Бремя

Бремя

Было семнадцать-тридцать или немного позже –
зимние вечера путаны в том, что касается времени.
Взлохмаченный и без шапки, ко мне заскочил приятель,
потоптался, стесняясь, у вешалки, шепнул на ухо:
"Пойдём, поделимся бременем".
Я собрался, мы вышли на улицу,
прогулялись, сливаясь с толпой, с безликостью.
Куцый снежок всё скрашивал в кадры из кинохроники.
"Я никогда не забуду, - тыкал в меня он пальцем, -
эту твою припасливость". "Но я-то причём здесь, если
нос засунуть в багажник решила твоя Пенелопа…" –
в сотый раз вспоминали мы несостоявшуюся рыбалку.
Ах, как долго и тщательно мы тогда собирались!
Было прохладно – а он без шапки! –
мы заглянули в какой-то в буквальном значении погреб.
Пили пиво и водку, закусывали, курили.
Соседом по столику оказался экс профсоюзный чиновник,
цедил, наливаясь счастьем, свою ежедневную дозу:
дублёночка, галстук, запонки, глазёнки бывалого циника.
Мы пили, а он подслушивал, в разговор попытался вклиниться,
но его анекдоты были журнально-дословными,
а ясная нам недосказанность его заводила в тупик.
Приятель втыкал в меня палец, смеялся поверх бокала:
"На рыбалку взять рыбу… Ладно б консервы… Нет, но живых карасиков…"
Я защищался, доказывал, что это вполне разумно:
"Не однажды, не дважды съездим ещё на рыбалку,
а прятать надо умнее". "До свиданья", -
профорг протягивал руку, но этого мы не заметили.
Вскоре напротив сидела славная женская троица.
Жеманно интеллигентничая (интеллигентно жеманничая),
они при знакомстве "выкали", чтобы потом доверительно
душу открыть и сердце, израненное и пьяное,
и предложить перейти на "ты". Ни лиц, ни имён не помню.
Приятель их звал на рыбалку, а мне казалось, что это
дочка, мама и бабушка. Уже объявили закрытие,
чокаясь по последней, мы сидели вдвоём, обнявшись,
я говорил с пафосом: "Поедем с тобой на хариуса!"
Он сонно кивал: "Обязательно. Ну их, этих карасиков…"
Расставание затянулось. Домой я ввалился поздно.
Время, очевидно, кончилось и началось с нулей.
Жена не спала – насупившись, читала в кровати книжку.
Полез, было, к ней погреться, но получил отпор.
Я погружался в бездну, она, не стерпев, спросила:
"Ну, что там стряслось у приятеля?"
"Плохо ему. О-ой плохо…" – проныл я бездомно и жалостно.

                Май 2001