Бред

(черновик; прошу прощения за точечный ядерный взрыв мозга)

Чехарда расплывчатых фотоснимков,
лицо святого со стяга, стяги с его лица…
Когда в данной местности начинается вечеринка,
обычно она затягивается.

Столик с напитками и едой катается между покатых стен,
прогнивший пол покачивается хлипко.
А гвоздь программы  сегодня — это Альберт Эйнштейн
(в который уж раз), солирующий на скрипке.

Давай, кричат ему, весели милых дам, уважаемых, блин, господ,
к чёрту теории вероятностей/невероятностей разом!
Шрёдингер приносит свой ящик с котом (кот светится от
радиации, как от радости, под веселящим газом).

Блестя глазами навыкате в темноте,
от ярого соло кот начинает скакать с раздирающим душу воем,
пеной захлёбываться, биться о крышку ящика головою —
к вящему счастью присутствующих гостей.

Эйнштейн смеётся и завывает сам, не сбавляя темп,
вырисовывает пальцами на струнах диковинные узоры.
Ящик — больше не ящик, он — кукольный театр, вертеп,
с единственным кукольным, но почему-то живым актёром.

И только Анжела Дэвис из дальнего уголка
хочет сказать: оставьте в покое кота, пока
я вам не накостыляла! Он ведь, бедный, только наполовину с нами…
И глаза у неё до корней ресниц наполняются злыми слезами,
но она ничего не может сказать. Рот её залепил плакат
с красноармейцем: записался ли ты, а ты, а вон ты…
Подлокотники кресла, руки, бинты, бинты...
 
И когда уже слёзы её начинают свисать с корней
ресниц — и ресницы, политые крепкой солью, растут длинней
и гораздо гуще, и сквозь звуки музыки прорывается скрежет
заплакатных зубов, то тихонько усталый Булгаков подходит к ней,
говорит: ну, не надо, не надо, девочка, так, успокойся, Энджи…

…По церковным законам, огнём они все гори —
любопытные эти учёные, писатели, бунтари,
избежавшие по одному только недоразуменью костра…
Вечеринка в аду заканчивается где-то к пяти утра.

Надо спать, уважаемые и милые дамы и господа…
Завтра ждём вас на прежнем месте: здесь всё как всегда —
страшный суд, безделье, безмыслье, просим всех  приходить с повинной…
Гвоздь программы — конечно, Энштейн, но все будут смотреть на кота.
Кот живее живых — ведь живые умерли полностью, а кот лишь наполовину.

…Это кот, не надо так, девочка, это же просто кот…
У него четыре и пять из положенных девяти…
А у них — ни одной из одной. Да, завидно им… Не грусти!
Всё проходит, бедная Энджи, и это потом пройдёт.