Андрей Беловский - Дворянский Петербург. Часть 4

Разговор   А.С. Пушкина с фрейлиной Её Величества Государыни Императрицы княжной Голицыной Натальей Степановной, урожденной Апраксиной.

Пушкин.
И я Вас тоже поздравляю!
Став егермейстером двора
Ваш муж возвысился!

Голицына.
- Я знаю!
Мне донесли ещё вчера.
Уж мы, поверьте, - фавориты,
Везде Голицыным почет.
На всех приемах не забыты –
В нас кровь столь древняя течёт,
Что уж не грех и возгордиться!

Пушкин.
Гордыня самый тяжкий грех!
Все в жизни может измениться,
Пройдут и слава,  и успех.
Беда и счастье – все проходит!
О вечном лучше говорить!

Голицына.
Сколь много тем тоску наводит.
В одном лишь духом воспарить
Могу, в искусстве  вдохновенном,
Оно лишь может примирить
Мой пылкий дух, в дерзанье бренном
И я пытаюсь покорить
Свою глубинную природу
Но то, что нравилось вчера
Забыто, пришлому в угоду,
И это лучше, чем хандра.

Пушкин.
О! Да! Среди увеселений
Ваш дом богат.  Ваш век сочтен.
И что один несчастный гений
Был вами страстно увлечен,
Когда Апраксиной вы были.
Вы удосужились забыть.

Голицына.
А вот про это зря спросили,
Не стоит раны бередить.
И делать многого не стоит
Того, что хочется порой!
То стыд, то совесть беспокоит.
Есть страшный шанс – своей игрой
Нарушить пьесы ход привычный
И сразу критики тебя
За твой поступок необычный
Освищут, мигом разлюбя.
Скажу о вас, по ходу пьесы,
Тогда вы были молодыми.
Гусары – пылкие повесы -
Вас окружали и таким
Пренебреженьем наделили
К иным условиям мирским,
Что вы, меня, бывало, злили!
Хотя и нравились такими.
Увы! Проходит увлеченность!
Проходит выгодный совет.
И та, давнишняя влюбленность
Она прошла. Ее уж нет!
Прошу, смирите дух бунтарский
Примите жизнь, такой как есть!
Коль не для вас мундир гусарский,
То быть поэтом – тоже честь.

Пушкин.
Уж вижу сам. Какая малость,
И этот странный разговор,
И жизни вечная усталость,
И все, что было до сих пор
Моей душе привычно, свято…
Чему я лиру посвящал…

Голицина.
Все завершается когда-то,
У всех трагедий есть финал!

Пушкин.
Финал трагедии бесславный.

Голицина.
Не понимаю почему?

Пушкин.
Конечно, ум ваш своенравный
Покорен богу одному.
Душа же гения сгорала!
Я не надежен был тогда.
Вы повстречали генерала.
Так, происходит иногда.
Потом, наверное, советы
Ваш ум к решенью привели.
Что надежны все поэты.
Они как в бурю корабли!
Потом.…  А впрочем, все пропало!

Голицина.
Не стоит так переживать
Уж лучше жизнь начать с начала
Чем воздыхать и ревновать.
Вы не печальтесь, вам как другу
Могу я все – таки помочь.

Пушкин.
 Какую собственно услугу
От вас приму. И превозмочь
Свою печаль, каким лекарством
Смогу мгновенно исцелить?

Голицина.
 Не вероломством. Не коварством.
А новым шансом полюбить.
Хочу Наталье Гончаровой
Я вас представить на балу.
Ловите шанс для жизни новой!
И воздадите мне хвалу!
Потом, в последствие не сразу.

Пушкин.
Что ж, я приду на этот бал!
Приду по вашему приказу.

Голицина.
Запомни, ты пообещал!



Разговор поэта В.А. Жуковского с Великой Княжной Еленой Павловной Романовой, урожденной Фредерикой – Шарлоттой – Марией принцессой Вюртембергской.

