Ни шума, ни ярости

     Труднее всего научиться спокойствию. Обрести его. Если не в душе, то хотя бы в словах. Спокойным тоном рассказывать о тихих вещах . Самым спокойном о самых тихих. Они делаются такими через рассказ. Сами по себе они полны ярости. Шума, ярости и многого другого. Это мы знаем. Но рассказчик их усмиряет. Он входит в клетку со львами. Или ждет их на арене. В руке у него бич. Как ловко он им орудует. Может быть, чтобы достичь спокойствия нужно исхлестать самого себя. Усмиряя вещи в себе. Заглушая свое рычание. Если кто и рычит, так это рассказчик. Вещи сами по себе молчаливы. Они рычат, только когда рассказчик вопит. Рассказ нужен для того, чтобы унять свой вопль. Какая разница, плач или вопль. Если можно унять плач, можно унять и вопль. Унять, рассказывая истории. Только для этого они и годятся. И вещи ложатся вокруг рассказчика усмиренными львами. И ягнята рядом со львами. Всего-то и нужно – спокойная речь. И вот она уже тут. Мы ее слышим. Кто? Львы и ягнята. Вся наша жизнь – ожидание рассказчика, говоруна, который бы нас усмирил. Как мы устали от своего и чужого рыка. От своей непоседливости. Ягненок на весеннем лугу. Лев, залегший в кустах. И вот так они были приведены к смирению. Бичом. А потом – исполненной спокойствия речью.



––––––––––––––––––––
     «А пока жду, буду, пока смогу, рассказывать себе истории… Они не будут ни красивыми, ни скверными, они будут спокойными, никаких больше ужасов и красот, и изюминки в них не будет, они будут почти безжизненными, как сам рассказчик». – С. Беккет. «Мэлон умирает».