Тень
в густой кленовой окантовке –
тебя украл какой-то вор.
Лоснясь боками, на парковке
стоят «ниссаны» и «рено»
там, где разбиты клумбы были,
где в «клумбамбу» давным-давно
играли мы, в пятнашки или
сидели на скамейке в ряд,
делились новостями ярко
про марки, мурки и моря,
про Фенимора и про Марка,
лизали таявший пломбир,
облитый ломким шоколадом,
и радужный огромный мир,
как верный друг,
всегда был рядом.
Был чужд в то время дробный рэп
и незнакомы звуки зонга,
зато был рад исполнить степ
весёлый шарик от пинг-понга.
В классическую клетку мел
площадку одевал всё лето,
и каждый прыгал как умел
по цифровым квадратам.
Где-то
звенел весёлый детский смех…
С гитарных струн звезда слетала…
Мой милый двор был лучше всех
дворов рабочего квартала.
Всё было, кажется, вчера.
Я вместе с новым снегом белым
в больную тишину двора
вступаю шагом оробелым.
Всё те же клёны-сторожа,
всё те же тропки в мёрзлой глине,
но дом в четыре этажа
стал закодированным ныне.
Он в ностальгию погружён,
его обрадуют едва ли
«тойоты», «опели», «пежо»
в пижонской глянцевой эмали.
Он смотрит длинный сериал,
ничьи не отмечая даты.
О, двор, каким ты бедным стал,
а был весёлым и богатым
на разноцветные дела,
на шутки, праздники и страсти…
У беспризорного стола
грустит собака грязной масти.
И с клёна, пятипал-пятнист,
чертя в воздушных струях змейку,
летит последний стылый лист
на одинокую скамейку.
Свидетельство о публикации №114110211271