Андрей Беловский - Дворянский Петербург. Часть 3

Разговор поэта В.А. Жуковского с  А.С. Пушкиным.

Жуковский.
А я свершил благое дело!
И вдохновение пришло.
И Муза чудный ритм напела.
Уж мне писать не тяжело!

Пушкин.
О чем  же? Снова переводы?

Жуковский.
О! Да! Опять переводил.
На том стою все эти годы.
Коль дан талант, сам Бог судил:
Все то, что мудростью богато
К родной культуре приучить!
Ее возвышенной когда-то
Чудесной притчей, сообщить
Тебе могу, Махабхараты
Коснулся я своим пером!

Пушкин.
Великий труд. Свои пенаты,
Заморской мудростью, добром,
Индийской притчей украшаем
Великий эпос тех времен.
Былых героев воскрешаем
Среди походов, битв, знамен!
И вновь несутся колесницы
В бою не ведая преград
И поучениям Возницы
Отважный рыцарь будет рад!
Где слово истины приемля,
Воспрявший к битве вострубит,
И, поученьям друга внемля,
Помчится в бой, где враг разбит,
Хотя ценой и дорогою,
Где всех героев имена,
Где слово истины открою,
Златые были времена!

Жуковский.
О! Да! Конечно же, златые,
Смогли б мы так иль не смогли?

Пушкин.
И век другой! И мы другие.
И на другом конце Земли
Простерлась Индия – Бхарата!
Весьма чудесная страна!

Жуковский.
Народ там в Бога верит свято,
Уж там религия сильна.
Одно в их жизни удручает,
Тяжелый гнет от англичан.

Пушкин.
Да! Королева угнетает
Немало самых разных стран,
И, все же, так я полагаю,
Не вечно иго англичан.
Уж их изгнанья, я то знаю
У Бога есть секретный план!

Жуковский.
Мой друг! Политику оставим
Иль для вельмож, иль на потом,
И древних гениев прославим
И осознаньем и стихом!

Пушкин.
Тебя ли муза окрыляла?
Тобой ли писан этот стих?

Жуковский.
Почтим историю про «Нала
И Дамаянти» в этот миг!

Пушкин.
Весьма история чудесна,
Изящный стиль. Легко читать.
Вы переводите прелестно,
И мне блаженство испытать
От чтенья, дар весьма похвальный,
Коль мудрость книжную любя,
А переводчик гениальный!
И жажду чтеньем утолю,
Благую жажду просвещенья.
Стать мудрым, дабы воспарить
За эти чудные мгновенья
Чем вас могу благодарить?

Жуковский.
Ну, что же. Сам же напросился:
Дела греховные отринь,
Да так, чтоб я тобой гордился.
Стань в жизни праведным! Аминь!

Пушкин.
Что за язык меня тянуло?
А ты Жуковский, брат, хитер!
Да, где тот вихрь, чтоб грех как сдуло?

Жуковский.
На эпиграмму, до сих пор,
Твоя судьба была похожа,
А ей поэмой надо стать,
И тем поэта славу множа,
Благим примером заблистать!

Пушкин.
Благой пример.  Уж сразу трудно
Исправить каждый мой изъян.
Примерный Пушкин – даже чудно!
Ведь говорят – я часто пьян,
И вольнодумец преупрямый,
Опальных многих лучший друг.
Что флиртовать с красивой дамой
Могу, про все забыв вокруг!
Что иногда теряю меру,
Что вспыльчив. Сотни эпиграмм
И сотни вызовов к барьеру.
Что отсыпаюсь по утрам,
А в ночь – вино и стол игорный
И праздной жизни кутерьма.
Что нрав являю непокорный
Совсем как в «Горе от ума»!
Уж ты читал его, надеюсь?

Жуковский.
Да уж, не спрашивай, читал!

Пушкин.
А я, то чтением развеюсь,
То раскраснеюсь от похвал.
Ведь ты-то помнишь, как бывало?
И сколько почестей мирских
На нашу долю перепало
И от чужих и от своих!
Уж Грибоедова со мною
Ты познакомь! Силен поэт! 
 
Жуковский.
Да что ты, Пушкин! Бог с тобою!
Его в России боле нет.
Послом российским в Тегеране
Он отправляется служить.

Пушкин.
Коль так, тогда его охране
Я пожелал бы долго жить!

Жуковский.
Неужто ж, вы его забыли?

