Родной асбест и антрацит откашляв...

*  *  * 


 1.


 Пока я в скафандре летал на Луну и обратно,
 ты делал негромко большое и нужное дело:
 в аренду сдавал нефтяные и белые пятна
 и нежное грёб - земляника со сливками - тело.
 Покуда мой горн золотился на синей ступеньке
 и утро трубил вертикально во здравие неба,
 ты в рост отдавал мертвецами пропахшие деньги
 и ставил азартно на скупку металла и хлеба.

 Как всё это - дико-обвально, неправдоподобно:
 ты выел мой мозг и растлил мои лучшие ноты!
 Удобно ли в «Мерсе» тебе за бронёю? - Удобно!
 Совпали твои и убойного века частоты...
 Нет ЗАхера глуше, чем недоуменье обиды,
 и МАзоха нету черствей, чем засохшие краски.
 И воздух усох, и осыпались кариатиды,
 и с кожей маржу чикатилы дерут, дерипаски…




 2.


 Полковнику не пишут даже мыши. –
 Кому он нужен, старый хрен моржовый,
 он, кто опять на кухне лепит вирши,
 согрев нутрянку бражкою дешёвой!
 Никто не пишет сивому старлею,
 в холерный год дававшему присягу.
 Власть, – выскоблена бритвой брадобрея, –
 всех стриженых опять сведёт к оврагу

 или в посадку. Скажет: «Так и было!»,
 навек под спудом заховав архивы...
 А всё ж и нас с тобою жизнь любила –
 ночами своенравного разлива!
 И потому, старлей мой, пеший маршал,
 мы и без войск пробьёмся, без оружья.
 Родной асбест и антрацит откашляв,
 опять с утра схвачусь за дюжий гуж я.

 На здешних перегноях не случайно
 зернистая живучесть колосится.
 Не зря на тёмных перегонах тайна
 за каждым кадром Режиссёру мнится.
 Но, смог вдыхая, выдыхая звуки,
 уже не жди известий – мэйлов милых
 о том, что будешь взят ты на поруки
 среди немногих, любых ли, постылых...





3.


Сладкий Хулио в свежем бронзаже, в загаре Иглезиас
закрывает глаза, не кончая, поёт про амор.
В холодильнике – вакуум. Мышь психанула, повесилась.
На стекле ледовитом ветвится январский узор.
В ледниках – и гора Арарат. И ковчег не отыщется.
Азнавур подвывает – про свой, про парижский, лямур.
Жизнь стращает счетами, бедовая баба-обидчица.
По сусекам скребётся мороз – людоед, самодур.

По сараям – чувалы со скарбом, со скорбною рухлядью.
По обочинам – сёла. Промежду сугробов – кресты.
Олигарховы сны громоздятся награбленной утварью.
Спит неправедный суд.
Засыпай, мой хороший, и ты!
Сладкий Хулио входит в контакт с шоколадной Кончитою.
Педро Гомес протёр справедливой навахи клинок.
Синий спирт сериала над ночью плывёт ледовитою.
Будет день мудреней.
Засыпай поскорей, мой сынок!