронили Бронислава.
Все рыцари, грустя по нём,
Прошли печальною толпою.
Шумели ивы над рекою,
Несли его в последний дом...
Сосредоточены вполне.
Всё одного там было тона.
На боевом его коне
Лежала черная попона.
Был крик и плач при свете дня,
И слезы на глазах коня...
Мы все обречены косе,
Что держит смерть... О, свет наш милый!
Вот гроб в могилу опустили,
А после разошлись уж все.
 Погост остался  вновь унылый,
И на могиле крест на той,
Как одинокий часовой.
Да кто-то там, в знак дружбы милой,
Цветы оставил на могиле.
Их дождь мочил, среди травы
Они лежали, как живы.
Там из далекой Украины
За паном плакала дивчина,
Ломала руки в шуме трав:
"Ой, Бронислав, мой Бронислав!.." -
Она рыдала, чуть не млея.
"Если б ты знал, если б ты знал,
Что всё ж приехала к тебе я!..
Ты солнцем был, звездой моею, -
И вот закрылись очи милы!.. "
Так причитала на могиле
Жена, похоже, Кочубея.
Как тень, пришла под шепот трав,
Как тень, ушла в туман дороги...
Никто из них ее не знал,
Да и она не знала много.
Лишь понесла широкой степью
В сердце фамилию - "Мазепа".
 ___________________________
* Шпада (устаревшее) - шпага.

 III

 Долго Иван во сне был, будто,
Сердце усталостью окутав,
Давил, не отпуская, страх,
Что жить ему осталось мало...
Он видел: смерть в его ногах
С косою грозною стояла,
Скосить чтоб голову ему
И в вечную отправить тьму.
Он слышал: музыка играла,
И погребальный звон взамен...
И стыли ноги до колен,
И сердце страхом наполняло,
День гас багровым солнца диском.
И подходила смерть так близко ...
Она качала головою
И примерялась уж косою...
Над ним безжалостной руки
Цокали сухо косточки,
И развевался саван белый,
Словно плясать хотелось ей...
Был рот пустой еще страшней,
Чем та могила, что темнела,
Тот рот смеялся: "Мой теперь ты!" -
Трудно боролся он со смертью,
В долгой борьбе кошмарной той
Стал тоненький Иван, худой,

Лицо - как воск, в глубинах глаз
Весь юношеский погас.
Дышал он быстро, как спросонок,
Словно старик или ребенок,
Хотя борьба, как ночь, была,
Не раз казалось, что он гинет...
И только мысль об Украине
Уйти герою не дала.
Над ним яснее стала мгла,
Стал медленнее вздох Ивана.
И смерть с косою отошла
В свои бессчетные туманы...
Смех ее где-то грохотал,
Как дальние хохочут грозы...
И на щеках почувствовал
Чьи-то горячие он слезы.
Словно огонь, они пекли.
То слезы Юзины текли.
Как тучка нежная и легка,
Что над окном в печали стала,
Юзи покорная рука
В руке Ивановой лежала.
Тонула синими очами
Она во тьме его очей,
И взгляд тот, не подвластный ей,
Нельзя и передать словами.
Как передать ромашки взор,
Что ночью манит звезд узор,
Иль передать, как в пруд глубокий
Печально смотрится осока,
Иль из короны янтаря
В вечерний океан - заря?

МАЗЕПА:

Ах, как свежо, легко в груди,
Как будто гору с нее сбили.
Вновь за окном поля пусты,
И Украина - край мой милый,
Сияет, как звезда моя...
Ее увижу снова я!
Я буду жить. Прощай, могила!
Полнеет взор и сердца бой...

 ЮЗЯ:
 
 Ах, как я рада, дорогой!
 
И голос Юзи молодой
Как будто сладкие льет силы
В Мазепы истощены жилы...
И Юзя в белом, при луне,
Над ним поникла в тишине,
Как будто ангел белокрылый...

МАЗЕПА:

Мой гений добрый, золотой,
Моя любовь, отрада мила!
Если б ты знала про всё то,
Ты бы со мною не ходила.
В ладони золотые те
Моё лицо не принимала б,
На веки вечны проклинала б
Уста и руки в темноте,
Что ты всю жизнь свою невинну
Связала с ними до кончины.
Если б сказал я все, желанна,
Простила ли бы ты Ивану?

 ЮЗЯ:
 
 Молчи, молчи, орел мой, цыть,
Тебе нельзя ведь говорить.
Что б ни было, я точно знаю, -
Моя любовь всё-всё прощает.

Так преданны и молодЫ
Были уста ее раскрыты,
Вмиг всё на свете им забыто, -
Кровь налила уста, ланиты,
И он прижал ее к груди.
Смотрел в глаза, как в очи Бога,
Где счастье солнцем разлилося,
Все гладил плечи ее, косы
И целовал так долго, долго...

 ЮЗЯ:
 
 Вот и прошли уж все тревоги.
Усни теперь, а я пойду.
 
Солнце играет на дуду,
Цветы уста свои раскрыли,
Чтоб славословить день такой,
И за спиной, как будто крылья...
Спокойный сон, любимый мой!

 МАЗЕПА:

Спокойный сон, моя желанна!

И сон пришел и взял Ивана,
И над морями туч за ширь
Понес в тот тихий монастырь ...

Тот, где плывут вечернии звоны,
Где мать игуменья бледна
Перед иконою одна
И крестится, и бьет поклоны,
На вспомин сына своего...

Там пение, лампад огонь,
Монахини, как тени чЁрны,
Идут рядами скорбно в тьму,
Напоминают все ему
О детства днях уж неповторных,
Про золотые детства дни,
Что пролетели, словно птицы...
Лицо монахини-черницы
Над ним склонилось... - О-ля-ля! -
Так мягко светят очи сини.
Он, с ней свободно говоря
Там по-французски, по латыни,
Знает, какая где земля,
Какие чудеса природы,
Какие там живут народы,
Все их обычаи, и как
Взял Украину в плен поляк,
И, как, как будто осы злы,
Ее обсели москали...
И мальчика глаза горят,
И бьет себя мальчонка в грудь, и:
"Я Украину не забуду,
Она, как ясная заря!
Вновь позовите кобзаря!
Я так люблю его мотивы
И золотые все слова
О том, что «воля ще жива»,
Что наша слава «не загине!..»
Любовь такая к Украине
И в песнях, и в глазах его!..
От них такой идет огонь,
По струнам пальцы непрерывно
Бегут, как кони по степям,
Как слезы по щекам увечных...
Трясутся маленькие плечи,
И гнев сжимает кулачки:
 "Возьмем врага мы на клинки

И на костях его проклятых
Вновь зацветет «Вкраїна-мати!»

- Учись, Иван!.. И ту любовь,
Свою любовь ты к Украине
Умей влить в формулы четкИ,
Умей унять горячу кровь,
И безрассудный жест руки
И сердце сжать, когда потреба.
Пусть всё трещит, пылает небо,
Иди спокойно ты до срока,
До точки, что наметил оком.
Учись войне и у врага,
Удачу изучай до боя,
И пойдет слава за тобою,
Словно за песнею строка.

 И мальчик слушает, как пьет,
Слова послушницы толковы,
Будто в сердечко он своё
Их втиснуть хочет, хмурит брови,
Головку черную cклонил
Пред непогодой не уныл,
Как будто приготовясь к бою
С непобедимою судьбою.
Он на войну сменяет мир,
Чтобы сгореть в огне у «пира».
Как будто струны странной лиры,
Звонит далекий монастырь...
Софии золотые звоны
Плывут над миром монотонно.
Гудят Ивану и зовут:
"Железным будь, железным будь!
Умей бороться до кончины,
А о несчастной Украине
И на чужбине не забудь!"

 - Нет, не забуду! Я иду
К тебе иду, мой край убогий! -
Иван, спустив с кровати ноги,
Идет, лунатиком, к окну.
- Я так люблю твои дороги,
УкрАина моя страна!
Ты на груди моей, как рана...
О, как железно верю я,
Освобождение настанет,
Взметнется сабля и моя,
Мазепы, гетмана Ивана,
Над трупом палача звеня!
Коня скорее мне, коня!

Кричит Иван... И волос - дубом,
Лицо отвагою цветет...
Лишь под луной белеют зубы,
И кровь течет со сжатых губ...
Он в саване, как будто труп,
Посреди лунной той палаты,
Стоит, как будто Марк проклятый.
Вот возвращается, идет,
Ложится на кровать, безмолвный
Так страшно смотрится во тьму ...
Сквозь окна - туч кровавых волны
Напоминают смерть ему,
Когда, покинутый своими,
Он проиграет смертный бой
И в той Молдавии шальной
Бесславным сном старик почиет.

Как тяжело вновь! Вот по хате
Идет, как будто, его мать, и
Благословит его крестом.
 - Готов будь! Собирайся, сын мой!
Народ волнуется кругом ...

Защитником будь Украины,
Что на мечи куёт орала.
Тебя народ и бог избрали!
Надень же шлем и меч возьми,
Стань во главе, начни восстанье,
Пусть ждет за то тебя, скорее,
Дорога, как у Моисея,
Донос, предательство, изгнанье ...
Судьба страдальцев всех така.
По их пути, пусть и не сразу,
Пройдут безудержные массы...
Не дрогнет пусть твоя рука,
Будь факелом дней новых тех!
Пусть ты сгоришь, и ветра смех
Надежды - пеплом все развеет, -
Тот не живет, кто жить умеет
С душой покорного раба.
Жизнь - это вечная борьба!
И только сильными народы
Куются в нации, идут
Сквозь бури в славные походы,
Чтоб проложить потомкам путь.
Ни жар, ни лед их не страшит,
Крепка их воля, как гранит.
Люби ж, сынок мой, свой народ,
Веди его, иди за ним.
Не сдержит пусть пожара дым,
В крик не скривит твой юный рот,
Ты всё стерпи! Готовым будь!
Хоть тяжела твоя дорога,
Но это, сын мой, воля Бога.
Седлай коня - и смело в путь!
Пусть не страшит тебя могила!
И крест сверкнул, как меч кровавый,
И донеслось стократно: "Слава!.."
 "На смерть меня благословила, -
Иван подумал: - Я готов.
Теперь я знаю, что хотеть, и
Я расскажу всем, чьи мы дети,
Я возведу царь-городА...
Нас поведет вперед любовь,
Любовь и слава золота!"
Смотрел он долго и печально
В знакомый угол, угол тайный,
Но мать, черна, бледна, туда
С крестом пропала без следа.
Напрасно звал ее Иван
И вновь протягивал к ней руки, -
В углу дрожал чудной туман, -
Рыдала песня... Грусти звуки
За сердце жали, как к беде...
Он не заметил, как окно
Залил багрянцем юный день,
Как Юзя перед ним давно
Стояла, словно на молитве.
Снились ему походы, битвы,
Где кровь густая, как вино
Польется по степям широким,
Где царь безудержным наскоком
"В Европу прорубил окно..."

Он слышит, царь идет по нём, и
В груди аж вязнут каблуки,
Так трудно уж дышать седому...
- Что к моему пришел ты дому,
Северный вор? И почему
Меня толкаешь ты во тьму?..
Что сделал я тебе, проклятый?..
Но пушек лишь в ответ раскаты
Гремят под стенами Полтавы,
И заглушает крики «слава»,
Как раскаленный шар ядра,
Как погребальный звон "ура".
Иван хватал себя за грудь, и
Рубашку рвал, кричал, рыдал...
Панна - испуганна, бледна -
Его в слезах от муки будит.