Пушкин.
Шутник, повеса молодой,
С которым мы порой шалили,
Знаком был некогда со мной!
Но не мудрец, себя познавший,
Не гений, видящий сквозь мглу,
Не светоч, дивно воссиявший,
И честь снискавший и хулу.
В Иране ж  чувствую – опасно!

Жуковский.
Уж верно -  козни англичан?
Ты рассуди, что не напрасно,
Ему конвой отборный дан! 

Пушкин.
Поверь, казаки дело знают,
В бою - большие удальцы!
И на невзгоды не пеняют,
Не отступаю – храбрецы!
Когда, почтив хребты Кавказа,
И я на водах отдыхал.
Места, приятные для глаза,
Не раз, не два пересекал!
Казаки часто попадались,
Уж я любитель расспросить,
Иные в памяти остались.
Однажды, даже пригласить
Меня на ужин к ним решились.
Из перепелки варят суп,
А уток жарить приловчились.
Народ сей, храбр,  да и не скуп!
Как вспомню бедного казака,
Что у черкесов был в плену!

Жуковский.
Читал я «пленника», однако,
Перечитать не примену!

Пушкин.
А все же есть одна тревога:
Опасность чувствую, видать
Для Грибоедова дорога
Последней, может, эта стать!
Предупредить его бы надо!

Жуковский.
Я Несельроде напишу!
Иран не Питер.  Вся бравада
Там ни к чему.  И поспешу
Свое послать предупрежденье.
Посол – талантливый поэт.
Дай Бог поэтам вдохновенье
И разрешенье от тенет.

Пушкин.
Небесных лир благие звуки!
Молитвы  молящих за нас!

Жуковский.
И Божий храм, и храм науки!

Пушкин.
И честь, и славу, и Парнас!


Разговор поэта Владимира Федосеевича Раевского
с майором Липранди.


Раевский.
Мой друг, сколь радостная встреча!
В любом узилище, всегда,
Найдется место теплой речи
И утешеньям, иногда.

Липранди.
О, да! Сочувствие примите!
Вы узник? Кто бы мог сказать?
Вас обвинят, уж не взыщите,
Но в чем? Возможно ль доказать?

Раевский.
Уж право слово, невозможно!
У них улик серьёзных нет,
А что сыскали – все ничтожно,
Хоть обойди весь «белый свет»,
Чрез пять аршинов вопрошая
Того, кто мог бы доказать
Мою вину. Она большая!
Стремился многих просвещать,
Давал всем ищущим советы,
Крупицы знания неся,
И соблюдал свои обеты.
Был честным – вот вина и вся!
 
Липранди.
Быть честным – высший долг дворянский.
И я быть честным присягал
Во всем! Но хлеб ли арестанский
За то награда! Я не знал
Что, до сих пор, за просвещенье
Кому-то каторгу дают.
И за какие прегрешенья,
И почему не узнают,
Иной вины не осознавших.
О, Боже! Что тому виной?
Что честных, чистых, пострадавших
Берут в оковы – мир большой!
И только истина – лекарство,
А справедливость – Божий суд!
Увы! И это наше царство.
Но, всем неправым воздадут
Когда ни будь. Уж я не знаю,
Чего вам ждать и от кого?

Раевский.
Но Богу жизнь свою вверяю
И жду спасенья от него!
Мне силы даст лишь вера в Бога!
Лишь он меня всегда готов
Спасти, и, все ж таки тревога
Коснулась сердца – мир суров!

Липранди.
Суров, но я не зарекаюсь,
Сил человеческих цена
Невелика. И не раскаюсь,
Предавшись Господу сполна!

Раевский.
Мой друг, минуточку вниманья,
Хоть вам придется рисковать,
Вы не могли б моё посланье
Поэту Пушкину отдать?

Липранди.
Предавайте! Отчего же
Мне вам в услуге отказать?
Хоть и рискованно, а все же,
Исполню. Кто бы мог сказать,
Что слово чести дворянина
Не выше мелочных идей?
А перед Богом – все едино,
И я всего лишь лицедей!
В театре жизни многогранной,
На сцене Драмы перемен,
Да кто я в пьесе этой странной,
И что положено взамен?
Уж эти вечные вопросы,
Кто их придумал и когда?

Раевский.
Я знаю кто – Великороссы!
У них счастливая звезда!
К своей немыслимой  удаче
Они сквозь тернии прийдут,
И встанут новые задачи,
И путь к спасению найдут
Они. А знаете, однако,
Что Пушкин с гением своим
Не будет знать забвенья мрака!

