Часть 1

                "Ты не плачь,  соловушка,
                Ран не береди.
                Не видать мне,  девице,
                Счастья впереди..."


                -1-

           Входная дверь затворилась со скрипом. Звук был странным. Плачущим?   Ноющим? Не понять…
Наталья вышла за калитку. Заправила выбившуюся прядь волос. И ушла, не оглядываясь.
            Она боялась оглянуться. В голове то и дело возникали, совсем не к месту и не ко времени, звуки гармони. Отчего-то ей слышался голос Петюни Перфильева, поющего:
              - Девоцьки - беляноцьки
                Ходите на гуляноцьки.
                А как бабы будетё,
                Гуляноцьки забудетё.
            Каждая выбоина на дороге напоминала о прошлом. Проходя мимо избы Тонковых, Наталья замедлила ход. В окнах горел свет. Она постояла, посмотрев на окна Филаретовой избы, и пошла дальше.
Односельчане, случайные в эту пору, кивали ей, вглядываясь в лицо. Но, по всему было видно, что она оставалась неузнанной.
            -  Ну, вот и слава Те, слава Те, Осподи, что не признают, - шептала Наталья, пытаясь как можно скорее пройти этот самый нескончаемый путь в своей жизни. - Даже Дуняшка не признала. А и стара стала. Вовси старуха. Да ведь и я тоже…
Фразу она не закончила. Последний деревенский дом осветил ей путь и вскоре скрылся за пригорком. Вот тут уж она дала волю слезам. И откуда только брались?   Забыла, когда и ревела так. Вспомнила брата Николеньку: « Ташка - от, Ташка,   ревит, как корова». Где теперь Николенька? Поди и на свете нет? Нет брата. Нет прошлого. Ничего нет. Только этот студёный вечер.
Ледок, только – только связавший лужи, хрустнул под ногой. Наталья вздрогнула от неожиданности.
            - А ить, девка, и к старости ты не поумнела, - произнесла она в темноту. – Студёно ноне. До Самылихи десять вёрст. Замёрзну поди?
Оглядываясь по сторонам, она пыталась найти какой-то выход из положения. Вернуться? Напроситься к кому-нибудь на ночлег? Она не посмеет. До станции далеко. А темнота с каждой минутой становилась всё гуще.
             Она так и не смогла вспомнить потом, в какое мгновение мелькнула тень со стороны леса. Только сердце ухнуло куда-то вглубь.
             - Волки! – выдохнула она. И пальцы, помимо воли, потянулись ко лбу.
Беспомощно посмотрев в сторону деревни, Наталья поняла, что не успеет. Спасения ждать было неоткуда.
Старые ноги предательски задрожали. Вдоль спины пополз холодок. «Батог» - подумалось ей.
            - Батог оставила в сенцах, - шептала она обречённо.
              Два жёлтых глаза в темноте рывками приближались к ней…

                ***

            - Ты пошто оголтелый какой, Сергуня? Никакого сладу с робятёнком!  – выговаривала в горнице молодая баба ребёнку лет пяти.
            - Вот погоди! Вернётся тятька из городу, я ему обскажу, мил дружок,   как ты матку слухалси.
           Серёжа сидел на диване, опустив голову, и хитренько улыбался.  Маманька только шумела громко. А так  была доброй. Он это знал.
          Из кути выглянула старуха Евдокимовна.
           - Чего ишо подеялось? – спросила она.
           - А неслух, никакого сладу нет, - жаловалась молодайка. – Скажу отцу обязательно. Дай только срок.
          Серёжа оглядывался на них, а рукой продолжал подбираться к коту,  который развалился посреди дивана. Кот не любил, когда его гладили, тем более кто-то, кроме старухи. Поэтому один глаз у него был приоткрыт, и он только ждал момента, чтобы показать обидчику, кто здесь хозяин.
          - Ой! – закричал Серёжа.
          Кот, молниеносно стукнул мальчика лапой, оставляя на ручонке следы когтей.
          - А вот и поделом! И поделом! – ругалась мать, согнав кота полотенцем с дивана и прижимая мальчика к себе. - Вот и сказывай неслух будешь ли матку слухать? Ведь говорено, не замай кота. Сколь раз говорено? – причитала она,   дуя на ручонку и вытирая мальчику слёзы.
Старуха вышла из кути. Смотрела, молча качая головой.
        Вдруг раздался стук в дверь. Бабы переглянулись. Дверь отворилась.
          - Мир дому сему! – степенно произнесла гостья.
Она поднесла руку ко лбу, пытаясь, видимо, перекреститься. Посмотрела в красный угол. Но там, вместо иконы, стояла рамка с фотографиями. Хозяин дома был партийным. И все иконы давно перекочевали на чердак. Лишь одну Евдокимовна держала рядом со своей постелью на комоде.
       Женщины и мальчик с удивлением смотрели в сторону незнакомки.   Воцарилась пауза.
         - Прощенья просим, - произнесла Евдокимовна. -  Не признаю никак.
        Гостья молча смотрела на старуху, чуть склонив голову набок и прикусывая нижнюю губу. Непослушная седая прядь выбивалась у неё из-под платка. Она засовывала её обратно. Рука дрожала.
        Вид у гостьи был довольно странный. Одежда, явно с чужого плеча. Старенький, аккуратно заштопанный  полушалок на голове. Только глаза показались старухе странно знакомыми. Они были разного цвета – карий и голубой.
          - Ну здравствуй, Дуняшка! Не признаёшь?
Лицо старухи побелело и она произнесла изменившимся голосом:
          - Наталья?
          - Я,- тихо ответила гостья.