 МАЗЕПА:

Коня Скорее мне коня!
Дай саблю, сапоги, желанна,
Хрупкая горлица моя!
И не увидишь впредь Ивана,
Дворец сей покидаю я.

 ЮЗЯ:
 
 Да что ты, милый! Ты - как тень,
Конь разобьет тебя за день...
Подольше полежать тебе бы!
 
Но и не слушает Мазепа
И хочет встать, и лишь слегка
Юзина нежная рука
Не отпускает казака.

МАЗЕПА:

Хочу скорее я в поля,
Дать сдачи москалю и ляху,
Что мой народ ведут на плаху
Под смех царя и короля!
Что издеваются над ним,
Несут ему позор, заразы!..
А я, забыв его приказы,
Размениваю жизнь на дым.
Сквозь стены пышны и богаты
Я слышу плач его, как звон...
Я - во дворце живу, а он
Гниет рабом в своей же хате.
О. мой народ! В твоей судьбе
Неужто нечего исправить?..
Неужто суждено тебе
Рабов с предателями славить ?!
Судьба твоя другой была б...
Кто ж поведет тебя восстать, а,
Когда и я, как пёс, как раб,
Тебя сменял на те палаты?
Где взять тебе мессий своих,
Когда и я, как все, притих?

ЮЗЯ:
 
 Ой, успокойся, милый, эй!
Нельзя же так! Я - словно рана.
Неужто я, твоя желанна,
Так уж чужа душе твоей?
А я все сделаю, мой милый,
Чтоб быть с тобою до могилы,
Пойду в огонь и на борьбу,
Я разделю твою судьбу,
Степями буду золотыми
С тобой везде блуждать и я.
Отныне будут пусть моими
Любовь и ненависть твоя!
Пусть кони ждут, и сабля, слава,
И бурные казачьи лавы, -
С твоим сольется Юзин след,
Ты выздоровей лишь как след.

Как будто туч последних клочья,
Пропали миражи кругом.
И первый раз за долги ночи
Иван уснул спокойным сном.

  IV

 Был день за окнами такой,
Когда сидеть нам в доме жалко:
Блестящий, тихий и живой...
Над неподвижным белым парком
Дрожала синь, кричали галки,
Снег падал, таял неустанно
На черных кудрях у Ивана,
Что по дороге тихп брёл
И грезил тихо про любовь,
И про те дни, когда он снова
Увидит вновь сады вишневы,
Где еще маленьким жил он,
Монастырей услышит звон
И шум дубрав и трав шелкОвых,
Парней и девиц чернобровых
В их хороводе молодом...
Там край родной, родной там дом.
А здесь аллеи с голосами...
Уже пресытили пажА
Жизнь и роскошна, и чужа,
И Юзя с синими глазами,
С улыбкой осени прощальной,
Задумчивой и золотой...
Иван лишь на себя был злой,
Что был такой сентиментальный.
Герои чужды чувств простых
Людей всех тихих. Чувств им мало.
Другая жизнь прельщает их
В шуме оружия металла,
Орлами думы их летят,
Как над вершиной снеговою,
К тому лишь, что дается с боя.
А что само находит их,
Их манит лишь на краткий миг,
Через мгновение их манит
Новь радостей, где сердце тает,
Вновь страсть исканий привлекает
Плыть к горизонтам, дальним странам.
Так и с Мазепою Иваном,
Чувств новых ждет он каждый день,
Их ядом жаждет быть убитый...
В его душе, ничем не сшитой,
Обиды женские забыты,
Живут, как отголосок, тень,
И лишь мечта об Украине
Горит в нем вечно и доныне...

  V

 Иван увидел на балу
Жену какого-то магната ...
Забыл о Юзе он и свято
Молился белому челу,
Бровям, ресницам тем крылатым,
Что превратили день во мглу
Для пажа. Ведь была немного
Тереза холодна и стрОга.
Она не шла – плыла… Хмелея,
Он покорить ее не мог,
Хоть хмелем вился перед нею
Барвинком стлался у тех ног...
И нес он в сердце муки жало,
Стал белый свет ему, как тьма.
Казалось, что зря жизнь пропала.
Только она всё притворялась,
Сама же в этом и призналась

В сиянии и шуме бала
Под светлый музыки прибой,
Когда на талии впервой
Рука ИвАнова лежала.
МАЗЕПА:

Вновь ясный мир, исчезла тьма,
И сердце полнится сиянием...

ТЕРЕЗА:
 
 Какой кошмар! Я вам сама
Позволила в любви признание!

МАЗЕПА:

Вы для меня – как зорька ранняя,
И в мире лучшей нет! Эх, ма!
Любовь и зряча, и слепа,
Границ не знает между нами.

Так и общались их устами
Сердца влюбленные меж "па".
А Юзя уж в монастыре,
И пред распятьем, как в тумане
Очи сияют прям звездАми
В молитве жаркой за Ивана.
Всё вянут губ ее цветы,
Что шепчут с грустью и тоскою:
"Пан Иисус мой, ну прости
За сделанное им со мною!
Тебя, святой, я умоляю,
С собой согласна не вполне!
За все, за всё, что сделал мне,
Прости его, как я прощаю ".

Проходят ночи, дни в окне,
А Юзя пажа обожает
И в монастырской тишине.

А муж Терезы на охоту
Пошел с друзьями в дальний край.
Ну, что ж, Иван, пока охота,
Доколе молод, - успевай,
И шепчет он: "Моя желанна!" -
Забыв про Юзю уж свою...
И губы - губы ищут пьяно...
- Тереза!.. Я тебя люблю!
- И я тебя люблю, Иван мой!..
Тереза шепчет, в дар огню...
- Любимый мой! - Моя желанна!

Звезды глядят в окно раскрыто,
Свежесть рождается в цветах.
Лунным сиянием залитый,
Спит гордый замок уж в садах...
Но что там?.. Гомон... Звон копытный
Ворвался в ароматы роз.
Вернулся хмурый муж, сердитый
Ревнивец старый был всерьез.
Ветвями сада шелестит он,
Он не черняв, но и не рус.
И, как палач, грызет сердито
И крутит, крутит длинный ус.
- Что делать нам? – в слезах Тереза. -
Тебя оденет он в железо!
Огни ж всё ближе меж дерев...
- Беги, беги! – спешит Тереза, -
Он растерзает нас, как лев!
Так ночь закончилась желанна.
В сердцах двух мука, а не свет...
Только куда бежать Ивану,
Когда и выхода тут нет,
Когда в напряге сильных рук
Ведет коня его гайдук,.
А в полусонные палаты
Идет гроза аллеей сада,
И слышен хищный рев магната:
- Я покажу тебе, проклятый,
Как чужих жен сводить вот так,
Так, покажу, - о, правый боже, -
Что и король сам не поможет!
Гремит все ближе грозный шаг ...
Под властным взмахом той руки
(А сердце то бежит, то станет)
Открылась дверь, и на Ивана
Набросились вмиг гайдуки,
Чтоб взять его на ятаганы...
Так думал он... "Прощай, мой рай!"
Она ему: "Прощай, прощай!"

Всё муж Терезы знал заране,
Не ездил в лес он, в море трав...
Не караулил в чаще зверя,
А разъяренный он без меры,
Мазепу там подстерегал.
Приказом пана слуги пана
(Была недолгой метушня)
Ремнями привязав Ивана
Вмиг к крупу дикого коня,
Бичом его!.. За воротами
Каждый из них вмиг отлетел,
И конь безумный копытАми
В дикое поле загремел...
Иван: "Прощай, небес созданье!" -
Шепнул и потерял сознанье.

 VI

 Кого там конь несет по полю
С бешеным топотом в кипень?
И за конем в те дали голы
Между трав высоких скачет тень.
Привязанный седок, в итоге,
С его спины свисает вниз.
Ему скрутили руки, ноги
Ремнями туго... Моря бриз
Напоминает чисто поле.
Под ветром травы, как вода
Легкие пряди на просторе
Все клонятся туда, сюда,
Как будто волны в синем море...
За жёнку пана пострадал
Мчит юноша бескрайней степью
И тонет в океане трав...
Кто он? Да это же Мазепа...
Жизнь ему стала уж нелепа, -
Частью коня Мазепа стал.
Он в исступленье. Кровь аж брызжет
Вот-вот польется... Небеса
К нему склоняются все ближе,
А голова стала свисать
С коня все ниже и все ниже...
Так что исчезла в травах тень,
И конь свалился набекрень!..
Его собой укрыли травы
В глухой зеленой низинЕ!..
Хрип его слышали кровавый
Орлы лишь в жаркой вышине...
Но вот подошло двое
Слезли с коней. И седока
Достала сильная рука,
Чтоб от ремней освободиться,
И дрогнули его ресницы...

А вдалеке туманы гор...
Как будто мрачных туч кошмары...
Открыл Мазепа синий взор,
А перед ним стоят татары ...

 VII

 И вот Мазепа уж в Крыму
На виноградниках шурует,
А в дар за то - лишь бич ему...
В душе его пожар бушует,
Жажда свободы дней былых,
Чтоб на коне по полю мчаться
И прочим не повиноваться,
И быть свободным каждый миг.
И будет так. Ведь он так хочет.
Вновь расцветет ему весна.
Он снова представляет очи,
Что видел с ханского окна,
В них розы были и железо.
Оксаны очи - не Терезы,
Она причиною была
Того, что степь его звала,
Там, где орлы лишь в вышине,
Чуть не погиб он на коне.
Он будет ночью в том саду,
Где видел очи те впервые,
Две девичьи косы тугие
У солнца желтого в медУ,
Что разгонял туманы в клочья ...
Они условились: бегут.
Кони в конюшне хана, ночью
Что украдут, копытом бьют,
Как будто всадников двух ждут,
Татарские кони вороны.
 И их глаза горят, красны,
Чтоб в дали их нести ясны,
И ночь пришла. Идет Иван.
А по траве ползет туман,
Росою мочит парню руки,
За ним копыт глухие звуки,
Ведет коней он вороных,
Коней, как надо, оседлали...
Лишь звезды с неба увидали,
Когда украл Мазепа их.
Коней оставив у ручья,
Он через стену в сад забрался.
Каким же сладким показался
Мазепе голос соловья,
Что серебристо заливался
Меж розовых кустов, друзья.
Он ждет. И шепчет он: "Оксана!
Иди. Я жду, я твой Иван,
Чтобы обнять твой гибкий стан,
Ты так сладка и так желанна! "
А звездам дальним, словно ранам,
Им нет числа в той вышине...
Они далёки, ясны, странны,
Горят несчетным караваном
В той необъятной глубине...
И вышла ангелом туманным
В лунном сиянии Оксана...
И видела луна: в траве
Исчезли вмиг их тени две,
Что отдались объятьям доли...
Кто-то потом их видеть в поле,
Где стлались им цветы ног,
За Перекопом видеть мог...