Романова.
Увы, мой друг! Мы так устали!
Поэта пылкого мирить.
И средств немало испытали.

Жуковский.
Попытки нужно повторить.
Ведь ситуация опасна.
Как часто гения судьба
Толкает к риску?

Романова:
- Ежечасно.
Увы, придворная борьба,
Доносы, казни и интриги
Ввергают в юдоль гордый дух!
Удел страдать, и только книги.
Его друзья. А мысли вслух
Не многим высказывать он может.

Жуковский.
О! Я могу его понять!

Романова.
И царь не даст! И Бог поможет!
А сей скандал наш долг унять.

Жуковский.
О! Да! Конечно, мы старались!
Но все, опять, зашло в тупик.

Романова.
А может, в чем-то просчитались?

Жуковский.
Конфликт у гения возник
Не только с Геккернами, точно,
Могу уверенно сказать:
Что зависть, подлость, низость – срочно
Хотят развязку навязать.

Романова.
Дуэль! Уж все идет к дуэли.
Хотят поэта погубить.

Жуковский. 
Но всех «рабов ужасной цели»
Потомки смогут осудить.

Романова.
А вдруг их замысел страшнее?
Свалить все это на Царя!

Жуковский.
О нет! Что может быть грязнее!
Коль так и делают, то зря.
Наш государь имел возможность.
Представить Пушкина к суду.
Уж за его неосторожность.
Но, все, что было в том году
Ужасным, как то миновало!

Романова.
Я помню этот разговор.
И я весьма переживала.
И не понятно до сих пор
Как, то ужасное признанье
Великих бед не принесло?
Но все прошло, и пониманье
Той ситуации пришло.
Он ради будущей Державы
Поэта пылкого простил.

Жуковский.
Жест милосердия – вы правы!
Когда я Пушкина спросил:
«И Я бы мог…» - что это значит?
Поэт казненных рисовал.
Ответ вас точно озадачит.
«И ты бы мог…» - так Царь сказал.

Романова.
Но не посмел прибегнуть к казни.

Жуковский.
Монарх решенье принимал

Романова.
Царь не казнил, не из боязни.
Он долг поэтов понимал.

Жуковский.
И он сказал: своей строкою
Он Русь прославит на Века!
А Я поэта успокою
Моя политика тонка.
Я подтолкну его к служенью.
Строкой Отечеству служить.
Народ! К его преображенью
Он должен руку приложить!
Пройдут века и люди скажут:
Вот Пушкин, кто его щадил?
Цари! И имя наше свяжут
С поэтом. Кто учередил
Лицей – «искусства храм священный»?
Монарх. А, кто уже потом
Не стал за отзыв дерзновенный
Поэту «гибельным судом»?

Романова.
Конечно Царь! Мы понимаем.
Не каждый может воспитать
Плеяду гениев и знаем
Об этом можно лишь мечтать.
Мечты сбываются, но все же
Какой бы шаг еще принять?

Жуковский.
Мадам Загряжскую похоже
Придется к делу привлекать.
Романова.
Ну, так милейший, привлеките.
Представьте: мы его спасем!
Жуковский.
Уж постараюсь, не взыщите.
Тружусь, тружусь. А что потом?

Романова. 
Потомков вечное признанье!
Плоды свершенных добрых дел.
И славных мыслей достоянье.

Жуковский.
И Мир! И благости предел!



Разговор писателя Николая Василевича Гоголя с М.Ю. Лермонтовым.


Гоголь.
Пусть говорят - на комплименты
Скупа история порой.
И появляется герой,
Способный выразить эпоху
Одной крылатою строкой.

Лермонтов.
Хоть наша жизнь подобна вздоху,
Что дарит радость и покой,
Что избавляет от смятенья?
И что с бессмертными роднит?
Что дарит радость вдохновенья?
Что привлекает как магнит?

Гоголь.
Я вам отвечу: гениальность!
Был Пушкин музой вознесен!
И уж простите за банальность,
Кто стал бессмертен, как ни он?