Липранди.
И нас припомнят иже с ним!


Разговор писателя Николая Василевича Гоголя с графом Александром Потоцким.


Потоцкий.
Душа грустила! Очень кстати,
Что вы, мой друг, ко мне зашли,
А то весь день средь высшей знати,
Среди посланцев всей земли,
Среди вельмож и дипломатов,
И подхалимов всех мастей
Тружусь, ученый сын магнатов,
И жду  талантливых гостей.
                               
Гоголь.
А что, мерило несть талант?
Я так на это погляжу-
Считают Пушкина за франта,
Но, ни за то я с ним  сижу
Уж, раз иной, до полуночи!
И этот чудный разговор,
Бальзам душе! И видят очи
Творца.  В опале до сих пор,
Мой друг, поэт по воле царской!
А Воронцов, поди, в чести!
Хоть он крови и не боярской,
Ему открыты все пути.

Потоцкий.
И двери многие открыты.
Он прелюбезнейший слуга.
И дипломат, когда разбиты
Полки гвардейские врага.
И неприятель отступает,
Герои сильно не нужны!
А льстец порой опережает
Иных фельдмаршалов страны,
И вновь Кутузову опала!

Гоголь.
Чай что-то лишнее сказал.
Таков наш Царь! Пиши, пропало,
Коль на оплошность указал
Тому, кто мнит непогрешимым
Себя на жизненном пути,
И всеми искренне любимым,
Непобедимым.  Не в чести
Любой, кто в этом усомнится,
Каких бы ни был он заслуг,
Карьера может завершиться.

Потоцкий.
Все это правильно, мой друг!
Но если честно, между нами,
Не всем могу того сказать,
Агентов тьма меж болтунами,
А кто-то может написать
И донесенье Бенкендорфу.
Граф очень многих обязал.
Вот, например, барону Корфу
Уж я б о тайном не сказал!

Гоголь.
И я ему бы не доверил
Всех тайных мыслей глубину!

Потоцкий.
Тот век, который Бог отмерил,
Уж сокращать не примену.

Гоголь.
Дороже золота  - молчанье.
Раевский тайну сохранил,
И, несмотря на все страданья,
Жандармам планов не открыл
Своих друзей.  И их спасая,
Оковы тяжкие прияв,
Он, приговора ожидая,
Был стоек, столько отстрадав.

Потоцкий.
Уж я читал его посланье.

Гоголь.
Его вам Пушкин показал?

Потоцкий.
Ну да! Серьёзное влиянье
Поэт на многих оказал!

Гоголь.
И эти многие далече!
Средь руд сибирских, в полутьме.
Граф Пушкин думает о встрече
С одним министром, на уме
Судьбы осужденных смягченье,
И милость доброго Царя,
И сто чудес, и провиденье.
Он так надеется.

Потоцкий.
- А зря!
Уж мне известны разговоры
Власть предержащих, их рука
Сжимает плеть, и даже шпоры
Коню врезаются в бока.
Уж милосердия к восставшим
Они не смогут испытать,
И многим, тяготы познавшим,
Об этом можно лишь мечтать!

Гоголь.
Граф Пушкин – признанный мечтатель!

Потоцкий.
О! Да! Народ его признал!
Мой друг, когда-нибудь ваятель,
Ваяя бюст и пьедестал,
Да нанесет на мрамор чёрный,
В тот исторический момент,
Стих – «монумент нерукотворный».

Гоголь.
На рукотворный монумент!




Разговор графа Витта с коллежским секретарем Бошняком.


Витт.
О вожделенный час доклада!
Из первых уст хочу узнать
Про ход сих дел.  И все мне надо!
Уж смог ли в угол, ты загнать
Тех бунтарей «сенатских» друга?

Бошняк.
Признаюсь честно, что не смог!

Витт.
И что тому, мороз иль вьюга,
Что помешало? Может Бог?

Бошняк.
Наверно бог! И по другому
Все это вряд ли объясню.
Быть может «глас подобный грому»
Его и спас.  А я храню
На сердце это предписанье.

Витт.
И чем вам дорого оно?

Бошняк.
Люблю поэзию. Признанье
Мое, не так уж мудрено.

Витт.
Уж я не знал про слабость эту!