VIII

 В тревоге хан. И сердце вянет.
Оксаны нет. Так где ж она?
Он от любви, как будто пьяный...
А раз уж нет его Оксаны,
Жизнь ему тоже не нужна.
- Ко мне! Эгей, седлайте кони,
Лихие всадникам мои!
Пусть задрожит степь от погони,
В садах умолкнут соловьи...
Пусть к саблям чешутся ладони, -
Узнают все, чем я богат.
Когда ж догнать не смогут кони, -
Гяуров стрелы поразят!
 Вперед, по коням! Бога ради!
Отряд готов. Сияет хан,
Словно алмаз в своем наряде...
Он очи вырежет желанной,
Сломает гибкий ее стан!..

 - Вперед же, всадники, вперед!
В бреду кровавом он орёт...
Ворота открывают сами
Рабы со смуглыми руками...
Татары в седлах уж сидят...
И в горы двинулся отряд.

IX

 Все степь и степь ... И мглу немую
Луч света рвет, и мгла горит,
И даль двух всадников рисует
На фоне утренней зари.
Они, как аисты, несутся,
Один совсем устал джигит.
За ними звоны раздаются
И сабель звон, и звон копыт.
Он всё печальнее, всё ближе...
Оксана в синеву глядит...
Под нею конь так тяжко дышит,
И спотыкается, хрипит.
А хан все ближе... Слышны крики...
Его отряд в полете диком
Просторы рвет... Седеет мгла.
От мук Оксаны сердцу тесно...
И звоном радостным стрела
Уже поет о смерти песню...
За ней вторая, третья... Так
Они летят кошмарным роем,
Они поют над головою,
И все страшнее песня та
То поднимается, то тает
И пропадает без следа ...
Мазепа мчит и на Оксану
С печалью взглянет иногда.
Рой стрел поет вокруг нее...
Вот, запыхавшись, конь ее
На все свои споткнулся ноги.
Склонился набок он, поник...
И, полный смертною тревогой,
Пронзил всю даль Оксаны крик.
Лицо Оксаны белым стало,
Коню упала в гриву им.
Стрела в спине ее дрожала
Концом раздвоенным своим...

Ей больше нет ни в чем потребы.
Остановил коня Мазепа.
«С ней умереть!" – Он был бы рад.
Но чей то, чей летит отряд,
Подобный туче иль кошмару?..
Почто вдруг замерли татары
И их победный смех затих?
Ужель спугнул Мазепа их?
Тосклив над полем ветер синий,
Восходит солнце. Будет бой.
То запорожцев Украиной
Ведет усатый куренной.
За всех сестер и матерей,
За братьев в рабстве и детей,
И за сожженные все хаты
Он их ведет в огонь расплаты,
Седой, но с сердцем молодым,
На дикий, непокорный Крым.
Все степь и степь. Без крика, слова
Мчит казаков лиха подкова
Туда, где кровь не остановит миг,
Где грозно ждут татары их ...
Они стоят железным рядом,
Из-под бровей глаза их злей,
И льется солнце водопадом
На сабли их, что нет острей...
Пусть не один на той земле
Падет, и очи под чадрой
Заплачут теплою слезой, -
За то вверху, где неба муть,
Их гурии покорно ждут.
И Азраил откроет сам им
Туда, где музыка без слов ...
И вытянутыми клинками
Там повстречают казаков...
Там смерть за смерть, удар, и мука
Тупые стали в тело стуки,
В одной толпе свои, чужи...
Как после длительной разлуки
Вновь встретились товарищи,
Все рыцари так веселятся,
Не могут и нацеловаться...
Без всадников уж кони мчатся,
Что оседлали на прощанье
Чужим на слезы и на страх,
И их зовет напрасно ржанье
Своих соратников в боях.
В крови весь, рубится Мазепа,
Вокруг него сплошной пожар...
Хохлатые джигиты степи
Все больше давят на татар,
С боков обходят их ... Их много,
Не выпустить того ... "Живого
Хватайте хана! Эй, хватай! "
Горит клинков кровавый рай...
И вдруг… Вдруг сабля куренного
С рукой упала на дорогу,
Во взоре гасли огоньки...
И зашатались казаки...
Ослаб их вал... Татар гурьбою
Уж не сломить сегодня им.
И вывели из круга боя
Коня с несчастным куренным.
Уж казакам не видеть Крыма,
Там, за горами голубыми...
И вал хохлов, как в бурю сад,
Начал катиться уж назад,
Как зашатались дали стЕпи...
В тот миг ужасный крик Мазепы
Свою энергию в бойцов
Залил. "Ко мне, друзья, за жизни!"
И кони сумасшедшей рысью
Вперед помчали казаков,
Кольцо сжималось, бой суровый...
Удар! Удар! И снова, снова
Пал на Мазепу... Мир качнулся...
Но конь под ним и не споткнулся...
Кто-то, за повод взяв рукою,
Вывел коня из ада боя.
Когда ж раскрыл зрачки в огне, -
Что это, как? О. добры люди!
Маленький дьяк с крестом над грудью
Летел с ним рядом на коне...
Но вновь нагрянули татары.
Дождем посыпались удары,
Было лишь слышно: пи-пи-пи!..
И долго гнались те татары
За казаками по степи.
 Зашло уж солнце. Звезды небо
Покрыли уж ковром к луне.
Но долго слышались Мазепе
Погони крики в тишине...

 X

 Там жерла пушек, как «Ура!»,
На волны так же смотрят строго...
То Матерь-Сечь... Там песен много
Меж куреней, как и вчера.
Сабли сверкают страстью так -
Чертовский шабаш высшей мерки,
И между ними пьяный дьяк,
Сам словно черт из табакерки.

 ДЬЯК:
 
 Пейте, друзья! Трус, кто не пьет,
И в голове его - макуха.
Во имя и отца, и духа,
Пей, господа, коль кто нальет!
Пусть тонут горе и досада,
В одной горилке лишь отрада,
Как соберешься в дальний путь
В аду ведь выпить не дадут!

МАЗЕПА:

Я за свободу за свою,
Великий дьяк, с тобою пью!
Ты спас сегодня жизнь мою,
Тебя я отблагодарю.
Выбрали писарем меня,
Чтоб подвиги все ваши в книги
Все записать ... Бытие ужаснет
Меня учила... Как оковы
Бремя судьбы я в грусти нес,
Разбило солнце плен ледовый,
И из снегов улыбки роз
Счастливых дней моих в степях
Взглянули на меня в слезах...
Простился я с печалью тою,
Так пей же, дьяк, и я с тобою!
На Сечь луч солнца как-то косо,
Багрово глянул... Туч перо
Как будто листья, озарилось...
А солнца золото-ведро
С зеленым горизонтом слилось,
И вечер синие покосы
Стлал на усталый уж Дніпро...
Вспыхнули очаги в Сечи, -
Бьют бубны в звонкие ладони...
В роще замолкли птиц звонки.
И, словно на приколе кони,
О берег бьются байдаки...

XI

 Мазепа - писарь куренной,
Лукавый. храбрый. только свистни.
Расширил горизонты жизни
С той жизнью непрестанный бой,
Взлетел бы птицей он к звездАм.
Жалко, в Сечи не держат дам.
Вперед! Любовью я горю,
К тому народу, чей он сын,
Не струсит кто во время боя.
Я ж украинец, не один,
Дитя Коммуны мировой я,
И партии своей я сын
И сын моей донецкой стЕпи,
Что разорвала рабства гать,
Хочу я сердцем показать
Беду, трагедию Мазепы,
И в ней в час страшной той невзгоды
Трагедию всего народа:
Мазепа не постиг высот,
Куда ведут людей идеи...
В часы измены и невзгод
Беда  его прогнала злее
С земли желанных столь свобод,
Чем богом избранный народ
Прогнал в легенде Моисея.
Он всей душой любил её
И не предатель для нее.
А Карл Двенадцатый?!. То - так,
Как Вашингтону те французы
Там помогали.  Так – никак.
Это, товарищ мой и брат,
Нельзя изменой называть.
И пусть упал он в той борьбе
На злые, кровные дороги...
Царь православие себе
Взял за союзника большого.
Мазепа церкви возводил,
С колоколов царь пушки ладил, -
И тем, товарищи и братья,
Хребет Мазепе он сломил.
И у красавца сникли брови,
И вместе с сердцем – там, в Молдове.
Им боль народа слышал он,
Им сквозь штыки смотрел в даль света.
Иезуитом не был он, -
Это всё выдумка поэта.
И кровь стекала на пашнЮ,
Кольцо сжималось уже всё же...
О, Пушкин, я тебя ценю,
Но всё же истина дороже!
Когда-то мне сказал Коряк:
"Царь Петр был волею прогресса",
И понимал поэт то так,
Сраженный пулею Дантеса,
Хоть Коряка он не слыхал.
И не хотел понять убитый,
Петра считая лишь бандитом,
Что крепостничество внедрял
На радость злу всех богачей.
Коряк сказал: "Что - ваш Мазепа!
При нем Батурин бедный был,
А у Петра был Питер!.. Степью
Мазепа аж к  Бандере плыл,
Истории разбит он цепью".
Я думал: "Как же Вашингтон,
С ЛондОном, саксы где селились,
Что от овец обогатились
И задавали миру тон!
Что же с Нью-Йорком Вашингтон,
С селом несчастным сотворить мог 
Против гиганта с островов!..
И все ж гиганта в прах разбив,
Как ветер разбивал сердитый
Громады волн под свой мотив,
Когда ломал он сад забытый!
Чего ж Мазепа не разбил
И не взлетел он до высот?..
Да не пошел за ним народ
Путем и счастья, и надежды.
Мечты его не понял прежде...
Ну, да и как понять он мог
На перекрестке злых дорог
Под ураганами невзгод!..
Ведь ошибается народ,
И гнется, как от бурь лозина,
Но не ломается, вперед.
Прости за правду, Украина!
Тебе молюсь... Меня прости!
Меня ведь породила ты,
И ты дала мне «карі очі»,
Уродом не хочу быть очень.
В кровавых ты и злых ветрах
Шла, не имея и кордонов,
В глухих заброшенных степях
На радость лютых царских тронов,
Не так, как Венгрия. В горах
Была ее отпора сила,
Хоть тьма и Венгрию давила,
Хоть ее предком был Атилла.
Мы не достигли тех высот,
Что светят прочим в море славы...
Ведь ошибается народ,
Коль у народа нет державы.
Как будто градом рожь, побитый,
Народ средь черной степи жил...
Ведь не могли еще родить мы
Централизованных всех сил,
Не правили мы в нашей хате,
С судьбой бой проиграв святый,
Как россияне в дни прокляты,
Когда пленил их  хан Батый.
И Академия была
Еще в далекий, давний час,
Когда культура здесь цвела,
Учились немцы - здесь, у нас.
А Матерь-Сечь! Успех в боях!
Еще Вольтер знаком с тобою,
Писал про славы Сечи стяг,
Что гордо реял над землею,
Чтоб от Дуная по Сиваш,
Смертей в веках не знать в помине
И славил нашу Украину
Сам Сагайдак - Суворов наш.
Разве то вычеркнешь? Забыть -
Это как сердце человеку
Вырвать, когда оно гудит
От бури чувств... Нет, не забыть
Нам Войнаровского вовеки!
В Сибири гас он, отстрадал
Под плач тайги, рев непогоды...
Его Рылеев воспевал,
Бессмертный сын того народа.
Судьбу кандальную поэта
Клянусь воспеть когда-то я.
Жизнь его, смерть не так воспеты...
Приветом будет песнь моя.
О том скажу, чтоб каждый знал.
О "Малороссии печальной"
И Пушкин тоже ведь писал
В своей «Полтаве». Наш Тарас,
Что стал отцом навек для нас,
Не полюбил ее, ту «Ново…»,
Хоть есть и в ней  святое слово
Чеканное, как шага медь.
Да и за что любить-то, ведь:
"Донос на гетмана-злодея
Царю Петру от Кочубея "?!
Ведь бедный гетман не "злодей",
А Кочубей - то ж Кучук-бей,
Такие, знать, его дела,
Что кровь Батыя в нем текла,
В той голове из дикой степи,
Что отрубил ее Мазепа.
Ну, впрочем, хватит «отступать!
Пора, товарищ мой и брат,
Коня крылатого седлать,
Чтобы снова лёт тот ощущать, -
И "с Богом, - в путь", как говорят!