Лермонтов.
О! Да! Бессмертен  мир поэта!
За слово истины благой.

Гоголь.
Ну что ж, коль истина воспета,
То дар, и вправду, дорогой!

Лермонтов.
Не ты ли к истине стремился?

Гоголь.
Я ничего не искажал.
Писал – и мир преобразился!

Лермонтов.
И славу многую стяжал!
А впрочем, все не ради славы!

Гоголь.
Я по-другому и не мог!
Бессмертна истина! Вы правы!
Но как узнать, что хочет Бог?

Лермонтов.
Мой Бог! Наверное, он хочет
Весь этот мир преобразить.
И вдохновляет и хлопочет,
Не истреблять и не разить,
Не сокрушать ниспровергая,
А, вдохновляя, возвышать.
Пороки наши исправляя!
Что может Богу помешать?

Гоголь.
Мой друг ничто! Ничто на свете!
Об этом выдает любой!
И мы за многое в ответе!
Ведь мы же классики с тобой!

Лермонтов.
О! Да! Стать классиком при жизни
Завидный жребий! Но порой
Народ черствеет в укоризне.
И даже гений и герой
Освистан может быть толпою.
Барклая вспомни, например.

Гоголь.
Бывает всякое, не скрою!
И зависть, выше всяких мер,
Иных захлестует ужасно!

Лермонтов.
Барклая Пушкин защищал,
Хотя грозил ему напрасно
Другой «великий генерал».

Гоголь.
Нашла опала и другого.

Лермонтов.
Чего же было ожидать?
Хотя, как пошло, право – слово.
Тюрьму «кутузкою» назвать?

Гоголь.
Все это наше поколенье.
Хотя Кутузов не забыт!
И за свое освобожденье
Его народ не мало чтит!

Лермонтов.
На нас легло всего не мало!
Остались в памяти у нас!
Друг Пушкин – гений мадригала
И Одинцов и «Арзамас».
И «декабристов» бунт печальный,
И Бенкендорфа торжество.

Гоголь.
Ах, Пушкин – гений изначальный!
Уж, как мне скучно без него!
Теснятся в ум воспоминанья.
Во снах приходит как живой!
В каких пределах мирозданья
Он пребывает? Боже мой!

Лермонтов.
В высокой мысли пребывает.
В пиитов праведных трудах.

Гоголь.
Высокий дух не умирает.
Живя в «небесных городах»!
Так дай нам Бог в своих твореньях
Обитель правды отыскать!

Лермонтов.
И быть досужим в устремленьях!
И все нападки отражать!






Разговор князя Гагарина и князя Долгорукого с коллежским регистратором Хрущевым и графом А.Х. Бенкендорфом.

Бенкендорф.
Имею честь для объяснений.
И уточнений приглашать
Любых владетелей имений,
Кого угодно вопрошать.
Коль государь повелевает,
Я услужить всегда готов.
Скандал огромный назревает
Международный – смысл таков:
Граф Пушкин пылкий от натуры
Барона Геккерна призвать-----------------------------------------------
Решил к барьеру. Пуля – дура!
Но многим здесь не сдобровать--------------------------------
Коль дело гробом завершится.
Смерть иностранного посла,
Иль смерть поэта отразится
Большим ущербом. И дела
Мне заводить, увы, придется
Хоть, я того и не хочу!

Гагарин.
А может миром обойдется?

Бенкендорф.
Навряд ли. Может быть врачу
Спасти иного удается.

Долгорукий.
Тогда, достоин врач похвал!

Бенкендорф.
Но, только если не минется,
Я вспомню всех, кто подстрекал!

Гагарин.
Причем же мы? Не понимаю!

Бенкендорф.
Хрущев – прошу вас зачитать!

Хрущев.
Покорно графу сообщаю:
Князь Долгорукий подстрекать
Поэта Пушкина к дуэли
Надумал, желчию горя,
А князь Гагарин вторил цели,
Слуга покорнейший Царя.

