Двухнедельное ревью 114. Обзор Натальи Крофтс

         _______________  РЕГЛАМЕНТ  РАБОТЫ  СТРАНИЦЫ  РЕВЬЮ  _______________

день 1-10    —   Приём оригинальных авторских текстов со ссылками на первоисточники.
день 10       —   После специального объявления Обозревателя приём текстов прекращается.
день 11-12  —   Текущий Обозреватель отбирает на свой вкус 5 (или более, по желанию) лучших или наиболее интересных текстов и пишет на них развёрнутые комментарии, которые затем переносятся в "шапку" ревью.
день 13-14  —   Участники и все желающие обсуждают комментарии Обозревателя.
день 15       —   Открывается страница нового Двухнедельного ревью и начинается приём оригинальных авторских текстов.

Обозреватель: Наталья Крофтс           http://www.stihi.ru/avtor/natashacrofts


 _______________ Вступительное слово обозревателя _______________ 

                Лиля Брик «очень простодушно – спросила:
                – Вы в самом деле считаете Мандельштама большим поэтом?
                И так же простодушно сообщила, что они с Осей и Володей и в грош его не ставили.
                – Бывало, как заведёт: “Над желтизно-ой прави-ительственных зда-аний...” Мы его называли “Мраморная муха”».
                              Б. Сарнов. Из книги воспоминаний

Это я к чему? К тому, что судья у стихов, по большому счёту, один. Время.
Что мы помним? Действительно помним наизусть. Носим с собой.
«Гнев, богиня, воспой…». В самых общих чертах. Скорее всего, голливудскую версию.
Строки Горация. Шум Тирренского моря в них. Впрочем, возможно, это моя личная слабость.
«Из Энеиды два стиха» (хотя нет, это уже не к нам... пока не появится фильм «Энеида»).

Дальше?
«Путь жизненный…»?
Шекспира и Лопе де Вега? Весёлого Франсиско де Кеведо? Вагантов?
И – ворох имён и строк из последних двух столетий.
Но и те… Вы как-нибудь пытались честно ответить на «тест Витковского»? Очень интересное занятие. Чем ближе к финишу, тем труднее становится составлять список, поскольку осознаёшь, что начинаешь оценивать значимость поэтов по 2-3 запомнившимся тебе стихам.
Стало быть – не вовсе уж «над всем, что сделано» –  но над львиной долей оного ставим nihil.
И если считать, что последующие поколения будут так же легко относиться к нам, то вывод прост: «Укажет будущий невежда На мой прославленный портрет»? Ни разу. И ничего не молвит. Да и портрета, скорее всего, никакого не будет. Похоже, время – жёсткий судья.

На современников (публикации, клубы, критиков – и меня в том числе) надежды тоже мало – как наглядно демонстрирует эпиграф.
Тут всё тоже достаточно предсказуемо:
Плодятся школы новые, и в лютой
Борьбе за славу гибнет бардов рой;
Но удается олуху порой
Торжествовать среди провинциалов,
Где знает каждый клуб своих Ваалов
Ой, это не я наглые такие слова говорю. Это «голос с галёрки», с острова на краю Европы. Злой какой-то голос: может, у человека не всё в жизни гладко было, вот он на мир и обозлился.
Но, впрочем, что-то есть в этих словах: сердце кровью обливается, когда подумаешь, сколько сил и энергии было потрачено авторами за последние десятилетий …дцать, чтобы пробиться в журналы, опубликовать книги, быть услышанным, замеченным.
А уже упомянутое время потом идёт и всё ставит по-своему. С юморком. Люблю слова Есенина, сказанные, по воспоминаниям Н. Асеева, ещё в 1925 году:
«Без славы ничего не будет, хоть ты пополам разорвись – тебя не услышат. Так вот Пастернаком и проживешь!..»

Итак, писать для будущего – занятие сомнительное, для настоящего – ещё смешнее.
Встаёт извечный вопрос:
Кого ж любить? Кому же верить?
Кто не изменит нам один?
Кто все дела, все речи мерит
Услужливо на наш аршин?
Кто клеветы про нас не сеет?
Кто нас заботливо лелеет?
Кому порок наш не беда?
Кто не наскучит никогда?
И лучше ответа, чем у Александра-свет-Сергеевича, не придумаешь.
Опять-таки, к чему это я?