XII

А век летел и дней подковы
Ронял, как звёзды – блеск в траву…
И Самойлович хмуробровый
Отдал Мазепе булаву,
И принял тот ее с любовью.
Он рай построит в Киеве
И на его взойдет вершины,
А крик гремит: «Нехай живе
Великий гетьман України!»

XIII

 Так вот он, Киев, что ему
В Варшаве снился и в Крыму,
Когда разлукою проклятой
Дни превращались все в тюрьму,
Какою волею судьбы,
Чтоб вновь любить и вновь страдать, он
Простился без печали бы.
Листочки тополя лапчАаты
И снег каштанов возле них...
Вот чернобровые девчата
В веночках желто-голубых
По-над зеленою горою
Идут шумящею толпою.
И посмотрела нежно очень
Одна из них Мазепе в очи.
Он в красном дорогом кафтане,
Но равнодушно смотрит ниц...
Не кинет взгляд из-под ресниц,
Ведь всё отдал своей Оксане,
Что, где седые ковыли,
Спит в глубине чужой земли.
Волков лишь огненные очи,
Как свечи, там горят средь тьмы,
Когда с небес ей звезды ночи
Лучи шлют, что как сны немы...
Он думал - сердца бег затих! -
Оксаны очи среди них.
А солнце встанет над травою,
Словно над маревом реки...
Мазепа, здесь она с тобою,
Как взмах той беленькой руки,
Что провожала в бури боя
Или на пир... Деньки легки
Текут лазурною рекою.
Подобные Днепра-реки.
Он Киева красу вкусил
И мать увидел, повстречался.
Но в Киеве недолго был
Вновь в Церковь Белую умчался.
У Кочубея деньги, слава,
И жизнь его, словно весна,
Та ж, что любила Бронислава,
Уж Кочубеева жена,
Красива женщина, лукава.
Мазепу ждет в саду она.
В кустах щебечет серый птах
И щурит глаз от той услады,
Там, где роса и где прохлада...
Сиянью небосвода рада,
Спит Церковь Белая в садах.
Спит Кочубей, ему не снится
О том, что за его окном
Его красотка-молодица
Тому, кто нежностью струится,
Склонилась на плечо челом.

МАЗЕПА:

Дай мне красою насладиться,
Моя ты горлица ясна,
Была когда-то царь-девица,
Теперь татарина жена...
 
Звезды горят, молчит аллея,
То вечность, словно миг, летит.
В объятиях гетмана дрожит
Жена потомка Кучук-бея,
А Кочубей, хлебнувши, спит.
Во сне он, как ребенок, всхлипнет,
Мол, бьет его судьба лихА.
А за окном вздыхает липа,
И Кочубеиха вздыха.

КОЧУБЕИХА:
 
 Быть надо дальше от греха,
А это сделать мне нет силы.
Ведь я не мщу, а полюбила, -
Моя уж долюшка така.
Скажи, ты помнишь Бронислава? ..
Вновь поцелуи, тишина...
У Кочубея деньги, слава
К тому ж неверная жена.
Мечтала о любви аллея,
Где соловей, цветы,  роса...
И день настал... У Кочубея
Явилась девица-краса.
Сидит хозяин-недотепа,
Не сводит с той красы очей.
Смеется радостно Мазепа,
Молчит рогатый Кочубей.
А Кочубеиха (так лепо, -
Не зря же пел ей соловей)
От седоусого Мазепы
Не может отвести очей.
В воображенье - ночь... аллея...
Незабываема весна...
И рогоносцу Кочубею
С улыбкой говорит она.

КОЧУБЕИХА:
 
 Чего молчишь?.. Твоя ж дивчИна.
Или считаешь, не твоя?..
 
И покраснела, как калина,
От серенады соловья.
 
КОЧУБЕИХА:
 
 С тобою очень схожа, ну же,
Глаза - в глазах лазурь горит.
Ты все молчишь, сердитый муж мой,
Крестный отец же не молчит.

МАЗЕПА:

Зачем молчать, когда так ясно,
Лицо ведь зеркало души.
А крестница моя прекрасна,
Словно луна в ночной тиши.
 
 (К Кочубею)
 И на тебя похожа, друже,
И смугленькая, как и ты.

КОЧУБЕИХА:
 
 Скажи хоть слово, милый муж мой!
 
 КОЧУБЕЙ:
 
 Уж скоро в церковь нам идти
И помолиться за Матрену,
Чтобы, как роза, расцвела
В доме  и светлом, и просторном
Чтоб как тополюшка росла.

МАЗЕПА:

Ну, что же. В церковь вам дорога,
Мне ж государственны дела.
Тоже молиться буду богу,
Чтоб Мотренька, как цвет, цвела,
Чтоб не закрыли мир ей тучи,
Не знала чтоб нужды оков.
Не зря же в ней течет столь жгуча
Татарско-украинска кровь.
Кровь степовая, кровь везуча.
Будьте здоровы! Я пошел!

И вышел тенью он багряной,
С усадьбы белой, в день увяз,
Как вязнут яворы в туманы...

 А Кочубеихе желанный
Всё снился, снился. Длинный ус
Касался губ ее горячих,
И сад так пах дыханьем руж...
Она проснулась. Мотря плачет...
А рядом спит рогатый муж.

Бежали дни, бежали сроки,
Как реки уплывали прочь.
Росла, смугла и синеока,
И Кочубеихина дочь,
С отцом так схожа, особливо
Когда был молод еще он.
Росла стройна, росла счастлива.
И в жизни ей везло во всем!
Росла тополенькой летящей
В мантии неба голубой,
Столь быстрой, нервной и горячей,
Как в жару ветер степной ...
Татарский нрав тут был скорее,
Как у седоого Кочубея,
И привлекали казачьё
Скулы монгольские ее ...
Росла и выросла на диво,
Как все, а вроде не как все,
Не бука, и не говорлива,
Подобна ландышу в росе.
Седой Мазепа все дивился,
Не насмотрелся ни на миг
В ее глаза, словно молился
Лишь ей, забыв о всех святых.
Как золотой звезды бандура,
Душа аккорды струн берет...
Пронзила та стрела амура
Два сердца – возраст им не в счет.
Как будто молнией слепящей,
Прошла сквозь них, но не беда,
Ведь сжались те сердца бесстрашно,
Чтобы биться вместе навсегда.
Мазепу все, вокруг тревожит,
Не хочет жить он не спеша.
О, как старик влюбиться может,
Когда к закату мчит душа,
 Как будто солнце, что заходит
Туда, где холод, тишь и мгла,
И напоследок с небосвода
Шлет луч тебе, моя земля...
Хоть нет еще зари заката,
Кузнечиков смолкает хруст.
А солнышко целует мяту
Огнем своих кровавых уст...
И еще долго грустью стЕпи
Горит заря... Так и Мазепа,
Старый, как осени мотив,
Он в Мотре юность полюбил,
Рвут грудь ему те воздыханья.
Он знает, то - любовь прощанья.
А Кочубеиха теперь
Зла и на дочь, и на Мазепу...
Ее терзает милый зверь,
И зверь тот - ревность. Нет потребы
Ей в доказательствах. Все ясно.
До слез влюбленная в Мазепу,
Дочь ее, словно день, прекрасна.

КОЧУБЕИХА (Мотре):
 
 Забудь его, ведь он седй,
Да и отец он крестный твой.
Ты молода, он призрак старый.
А старость юности - не пара.

МОТРЯ:
 
 Нет, пара! пара! Ты – не пара,
Коль на него так говоришь!
Чего горишь, как от пожара,
Когда лицо его узришь?!
Думаешь, я не замечаю.
Как мак, лицо твое цветет ...
Так знай, его я обожаю.
Крестный отец!  Вот то – не в счет,
Любовь – она границ не знает.
Мое он солнце – крестный тот.
Другого солнца не желаю.
 


От ярости мать ломит руки,
Пышет из глаз ее огонь.

КОЧУБЕИХА:
 
 Я прокляну тебя, гадюка,
Забудь его, забудь его!
 
Но нет, для Мотри нет препон
Нет и не может быть.
Забыть Мазепу, счастья сон,
Значит дышать забыть.
 
Как будто буря в тех палатах,
Как будто с Мотрей я ору.

МОТРЯ:
 
 Раз так, так будьте вы проклЯты,
А я к Мазепе удеру!
Люблю его я честно, чисто.
И он меня не соблазнял.
Я отдала ему монисто,
Чтоб обо мне он вспоминал,
Чтоб помнил он, что я, не пряча,
Слила сердечка с ним огонь,
Чтоб чувствовал, как кровь горяча
Течет из жил моих в его...

Белая Церковь, звезды сонны,
Лист тополиный шелестит.
В кладовке заперли Матрену.
Уснуло всё. Она не спит.
Из-за него она рехнулась,
А ведь в саду кипит весна...
И Мотря призраком метнулась
Вниз из высокого окна.

Что для нее сейчас препоны,
Проклятья матери влюбленной
И даже бог, что вниз глядит...
Она бежит вдоль вишен, кленов,
В усадьбу гетмана бежит...
А сердце бьется так безумно,
И в жилах кровь так и горит...
Быть только с ним! И нет потребы
Ни в чем ей. Быть бы только с ним!
И вот она уж у Мазепы,
В его покоях, перед ним.

МАЗЕПА:

Как ты пришла, моя желанна,
Как ты могла так поступить?
Как сердце твоего гетмАна
В груди и стонет и болит!
Что скажут люди?! Как так можно?
Бежать, родителей презрев!
Горит душа моя тревожно,
Меня пугает божий гнев
И суд людской. Нет крестным места!