Бошняк.
Простите! Я вам не сказал,
Что к гениальному поэту
Большую жалость испытал!
Он гений, признанный народом!
А я, возможно, что палач!
Событий столько с этим годом
Пришло: удач и неудач!
Помилуй боже – я взмолился!
Кляня ужасный жребий мой!
И кладезь мудрости открылся,
Прельщая истиной самой!
И вдруг увидел я виденье -
Стоит безропотный Пилат
И слышит глас ожесточенья:
Распни его.  Он виноват!
Невиноват! – мой крик сорвался
Спросил фельдъегерь: «Что со мной»?
Да так! И вдруг засомневался.
И вновь прорвался мир иной:
И пред Пилатом, безгреховен
Предстал Мессия.  «Так и быть!» -
Сказал Пилат -  «Он невиновен!
Я не могу его судить!»
И я не стану торопиться!
Пришло решение ко мне.
И сам решил я убедиться
В его предписанной вине.

Витт.
И что  же, новые наветы?

Бошняк.
Не стану вас разуверять!

Витт.
Не вольнодумцы ль все поэты?

Бошняк.
Ну, это сударь – как сказать!
Но, только Пушкин тих как рыба!
И к мятежу не призывал!

Витт.
За службу верную спасибо!
Меня, признаться, взволновал
Донос, повлекший неприятность.
Врагов у гения не счесть.
Судьбы  ль досадная превратность
Иль, чья  то призрачная месть?
Угрозу Пушкину таили.
Но все исчезло без следа!

Бошняк.
Мы, просто бдительными были!

Витт.
Дай Бог, что б  было так всегда!



Разговор поручика М.Ю. Лермонтова с генералом Галафеевым.


Галафеев.
За храбрость, доблестный поручик,
Я вас к награде представлял!
Вы рисковали как лазутчик.
Не знаю, кто распределял
Кресты из чистого металла
И боевые ордена.
Но вас награда миновала!
Уж, что поделаешь – война!

Лермонтов.
Что ж, в этом я не сомневался.
Не за награды воевал.
Но, в ратном деле подвязался,
Чем долг дворянский исполнял
Народу верного служенья.
Меня вам не в чем упрекнуть!

Галафеев.
В бою черкесам пораженье
Мы нанесли, упомянуть.
Хочу, что в этой страшной драке
Не осрамили честь Царя!
Сражались доблестно казаки
И офицеры, говоря
Уже по правде, отступают
Черкесы вглубь Кавказских гор!
Хотя и кровью орошают
Уступы скал, они с тех пор,
Как к нам Ермолова сослали,
Его измерили талант,
Да и удержатся едва ли!

Лермонтов.
И генеральский аксельбант
Всех горцев издали пугает –
Куда им, скоро, отступать?

Галафеев.
Судьбу не мы, но Бог свершает,
Но мы способны выступать
В ролях значительных и малых.

Лермонтов.
Но выбор пьесы весь за ним,
И что для воинов усталых
Сраженья блеск, огонь и дым?

Галафеев.
Ни что иное, как работа,
Хотя и ночию и днем.

Лермонтов.
Была у Господа суббота!
И мы когда-то отдохнем.

Галафеев.
Быть может, кончится опала,
Иль Царь на милость гнев сменит!
Простит и вас и генерала,
И в лейбгвардейцы возвратит!
И вы тогда, по воле царской,
Как образцовый офицер,
Мундир оденете гусарский!
А вдруг! Ведь Царь не лицемер!

Лермонтов.
Пусть даже так! Но есть у трона
И Бенкендорф и Воронцов.
Для них я – «белая ворона»,
И есть Кавказ, в конце концов!

Галафеев.
Хотя, Сибирь ещё похуже.
Ты Одоевского спроси.
А мир не шире и не уже,
Тобой пройденного пути!

Лермонтов.
Мой путь когда то завершится!

Галафеев.
Ты будешь жить в своих стихах!
А зло, представь, что только снится,
И не гоняйся,  впопыхах,
За броским призраком мирского.
О Вечном думай каждый день!

Лермонтов.
Уж каждый день. Даю вам слово.
Не стоит мыслей дребедень.
Лишь честь внимания достойна,
Лишь долг я выполню сполна!

Галафеев.
Так дай вам Бог прожить спокойно

Лермонтов.
И это в наши времена?

Галафеев.
А времена не слуги ль Бога?
Во имя Господа они
То вознесут, то судят строго!

Лермонтов.
Мой Бог!

Галафеев.
- Спаси и сохрани!



Разговор поэта Глинки с поэтом Рылеевым.
 