Долгорукий.
За что? Про что? Такие слуги
Меня решили обвинить?
Забыв про все мои заслуги
Уж вы извольте объяснить.

Хрущев.
Осведомитель сей надежен,
Слуга покорнейший Царя.
В своих оценках осторожен,
А если пишет – то не зря!

Бенкендорф.
Уж, я агентам доверяю
И вас могу предостеречь.
Что, к службе сам не допускаю
Способных долгом пренебречь.
А, коль агенты сообщили,
То привлеку и «не спущу».
Виновных, кто б они не были,
Без покаянья не прощу.
И только Царь меня способен
В служебном рвеньи обуздать.
И суд мой молнии подобен!
И лучше вам не попадать.
С такой виной к жандармам в руки.

Гагарин.
Просить покорнейше прошу,
Что согрешили мы от скуки
Я объясненье напишу.

Долгорукий.
И я, во всем, что было каюсь,
Последствий всех не представлял.
И удручен и сокрушаюсь.
Зачем я только позволял
Себя втянуть в такое дело?
Прошу, о граф, меня простить!

Гагарин.
Коль время каяться не смело,
Не буду более шутить!

Долгорукий.
О граф! Хоть мы и виноваты,
Прошу учесть наш древний род.
«И не разжаловать в солдаты».

Гагарин.
Пусть нас Господь убережет!
И милость Царскую явите:
В Сибирь не надо нас ссылать.

Бенкендорф.
И впрямь раскаялись, смотрите!
А впрочем, все не мне решать.
На Государево решенье
Теперь вам стоит уповать.
Казнить за ваше прегрешенье,
Иль отпущенье даровать.
Давно дано Царю и Богу!

Гагарин.
Будь Боже милостивый к нам!

Долгорукий.
Отринем грешную дорогу!

Гагарин.
Молится будем по утрам!
Коль гнев, нас Царский не коснется
Перекрещусь! Потомок мой
Живым на небо вознесется!
Сон вещий видел я такой!

Долгорукий.
Ну, ты хватил уже Гагарин!
Чтоб твой потомок как Енох
Взлетел на небо? Благодарен
Семье Еноха был сам Бог!

Бенкендорф.
Сколь размечтался право слово!

Гагарин.
Мечты способны окрылять!

Бенкендорф.
Еще скажи, что внук Хрущева
Россией станет управлять!

Хрущев.
Хоть я на то и не надеюсь,
Но все в Божественных руках!
Уж после поста разговеюсь.------------------------------------------

Бенкендорф.
И что напишем в двух строках?

Хрущев.
Князья раскаянью предались,
Прощенья Царского прося.

Бенкендорф.
Уж мы помочь вам попытались,
Хотя история не вся
Завершена, как нам хотелось.
Но, меры приняты, а там:
Иль чья-то песня не допелась,
Иль чья-то служба к покровам
Трагично может завершиться.
Но все под Божьею рукой!

Гагарин.
И дай нам Бог не оступиться,
Ни помышленьем, ни строкой!



Разговор Льва Толстого с графом Бобринским.

Бобринский.
Мне очень жаль, что так случилось

Толстой.
Вам жаль! А я все это ждал.

Бобринский.
Мне жаль, что церковь ополчилась
На ваш духовный идеал.
Чтоб отлучили Льва Толстого
От церкви! Кто же настоял?

Толстой.
Осталось тайной право-слово.
Не каждый истину объял!
За рамки догмы вылезая
Мы ждем удара по рукам.
Но, только небо разверзая
Внимает Бог! Судить не нам.
Зачем он мудрому открылся?
За что кого-то окрылил?
К чему иной на свет явился?
И кто на тайну свет пролил?

Бобринский.
Мне, в общем, многое понятно.
Обычай гениев судить
И истолковать превратно,
Уж я бы ратовал сменить
На отношение другое.
Вот, я про Индию читал,
Там уважение большое
Ждет мудреца. На пьедестал,
Еще при жизни есть надежда.
И сколько почестей иных,
А здесь, у нас порой, невежда
Поносит классиков своих.