Да, людям мук моих не знать.
О, как хотелось бы "невеста"
При всех тебя мне называть.
Родителей я увещаю
Огнем моих горючих слез.
 И гетман в сад, что всё вздыхает,
Матрену на руках понес.
 Несет, а горе зубы скалит,
Терзает сердце меч-беда...
Вырвавшись, Мотря исчезает
Из глаз, как будто навсегда.
 Она горячим ветром стЕпи
 Неслась, растаяла в кустах.
И, словно звезды, у Мазепы
Матренины глаза в глазах...
В тиши палат печаль без края,
Там плачет Мотря, вся в слезах...
А Кочубеиха склоняет
Татарина на жуткий шаг
Ему, себе, - вся гнев и крик, -
За Мотрю, за позор для них, -
«Смотри, Мазепу не прости!»
И втайне думая сердито:
"И за мою любовь разбиту,
За всё Мазепе отплати! "

КОЧУБЕИХА:
 
 Сбежать от нас! Его то чары!
Как сердце рвется от тревог!
Нет, никогда не быть им в паре,
И церковь против, и сам бог.
Как ни гадает, ни ворожит,
Заклятьям потеряв уж счет,
Женою быть ему не может
Та, кого крестницей зовет.
К тому ж предатель. Мысли злые
В душе от всех он бережет
И против матери-России
Тайно к восстанию ведет.
Пиши Петру. Пиши в Россию,
Пиши, пока еще живЫ,
А дни наступят грозовые,
И мы утонем все в крови ...
Кто знает, вынырнем ли сами,
Вся Украина - вражий стан.
Скоро быть взрыву. Вор над нами,
То ж супостат, а не гетмАн.
С Петром нам нужен уговор,
Он не забудет нас. Пиши.
И пишет Кочубей: "... он вор ..."
Лишь Мотря плачет там, в тиши...

XIV
  Кто при звездАх и при луне
Так поздно скачет на коне?
А. Пушкин
 
В сиянье звездных россыпей
Кого конь бешеным там скоком
Несет на север, в даль степей?..
То душка Искра, что любил
Не звезды, Мотрю синеоку
И лишь о ней мечтами жил.
Он ею жил. ночей немало
Не спал от дум, что, как река,
Ему всю душу заливали...
А Мотря только поддевала
«Закоханого парубка».
Хоть, может, чуть и уважала.
Но что ж, знать, так судилось ей,
Что черны брови променяла
Она на цвет седых бровей,
И гетмана рабою стала.
Как жар, бушует в жилах кровь...
Летит казак  в час предрассветный...
Его обида и любовь
На север гонят неприветный...
Да. Перед ним цель одна,
Это - жало вырвать змеиное
Из уст лжеца Не знают сна
В нем ненависть на гетмана,
К Мотре любовь и к Украине.
Бежит навстречу даль,
 Чуть над землей восход алеет...
А сердцу уж беды пора...
Летит с доносом Кочубея
Полковник Искра в стан Петра.
Царь не поверил в в ту затею,
Еще не сбросил веры пут.
Искру отдал и Кочубея
Мазепе он на строгий суд.
И вот. Шумит майдан широкий
От тьмы взволнованных людей...
А возле плахи грустноокий
В рубашке длинной Кочубей.
И всё в зловещих красках гинет,
Даль для него уж нежива...
И возле ног его уж стынет
Кровава Искры голова.
Палач срубил ее... На жертву
Пошел юнец, а жить бы мог...
И очи холодно, посмертно
В холодный смотрят «потолок»...
Над отцом Мотри небо хмуро...
Дочь где-то плачет средь толпы,
И, будто траурной бандурой,
Рыдают дали голубы...
Так над землею даль светлеет,
А на земле в слезах любовь.
И на рубашке Кочубея
Горит багрово Искры кровь...
 " Держи! Держи ее! "Толпою,
Потоком кто-то там плывет...
Лицо, как будто неживое,
Глаза с печали чернотою
В пространство смотрятся... "Держи!"
То Кочубеиха... Не в силе
Горя такого пережить.
Невольно в ней, как волны, или
Души расплёскана лазурь...
"Держи ее!.. Держи!.. Держи!.."
Любила так, душою всею...
Кому ж ее любовь жива?
Секиры стук упал на шею,
И покатилась голова
По эшафоту и левее...
Лишни красивые слова.
Судьба такая Кочубея...
Там хор прозрачный пенье лил...
А он лежит, как небо сине...
Он так по-своему любил
Несчастную всю Украину.

А Кочубеиха! Она
Приказом гетмана Мазепы
Худа, растрепана, страшна
Мчит за конём широким степью ...
Она бежит, а конь – как мчит он,
С хвостом, торчащим как струна,
Летит, и бьет в лицо копытом
Страдалицу... Она одна.
В безжалостном широком поле
В жертву коню и своей доле
Врагами отдана она.
 Ей ремни туго вгрызлись в руки.
Она ж не понимает муки,
Что-то поет, отчай души
Всё грудью бьется... Тело рвется,
Земля уж кости отрешит
От мяса ей... Она ж смеется...
Пока аж... Аж пока костяк
Пропал во ржи той, где цвел мак.
В облачко месяц завернулся,
В траву лил слезы в золоте...
А конь к себе домой вернулся
С ремня огрызком на хвосте ...
Дышал так тяжко черногривий,
Как будто гору поборов...
И долго конюх столь ворчливый
С хвоста засохшую тёр кровь.

 XV

 Еще в Сечи, о, даль моя,
Скрывая все мечты такие,
Он ненавидел Палия
За то, что он любил Россию.
А сколько тайных грез в те дни
Берег во имя он любови
К ней, к Украине, Бог святЫй!
Теперь полковником Палий
На правом берегу Днепровом.
"Лета, лета... Промчались вы...
Ужель рабом и я погибну? "...
А руки длинные Москвы
Всё обнимают Украину...
 "Нет, лбом не разобьешь бетона,
Чужие, наши где, скажи, 
Стрелецкие-то гарнизоны
В городе каждом, как ножи!.. "

Так думал он, а конь копытом
Пространства рвет, дрожит земля
Под ветром грозным и сердитым...
Земля моя, ох, жизнь моя!
Иван Степанович стареет,
А новость для него одна:
Мечты, как волосы, седеют,
Их лет покрыла седина...
"Ах, тот Палий!.. Палий, злодей, а!
Тебе дорога вся ясна.
А мне... "И гетман свирепеет,
А в сердце ненависть одна.
В глазах багрово заиграл
Лихой огонь... "Пора, пора! .."
А конь летит по морю трав,
Нет ни конца, ни края стЕпи.
От грёз не отдохнуть Мазепе...
Теперь он Зосю вспоминал...
 В траве копыта бьют так томно,
Скоро земля отдастся тьме...
Мазепа поцелуи вспомнил
И шепот страстный в этой тьме...
 "Как светит месяц!.. Тишь струится...
Шумит горячая лишь кровь ... -
Мазепе шепчет молодица. -
 Вот прячем мы от всех любовь.
То - грех, о, гетман мой желанный,
То грех большой, поверь, бытыр! -
Полные губы шепчут пьяно:
- Мой седоусый богатырь!. "
Давно, давно... У Зоси дочка,
Смуглая Мотря... то ль его?..
Ах, ночь! Звезд  иней точит
И счастья полного огонь! ..
Минувших дней далеких тени
Никак не тонут в лет тех мгле...
То счастье - астры в дни осенни,
Что задержались на земле.
А сердце ноет... В ухе звон,
Как от копыт, стучащих сильно.
И на душе так дико, пыльно...
Крестный отец у Мотри он.
Вновь, как тогда, все в звездах ночи,
Может, последние в пути...
Ему же властно снятся очи,
Матрены очи золоты...
А годы мчатся неуклонно,
За силуэтом силуэт...
Зовет Он Палия Семена.
И вот шумит уже банкет...
Взор Палия за стены плынет...
А брови - крыл орлиных взмах...
Сидит вся в золоте старшина.
В багряном бархате, в шелках...
Палий меж ней, как гвоздь в штанах:
" Предательством здесь, кровью веет".
Не глушит мыслей чарок звон.

За то, что любит он Расею,
Его не любят, знает он.
"Россия - щит наш от невзгод.
Непобедим с ней наш народ.
А от старшин лишь непотреба".
Он думает... И, как сова,
Всё смотрит пристально Мазепа
И подливает раз, и два….
Не сводит глаз, сова точь-в-точь,
В них что-то темное тревожит.
Он весь седой, как та, что в ночь
Летая, днем летать не может.
Одного взмаха лишь руки
Было достаточно, немало.
На знак тот тут же сердюки
С Семеном рядом грозно стали...
 "Связать его!" И вот Палий
Весь в путах, бледный... Бог святый!
"Ужель конец?.. Вот непотреба!.."
"Предатель!" - закричал Мазепа.

 XVI

 Туман и в сердце, и кругом,
Как мутный дым на поле боя...
Стоит Палий перед Петром.
Горят укором и тоскою
Глаза Семена... В них любовь
Слилась и с гневом безусловным,
Что вспыхнет, и погаснет вновь...
Стоит перед Петром безмолвным…
А Украины берега
Куда-то далеко уплыли ...
"Дай сил мне, в края милый!"
Но цепь железом в кандалах -
Какой позор, и жуть, и страх! -
Звенит насмешкой на ногах ...

Тюрьма... Далёко до рассвета.
Вот Петр прервал молчанье это.
"Да, такова любовь твоя!..
На милость не сменю я гнев! ..
Мазепе только верю я,
Из братьев лучшему... " И сев,
И на кровати Петр, сидев,
Был всё же выше Палия.

"Тебе прощенья не видать.
Ждет кара сукиного сына!
Хотел навеки оторвать
Ты от России Украину...
Погибнешь ты, как хищный зверь! "-
Не дав произнести и слова,
Петр, весь от ярости багровый,
Ушел. И нет его. Лишь тьма.
Тоска... Оковы и тюрьма...
Решетку сквозь сет звезд вишневый,
Как скорбны думы Палиёвы...
"Там солнце светит на поля,
На лица и цветы, как прежде...
Люблю так Украину я,
Люблю ее простор мятежный,
И тополя, и облака...
О, моё небо, даль без края!
Даже когда б я жил века,
Не насмотрелся б на тебя я!..
Я все смотрел бы на траву,
Что ветер клонит переливно...
Я только для тебя живу,
Моя родная Украина!
Хоть перед смертью насмотрюсь
Я на тебя, мой край желанный,
Души глазами, моя Русь,
Мой Киев, солнцем осиянный!
Ты, в синь вздымая песни слов,
Назло враждебной нам стихии
Стал матерью всех городов
Непобедимой всей России.

Пусть, славой сыновей жива,
Не обижается Москва,
Чей шаг кому-то правит тризну,
Чтоб славилась в веках отчизна.
Пусть в дружбе, как семьей единой,
Живут Россия с Украиной.
Они - той светлой славы рать,
Что стережет пространства милы,
И никакой уж в мире силе
Единства их не разорвать.
Не раз они в ветрах кончины
Лили багровое вино...
За то люблю я, Украина,
Что ты с Россией заодно! "
И мысли те во тьме, в тиши,
Как песня, льются из души.

XVII

 Палий на каторге. Мог еле
Смотреть на снег кругом и тьму.
И мясо до костей проели
Оковы ржавые ему.
Между деревьев вой звериный,
Шипит поземка, как змея...
А издалЁка Украина
Зовет садами Палия,
Там, где зеленою толпою
ТопОли устремились ввысь,
И над Днепровскою водою
Крыльями чайки обнялись ...
В его избушке стонет лихо.
Там только слезы, тишина...
И вся в печали Палииха
Сидит край синего окна.
Душа твоя к боям привычна,
Но почему ты  был как Вий,
Петром так грубо и цинично
Переработанный, Палий?..
С религии, как будто с водки,
Извергу ноги целовал...
Да, ты не мог быть Полуботком,
Что кровь за край наш проливал.
Отдал бы сердце ради мира,
Не шел на черную игру,
Даже под отблеском секиры
Не покорился он Петру.
За то, что в играх проигрался,
Ведь выиграл лишь Петр лихой,
А ты вот в монастырь подался
Замаливать грехи, герой.
Ну, замолил? Ведь Украину,
Не ту, Мазепа, видел ты.
От грез твоих, казачий сын,- вон,
Остались лишь одни кресты.

