Марина Цветаева

«Я не хочу умереть, я хочу не быть»
Я в паутине эротики запуталась мухой…
О, сколько на веку я повстречала быдл!
Любовищи мои не наркотическою мукой?»

«Первый поэт ХХ века!» - о Марине сказал
Нобелевский лауреат Иосиф Бродский:
Короче не объяснишь упёртым нашим козлам!
Прошлась алмазом по стеклу бороздкой.

Как зеницу ока тетради свои берегла.
С утра – за стол: и курить и работать!
Само имя её победительно без реклам
Для не принявших М.Ц. стихи, как карболка.

Так оценила Марина: «Поэты – жиды!» -
Тогда за это статьи уголовной не знали.
А русским внушали: надейся и жди!
И вот: нас половина на книжном развале.

«Не читаю стихи, которые лучше моих!»
Сказал хитропопый мелкопоэтный…
Не заменят Марину и сотня марин:
Прекратите о ней глупый спор бесполезный!

Для многих Цветаева, скорее, Святаева:
Кто нас таким самородком, когда озолотит,
А в рождении стихов поэту всё тайна
И за неё здоровьем, душой заплатить.

Донжуанский список Марины:
Куча поэтов, почти нет мужиков…
К смерти шла обречённо. Неумолимо
И всё вязалось мёртвым узелком…

«Там не печатали, здесь и писать бы не дали»,
Но останься в Париже – не разбила бы лоб?
Дослужилась бы до литературной медали,
Но вот бессмертие русское её б обошло б.

Вот Марина любила и ощущала братство:
«Я первая после Пушкина! – вся сила во мне!»
В поэзии всегда: то барство, то баранство.
Превыше музыки – всё тот же звон монет.

Марина единственная, как редкий алмаз.
Не Пастернак был ровня ей, а Маяковский…
И сколько на тебе жирует, откормясь?
Я по твоим местам экскурсовод московский…

Народные слова и лаконизм безглагольный,
А стих твой, Марина, как боксёрский бой…
Мы без тебя, как бы в стране безалкогольной
И я, как горнист с изуродованной трубой.

«Мне ближе чёрт и непонятен Бог» -
Теперь под этим чуть не все бы подписались.
Как перед мирозданьем человек убог
И как под прессом он – под небесами.

«Из всех судов предпочитаю самосуд!
Судите моё, как своё!» -- своим трибуналом.
Мы спрятали свой дёготь и мазут,
И кое-что ещё, чтоб гадко не воняло.

«Существо без будущего…» Мать-перемать…
Сестра нашла таки родная оправданье.
Смогла М.Ц. (преступно ли?) так всё переломать
И жить в веках с бессмертной данью…

«Когда вижу её во сне – кудрявую голову
И обмызганное длинное платье…»
Не дожить бы до выбора голого,
Дорогие сёстры и братья…

Тынянов стал на Пушкина похож.
И сколько на Руси цветаевых маринок.
Ковровою дорожкой только ей проход,
Она, как эталон, она всего мерилом.

«На Страшном суде слова я буду оправдана!»
Да пишущие сомневаются: будет такой вот суд?
И шествие присяжных, хода вроде парадного…
Какие силы статью о помиловании внесут?

«Любовь – утысячетерённый человек!» Бис, поэт!
Но что тебе делать с любовью счастливой, Марина?
Не представим без несчастий, без слёз, без бед
Русский поэт… (опущенное – матершина)

Тайна ухода… «Я умею только писать стихи»
И ушла от недолюбленности, но главное успев.
А любимые рябины твои, Марина, как петухи…
И никому не снился твой посмертный успех!

Отрёкся от Нобелевской Пастернак –
Об этом факте не вспоминают.
С белого флага пятен не отстирать,
Хотя на совести его их минимально.

«Получу Нобеля – куплю «Роллс-ройс!»      
Она любила всех: её, как она, никто.
Сейчас её поклонников – еврейский рой
Прессует Евтушенко на Нобеля – не анекдот?

«Мур, твоя мама гений, а я, Эфрон, дерьмо!»
Не приведи нас Бог попасть в такую мясорубку!
Всё, в лучшем случае, кончалося тюрьмой.
Что набивалось в сталинскую трубку?

Двойник Марины по фильму (Тюнина Г.) хороша.
Не стихи люди любят – больше любят Марину.
Жизнь, как танк – всё и всех круша:
Одним – дерьмо, другим – малина.

Так Пушкина любить и ненавидеть Натали?!
«Мой Пушкин, мой! А прочие все отойдите!»
Поэт, на барабан свою ты шкуру натяни!
За Родину умри – не нарушай традиций!

«Биографий гениев лучше не знать!»
Но это не касается  Цветаевой Марины
И смерть ее имела глобальный резонанс –
Её самоубийство отмолили!

Страх и жалость – страсти любого детства…
А каким она была гламурным ребёнком!
Чуть не покончила узнав как теряют девство…
А выросла: гением, матерью, секс-бомбой!

Серебряные кольца, браслеты любила…
«…Орбиты серебряного прискорбья…» -
Из Мандельштама – не для дебилья…
Марина русского рябинового корня!

«Как я люблю огонёк папиросы…»
Был Маяковский чемпионом куряк.
Она знала ответы на все вопросы.
А я позиционирован, как Иван-дурак.

«В кафе поэтов – что за уроды!
Что за убожества! Что за ублюдки!..»
Она не ангел, не дитя природы,
А я плету о ней напраслину и прибаутки.

«Я одеревенела, стараюсь одеревенеть.
Но – самое ужасное – сны.»
А мы ей – рябиновый венец…
Мы – гуттаперчевые сыны…

«Просто не хочу (я) вашей боли, -
Всё беру на себя!»
Поэт в страданиях монополен
И быть поэтом – судьба.

«В чёрном царстве трудовых мозолей –
Ваши восхитительные руки».
Труд любой ей был не позорен,
Но и его не нашлось в Тарусе…

«Никто не ведает – не знает, что я
Год уже (…) ищу глазами крюк».
Что предсмертные муки таят?
Но петлёю замкнулся круг.

«Там, на земле, мне подавали грош
И жерновов навешали на шею».
Кисти рябин и зимой хороши –
Не понять ей людских лишений.