Толстой.
Мне жаль, но я не обижаюсь,
Уж такова моя судьба!

Бобринский.
А я уж боле не брыкаюсь.
К чему с инертностью борьба?
И «декабристов» вспоминаю.
К суду «их дело» привело.
Ушли в Сибирь. А я гуляю,
Вернувшись в Царское село.
Хоть чуть в их дело не втянулся,
Как Пушкин, малость опоздал.
А после жутко встрепенулся,
Узрев восстания финал.
Я там не был. И не жалею.

Толстой.
Насилья крови избежать
Благое дело. Не посмею
Еще кого-то убивать.
Пришел я к этому не сразу.
Однажды, зайца я травил,
Хотел убить, но только фразу
«Ату его» не завершил.
Лошадка видимо споткнулась,
Но, все свою сыграло роль.
Потом не сразу мне икнулось,
Когда постиг чужую боль.
А ведь и зайцам тоже больно!
Потом узнал от лекарей.
И я решил: лить кровь довольно,
И изменяться стал скорей.
И тут мне многое открылось:
К чему пришел – на том стою.
И ничего не изменилось,
Когда на голову мою
Свалилось это отлученье.
От Бога можно отлучить?
Имеет все свое значенье!
Не мне вас этому учить!

Бобринский.
Но, жаль мне право же порою:
Уж лучше б гениев беречь.
Жалел я Пушкина, не скрою.
Жалел, но смог ли уберечь?
Мой тихий дом, как это странно?
Его и Геккерна вмещал. ------------------------------------------
А то что после…

Толстой.
- Не гуманно,
Я не люблю такой финал.
Бобринский.
Вот это да! Но вы же сами
Свою Каренину – вот так!

Толстой.
Уж в жизни все бывает с нами.
Как откровение, как знак
Сюжеты многие приходят,
Сейчас бы так не написал,
Порой эмоции подводят.

Бобринский.
И где тот Бог, что всех спасал?

Толстой.
Он в сердце! Вы уж не взыщите!
Но, мудрено его постичь!

Бобринский.
А я хочу!

Бобринский.
- Ну так ищите!
Свой путь! Свой долг!
Свой взгляд! Свой спич!



Разговор начальника штаба отдельного Ориенбургского корпуса генерал – майора Фантон де Верайона с командиром корпуса генералом Перовским.

Перовский.
Прошу вас сударь, заходите.
Спешу услышать ваш доклад.

Фантон де Верайон.
Да не доклад. Уж не взыщите.
А просьба. Я уж, был бы рад.
Когда б вы мне не отказали.

Перовский.
Ну что ж вы так издалека?
Стеснятся нечего! Едва ли
За просьбу вам «намнут бока».
Да не серчай – шутить изволю!

Фантон де Верайон.
Меня просил майор Усков,
Коль я ему того позволю.

Перовский.
Да ладно. Без обиняков.

Фантон де Верайон.
Там у него Шевченко служит.
Уж  как он может рисковать!
Коль снисхождение заслужит.
Могу ль на милость уповать?
Что Вы Шевченко разрешите
Для церкви образ написать?

Перовский.
Нет, не могу! Уж вы взыщите!
А то потом себя спасать.
От гнева Царского придется.
А могут и не пожалеть.

Фантон де Верайон.
Куда уж? Вдруг и обойдется?

Перовский.
О, нет! Не стану я наглеть.
Сам посмотри на предписанье!
Зачем с жандармами шутить?

Фантон де Верайон.
Мой Бог! Какое испытанье!
Такой талант в себе смирить!
Не рисковать. Куда уж боле?
А как же пылкая душа?
Она как птица не на воле!

Перовский.
А ты подумай не спеша:
Зачем мне старому опала?
Ведь я же многого достиг.
Не начинать же все с начала?