 XVIII

 Мазепа в думах, как решиться,
На силу – гнев наслать Богов...
Чтоб строили ему столицу,
Петр все просит казаков.
Они в болотах утопают,
В Неву и пот свой льют, и кровь,
И на костях их вырастают
Громады каменных домов...
Петру ж давай... Еще, Мазепа!
Еще... Проклятое "еще"
Терзает сердце без потребы,
И сердце, как огонь, печет...
Идут на север дети юга
И жизни жертвуют свои,
Идут под марш «Прощай, подруга!»
И без возврата, черт возьми...
"Ну, как же мне заткнуть ту глотку?" -
Мазепа в думах. Глотка ж та
Всё шире, шире зубы рта
Чубы глотает так, в охотку -
И не вернет уж никогда.

XIX

 А небо дышит уж грозою
Над синим отблеском штыка...
Карла Двенадцатого к бою
Петра у фьордов ждут войска.
Отважный рыцарь полунОчи
Полки собрал и ждет с утра...
А Петр идти туда не хочет,
И швед выходит на Петра...
Но не путем Наполеона
Идет захватчик молодой...
В грозе столкнулись вновь два трона...
Кто победит там?.. Будет бой!..
И не один. Украйна снится,
Викингу снится вся в садах...
Мазепа ждет его, и крицы -
Петро рассыплется там в прах.
Надо лишь сдвоенно ударить
Его, да в точку лишь одну!..
И загудят кругом пожары,
И шведы завершат войну.
 Кусочек лаком - Украина.
Так думал Карл - полудетина,
Что был разбить Петра готов,
Как у балтийских берегов.

XX

 Не для банкета, иль парада,
Открыв им страшной тайны тьму,
Собрал Мазепа свою Раду -
Старшин, что преданы ему.

МАЗЕПА:

Что ж, господа, пришла година,
Кровава, велика собой.
Готовы ли за Украину
Вы все идти на смертный бой?
За нашу нацию несчастну,
Что горя выпила до дна.
Чтоб жизнь ее была прекрасной,
Стала свободною она?

СТАРШИНА:

 Готовы Мы давно готовы!
Веди нас, батька! Сабли ли,
А то ли молний ряд грозОвых,
Как жала огненные злы,
Все разом воздух рубанули
В покоях гетмана… “Веди!
Чтоб нашу вольность нам вернули,
Усадьбы наши и сады!”

ОДИН ИЗ ЗАГОВОРЩИКОВ:

 Но где ж возьмем орудий силу,
Чтоб нас Петро не поломал,
Как хворост?

 ЕЩЕ ОДИН:

 Их же там… Завал!..

МАЗЕПА:

Того не бойтесь. Нас – так много.
Нам Карл Двенадцатый - подмога.
Конечно, не за наши очи
Нам Карл собрался помогать.
Забрать он Украину хочет, -
И это всем нам надо знать.
Далёко Швеция. потом
Ее мы иго разобьем.
То ж не Россия, что под боком.
И сечевого войска сколько
У нас в руках. А козырь тот:
Пусть первый Карл Петра побьет.
Ему, ослабшему, мы будем,
Мои собратья, добры люди,
Казачью волю диктовать.
О том не надо забывать.

И, полна ярости накала,
Громада расходиться стала
В предчувствии лихих невзгод.
И ни словечка не сказала
На этой Раде про народ,
Словно его и не бывало.
Но знай, жупанство малинОво,
Последнее – он скажет слово!

XXI

 Как Палия любила Сечь,
И как поныне любят люди...
Когда он скажет грозно речь,
Они подставят смерти груди
И хлынут бурею за ним
Сквозь канонады лютый дым...
Он видит бронзовые плечи
Своих собратьев по борьбе
За Украину, славу Сечи...
Печально голову склоняет,
А за окном тайга рыдает,
И в тундре плач тот слышен ныне...
Нет, то рыдает Украина
В горе-отчаянье немом
О сыне преданном своём.
Ночь зимняя долга, сурова,
В окно с мороза не видать...
Себя чтоб как-то оправдать,
Петро не дал сказать ни слова.
И в деревянном том бараке
Витают думы про того,
Кто вдруг воткнул ножа огонь
В сердце столь верное бедняге
В предательстве своем, как змий.
И гневно думает Палий:
"Я отплачу ему, собаке!
И как всегда, неизменимо
Верна России Украина!
Одна у нас с ней правда, мощь,
С ней путь в грядущее найдешь! "
Кривил Петро уста вишневы...
В слова не верил Палиёвы...
И вот он, наконец, смекнул
(В сердце неописуемый гнев).
Что, как наивного детину,
Его Мазепа обманул.

  XXII

 Уж Карл Двенадцатый кордоны
В пылу величия прошел ...
Пора, пора набить патроны,
Пролить напавщих злую кровь!
Там, там, до Ворсклы, до реки
Идет юнец в царя короне.
Титан из золота и брОни
Идут прославлены, легки
По манию его руки
По всей, по всей уж Оболони
Синие Швеции полки.
Их ждали запорожцев лавы
Тех, что седой Мазепа вел...
Музыки звуки, крики "слава"
От флагов разноцветных шел
Шум на ветру... словно во сне...
И вот под стенами Полтавы
Полки застыли, шаг к войне,
К ее жестокости, и к тризне
На горе Матери-отчизне.
За штурмом штурм... Только Полтава,
Так, как стояла, и стоит...
Пожаров зарево на славу,
Лазурь мрачнеет и дымит...
И рыцари хохлаты степи
Достичь Полтавских уж высот
Никак не могут, ведь Мазепу
Нарёк предателем народ,
Гнев на него свой перевел
За то, что шведов он привел,
Что отдает, пока не сгинет,
Тем шведам в жертву Украину...
Карл свирепеет понемногу
Так нервно ходит без конца...
Ведь шведские штыки не могут
Сломить народного бойца,
Что встал за веру православья,
За церкви, м за край родной,
Чтоб записать страницу славы
В единстве Киева с Москвой
В скрижали памяти людской,
Против врагов ты стал стеной.
Одна надежда их - на Бога,
Чтоб защитить свое добро...
Идет Полтаве на подмогу
С полками юными Петро -
Весть принесла разведка стЕпи.
И хмуро смотрит пан Мазепа,
И длинные усы, как кот,
В бессильной ярости грызет.
Нет! не сломить Петра оплот!
Он то предчувствует, и пот,
Висок в поту смертельном тонет...
И встали наготове кони.
Вспомнил Матрены он любовь,
Сладкую, верную, и чисту,
И щупает ее монисто
На шее, сморщенной уж, вновь,
И топора тот блеск искристый,
На плахе Кочубея кровь,
И на рубашке пятна были...
Воспоминаний волны всплыли,
В воспоминаньях нет потребы,
Не так теперь звучит мотив.
Как, с Палиём, Петра Мазепа
И с Кочубеем подманил.
"Палий, Палий... Метели ныне
В тайге ты слушаешь в мороз,
Так далеко от Украины,
Как на цепи свирепый пёс"
Стрельба звучит, не умолкает,
Петра Мазепа проклинает,
Как тот его. Он-то не знал:
Его в церквях уж Петр проклял,
Вся Украина проклинает.
Когда б он знал, когда б он знал!

 КАРЛ (Мазепе):
 
Ты обещал алмазов горы,
Сообщник бедный мой, и я
Поверил, словно в блеск Авроры,
Как в песню-сказку соловья,
Что встретит нас вся Украина,
Как братьев дорогих своих...
А что мы видим?! Прям, зверина
Встретила ненависть. Ни штык,
Ни кнут помочь нам здесь не сможет
Без ласки братского тепла.
Всё это так меня тревожит...
Да. Плохи наши, брат, дела.
Ты помоги нам, правый Боже,
Укрой от кривды и от зла
В стране, где так враждебно всё же!

МАЗЕПА:

Кто знает всё, тот всё умеет.
Сам Бог его умом владеет.
Могучий он в своих делах,
Где человек сам только прах,
Пушинка лишь в его руках.
Сам Бог его умом владеет.
 Карл по шатру всё ходит, ходит,
А мыслями далЁко бродит
Там, меж озер и скал крутых,
Что с малых лет так любит их...

 КАРЛ:
 
 Я бил Петра. Он знает это,
И не храбрей он всех на свете,
От нас из Нарвы так бежал,
Что на смех и в медаль попал.
Теперь другое дело, право.
Обучена его орава,
И так обучена, ого!
Я или он, дух злой в седле!
Вдвоем нам тесно на земле.

 XXIII
И грянул бой, полтавский бой
А. Пушкин
 
В железный круг вокруг Полтавы
Упал тугой удар ядра
И тропку протоптал кроваву...
В жажде то ль смерти, то ли славы,
То подошли полки Петра.
Как пепел, вороны летают,
Их рать кого-то проклинает.
И трупы покатом лежат
В крови под стенами Полтавы ...
Живые ж всё еще стоят,
Сердца в живых всё еще бьются!..
Они над ядрами смеются...
Живых ведь надо побеждать!
Сошлись две армии. одна
Давно покрыта славой в битвах.
Другая, крепкая, юна,
Как сталь, откована в молитвах...
Будто тетива та туга,
Вся напряглась уж для удара...
В крови уже скользит нога,
И слепнут очи от пожара,
Что уже тучи небу дарит
И здесь, и там, и здесь, и там
С пушечным дымом пополам.
 Как бьются шведы храброо, люто!..
Но земляные всё ж редуты
Их не пускают и огнем
Секут, секут неотвратимо,
Как будто богатырь мечом..
"Ужель промчится слава мимо!" -
Так думал Карл в кругу соседей,
Что с ним прошли любые беды
Для смерти или для победы.
Грохочет грозное "ура",
То наплывет, тоо отплывает...
И смерть вкруг Карла и Петра
На крыльях огненных летает.
Вот подмигнула! "Ну, пора!"
Скривила то, что звалось губы...
Оставил вокруг Карла трупы
Удар ядреного ядра...
И от его стального жала
Земля как будто застонала,
А с ней и Карл, что тенью пал,
Где, для съеденья тленом став,
Его соратники лежали...
Но он недолго пролежал, -
Его отцовски сильны руки
Под неумолчны боя звуки
Взнесли над дымными вратами,
Как стяг кровавый над полками...
И те, качнулись что назад,
Когда увидели героя,
Снова вперед пошли грозою
В ударов страшный громопад,
Чтобы добыть победу с бою...
Ведь он живой, их вождь и брат,
Как символ радости, весны,
Кумир прославленный народа.
Готовы все идти они,
Все за него в огонь и в воду...
Они идут. Пусть смерть лиха
От смельчаков отступит в ночи!..
Ведь светят им героя очи,
Ведь Карл рукой им помахал...
И бой еще сильней клокочет ...
То гнутся русские полки,
То шведские - сплошной стеною,
Как моря вал перед скалою,
Бьясь о точенные штыки...
Все выше, выше боя гаммы...
Готов и швед, и рос на всё...
Чей конь летит перед полками,
Кого испуганно несет?
И как он ног не покалечит,
И ребер как не поломал!
На нем гигант широкоплечий
Летел, как свет, или как тьма,
Когда рассвет ласкает розы...
И конь копыта поднимал
И вышибал лишь вражьи слёзы...
Смерть замахнулась!.. Зря, эх-ма!..
Петру еще идти землей.
Ведь он для армии своёй,
Как будто молодость сама,
Хотя кровь людскую лил, как воду,
За славу русскую в войне...
Летит, как буря, на коне
Любовь русского народа
Сквозь канонады седой дым...
Святую шепчет он молитву.
И армия идет на битву,
В одном порыве слита с ним...
Как будто море на-гора
Его возносит, вверх несется...
А возле Карла и Петра
До смерти украинец бьется.
Какой то ужас! Что за страх!
Так разменять всю мощь орлинну!
И словно стонет на ножах
Вскрытое сердце Украины ...
Ворон над ними косяки,
Меж них ползет измен змея,
Там, где скрестились уж клинки
Тех Гордиенко, Палия.
Палий!.. Тяжка рука Петрова,
Что будто бы не помнит зла,
С Семена сбила злы оковы
И вот, в Полтаву привела
В рассвет и грозный, и грозОвый...
Помчались кони по стерне,
И сабли размахнулись быстры...
К сечевикам своим, как выстрел,
Палий примчался на коне.

