Вспомни

Высокие и голубые
Над этой балкой небеса
Я проезжаю мимо часто, часто
И, будто, слышу голоса...

Застыла память здесь в бетоне,
Разверзши горечью уста.
Щитом бы надо - но ладони
Обороняют те места.
И снова слышу голоса...

Мне ведают они о страхе,
Здесь пережитом так давно,
От крови слипшейся рубахе,
О трупах, падавших стеной.
О том, что сами же копали
Себе могилу, и живых
Их судьи в яму ту кидали,
Наград желая боевых.
Как детям губы мазал ядом
Цивилизованный фашист:
"Не буду, - думал, - мерзким гадом,
Я - европеец, гуманист."
И с педантичностью немецкой
Разыгрывал кровавый фарс,
Чтоб стало на земле советской
Поменьше неугодных рас.
Десятки тысяч фарисеев
Он к балке, словно скот, сгонял.
Три дня расстреливал евреев,
Да так старался, что устал.
Он возомнил себя Всевышним,
Решив, что вправе всё решать:
Кто будет жить, а кто здесь лишний.
Но Бог учил нас созидать:
Зачем-то создал тех евреев,
Зачем-то русских наплодил,
Армян, цыган, иных "плебеев".
И, создав, тут же возлюбил!
Кто смертному дал это право:
Вершить, громить, уничтожать?!
Неужто думал, будут "Браво!"
Потомки нежные кричать?!
Какие жуткие молитвы
Возносит тот, кто холокост
В жизнь воплощает и в избытке
Растит кладбищенский погост?!!

Казалось мне, что только память,
Да серый скорбный постамент
Над геноцидом будут править.
Но этот запах перемен!

Кровавый ветер снова дует,
И громче слышно голоса.
Перекликаясь с Украиной,
Они взывают в небеса:

"Скажи, сосед, в кровавой свалке
Ты от нацистов не устал?
Ведь больше жертв Змиёвской балки
Лишь Бабий Яр в себя вобрал!

Высокие и голубые
Над вашей балкой небеса.
Ты приходи туда почаще,
Услышишь, может, голоса.

Там удивительное место:
Пропитан чем-то чернозём.
Кустарник каждый, как невеста,
Лишь расцветает с каждым днём.

Там солнце будто охраняет
Покой давно уж неживых.
Лишь вороньё как встарь шагает
Зондеркомандой вдоль межи."