Фантон де Верайон.
Вы колебались только миг!
Мне жалко бедного поэта.
Ему творить запрещено.

Перовский.
Понять суровый смысл запрета
Уж, мне и, правда, мудрено.
Хотя полиции виднее.
Того, прости, мне не дано!

Фантон де Верайон.
Страх милосердия сильнее.
Спасенье есть! Но где оно?

Перовский.
Да не тужи уж ты напрасно.
Что, зря опального жалеть?
И лишь начальству только ясно.
Что лучше пряник или плеть?

Фантон де Верайон.
Но даже Пушкин был в опале.

Перовский.
Когда не лестное писал.
Жандармы ревностно читали,
И было глупо ждать похвал.

Фантон де Верайон.
Но после…?

Перовский.
-Пушкин изменился.
Стал осторожнее писать.
И Царь однажды прослезился.
И Бенкендорф его спасать
От гнева Царского бросался.
А, впрочем, жаль, что он погиб!
Хоть говорили – «исписался».

Фантон де Верайон.
Не говорить того могли б!
Увы, все гении ранимы!

Перовский.
Но нет приказа их жалеть,
А дураки непобедимы!

Фантон де Верайон.
Ну, это как на все смотреть.

Перовский.
По предписанию смотрите.

Фантон де Верайон.
Уж, я бы счастье предписал.
Еще зайду.

Перовский.
Уж не взыщите.

Фантон де Верайон.
Не всех я спас, кого желал!



Разговор будущего писателя И.С.Тургенева
с профессором Плетневым.

Плетнев.
Что я скажу? Весьма похвально!
Литературная стезя –
Для тех, кто пишет гениально!
Но это труд. Никак нельзя
Без героических усилий
Взойти победно на Парнас!
Что прав Платон и прав Вергилий!
Что много тем, еще до нас
Любимцы музы восхвалили.
Но, вам советую писать.

Тургенев.
Меня, вы право вдохновили.
Чей долг заблудшего спасать?

Плетнев.
Уж я то думаю, что Бога!

Тургенев.
А вы профессор? Как же так?
Меня судили, но не строго!
И что мне делать дали знак!

Плетнев.
Преувеличили вы право!
Но, кто-то должен вдохновлять.
Литература не забава!
Плоды учения принять.
Уж верно, многие стремились.
Тут от чего бы не помочь?
Мой друг, уж вы собой гордились.
Когда б сумели превозмочь.

Тургенев.
Но, что? Профессор, вы скажите!

Плетнев.
Самодовольствие и лень.
Лихой азарт. Уж не взыщите.
К перу тянитесь каждый день,
И день признания настанет!

Тургенев.
Неужто, в том сомнений нет?
А может мне знакомым станет
Ваш друг известнейший поэт?

Плетнев.
Скажите, вы б того хотели?

Тургенев.
Еще бы! Как тут не мечтать?

Плетнев.
Вопрос решимый – в самом деле.
Я вас сумею показать
Ему, пожалуй, после бала.

Тургенев.
Он любит пышные балы?

Плетнев.
Да! В бурной юности немало
Он танцевал. Но от хулы
И сплетен, начал сторонится.
И стал их реже посещать.
Спешат монарху поклонится!
А он, все время избегать
Стал этих бурных проявлений
И светских дел и плутовства.

Тургенев.
Двор не взлюбил великий гений?

Плетнев.
Растраты разные, сперва,
Его наверно доконали.
Хотел в отставку он подать.
Но мы с Жуковским настояли
И попросили обождать.

Тургенев.
Чудна стезя литературы,
Я с ним увидеться хочу.
С великим гением культуры.
Быть может, я ему вручу
Свою заветную тетрадку.

Плетнев.
Дерзай! Он многих вдохновил,
Но все планируй по порядку!
Уж, коль Господь установил.
Тебе талант. Усердствуй с Богом!

Тургенев.
Дай Бог мне истину постичь!

Плетнев.
Пиши, работая над слогом,
Смирдин купоны будет стричь!