 ПАЛИЙ:
 
 Сечевики! За что вы в битве
Кровь братскую нещадно льете?..
Как смели Господа забыть вы,
Кому народ свой продаете?!
Вы же не оборотни, стыдно!
Сыны мои! Иль вы со мной?

СЕЧЕВИКИ:
 
 С тобой, отец, мы все с тобою!
Мы змею голову ссечем!
 
И загремело "Слава! Слава... "-
И казаки за Палиём
На шведов хлынули, как лава.
Как будто меч титана, дзенькал
Об вражий штык в борьбе уже.
И звал напрасно Гордиенко
Своих служивых в шалаше...
Его не слушали. И мимо
Они летели, словно сны...
И шведа так неотразимо
С фланга ударили они
В тот день прощание со светом
Здесь не один узнал боец...
Качнулись раз весы при этом,
Остановились… И – конец!
"Конец, конец, мои хороши!" -
Кричит Петро своим врагам
В заре вечерней уж пороши...
Он понял, миг желанный там,
Когда упали с Карлом ноши, -
Судьбы неверная игра, -
От бессердечного ядра.
Когда они, как гром, упали,
Чтоб утонуть в позора мгле,
Сечь на весы ложила сабли,
Что всех острее на земле.
Как будто дымной ночи бреды,
Когда целует боры день,
На запад убегали шведы,
В пыли, в крови их флагов тень...
Но вот отрезал им дорогу
Российского солдата шквал,
Как меч победного итога...
Лишь  Карл с Мазепой убежал.
 Мчат казаки, голОдны, голы.
Лица Мазепы – снега цвет...
Под желтым месяцем топОли
Качают ветками им вслед.

  ТОПОЛИ:
 
 Зачем вы, дети Украины,
Бежите из родной страны?
Единой матери сыны?
Летят как клином журавлиным,
Туда, за синюю зарю,
Лишь ветер дует им в спину...
Я с тополями говорю,
В их шум и свой вплетая голос
Сквозь возраст свой, седой, как волос,
Веков сбивая мишуру:
"Куда, куда?" Молчат туманы...

О край мой, где свои сыны,
Словно Канады индианы
В дни брат;убийственной войны.
Индийцы за французов бились
И англичан во тьме дубров...
Их холуи погнать стремились
Лить за кого-то братьев кровь.
Вот так и мы. Нам жилы рвали,
Как из шотландцев, что теряли
Родной язык ради чужих.
Палач сжимал их, будто губку...
От суверенности у них
Уже осталась только юбка,
Что им разрешено носить
И проливать в ней кровь горячу
Во славу Англии... Незрячи
Братья далекие мои!
За вами сердце мое плачет...
Те же пути и в Украине.
Сама с собой она в бою
Творит трагедию свою.
Во тьме ее былых дорог
Российский брат и ей помог,
Чтоб в дни Октябрьской расплаты
Упало в прах ярмо проклято.

 XXIV

 Та песнь - о крови, что в долину
Текла, подобием реки,
Когда столицу Украины
Обороняли казаки.
 Сражаться каждый там поклялся
За свой народ, за честь свою.
И в плен живым никто не сдался,
И пали все они в бою.
Так чьи проклятье шепчут губы?..
Край мой, ты проклянешь ли их? ..
Тащили к виселице трупы,
Ведь не было уже живых.
Сила героев оскудела.
Кто их за это проклянет?
Приказом Меншикова дело
Во тьме творило страх и гнёт.
Что отгремел валами мглы,
Солнце сияло после боя,
И виселицы за водою
До моря скорбно поплыли,
Поплыли трупы... Украина,
Возможно, и не так всё шло...
Прости за выдумку ты сына,
Что не забыл своё село,
Что пил Донца святую воду,
Где шахт копры и домн огонь,
Что не забыл того народа
И шел на смерть за жизнь его.
Не жертва я слепой стихии,
Животных распрей, ничего.
Гордый народ дюблю России,
Но не люблю вельмож его.
Что гнали в бой народ, как быдло,
Чтоб всё захватывать себе...
Кровь проливать им не набрыдло
Рабов руками в той борьбе.
Простите меня, братья любы,
Далёки жертвы зла и мглы!..
Себя, не только братьев трупы
На виселицы вы несли!..
Своею вы полили кровью
Поля для пана, не села.
Поэта же выдумка любовью
Лишь продиктована была,
Отнюдь не ненавистью к брату,
Что, как и мы, соленый пот
Лил в пашню господам проклятым,
А уничтожив барский род,
Нам руку протянул могучу
И с нами стал, как мы, крылат,
И голову вознес за тучи,
Великий наш российский брат!
Лишь воронье над черной степью,
Лишь вороньё и черный страх...
Сожжен Батурин, его пепел
В глухих развеян уж ветрах.
А после там, где Днепр наш стынет,
Где трубок всех погас огонь,
Ядро той, новой Украины -
Сечь - дождалась всё ж своего...
Да, дождалась... Екатерина
Аж за Кубань погнала нас,
В ярмо, чтоб тёрло нашу спину,
И гордый чтоб запрячь Кавказ,
И он чтоб с нами в рабстве сгинул...
О том слезой писал Тарас.

XXV

 Над садом звезды в хороводе,
Зефир меж кронами парит.
И возле дома на бревне
Мазепа согнутый сидит.

МАЗЕПА:

Прости нас, Украина-мать, ты:
Меня сообщников моих!
Я, как Иуда, клятый Бог,
На милый не ступлю порог.
 Разве народа не любил я?
Но в грозный час сплошных невзгод
Себе на горе и бессилье
Меня не понял мой народ.
Не раз я за него молился...
А он меня стал проклинать!..
Ветер судьбы, как эти листья,
Стал с Украины меня гнать...

КАРЛ (его выносят из дома)
 Что загрустил, лихой казаче?
Что брошены с тобою мы?
За нами только ветер плачет
Или смеется среди тьмы.
Послушай... Нынче поздний час,
И ветер плачет, как детина...

МАЗЕПА:

Нет, проклинает нынче нас
Несчастная вся Украина,
Меня - предателя страны...
Тебя – захватчика-бродяги,
Что диким пламенем войны
Не покорил ее отваги.
Тебя сломили за разбои,
А за измены грех - меня.
И вот одной с тобой судьбою
Через Молдавию гоня,
Тебя до турок берегов аж,
Меня, мой друг, только в Дунай.
Мушкеты наши без курков уж...
Прощай, УкрАина, прощай!..

КАРЛ:
 
 Еще вернусь я в Украину,
Ее железом и огнем
Я покорю или погибну,
Своим проколотый мечом.

МАЗЕПА:

Что же, покоряй. Я не перечу,
Пока ж побег наш, а не встречу
Зальет пусть сладкое вино.
Пойдем же выпьем... на бревно
Сияет месяц с вышины,
И стражи, словно тени, бродят
В глухой угрозе тишины.

ПЕРВЫЙ СЕЧЕВИК (второму)
 Не безразлично, кто там рыщет.
Не знаю, как и мы живЫ.
Досталось нам с тобой, дружище,
Аж оселедцы все в крови...

ВТОРОЙ СЕЧЕВИК:
 
Да. Катавасия. Нелепо!
Нас разметали, как туман...
Да будет проклят пан Мазепа!
Давай бежать в стан россиян!

ПЕРВЫЙ СЕЧЕВИК:
 
 Давай!

И только топот тихо, скупо
В сухую отдалился муть...
И только швед смотрелся тупо
Следом ему в разбитый путь,
Но выстрелить он побоялся,
А может, пожалел запал...
Когда б язык наш понимал,
И сам бы к русским он подался.
Плывут туманы от реки,
Ветер деревьям шепчет снова...
И тучи наполняет вновь
Зари предчувствием вишневым...
Будто подсолнух у окОн,
Рассвет уж клонится над степью...
Копыт уж погребальный звон
Печально слушает Мазепа.

XXVI

Вы вольны вновь, степей поляны,
Как волны у родной реки...
В далекой Турции, в тумане,
Пропали шведские полки.
 Полки Петра пошли за ними,
Но сила турок не мала,
Где пушек гром, и кровь, и дымы,
Петра в кольцо она взяла.
 Шатер. От злости сердце вянет
У Карла. Ходит он, молчок...
И молча дым сосет кальяна
Паша турецкий толстячок.

 КАРЛ:
 
 Как выпускать возможно волка,
Что в твое стадо ночью влез?!
Волк - это волк. То поговорка.
Его бы печь огнем желез!
 Он только ненавистью и дышит
Ко мне, как к рыцарю добра.
Ужели золото вам выше
За долговязого Петра?
 Ему б лишь жить. Хорьку такому.
За жизнь отдаст и трон взамен.
В руках твоих он, чего ждем мы?
Что ж не берешь его ты в плен?

 ПАША:
 
 Петру капут. Мы вырвем жало
Из пасти черной, охолонь.
Так. Но у Порты денег мало,
А деньги - как вина огонь.
 Уста всех одалисок светских
И всё, что сможешь ты купить.
С Петром не можем мы так резко,
Привыкли золото любить.
 Враждебным быть к Петру, похоже,
Я не смогу без каятья.
Моя родная Порта ж может
Лишиться сласти бытия.

КАРЛ:

Я горы золота добуду,
Чтоб смолкло клятое «Ура!»,
Я целовать вам ноги буду,
Не выпускайте лишь Петра!

Карл на колени хочет стать, но
Паша не позволяет зря.

ПАША:
 
 Не надо так! Не надо, брат мой!
Далёко Швеции земля.
Уж золота мечом достать ты
Не сможешь. А твои поля
Еще не раз зальются кровью
Там, где могилы и кресты,
Куда и ты вернешься снова
И где в бою погибнешь ты.