К тому, что все самые интересные и ценные мысли о ваших стихах вы уже отлично знаете. А если мне вдруг удастся добавить к ним что-то занятное или полезное – буду рада.
Но ежели мои рассуждения – это очередное: «какой-то Пастернак» или «Мраморная муха» – не серчайте, я – всего лишь современник, какой с меня спрос?!
Итак, жду вашего:
“Над желтизно-ой прави-ительственных зда-аний...”

                Ваша Н. Крофтс



                _______________ ОБЗОР _______________ 

Сначала – не заглядывая в тексты: что запомнилось из прочитанного:

­ Лисье-осенняя трилогия: хрупкая, свежая и прозрачная.
­ Головастик, которому не стать лягуш...
­ Орангутанг.
­ Одиссей, не узнавший жены и Итаки.
­ Незнакомый, но внутренне гармоничный мир леммингов.
­ Дорожка через перрон – надпись на стенке “Tod”.

­ И ещё два образа: мрачный ангел, зовущий в “бесконечные бродвеи”–“низкопробные кофейни” и Лавра, едва намеченная в утренней мглистости
Сразу оговорюсь: в данном обзоре намеренно не говорю о стихах своих друзей –
хотя и Яну http://www.stihi.ru/rec.html?2014/11/02/11421,
и Микаэлю http://www.stihi.ru/rec.html?2014/11/04/7100
мне «всегда есть, что сказать».

Подумав над тем, стоит ли выводить их «за скобки» обзора, решила, что стоит: у хорошо знакомого (а тем более – любимого) автора лучше понимаешь внутреннюю логику и замысел написанного – что заранее ставит любые новые стихи этих авторов в более выгодное положение, чем строки незнакомых читателю людей.

Но вернёмся к запомнившимся стихам. Есть ли объединяющее «нечто», связывающее эти вещи? На мой взгляд, это – творение миров, или, по крайней мере, умение пробить хотя бы маленькую брешь в нашей реальности, через которую улавливаешь, возможно, единственную – но очень осязаемую – чёрточку другого мира: мира автора, непохожего на знакомый читателю мир. И вдруг на секунду отчётливо видишь больного и печального орангутанга или капельку, уходящую с головой в поток. Если перевести это на более конкретный язык, то в этих вещах было нечто такое, чего я раньше не знала, о чём не задумывалась – или видела не так. Но тут важно, чтобы «новое» было, с одной стороны значимо для читателя, а с другой – чтобы жило по хотя бы немного понятным читателю законам:
– Конечно, можно объяснить читателю, что «отцвели уж давно – совсем не хризантемы, а георгины – в саду». Но если читатель равнодушен к тонкостям ботаники, то ничего нового вы ему не сказали – и он всё равно будет твердить «хризантемы»: не потому, что «хризантемы» – лучше, а просто потому, что они запомнились первыми. Впрочем, если лично для вас эта поправка в картине мира важна, то замечательно, что вы её озвучили. Но если этим хочется поделиться, если хочется найти признание, то лучше искать таких же, как вы, тонких знатоков растительного мира.

– С другой стороны, если законы вашего нового мира недостаточно прозрачны, то посторонний читатель, скорее всего, увидит только хаос. Это всё равно, что придумать свой очень субъективный язык, говорить на нём – и потом обижаться, что окружающие вас не понимают, корить их за чёрствость и глухость. Неизвестный язык будут расшифровывать, только если есть много других показателей, что на этом языке говорила восхитительная цивилизация…

Начну с двух противоположных точек из запомнившегося.