Рылеев.
Не знаю, что тому помеха,
Что нет веселия средь нас?
Который раз не слышно смеха.
И что нас ждет? Который раз
Я задаю себе вопросы,
Сложней которых просто нет.
А вдруг полиция допросы
Начнет? А «скользкий кабинет»
Министров наших предписанья
Начнет к аресту раздавать.
Страдает грешник за деянья!
А нам с тобой за что страдать?

Глинка.
За вольный дух! За глас свободы!
За содержанье тайных встреч!
За то, что многие народы
Хотим от рабства уберечь!
За списки тайных деклараций!
За вольнодумные стихи!
И помни – Пушкин не Гораций!
Очистив плод от шелухи,
Ты различенья вкус узнаешь!
Пойми, он слишком уж горяч!

Рылеев.
Но он же просит. Понимаешь?

Глинка.
А ты возьми и правду спрячь!
В тот день, когда арестовали,
Из наших выхватив рядов,
Певца Раевского.… Едва ли!
Я преждевременно готов
Подвергнуть риску наше братство.
Пусть гений дух наш сохранит.
В литературное богатство
Свой пылкий ум преобразит.
И будут помнить наше знамя!
Его он тайно пронесет.
Рылеев.
Конечно, сердце его с нами,
Но пусть уж рок его спасёт!

Глинка.
И Грибоедова не надо
Включать в отряд передовой!
Стихи для мыслящих – отрада.
Но пусть из гениев живой
Ну, хоть один таки, но будет!
Коль нас жандармы разобьют,
И совесть нации пробудит,
И мысли нашей даст приют,
В стихах, достойных пьедестала!

Рылеев.
И пылкий дух его стихов
О пользе нашего «начала»,
Пробив седую мглу веков,
Потомков многих взбудоражит
Благого гения печать!

Глинка.
Ну, а пока что он куражит,
А мы – готовы ли начать?

Рылеев.
Друзья почти уже готовы
За дело общее восстать!
Освобожденье иль оковы,
Хвалу иль казнь как дар принять.

Глинка.
Тогда дадим обет священный:
Про двух товарищей молчать!
И Пушкин – гений неизменный,
И Грибоедова спасать!
Они – надежда и опора,
Пускай уж нас переживут!

Рылеев.
Мой друг, я чувствую, что скоро
Меня на небо призовут!
Как Ермака! Уйду сражаясь,
И не роняя честь в бою!
К святому трону приближаясь,
Про наше дело запою!

Глинка.
И подивятся Херувимы,
Узрев сей дух в сынах земных,
И нашей правдою хранимы,
С мечом не станем ли средь них?

Рылеев.
Быть может, даже, что и станем!
Тела из плоти отпадут
И мы пред Господом предстанем!

Глинка.
И всем по правде воздадут!


Разговор генерала Раевского с князем Волконским.


Раевский.
Имейте ратное терпенье!
Фельдмаршал мудрый говорил.
Не  сам ли Бог нам дал знаменье?
И наше войско озарил!

Волконский.
Бородино.  Бойцы устали
Все отступать и отступать,
И все припасы подсчитали.
А все ж редуты подсыпать
Князь повелел – уж он то знает,
Что завтра будет смертный бой!

Раевский.
Что как ни смерть любых ровняет?

Волконский.
Что как ни жизнь ценил любой?
 
Раевский.
Что будет завтра? Бог лишь знает!
Но эту землю отстоять
Дворянский долг повелевает!
Как неизбежное принять:
И обретенья, и потери,
И тяжесть ратного креста!

Волконский.
Так дай нам Бог быть твердым в вере!
И все, что было – неспроста,
Как испытание тянулось

Раевский.
А завтра утром ратный строй
Взревёт.  Земля и та прогнулась!

Волконский.
И трус погибнет и герой!

Раевский.
Но только смертию различной.
Кто честь и славу обретя!

Волконский.
А кто позор!  К земле столичной
Свое вниманье обратя!

Раевский.
А мне, мой друг, так небо снилось!

Волконский.
Исполним долг любой ценой!

Раевский.
Какая истина открылась?
И кто над нашею страной
Святую держит плащаницу?

Волконский.
И мне приснился тот же сон,
И «Вавилонскую блудницу»
Повергнет старец, что взбешен!

Раевский.
Война же после прекратится!
И ко спасению Руси
Немудрено перекрестится!

Волконский.
Неси свой меч и крест неси!

Раевский.
Коль Бог придвинул эту чашу –
Перенеси и не отринь!

Волконский.
Но погодя, за службу нашу,
Спаси нас Господи!

Раевский.
- Аминь!