Осовец

Майн либен,милая Гертруда,
пишу тебе  в своём кошмарном сне.
 Считай вот так - письмо моё "оттуда",
 печальным криком милой стороне.

 Не верь тому, кто на словах бесстрашен -
 они все лгут, я это докажу,
их пылкий бред бахвальством преукрашен.
 Послушай же, что я тебе скажу.

 Мы подступили к русским осторожно,
 громя без жалости любой торчащий куст.
 Бомбили яростно, немыслимо, безбожно,
 чтоб не плацдарм, но мир вокруг был пуст.

 И всякий раз, лишь умолкали "Берты",
 противник посылал ответный шквал.
 О, доннер веттер, что они - бессмертны?!
Так кто их бог, что жизни столько дал?!

 Вильгельм решился: ядовитым газом
 упрямцев неуступчивых травить,
 чтоб без бомбёжек, однозначно, разом
 в усталой битве блицкриг утвердить.

 И, вот, удача - подходящий ветер,
 ждёт похоронные команды звёздный час.
 Открыты вентили: нас дьявол молча встретил
 в клубящем облаке отравленных гримас.

 Укрыла смерть врага зелёным пледом,
 за ней шли похоронщики шутя,
 лениво шевелясь перед обедом
 брезгливо носом по ветру крутя.

 Вдруг из окопов поднимались тени:
 чёрные лица, на руках земля.
Натужно кашляя, не ведая сомнений
 пошли в атаку, злобою горя.

 Мы повернулись, в панике бежали,
 за нами вслед хрипели мертвецы.
 Они не кровью - ненависть харкали
 на потускневшие германские венцы.

 Нас было много больше, чем восставших,
 но дикий страх всех в стадо превратил.
 Спасти себя, не думать об упавших...
 Какой позор, что жизнь я сохранил.

 Я не вернусь, здесь суждено погибнуть
 под крови алчущим безжалостным штыком.
 Мне всё равно... Лишь хочется воскликнуть:
"Храни, Господь, семью мою и дом!"

 Ты обними, прошу, нашего сына
 и пусть услышит горечь правды вслух:
 "Нас победила не российская машина,
 нас победил славянский гордый дух..."