Лара Ли, «Осень. Отголоски» http://www.stihi.ru/rec.html?2014/11/04/3527
Целостный мир – из света и гармонии, очень хрупкий и яркий, глубинно знакомый, но встреченный впервые. Смесь нежности («Не удержишь тихий свет в горсти»), сочности («Солнце,  налитОе до краёв,
Катится антоновкой в  ладонь») и лёгкости («Лисы крадутся, хвостами следы метут»). Если честно, даже разбирать по кусочкам не хочется – это не «конструкт», не «игра смыслов и приёмов», это – одно живое целое, и дробить его на части –  всё равно, что начать препарировать найденного симпатичного котёнка, с целью понять, отчего это он такой милый. Причём мне-то он понравился – а у кого-то, может, на котячью шерсть аллергия…

Сибирский Волк, «Обучение леммингов» http://www.stihi.ru/rec.html?2014/11/04/6976
Здесь ситуация прямо противоположная. Мир – не мой (аллергия, как и было сказано выше), но тем больше заслуга автора, что стихотворение всё равно «цепляет», хотя оно живёт по законам, изначально данному читателю чуждым. Будто европеец впервые в жизни зашёл в японский сад камней: он бы и хотел пробурчать «какой же это сад, где же здесь деревья и цветы», но очень сильна внутренняя гармония «сада», и сразу понятно, что камушки здесь не просто так навалены. А если начать вглядываться, то начинаешь замечать новые пласты гармонии. И второе, не менее важное: сразу же попадаются восхитительные искристые находки, которые как раз и позволяют читателю задуматься о том, что за этим непонятным языком – прекрасная цивилизация: «как колокольчик, вытянул разлуку», «паук в зрачке у дерева жиреет». Поэтому продолжаешь читать в надежде на новые искорки – и так автор всё глубже заманивает читателя в свой мир.

Михаил Фокс, «Станция Tod» http://www.stihi.ru/rec.html?2014/11/07/13120
Здесь, пожалуй, для меня было главное – настроение. В двух предыдущих мирах «брешей» почти не почувствовала – они внутренне очень гармоничны и не нарушали своих же законов. В «станции», как было сказано в комментарии, лично я почувствовала «заусеницы», которые немного снизили удовольствие от текста – но при этом всё-таки очень хотелось остаться в этом Тарковско– Райско-яблочном–мистическом мире: было интересно, что в этом мире творится и куда заведёт нас герой.
И, как в стихотворении Волка, сразу появляются искристые находки, которые удерживают внимание («апельсиновый рай», «в прошлой жизни он мучил меня и сегодня настиг») – и начинаешь искать новые.

Тейт Эш, «Калипсо. Хроники отставных» http://www.stihi.ru/rec.html?2014/11/04/5614
Здесь самым поразительным был не мир – хотя он и «крепко скроен», логичен, и даже очень осязаем (почему-то кажется окрашенным в серо-фиолетовые – грозовые? – тона). Но, в конце концов, стихов на античные мотивы – пруд пруди. Поразительным было абсолютно новое открытие – Одиссей не узнал ни Итаки, ни жены. Были Одиссеи, которые не возвращались, были – у которых на Итаке уже не осталось ни дома, ни жены. Но чтобы не узнал… Это в корне переворачивает представление о «хрестоматийном хитроумном Одиссее», который всё-превсё живёхонько понимает и схватывает. Вот здесь диалогизация художественной речи срабатывает на все 100%: как раз благодаря канону понимаешь, что с Одиссеем произошло нечто страшное – и что-то самое основное в нём сломалось: он уже не тот ушлый парень, это – совсем другой человек. Сама трагедия, это «нечто страшное» остаётся почти полностью за кадром стихотворения – но она окрашивает его в абсолютно жуткие краски (у него на глазах товарищей ели в античные времена – а он всё равно не сломался… что же с ним такое сейчас-то сделали?)
Замысел, пояснённый автором за рамками стихотворения, тоже очень понравился – было бы интересно взглянуть на «доработанную» вещь…

Геннадий Акимов, «Заблудшая птица» http://www.stihi.ru/rec.html?2014/11/04/12368
С ангелом вообще ощущение странное: вроде и в стихотворении очень даже есть, к чему придраться, и «бесконечные бродвеи» да «низкопробные кофейни» подозрительно похожи на «вечерние рестораны, парижские балаганы» да «дешёвый электрический рай», а всё-таки получился свой мир, свой «маэстро бедный» – и запомнился. Что в очередной раз иллюстрирует и нелогичность / субъективность восприятия, и то, что рецепта / общепринятого «мерила» стихов так пока и не открыли… И то, что понравилось нынешнему обозревателю, скорее всего, другой читатель разнёс бы в пух и прах.