Баллада о приговорённом

(Знаменитый эпизод из "Заграничной принцессы" Кира Булычева в стихотворной форме и глазами Пашки Гераскина).


Проклятый день! Триумф и пораженье!
Повыбив спесь из своры короля,
Развенчанный Фортуной во мгновенье,
На эшафоте оказался я.

Был рыцарский турнир. И я – горячий
Мальчишка – искушенье пригубил.
Я был овеян славой и удачей.
И победил, хоть не хватало сил.

О, Небеса! Я зависть вашу слышал
В овациях в тот миг, когда клинок
Мой гордого барона обездвижил,
Оставив в раз без чести и порток.

О, как же сладок поцелуй твой, Ника!
И дорог приз из королевских рук…
Глупец! Ведь подлецам к лицу улыбка.
Успех – мой враг. Монарху я не друг.

Его я фаворитов опозорил.
Я осмеял его церковный клир.
И вот я, безымянный юный воин,
Для черни и рабов теперь кумир.

Но я забыл, я упустил из виду,
Как власть сильна, когда умеет льстить.
Я захмелел и гнусную интригу
Не смог, увы, тогда предотвратить.

Недолог бой – гремлю я кандалами,
Спиной прилип к позорному столбу.
А те, что час назад ещё кричали
«Ура!» мне, что же? Молча льют слезу…

Я не виню вас, скорбные созданья,
Запуганные раз и навсегда.
Ваш фатализм любое надруганье
Снесёт. Ведь рабский гнёт для вас – судьба.

А я уйду! Нет страха перед плахой.
Но ненависть, досада и ещё
В груди грусть больно жжётся под рубахой –
О том скорблю, что мне не суждено

Вернуться хоть на краткий миг домой.
Да мать обнять – я думал о ней мало.
И в очи заглянуть девчонке той,
Которая всерьёз не принимала.

Не суждено услышать её смех.
Не суждено свою открыть ей душу…
А вон на колокольне белый стерх.
Как ангел он! Пусть видит – я не трушу!

Со мною рядом нежное дитя
В изодранной и изожженной робе.
Бедняжка, как и я, обречена
Бесчеловечной и жестокой воле

Царящих мразей в рясах и сутанах.
Невежество – их идол и алтарь.
Здесь прав лишь тот, кто с золотом в карманах.
А Совесть отпевает пономарь.

И словно псы на пьяной вакханалье,
Что у своих хозяев клянчат кости,
Здесь кляузники шастают, канальи, –
Стервятники на этом злом погосте.

Чумной язык завистливой соседки
Оклеветал товарку в пух и прах
Мол, в дочь её вселился дьявол редкий –
Она сосёт кровь у коров впотьмах.

И вот малышку тащат к палачу,
Крича: «Колдунью да постигнет кара!»
Я б умер дважды, будь мне по плечу
Её спасти от этого кошмара.

И я скорблю об участи её,
Слезами орошая тёс сосновый.
Я смерти не боюсь – мне всё равно!
Мне жалко эту крошку в миг бедовый.

Но вышли сроки, и мой час настал
Казнённым без суда на Суд явиться.
Я о пощаде их не умолял.
Я улыбался в наглые их лица.

Пускай читают глупый приговор!
А в голове звенит её лишь имя.
Не разлучит нас никакой топор
И никакая во Вселенной сила!
 
Но я упал пред красною колодой,
Промеж лопаток получив удар.
Ох, я бы поквитался с этой мордой!
Со сбродом всем, смотрящим из забрал.
 
Но я один – один не воин в поле…
Секиры блеск и мясника замах.
И белый стерх сорвался с криком боли –
Платочком белым закружил в глазах.

И с трепетом сердечным я внимаю
Ликующему хору голосов,
Смятенью "судей", но не понимаю,
Что происходит: жив я или мёртв.

И вижу, словно сон, как сквозь толпу –
Не может быть! – она бежит ко мне,
Отчаянно крича мне на бегу.
Я был на дне, но снова на коне!

Она! Она о праве заявила
На жизнь мою. И подтвердил палач,
Что смертника от казни откупила
Любовь девичья и сердечный плач.

Тогда очнувшись, я схватил девчушку.
«Нет, ведьмочку я не оставлю им!»
Я мысленно боготворил подружку –
Она в геройстве фору даст иным

Воякам праздным, бравой солдатне,
Холёным рыцарям. Ну, где их пыл?
Погоня вязла по уши в толпе.
А мы в карету – и наш след простыл…

Мы мчались прочь. И небо розовело.
Шум городской давно вдали затих.
Скрипели оси, а в ушах звенело:
«Остановитесь! Это мой жених!»