                ***

              Петрович спозаранку был навеселе. И где только он находил её,  проклятую? Сестра задавалась этим вопросом каждый божий день. Ответ находился только один – свинья грязи найдёт. Анна кивала укоризненно головой, глядя на пьяненького Филарета. Утирала губы кончиком головного платка и, обречённо махнув рукой, шла хлопотать по хозяйству.
               В хлеву мычала корова. Две худые овцы бились в загородке и блеяли, завидев хозяйку. Начинался день и ком бесконечных забот требовал решения.
            Анна наскоро помолилась перед иконкой Николая Чудотворца. Старые губы заученно, монотонно шептали:
               - Святителе, отче Николае…
Она молилась скороговоркой, практически не думая о том, что говорит. Только перечисляя близких, а особенно, детей своих, она смахнула слезу, наскоро перекрестилась, схватила подойник в кути и пошла к корове.
                Анна много лет жила одна-одинёшенька. Дети умерли в раннем возрасте. Муж пропал где-то ещё в Гражданскую. Замуж она боле не выходила.   Стало бы известно о смерти мужа, может быть она и задумалась когда о своей дальнейшей жизни. А так, у неё даже и мыслей не возникало об этом. Да и свыклась она со временем с положением соломенной вдовы.
               Два года назад объявился брат – Филаретка.   Много лет о нём никто ничего не слыхивал. Пропал ещё по молодости в одно время с Натальей Айдиной. А по какой причине они в одно время пропали, гудела вся деревня.
                Филарет – от, молодой парнишка совсем. Только-только двадцать три годочка исполнилось. За неделю до пропажи просватали за него Дуняшку Добрякову.
Просватали со скандалом. Потому как  любовь у Филарета была. И вовсе не с Дуняшкой. С шестнадцати лет он ни о ком и слышать не хотел, кроме Натальи. И любовь у них была взаимной. Только вот, не судьба, видно…
                У Натальи к тому времени уже трое ребятишек народилось. От законного, венчанного мужа: сын Колюня и двое близняшек – Петенька и Марфинька…
Только Филарет ничего и слышать не хотел. Просыпался, думая о Наталье, и засыпал с её именем.
Иногда злился на неё так, что казалось, будь она рядом, убил бы. Ведь как уговаривал её перед свадьбой сбежать с ним. Не послушалась. Только голову опускала вниз и повторяла:
                - Не могу, Филаретушка. Тятенька проклянёт. Прости…
                На свадьбе Филаретка впервой напился. Затеял драку. Мужики растащили дерущихся. Дружка жениха с тысяцким отволокли пьяного парня на сеновал, чтобы проспался. И продолжили до утра гулеванить.
                А утром, когда невеста одаривала родню многочисленными подарками и угощала блинами по обычаю, её уже называли молодицей. И покатилась,   понеслась её замужняя жизнь. А там, и детки не задержались…



( Продолжение http://www.stihi.ru/2014/10/29/3988)