Письмо наружу

                А.С.


Алоха, Лёх! Надеюсь ты-то,
тверёз и бодр, не больной,
не хлещешь водку из корыта,
не приведи Господь, тройной
одеколон не потребляешь,
что весь в делах и не скучаешь
по жалкой жизни синяка.
А у меня сейчас рука -
не та, что пишет сей куплет -
вся в дырах (вена, без обмана,
как у торчка, у наркомана).
Ты меня понял, спору нет.
Я шлю тебе с палаты той
привет онегинской строфой.

Здесь всё как прежде. Те же лица
играют в нарды, домино,
мечтая выйти и напиться -
то подтверждаю речи о
С2Н5ОН и только.
Я задаюсь вопросом: сколько
же можно слов сказать о нём?
И мчу в палату (ход конём) -
невыносимо слушать их!
Но и в палате тоже случай:
сосед небритый, злоебучий,
и я делю с ним на двоих
TV и холодильник. Спит
он в твоей комнатке, пиит.

А Гепократ всё лечит, лечит...
Уж стала как дверной пролёт
та точка доктора, что вечно
под пятым номером идёт,
и мы с тобой, мой друг, повинны
в сём расширеньи - как из глины
слепили сами его зад
(ты вспомни сам, взгляни назад).
Но всё же печень это печень,
и с каждым днём билирубин
сдаёт редуты, спорить нечем
и не о чем. Сижу один,
мечтаю: выйду, задышу,
сонет свободе напишу.

Свобода... как она прекрасна!
Мне глаз порой не оторвать
от красок парка рыже-красных,
аж открывается тетрадь
сама собой, чтоб буквы сами,
сливаясь в вязь, всё описали.
И ночь не спишь, впадая в транс,
а утром взглянешь - декаданс...
Ах да, гуляет в отделеньи
поэт тот, как его... Хабар,
что (не уверен) слишком стар,
если учесть его творенья.
Хотел с ним лясы о стихах
точить, но понял: ну ё нах!

Короче, Лёха, в 33-ем
всё (повторяюсь) как всегда,
и не дай Бог друг друга встретим
мы здесь, а встретим - знать, беда.
И тем я рад, что я не вижу
твою фигуру, эту лыжу,
хоть твоя сущность мне близка.
Вокруг зелёная тоска,
и если б не литература,
то я почил бы. В общем, для
меня одно лишь важно... Бля,
зовут опять на процедуры,
а там обед - больной паёк.
Ну, будь здоров. Пиши.
                Санёк.
 
                11.10.2014.