Пора послушать
и опять удивиться, – как чайка над реями реет!
Вот и лучшая девочка, хоть и красива – седа,
и при встречах уже не волнуется и не краснеет.
А другая с авоськами грузно навстречу идёт,
руку вскину к груди, словно надо поправить мне галстук,
и во взгляде её то мелькнёт отчуждения лёд,
то засветятся искорки света и тут же погаснут.
Постоять у причалов, вдыхая знакомую грусть,
вспомнить притчу библейскую, что-то о дедушке Ное;
этот город с рождения знаю я весь наизусть,
хоть в последнее время теряет он что-то родное.
Исчезают сады, проходные дворы, тупички,
виды видов родных закрывают до неба высотки,
и уже на носу поселились бессменно очки,
и исчезла у сверстников лёгкость былая походки.
А в ноябрьское небо впечатался клин журавлей, –
из последних, молчком; и всю ночь небеса моросили;
это значит, позёмка коснулась российских полей
и рубцовскою грустью повеяло в стих из России.
Улыбнуться сквозь слёзы, мол, дует с востока свежак,
помириться со временем, названным предками – осень;
всё же правы, кто думает: мир наш устроен не так,
как хотелось бы; что ж, с этой правдой поспоришь не очень.
И ходить каждый день с постоянством привычным уже
через город к причалам, – и в дождь моросящий, и в стужу, –
и внимательно слушать, а что же творится в душе,
потому что послушать пора уже вечную душу…
Свидетельство о публикации №114110400111