КАРЛ:
 
 Ну, полно, полно ворожить-то,
Ты не цыганка, воин ты.
Что ж каркаешь ты про кресты,
Паша, а в роли ворожбита.
Далеко Швеции стада
И племя викингов курлычет,
Прощай. Поеду я туда,
Куда сыновье сердце кличет.
Что где-то вдруг замрет в бою.
Я еду в Швецию мою.
Прощай!

ПАША:
 
Прощай, отважный, не иначе!
Еще светла твоя заря.
И конь за всадником не плачет,
И меч - в руках богатыря.
Прощай, прекрасный, не иначе!
 
И лик полночного титана
Завеса скрыла. "Что ж. Пора ", -
Паша над трубкою кальяна
Старости слезы вытирал.
 
Но меч, меч Швеции сломился
Под натиском царя с Невы.
А Петр от турок откупился
И вновь добрался до Москвы.
 Туда, туда, где скалы, реки,
Где шелест и озер, и трав,
Где он, по Пушкину, навеки
Окно в Европу прорубал.
 
Багряный вечер. Шум акаций,
Словно на улицах весна,
А во дворце роскошном, братцы,
В покоях бродит тишина.
 Перед хозяином Молдовы
Мазепа словно окаменел.
В малиновом кафтане новом,
Как кровь, что он пролил без дел.

МАЗЕПА:

Куда пойду от грустных дум я?
Под землю, иль в глубины вод?!
Разве я мог когда подумать,
Что мой против меня народ?..
 Что разобьет мечты лихие
Как Петр всех иноземцев рать,
Что никогда он от России
Не сможет сердца оторвать.
 А я искал у моря брода
И не нашел его на дне!
Навеки проклятый народом,
Умру чужим родной стране.
 Я ошибался, но с любовью,
Что, как пожар, в моих очах.
О, не развей, молю, Молдова,
Посмертно мой печальный прах!
 Седой Мазепа. только брови
Как прежде, те же у него.
Теперь он молится Молдове,
Как Украине до того.
 Они, как сестры. Что ж. он в битве
Разбит, и в сердце только тьма.
Внемлет Молдавия молитве,
А Украина не весьма.

 ХОЗЯИН:
 
 Несчастный брат, беды довольно!
Ее не вычерпать до дна.
Пусть дни твои, как ворон черный,
Но знай, еще придет весна...
 Покайся. Мчи на Украину,
В родных соцветьях степь бодрит,
За край родной ты чуть не сгинул,
И край родной тебя простит.

МАЗЕПА:

Я не могу... Я уж проклЯтый,
Хотя и зовет степь казака.
Если б ты знал, о, добрый брат мой,
Как тяжела Петра рука!
 Как жаль, что сердце моё  гибнет,
Имело всё, хизнь дарИт ...
Меня простила б Украина, -
Петро проклятый не простит.
Да, в мире есть еще подлюки,
Короно-деспоты, хорьки!
 
В отчаянье он ломит руки,
А очи! Очи, как штыки ...
Они из злости и тумана,
 Как не приемлет их земля,
Те очи, что любили панны
Когда-то в парке короля,
Где-то над Вислой слышал сад
Твоё дыханье молодое...
Нет! Не вернется уж былое,
Ничто уж не придет назад!

МАЗЕПА:

Ничто не надо уж от неба.
Заснуть. Заснуть бы вечным сном.
 
И опустил чело Мазепа,
Словно налито чугуном.
"Заснуть, заснуть..."
Заморский вечер
Кровавит тучи за Днестром ...
И страшный груз упал на плечи
Мазепе перед вечным сном,
Ему заглядывал он в очи
Дыханьем холода и ночи.
Луна отправилась уж в путь
В столь золотой своей обнове.

МАЗЕПА:

Я знаю, турки продадут
Меня за золото Петру, да...
Последние часы живу.
 
Слезы кровавые льют градом
Из глаз Мазепы на траву,
Они кровавы... Перстень свой
Мазепа с пальца вмиг снимает
И в тишине уже ночной
Смерть из него он выпивает
И пал на землю... Стонет край...
Вздохнул Мазепа на прощанье,
И с губ слетело, как дыхание:
"Прощай, УкрАина, прощай!"

Не причитал печальный день, 
Не было траурных знамений.
Но в вечность он отбросил тень...
Он был талант, а может, гений.
А гений - не судьбы открытье,
Это и труд ночей и дней...
Закончил курс иезуитов
Мазепа в юности своей.
Закончил. Но иезуитом
На радость матери не стал.
Он сердцем, для добра открытым,
Людей, как песня, чаровал.

 "Он интриган", - словно вериги,
В душе моей слова те злы.
Но были все его "интриги"
Для счастья лишь родной земли.
Хоть путь ее был вязкий, узкий...
Интриги? Нет! Орудье слав.
Вот так один король французский
С интриг империю создал.

Песнь о Мазепе есть поныне,
Хоть был он пан, но сердце, нрав.
За суверенность Украины
Боролся он и был в том прав.
И я спою о нем, не струшу,
Как никогда я не певал.
Народ не зря же в свою душу
Про чайку его песню взял.
Голов мильоны в светлой вере...
И к ним тянусь я сердцем всем!
Народ - мой Бог, ему я верю,
А не историкам всем тем,
Что руку царскую лобзали,
Мусолили Петрову длань
И о Мазепе написали
Из конъюнктурных «міркувань».
И ныне пишут... Что ж, пишите.
Красу души его высот, -
Как ни зови его бандитом,
Уже давно воспел народ.
Нам же чинов не надо столько,
Мы не наивны, не слепЫ.
Нет! Не народ Мазепу проклял,
А прокляли его попы.
Попы, что с правдой состязались,
Продав царю язык при всех,
Черные рясы, что связались
С попами русскими навек.
И прислужились, Бога ради,
Тем палачам, что влезли в дом,
Народ наш в собственном чтоб доме
Еще столетья был рабом.
Пусть полной гнева в даль чаину
О днях печальных песня льет,
Когда из нашей Украины
Сделал колонию Петр тот.
Он к своей цели смог свернуть
И шляхту нашей Украины,
Ей право дав и впредь тянуть
Все соки, жилы с селянина.
Союз военный он сломал
Еще Богдана с Алексеем,
Служивший братства проявленьем.
Взял шляхту золотом, каменьем,
Народа все права попрал,
По Украине "милость трона"
Поставил всюду гарнизоны.
В те злые дни он четко знал,
Что Украина ест, чем дышит,
Чтоб затянуть петлю повыше,
Мазепе "зраду" приписал.

Ну, да! Мазепа церкви строил,
И школы строил. Просвещал
Он свой народ. Но не устроил
Царя. Тот их позакрывал.
Покрылась тьмою Украина,
И грусть повисла над Днепром...
Доделала Екатерина,
Что не доделано Петром.

ЭПИЛОГ

Далекий Галац снится снова.
А сердце! Сердце вновь в огне ...
Возле хозяина Молдовы
Лежит Мазепа, как во сне,
В маленькой церкви.
Милыйй край
Отснился, не приснится снова.
И турки, взявшие Молдову,
Их трупы бросили в Дунай.
Как голос слышен, что с тоскою
Слова шлёт глухо, как моля,
Словно их шепчет нам земля:
"Костям - и тем здесь нет покоя!"

Таков конец, Мазепа, твой,
О, несчастливый мой герой,
Хоть так любивший Украину,
Но всё ж не так, как тот Палий,
Петру простивший всё за волю,
Как и сам Петр простил скорей
Дни крепостного произвола
И подвиги богатырей,
Что землю так свою любили,
Не испугались и могилы,
Ведь мать у нас на всех одна -
Родная наша сторона.
Пусть лихо дуют ветерки,
Ветви дубрав наклон нашел.
Замаливать свои грехи
Палий уж в монастырь пошел,
Чтобы домолиться и до рая.
Мазепа спит на дне Дуная.
Над ним весна идет в поход,
И вишня по садам цветет...
Что ему ныне до всего!
Краса Молдовы для него
Как сон, который не вернуть.
Пошел Иван в последний путь.
 Куда? Того никто не знает.
Спроси у волн седых Дуная,
Солнце и ветры расспроси ...
Над ним мутнеющий Дунай
Старые кости омывает...
Где-то вдали родимый Край
В церквях изгоя проклинает.
Таков, Иван, весь путь твой тот,
Погасший где-то за полями...
А по церквям поклоны бьет
Народ, обманутый попами.

Так было. А теперь не так.
Тебе теперь мы знаем цену...
В дыму у страшных я атак
На смерть шел и за Украину,
И за Россию! Брат мой ты,
Мы с россиянами и в бурю,
Во имя цели и мечты
Цвета знамен слили в лазури,
В коммуну возводя мосты.
Встают до звезд за ГЭСом ГЭС.
Петр и Мазепа. Край немалый!
Они по-разному прогресс
В те дни былые понимали.
 С Петром им был проигран бой...
Их жизни – как полет орлиный:
Тот для России, а второй -
Для златоглавой Украины.
Да, жизнь для нас была, как ад.
Но мой народ в пучины боя
Шел за Богдана, русский брат
Нас поддержал своей рукою
В огне Октябрьских баррикад
Повел нас к счастью за собою...
И расцвела здесь жизнь, как сад.

А Днепр шумит. Он полон света.
Судьба уж наша не слепа.
И расцвела отчизна эта
Под знаком молота, серпа.
В лицо несется ветер синий,
Целует губы и чело.
И, не бывать бы Украине,
Так и России б не было.
В ясном пути пространства сини
Им улыбаются двоим.
Троим! Ведь корни их едины,
Ввысь с Беларусью вместе им,
Перед Коммуны воротами,
Вросли они тремя стволами,
Обнявшись шумными верхами.
----------------------------------------------
ОТ АВТОРА ПЕРЕВОДА

Чем дольше живешь на свете, тем больше убеждаешься в верности крылатой фразы академика М.Н Покровского: «История - это политика, опрокинутая в прошлое»… В каждый исторический период власть имущие считают своим святым долгом переписать всю историю человечества на свой манер. А писатели и поэты, пишущие произведения на историческую тему, вольно или невольно согласуют свои литературные произведения с действующими в данный период представлениями  о добре и зле, о героизме и злодействе, и, конечно, о конкретных исторических персонах-носителях этих качеств. При этом литературные произведения даже общепризнанных классиков, написанные в разных исторических реальностях, могут поразительно по-разному оценивать конкретных известных персон… После развала СССР в 1991 году, в Украине всё чаще и всё громче стали звучать имена национальных героев, не особенно «популярных» в советское время. Одним из таких героев стал и Иван Мазепа… Пытаясь сформировать для себя «деполитизированное» представление о нем, я вспомнил, что еще в школьные годы читал (без особого энтузиазма) поэму Владимира Сосюры «Мазепа». Разыскав ее в Интернете и прочитав заново, я воспринял ее по-новому и не удержался от соблазна попытаться перевести на русский язык, чтобы познакомить с ней и русскоязычных читателей… За идеальность перевода не ручаюсь, а вот интерес к различной трактовке исторических событий – гарантирую… Впрочем, это – на любителя…Спасибо всем, кто заинтересуется переводом. А желающие почитать оригинал на украинском языке – могут легко отыскать его в Интернете
Ноябрь 2014г                П.Голубков